Стивен Пинкер
Язык как инстинкт

Альтернативное значение появляется, если наш синтаксический анализ предложения будет соответствовать дереву, расположенному справа: слова sex with Dick Cavett 'секс с Диком Каветтом' входят в одну ветвь синтаксического дерева, и таким образом обсуждается именно секс с Диком Каветтом.

Очевидно, что фразовые структуры – это материал, из которого состоит язык. То, что я продемонстрировал только что, всего лишь цветочки. Далее я постараюсь объяснить современную теорию, описывающую устройство языка. Работы Хомского в этом смысле являются «классикой» в понимании Марка Твена: их все хотят прочесть, но никто не хочет читать. Когда мне попадается одна из бесчисленных научно-популярных книг о мышлении, языке и природе человека, в которых упоминаются глубинные структуры Хомского, применимые ко всем человеческим языкам (что сразу дважды неправильно, как мы увидим), я точно знаю, что книги Хомского, написанные за последние 25 лет, стоят у этих авторов на самой верхней полке с нетронутым корешком и склеенными страницами. Многие люди хотят порассуждать о мышлении, но всем им в равной степени недостает терпения разобраться досконально с тем, как устроен язык. Это хорошо показала Элиза Дулитл в разговоре с Генри Хиггинсом, когда пожаловалась: «Не желаю я грамотно говорить. Я хочу говорить как леди».

У неспециалистов реакция еще более резкая. У Шекспира во второй части «Генриха VI» бунтовщик мясник Дик произносит известную фразу: «Первым делом мы перебьем всех законников». Гораздо менее известно другое предложение Дика: обезглавить лорда Сея. За что? Предводитель бунтовщиков Джек Кед обвиняет Сея в следующем:

Ты, как изменник, развратил молодежь нашего королевства тем, что завел школы… Тебе в глаза докажут, что при тебе есть люди, которые только и говорят, что о существительных да о глаголах, и все такие поганые слова, какие невтерпеж слышать христианину^[24].

Но как можно обвинять в чем-то грамматикофоба, если самый обычный отрывок из работы Хомского выглядит так:

Таким образом, при условии, что след нулевых элементов должен чем-то управляться, мы пришли к следующим выводам: 1. Глагольная группа α-маркирована I. 2. Только лексические категории являются L-маркерами, поэтому глагольная группа не может быть L-маркирована I. 3. α-управление ограничивается отношениями сестринства без ограничений, описанных в (35). 4. Только терминальные категории цепи Х₀ могут быть антецедентно или падежно маркированы. 5. Передвижение вершин образует А-цепь. 6. Для обозначения согласования между спецификатором и вершиной и цепей требуется использование совпадающих индексов. 7. Использование совпадающих индексов внутри цепи зависит от связей внутри цепи. 8. Использование индексов при I не бывает случайным. 9. Совпадение индексов I и V является вариантом вершинного согласования; если это согласование ограничено аспектными глаголами, то структуры формы (174), появившиеся в результате базового порождения, считаются адъюнктными структурами. 10. Зачастую глагол не собственно управляет своим α-маркированным комплементом.

И этот факт огорчает. Людям, рассуждающим о природе разума, должен быть интересен код, который человек использует, чтобы говорить и понимать других. В свою очередь, ученые, занимающиеся языком, должны видеть, что этот интерес может быть удовлетворен. Теория Хомского ни для кого не должна выглядеть как набор таинственных заклинаний, которые могут произносить только посвященные. Она представляет собой набор открытий об устройстве языка, которые способен интуитивно оценить каждый, если он понимает суть проблем, решаемых этой теорией. Освоение грамматической теории приносит подлинное интеллектуальное удовольствие, что редко встречается в социальных науках. Когда в конце 1960-х я пошел в старшую школу, где факультативные предметы выбирались в зависимости от их «целесообразности», латинский язык резко утратил свою популярность (должен признать, в том числе благодаря таким ученикам, как я). Моя учительница латыни миссис Рилли, чьи веселые празднования дня города Рима не смогли повысить популярность ее предмета, пыталась убедить нас, что латинская грамматика развивает мышление, так как требует точности, логичности и последовательности. (В наши дни такие аргументы скорее можно услышать от учителей программирования.) В чем-то миссис Рилли была права, однако латинские словоизменительные парадигмы не лучший способ передать всю красоту, свойственную грамматике. Принципы, лежащие в основе универсальной грамматики, значительно интереснее, и не только тем, что они более фундаментальные и элегантные, но и тем, что они объясняют устройство живого разума, а не мертвого языка.

Начнем с существительных и глаголов. Ваш учитель грамматики наверняка просил вас запомнить формулы, объясняющие части речи через тип значений, который они описывают:

СУЩЕСТВИТЕЛЬНОЕ обозначает предметы,

такие как школа или сад, обруч или качели.

ГЛАГОЛ обозначает действие,

например читать, считать, петь, смеяться, прыгать или бежать.

Но, как и в большинстве других вопросов, связанных с языком, он немного ошибался. Верно, что для обозначения большей части людей, мест и предметов служат существительные, но неверно, что большинство существительных служат для обозначения людей, мест и предметов. Огромное множество существительных обозначают самые разные категории:

разрушение города [действие]

путь в Сан-Хосе [траектория]

белизна снижается [качество]

три мили по тропинке [мера пространства]

решение проблемы заняло три часа [мера времени]

скажи мне ответ на вопрос ['какой есть ответ на вопрос', вопрос]

она дура [категория или вид]

встреча [событие]

квадратный корень из минус двух [абстрактный концепт]

Он отбросил коньки. [вовсе нет значения]

Точно так же, хотя слова, обозначающие действия (считать или прыгать), обычно являются глаголами, глаголы могут иметь и другие значения, например ментальных состояний (знать, любить), обладания (иметь, обладать), абстрактных отношений между идеями (опровергнуть, доказать).

В то же время одно понятие, например 'быть заинтересованным', может выражаться разными частями речи.

ее интерес к грибам [существительное]

Грибы начали интересовать ее все больше и больше. [глагол]

Она кажется заинтересованной в грибах. Грибы кажутся ей интересными.

[прилагательное]

Интересно узнать, что грибы вырастают на дюйм каждый час. [наречие]

Таким образом, часть речи – это не тип значения, это категория слов, которая подчиняется определенным правилам, как фигуры в шахматах или фишки в покере. Существительное, например, – это слово, которое делает то, что свойственно для существительных: это слово, которое используется с артиклем, может иметь притяжательный суффикс 's и так далее. Связь между идеями и частями речи существует, но она очень зыбкая и абстрактная. Когда мы воспринимаем что-то вокруг как нечто, что можно увидеть, посчитать, измерить, или как нечто, что может становиться участником каких-либо событий, язык всегда позволит выразить нам это с помощью существительного, невзирая на то, является ли это что-то физическим объектом или нет. Например, когда мы говорим У меня есть три причины уйти, мы считаем причины так, будто они – реальные объекты (хотя, конечно, мы не можем буквально полагать, что причина лежит на столе или что ее можно швырнуть через всю комнату). Когда мы интерпретируем какой-то аспект действительности как событие или состояние, в котором есть несколько участников, влияющих друг на друга, язык позволяет нам выразить этот аспект с помощью глагола. Например, когда мы говорим Ситуация оправдала радикальные меры, мы говорим об оправдании так, будто сама ситуация что-то сделала, но и в этом случае мы точно знаем, что оправдание не может произойти в определенное время и в определенном месте. Существительные часто используются для обозначения предметов, а глаголы – для обозначения действий, но, поскольку человеческий разум может воспринимать действительность весьма по-разному, существительные и глаголы не ограничиваются этими значениями.

А что же происходит с фразовыми структурами, объединяющими слова в ветви синтаксического дерева? Одно из самых интригующих открытий современной лингвистики состоит в том, что фразовые структуры во всех языках мира имеют схожее устройство.

Возьмем в качестве примера английскую именную группу. Именная группа (NP) называется так вслед за одной из ее составляющих – именем существительным, которое обязательно должно быть частью NP. Например, NP кот в шляпе обозначает некоего кота, а не некую шляпу; значение слова кот является ядром значения всей фразы. Точно так же фраза лиса в носках указывает на лису, а не на носки, и вся фраза целиком ведет себя как существительное в форме единственного числа (мы говорим, что лиса в носках была или будет здесь, а не были или будут), потому что слово лиса имеет форму единственного числа. Такие существительные, как кот и лиса в примерах, приведенных выше, называются вершинами NP, и вся информация, содержащаяся в этом слове, «передается» более верхнему узлу и характеризует фразовую составляющую целиком. То же происходит с глагольными группами: фраза летит в Рио, пока полиция его не поймала сообщает нам о том, что кто-то летит, а не о том, что кто-то кого-то ловит, так что вершиной этой группы будет летит. Первый принцип составления значения фразы из значений входящих в нее слов такой: то, «о чем» сообщает фраза, соответствует тому, «о чем» сообщает ее вершина.

Второй принцип позволяет фразовым составляющим отсылать не к единственному объекту или действию в реальном мире, а к целому набору участников, которые взаимодействуют друг с другом определенным образом и играют собственную роль. Например, предложение Сергей передал документы шпиону не просто сообщает нам о процессе передачи. Оно устанавливает отношения между тремя сущностями: Сергеем (передающим), документами (передачей) и шпионом (получателем). Эти участники со своими ролями обычно называются аргументами (не путайте с аргументами в спорах). Аргумент – это термин, используемый в логике и математике для обозначения участников каких-либо отношений. Именная группа также может приписывать роль одному или нескольким участникам, как в выражениях фотография Джона, губернатор Калифорнии или секс с Диком Каветтом, в которых каждое существительное имеет свою роль. Вершина и ее зависимые (кроме подлежащего, которое устроено по-другому) объединяются в подгруппы, меньшие, чем NP или VP, имеющие сложно запоминаемое название, которое может оттолкнуть от изучения генеративной лингвистики, – штриховые группы (N-штрих и V-штрих), называемые так вслед за их обозначением на письме, и .

Третьей частью фразовой составляющей является один или более модификаторов (называемых обычно «адъюнктами»). Модификаторы отличаются от аргументов. Возьмем фразу человек из Иллинойса. Быть человеком из Иллинойса – это не то же самое, что быть губернатором Калифорнии. Чтобы считаться губернатором, необходимо быть губернатором определенного места, и Калифорния играет большую роль в определении значения губернатор Калифорнии. Напротив, из Иллинойса лишь помогает лучше понять, о каком человеке идет речь, происхождение из того или иного штата не является частью значения «быть человеком». Это разделение на обязательных участников и модификаторы (аргументы и адъюнкты, говоря лингвистически) определяет схему фразовой структуры синтаксического дерева. Ролевой участник располагается рядом с вершиной именной группы внутри N-штрих, а модификатор располагается выше, но все равно входит в NP:

Это правило устройства синтаксического дерева не просто способ так или иначе расставить обозначения – это гипотеза о том, какими языковыми правилами руководствуется наш мозг, когда мы говорим. Это правило предполагает, что если фразовая составляющая содержит и аргумент, и модификатор, то аргумент должен располагаться ближе к вершине, чем модификатор. Невозможна ситуация, при которой модификатор втиснется между вершиной и ее аргументом, избежав при этом пересечения ветвей синтаксического дерева (то есть вставки лишних слов в штриховую группу), что не разрешено грамматикой. Обратимся к примеру Рональда Рейгана, который был губернатором Калифорнии, хотя родился в Тампико (штат Иллинойс). Когда он находился у власти, его можно было назвать губернатором Калифорнии из Иллинойса (сначала идет аргумент, а затем модификатор). Очень странно было бы обозначить его следующим образом: губернатор из Иллинойса Калифорнии (сначала модификатор, а затем аргумент). Еще более показателен пример с Робертом Кеннеди. В 1964 году его амбиции стать сенатором столкнулись с тем, что оба места в сенате для кандидатов из Массачусетса были заняты (причем одно из них его младшим братом Эдвардом). В связи с этим Роберт Кеннеди переехал в Нью-Йорк и баллотировался в cенат США оттуда. Вскоре он стал сенатором из Нью-Йорка из Массачусетса – не сенатором из Массачусетса из Нью-Йорка, хотя это очень напоминает шутку жителей Массачусетса про то, что они живут в штате, который является единственным, имеющим трех представителей в сенате США.

Любопытно, что все, сказанное про N-штрих и именные группы, верно и для V-штрих и глагольных групп. Предположим, что Сергей передал те документы шпиону в отеле. Фраза шпиону является аргументом глагола передать – невозможно что-либо передать, если нет того, кто получает. Таким образом, фраза шпиону должна быть помещена внутрь штриховой категории V-штрих. В то же время в отеле является модификатором, комментарием, дополнительным фактом, и должен располагаться за пределами V-штрих, в VP. Получается, что эти фразы располагаются в определенном порядке: мы можем сказать передал документы шпиону в отеле, но не можем передал в отеле документы шпиону^[25]. Когда при вершине есть только одно зависимое, оно может быть как аргументом (внутри V-штрих), так и модификатором (за пределами V-штрих, но внутри VP), и порядок слов в этих двух случаях будет одинаковым. Посмотрите на следующее сообщение в газете:

One witness told the commissioners that she had seen sexual intercourse taking place between two parked cars in front of her house. 'Свидетельница рассказала инспектору, что она видела секс между двумя припаркованными машинами у ее дома'.

Оскорбленная женщина предполагала модификаторную интерпретацию фразы between two parked cars 'между двумя припаркованными машинами' ('секс в пространстве между двумя машинами'), однако некоторые читатели придали этой фразе аргументную интерпретацию ('секс двух машин').

Четвертое и последнее свойство фразовой составляющей – это специальная позиция, зарезервированная для подлежащего (эту позицию лингвисты называют spec (произносится спек) – сокращение от specifier 'спецификатор', – но лучше не будем об этом). Подлежащее – это особый аргумент, обычно основной деятель в ситуации, каузирующий ее возникновение, если такой, конечно, вообще есть. Например, в глагольной группе гитаристы разгромили гостиничный номер группа гитаристы является подлежащим, она обозначает участника, благодаря которому ситуация разгрома комнаты в отеле стала возможной. На самом деле и в именных группах могут быть подлежащие, как, например, в именной группе разгром гостиничного номера гитаристами, имеющей то же значение, что и глагольная группа. Ниже представлено устройство синтаксических деревьев для упомянутых VP и NP:

Начинается самое интересное. Вы наверняка обратили внимание на то, что именные группы и глагольные группы имеют много общего: (1) вершину, вслед за которой получает название сама группа и которая передает основное значение фразовой составляющей; (2) несколько аргументов, которые вместе с вершиной составляют особую подгруппу (N-штрих или V-штрих); (3) модификаторы, которые располагаются за пределами N-штрих или V-штрих; (4) подлежащее. Порядок элементов внутри именной группы и внутри глагольной группы также совпадают: существительное предшествует своим аргументам (разгром гостиничного номера, а не гостиничного номера разгром), а глагол предшествует своим аргументам (разгромили гостиничный номер, а не гостиничный номер разгромили). Модификаторы располагаются справа от N-штрих и V-штрих, а подлежащее – слева. Кажется, обе группы имеют общее устройство.

На самом деле такое устройство свойственно и другим фразовым составляющим. Возьмем, к примеру, предложную группу (PP) в отеле. В ней есть вершина, предлог в, который обозначает нечто вроде расположения 'внутри пространства', и аргумент, указывающий на то, о каком пространстве идет речь, в данном случае это отель. То же можно наблюдать и в группах прилагательных (AP): в английской фразе afraid of the wolf 'бояться волка' вершина-прилагательное (afraid) предшествует своему аргументу, который обозначает источник страха.

Такое схожее устройство фразовых составляющих дает возможность не выстраивать длинный лист правил, позволяющих описывать, что происходит в голове говорящего. Здесь достаточно пары суперправил, в которых стираются различия между существительными, глаголами, предлогами и прилагательными и все четыре категории определяются переменной вроде X. Поскольку свойства фразовой составляющей зависят от свойств ее вершины (высокий мужчина – это особого вида мужчина), избыточным будет назвать фразовую составляющую с вершиной, выраженной именем существительным, именной группой – мы просто можем назвать ее «X-группой». «Существительность» существительного-вершины, как и «человечность» и другая информация, содержащаяся в вершине, «просачивается» выше, чтобы охарактеризовать фразовую составляющую. Вот так выглядят эти суперправила (как и в предыдущих случаях, обратите внимание на описание правила, а не на его условную запись):

XP → (SPEC) YP*

'Фразовая категория состоит из подлежащего, которого может и не быть, Х-штриха и следующих за ним модификаторов (в любом количестве)'.

→ X ZP*

'Х-штрих состоит из вершины и следующих за ней аргументов (в любом количестве)'.

Просто подставьте существительное, глагол, прилагательное или предлог вместо X, Y и Z, и вы получите фактические правила, определяющие структуру различных фразовых категорий. Такая обобщенная версия структуры фразовых категорий получила название «Х-штрих-теория». Схема устройства фразовых категорий распространяется и на другие языки. В английском языке вершина фразовой категории предшествует своим аргументам. Для многих других языков характерен обратный порядок – но в таком случае обратный порядок свойственен всем фразовым категориям данных языков. В японском языке, например, глагол следует за дополнением, а не предшествует ему: по-японски говорят Кендзи суши ел, а не Кендзи ел суши. Предлог в японском также следует за именной группой: Кендзи для, а не для Кендзи (поэтому такие «предлоги» называют «послелогами»). Аргументы прилагательного располагаются справа: Кендзи чем выше, а не выше чем Кендзи. Даже слова, с помощью которых образуются вопросы, расположены «зеркально» в сравнении с английским языком: если упростить, то, чтобы спросить, поел ли Кенджи, они говорят что-то вроде Kenji eat did?, а не Did Kenji eat?, как в английском.

Японский и английский языки кажутся зеркальными отражениями друг друга. Подобные закономерности были обнаружены во множестве языков: если в языке глагол предшествует дополнению, как в английском, то для этого языка характерны предлоги; если глагол следует за дополнением, как в японском, то для такого языка характерны послелоги.

Это открытие очень важно, ведь оно значит, что суперправила описывают устройство фразовых категорий не только в английском, но и во всех языках, лишь с одним меняющимся фактором: порядок следования вершины и зависимых. Синтаксическое дерево становится мобильным. Одно из правил гласит:

→ ^[26]

'Х-штрих состоит из располагающихся в любом порядке вершины и ее аргументов (в любом количестве)'.

Чтобы получить правило для английского языка, нужно лишь добавить, что внутри вершина занимает начальную позицию. Чтобы получить правило для японского, необходимо добавить, что внутри вершина занимает конечную позицию. Таким образом, чтобы приспособить суперправило для фразовых категорий к грамматикам других языков, необходимо добавить туда или "-first" ' занимает начальную позицию', или "-last" ' занимает конечную позицию'. Конкретный набор правил, который делает каждый отдельный язык отличным от других, называется параметром.

Наше суперправило все меньше похоже на абстрактную схему устройства конкретной фразовой составляющей и все больше напоминает универсальное правило или принцип устройства любых фразовых составляющих. Этот принцип работает тогда, когда учитываются грамматические особенности различных языков, то есть когда учитывается параметр, связанный с порядком вершины и зависимого в разных языках. Такая грамматическая теория, впервые предложенная Хомским, называется теорией принципов и параметров.

Хомский предполагает, что суперправила (принципы), не учитывающие порядка, универсальны и врожденны и что ребенок, осваивающий определенный язык, не должен запоминать огромное количество правил, потому что он с рождения владеет суперправилами – все, что ему нужно выучить, – предшествует ли в его языке вершина зависимому, как в английском, или наоборот, как в японском. Это можно сделать, просто обратив внимание на то, предшествует ли глагол дополнению или следует за ним в речи родителей. Если глагол идет перед дополнением, как в предложении Ешь свой шпинат!, то ребенок может сделать вывод, что для данного языка характерна начальная позиция вершины. Если глагол следует за дополнением, как в предложении Свой шпинат ешь!, для языка характерна конечная позиция вершины. Как только ребенок это поймет, ему будет доступно множество грамматических правил. Если эта теория верна, то станет ясно, почему дети осваивают грамматику так быстро: им не приходится запоминать десятки и сотни правил, им просто нужно немного «обновить» настройки мозга.

Принципы и параметры устройства фразовой категории определяют, какие типы элементов могут в нее входить и в каком порядке. Они не порождают конкретные фразы. Если позволить этому суперправилу работать самостоятельно, оно приведет ко множеству неточностей. Посмотрите на следующие предложения, ни одно из которых не нарушает нашего суперправила, однако предложения, которые я отметил звездочкой, не кажутся правильными.

Мелвин пообедал.

*Мелвин пообедал пиццу.

Мелвин съел пиццу.

*Мелвин съел.

Мелвин поставил машину в гараж.

*Мелвин поставил.

*Мелвин поставил машину.

*Мелвин поставил в гараж.

Шейла заявляет, что Билл – лжец.

*Шейла заявляет утверждение.

*Шейла заявляет.

Дело, должно быть, в глаголе. Некоторые глаголы, например обедать, не могут употребляться с прямым дополнением. Другие, такие как есть, не употребляются без него. Эти глаголы различаются, даже несмотря на сходство в значениях (обедать и есть связаны с потреблением пищи). Вы, наверное, смутно помните еще со школьных времен, что глаголы типа обедать называются непереходными, а глаголы типа есть – переходными. Однако на самом деле глаголы делятся больше чем на два класса. Предложения с глаголами типа положить или поставить не являются полными, если в них нет прямого объекта, выраженного именной группой (книгу, машину), и предложной группы (на стол, в гараж). Глагол заявлять требует целого предложения (что Билл – лжец).

Таким образом, в составе фразовой категории глагол является диктатором и указывает, какие слоты суперправила должны быть заполнены. Эти требования хранятся в нашем ментальном словаре примерно в следующем виде:

Пообедать:

глагол

значение 'принять пищу в середине дня'

тот, кто обедает = подлежащее

Съесть:

глагол

значение 'принять внутрь пищу'

тот, кто ест = подлежащее

то, что едят = прямое дополнение

Поставить:

глагол

значение 'поместить что-либо в определенное место'

тот, кто ставит = подлежащее

то, что ставят = прямое дополнение

куда ставят = предложное дополнение

Заявлять:

глагол

значение 'высказываться'

тот, кто заявляет = подлежащее

заявление = придаточное предложение

Каждая из этих «статей», посвященных тому или иному глаголу, в ментальном словаре включает в себя определение (на ментальном языке) какого-то события и всех участников этого события. В «статье» указано, каким образом каждый участник ведет себя в предложении: является ли он подлежащим, прямым дополнением, предложным дополнением, придаточным предложением и так далее. Чтобы предложение было грамматичным, все требования, предъявляемые глаголом, должны быть исполнены. Предложение Мелвин съел звучит плохо, потому что желание глагола съесть иметь при себе прямое дополнение не исполнено. Предложение Мелвин пообедал пиццу тоже плохо, потому что глагол пообедать не заказывал себе пиццу.

Поскольку именно глагол может диктовать, как в предложении будет передано, кто совершает действие и над чем, невозможно правильно распределить роли участников, не посмотрев на глагол. Ваш учитель был неправ, когда говорил, что подлежащее обозначает того, кто совершает действие. Подлежащее часто обозначает того, кто совершает действие, но только если так задумано глаголом. Глагол может назначить подлежащему и другие роли:

Серый волк напугал трех маленьких поросят. [Подлежащее – это тот, кто пугает].

Три маленьких поросенка испугались серого волка. [Подлежащее – это кого пугают].

Моя истинная любовь послала мне куропатку на грушевом дереве. [Подлежащее – тот, кто посылает].

Я получил куропатку на грушевом дереве от моей истинной любви. [Подлежащее – тот, кто получает].

Доктор Нуссбаум выполнил пластическую операцию. [Подлежащее – тот, кто оперирует].

Шерил сделала себе пластическую операцию. [Подлежащее – тот, кого оперировали].

На самом деле многие глаголы встречаются в нашем ментальном словаре более чем один раз, каждый раз с разным количеством участников, и у них у всех свои роли. В связи с этим очень часто возникает двусмысленность, как в старой шутке: – Call me a taxi 'Вызови мне такси' или 'Называй меня такси'. – OK, you're a taxi 'Хорошо, ты такси'. Во время выступления американской баскетбольной шоу-команды «Гарлем Глобтроттерс» судья сказал Лемону Медоуларку: Shoot the ball 'Стреляй в мяч' или 'Бросай мяч'. В ответ на это Лемон направил палец на мяч и крикнул: Bang! 'Пуф!' Комик Дик Грегори рассказывает, как однажды во времена расовой сегрегации он зашел в закусочную, а официантка сказала ему: We don't serve colored people. 'Мы не подаем/обслуживаем цветных людей'. Грегори ответил, что все в порядке, ведь он не ест цветных людей, и попросил порцию курицы.

Как же мы различаем предложения Man bites dog 'Человек укусил собаку' и Dog bites man 'Собака укусила человека'? Статья в ментальном словаре сообщает, что подлежащим является тот, кто кусает, а тот, кого кусают, является дополнением. Но как мы можем определить, где подлежащее, а где дополнение? Грамматика надевает на именные группы ярлычки, которые соотносятся с ролями аргументов глагола, описываемыми в ментальном словаре. Такие ярлычки называются падежами. Во многих языках падежи выражаются префиксами или суффиксами у существительных. В латинском языке, например, существительные, обозначающие человека и собаку, homo и canis, изменяют свои окончания в зависимости от того, кто кого укусил:

Canis hominem mordet. [не новость]

Homo canem mordet. [новость]

Юлий Цезарь мог понять, кто кого укусил, потому что существительное, обозначавшее укушенного, имело на конце -em. Это позволяло Цезарю различить того, кто кусает, и того, кого кусают, даже когда они упоминались в обратном порядке, что возможно в латыни: Hominem canis mordet значит то же, что Canis hominem mordet, а Canem homo mordet – то же, что Homo canem mordet. Благодаря падежным показателям глаголы в ментальном словаре не должны следить за тем, в каком порядке его аргументы встречаются в предложении. Глагол обязан лишь сообщить, что деятель является подлежащим, а то, на каком месте в предложении (первом, третьем, четвертом) это подлежащее располагается, определяется другими грамматическими правилами – общее же значение предложения остается неизменным. В языках, которые мы называем языками с перемешиванием (scrambling languages), падежные показатели распространены еще сильнее: артикль, прилагательное и существительное в составе фразовой категории имеют падежные маркеры, а говорящий может переносить слова, входящие в именную группу, по всему предложению (например, он может поместить прилагательное в конец, тем самым выделив его). Это возможно, поскольку говорящий знает, что слушающий сможет в уме обратно собрать именную группу. Этот процесс, который называется согласованием, – второе средство (помимо самой структуры фразовых составляющих), позволяющее преобразовать клубок взаимосвязанных мыслей в цепочку слов, каждое из которых следует одно за другим.

Столетия назад в английском языке, как и в латыни, были суффиксы, обозначающие падежи, однако эти суффиксы исчезли и остались только у личных местоимений – I 'я', he 'он', she 'она', we 'мы', they 'они' используются в роли подлежащих; my 'мой', his 'его', her 'ее', our 'наш', their 'их' используются для обозначения роли обладателя (посессора); me 'меня/мне', him 'его/ему', her 'ее/ей', us 'нас/нам', them 'их/им' используются для выражения других ролей. Сюда можно было бы добавить who 'кто' и whom 'кого/кому', однако whom стремительно исчезает, и сейчас эту форму используют только скрупулезные писатели и напыщенные ораторы. Но что любопытно: поскольку мы все знаем, что можно сказать He saw us 'Он видел нас', но нельзя Him saw we с тем же смыслом, синтаксические значения падежей до сих пор знакомы носителям английского. Хотя существительные в английском формально не изменяются в зависимости от их синтаксической роли, можно сказать, что они маркированы невидимыми падежами. Алиса поняла это после того, как заметила, как мышь плавает в пруду, наполненном ее слезами:

«Заговорить, что ли, с этой Мышью? Может, она мне чем-нибудь поможет? – подумала Алиса. – А уж говорить-то она, наверное, умеет – что тут такого, сегодня и не то бывало! Заговорю с ней – попытка не пытка». И она заговорила:

– О Мышь!

(Вас, наверное, удивляет, почему Алиса заговорила так странно. Дело в том, что не знаю, как вам, а ей никогда раньше не приходилось беседовать с мышами, и она даже не знала, как позвать (или назвать) Мышь, чтобы та не обиделась. К счастью, она вспомнила, что ее брат как-то забыл на столе (случайно) старинную грамматику и она (Алиса) заглянула туда (конечно, уж совершенно случайно) – и представляете, там как раз было написано, как нужно вежливо звать мышь! Да, да! Прямо так и было написано:

Именительный: кто? – Мышь.

Родительный: кого? – Мыши.

Дательный: кому? – Мыши.

А в конце:

Звательный: – О Мышь!

Какие могли быть после этого сомнения?^[27]).

Носители английского языка определяют падеж именной группы в зависимости от соседних слов, обычно глагола или предлога (а для мышки Алисы еще и в зависимости от наличия архаичного показателя звательного падежа – О). Эти падежные ярлычки помогают соотнести именную группу и роль, отведенную ей глаголом.