Стефани Арчер
В одно касание
Глава 6. Пиппа
– НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, что кексы сработали, – говорит Хейзел, прогуливаясь со мной по горной тропе.
Наш разговор с Джейми состоялся еще две недели назад, но мы с Хейзел едва успеваем видеться между ее уроками йоги, работой и моими занятиями с Дейзи. Сегодня нам впервые выпал шанс нормально пообщаться.
Дейзи принюхивается к кустам и пулей летит дальше. Мы с Хейзел все утро оттачивали ее навыки, прежде чем удостоверились, что ее можно спустить с поводка во время прогулки. В Северном Ванкувере на таких маршрутах это разрешается. Чем выше мы поднимаемся по горной тропе, тем ниже температура, но солнце уже выглянуло, в лесу тихо и спокойно, на нас теплые куртки, а Дейзи наслаждается жизнью.
Я вспоминаю о нашей встрече с Джейми. Он выглядел так, будто готов меня выкинуть, или еще хуже – позвонить руководству и уничтожить мои шансы на получение следующей должности.
Но он этого не сделал. Когда я сказала, что заслуживаю уважения, то увидела в его лице чуть ли не угрызения совести.
– Не думаю, что дело в кексах, – протягиваю я.
Я не видела его с того самого дня, потому что он постоянно был на тренировках, а потом уехал из города, ведь сезон начался уже несколько дней назад. Его квартира выглядит как картинка из журнала про дизайн интерьеров, и иногда, когда я смотрю из окна на горы, у меня ощущение, будто я отдыхаю в каком-то пансионате, вдали от серых будней. В квартире полно света, так что на этой неделе я купила пару растений, чтобы придать ей индивидуальности.
Квартира просто роскошная, но при этом там немного одиноко. Только я и Дейзи. Я никогда не жила одна. В университете у меня было минимум четверо соседей, а в туре меня постоянно окружала куча людей. Всегда было с кем поболтать и посмеяться.
Нужно завести больше друзей в Ванкувере. Все мои друзья – из музыкальной индустрии.
У меня внутри все сжимается. Мне нужны новые друзья, потому что с музыкой покончено.
С того нашего разговора с Джейми у меня в голове постоянно вертится одна фраза. Я что угодно сделаю ради этой работы.
Я морщусь.
– Я случайно намекнула, что готова переспать с ним ради сохранения работы. – Хейзел взвизгивает от смеха, и я закатываю глаза. – Я сразу объяснилась. Но все равно. Было неловко.
– До него еще не дошло, что вы ходили в одну школу? – Хейзел на год старше меня и на год младше его.
– Точно нет. Ты с ним еще не работала?
– Не-а. – Она кидает на меня вопросительный взгляд. – И ты не собираешься об этом упоминать?
– О господи, нет. Это будет дико странно. Он наверняка спросит, почему я не сказала ему сразу при встрече.
– Ну, скоро это все будет неважно. Эмма уже договорилась насчет декрета, так что сейчас они разберутся с бумагами и откроют вакансию в отделе.
Точно, маркетинг. У меня сводит живот от нервов, и я киваю с несколько деланым энтузиазмом.
– Отлично!
– Наверное, собеседования начнутся в декабре или сразу после Нового года.
– Это хорошо. У меня будет достаточно времени, чтобы достойно выступить перед всей командой.
– Ага. – Хейзел выгибает бровь. – И тогда у нас обеих будет стабильная, ответственная работа на веки вечные, до конца наших дней, – с ироничной торжественностью произносит она.
Я невесело на нее посматриваю. Мечта Хейзел – открыть собственную студию йоги и физиотерапии, где люди всех форм и размеров будет чувствовать себя комфортно. Но родители удавятся, если это услышат.
Рискованно, заявили бы они.
Я шагаю вперед, уставившись на свои ботинки.
– Ну, не скажу, что они не правы. Стабильная работа делает жизнь проще.
В ее тяжелом вздохе я успеваю расслышать: «херня…»
– Да, но они как будто помешались на этом.
– Они желают нам лучшего.
Мои родители не росли в нищете, но они из небогатых семей. Наш папа был механиком, а мама танцевала в балете, со временем вступив в труппу. А потом ей удалось открыть собственную танцевальную студию. Она преподавала балет, пока несколько лет назад они оба не вышли на пенсию, переехав в маленький городок посреди Британской Колумбии. Хоть мама и была прекрасным преподавателем, мне кажется, она считала свою карьеру неудавшейся. Когда в определенном возрасте я начала поговаривать о том, чтобы заняться музыкой, она на собственном примере доказывала, что не стоит.
Поражение – это страшно, – всегда повторяла она. – Лучше готовь себя к успеху.
Они хотят для нас комфортной, счастливой жизни, и для моего отца это значит понедельную оплату и хороший соцпакет. А для мамы – занятие, которое не принесет слишком много разочарования, если ты вдруг не преуспеешь. Например, как врачебная работа Хейзел. Или вся эта маркетинговая история.
Не связанное с музыкальной индустрией. Поэтому я изучала в университете маркетинг, взяв музыку дополнительным курсом. Я хотела сделать ее основным, но мама меня отговорила.
Оказалось, они были правы. Музыкальный мир жесток. Помню, как я сыграла песню, которую написала для Зака, а они с его музыкальным менеджером только посмеялись. Зак назвал ее миленькой.
У меня внутри все сжимается от стыда. Я вспоминаю эти моменты, и мне больно. Я недостаточно крепкая, чтобы такое вынести.
Хейзел поворачивается ко мне.
– Папа продолжает тебя спрашивать про Штрайхера?
Мало того что родители грезят о солидной работе для нас обеих, отец еще и обожает хоккей, и он многолетний фанат «Vancouver Storm». Он в диком восторге, что мы обе теперь работаем на команду. Когда он узнал, что парня из нашей школы купил Ванкувер, он от радости чуть с ума не сошел.
Я закатываю глаза.
– Да…
Мы смеемся, а Дейзи убегает вперед, чтобы поздороваться с белым лабрадором, бегущим нам навстречу.
– Такая славная собака, – говорит Хейзел, беря меня под руку.
Я улыбаюсь.
– Да, так и есть. Эта часть работы мне нравится.
Мы гуляем, любуемся на собак, здороваемся с другими хозяевами и наслаждаемся лесным воздухом. Между деревьев бежит река, шумя о камни. По дороге попадаются лужайки с подходом к воде, и Дейзи иногда бросается в реку, а потом радостно выбегает обратно на тропинку.
– Ты не притрагивалась к гитаре с тех пор, как вернулась домой.
Мне сдавливает горло, и я с трудом сглатываю.
– Было много дел.
Это ложь, и она это знает. Всю жизнь моя голова была забита песнями. Когда мы зависали с Заком, я постоянно бренчала на гитаре, и, стоило мне ударить по правильному аккорду, песня просто возникала у меня в голове. Будто дверь открылась и типа – о, привет, вот и ты.
Но Зак бросил меня, и все. Гробовая тишина.
Я слушаю хруст гравия под нашими ботинками и представляю свою гитару, которая одиноко лежит в квартире Хейзел и ждет меня. Я чувствую, как во мне шевелится странное чувство вины, словно я отвергла ее. Я купила эту гитару еще в старшей школе. Это не самая красивая и дорогая гитара на свете – далеко не самая, – но я все равно люблю ее.
А теперь я на нее даже не смотрю.
Каждый раз, когда я думаю поиграть, то представляю, как Зак просит отправить меня в аэропорт. Я вспоминаю все те моменты, когда играла на гитаре во время работы с Заком над стихами. И вспоминаю, как он смеялся над моей песней.
Хейзел кривит рот, и между ее бровями пролегает глубокая складка.
– Это же никак не связано с Герпесом?
Я прыскаю от смеха. Так она называет Зака.
– Мы не можем его так называть.
– Я всем говорю, что у него он точно есть.
Я складываюсь пополам от хохота.
– Герпес – это навсегда.
Она щурится и закрывает ладонями губы.
– Да, а Зака уже давно нет. Так что давай теперь называть его Хламидией. – Ее лицо снова становится серьезным. – Так это связано с ним?
Я наклоняюсь, чтобы погладить семенящую передо мной Дейзи.
– Может быть.
Хейзел затихает, хотя ей, наверное, кучу всего хочется мне высказать. Ей никогда не нравился Зак, еще со школы.
– Вот бы ты, наконец, поняла, что ты лучше всех, – тихо говорит она. У нее подрагивает подбородок. – Поняла, насколько ты чертовски талантлива. Тогда ничто не смогло бы тебя остановить.
Когда она говорит таким тихим, вкрадчивым голосом, мне хочется плакать. Сама не знаю почему. Мы продолжаем идти в тишине, и лишь шум реки раздается справа от нас.
– Ну, – пожимает она плечами, – тебе остается только вымедитировать его из своей головы.
– Герпес, – говорю я голосом из рекламы спа-процедур. – Просто вымедитируйте его!
– Хламидия, – поправляет она меня, и мы смеемся. – Серьезно. Вымедитируй этого парня на хрен.
Ее брутальный и прямолинейный подход к духовным практикам заставляет меня улыбнуться.
Она усмехается.
– А если медитация не поможет, тебе надо с кем-то переспать.
Я вспыхиваю.
– Лучший способ забыть кого-то – это секс. Особенно, – подчеркивает она, обернувшись и глядя прямо на меня, – если у тебя за всю жизнь был один-единственный парень.
Я вжимаю голову в плечи и сую руки в карманы. Да. Это правда. Я потеряла девственность с Заком и никогда не спала ни с кем другим.
И меня снова обжигает чувство стыда. Возможно, одной из причин, почему он захотел двигаться дальше, было то, что я не могу…
Я не могу, э… достичь пика. Не могу испытать оргазм с парнем. Однажды я призналась Хейзел, что каждый раз, когда мы спали с Заком, я имитировала. Я сделала это однажды, и он дико обрадовался. Для него это было облегчением. Думаю, он считал, что у меня не получается из-за него. И я просто продолжила притворяться. Я повторяла себе, что это в последний раз, потому что это ложь. Но, в конце концов, никому от этого плохо не было, так что я продолжала. Он переживал, когда я не могла кончить, а из-за этого переживала я. Было проще просто притворяться.
Мысль о сексе с кем-то другим приводит меня в ужас. Я никогда не ходила на настоящее свидание, никогда не была на сайте знакомств. Мы с Заком подружились в восьмом классе на уроках музыки и с каждым годом становились ближе. Пока в конце десятого класса он не взял меня за руку. Потом он начал называть меня своей девушкой. Все вокруг как будто даже не удивились, так что и я приняла это как должное.
А потом я несколько лет просто плыла по течению. Я хмурюсь, потому что даже сейчас не знаю, как к этому относиться. Я не могу представить, что с кем-то почувствую себя так же легко и свободно, как с Заком.
Особенно с учетом моей проблемы. Мне снова придется каждый раз имитировать, но теперь для кого-то нового.
Хейзел скептически на меня смотрит, как будто все мои тревоги написаны у меня на лице.
– Что?
– Я ведь не могу… – говорю я, размахивая руками в воздухе. – Ну, ты знаешь.
Она фыркает, передразнивая мой дурацкий жест.
– Оргазм? – подсказывает она.
У меня вырывается страдальческое мычание.
– Да. Это просто мое тело. И теперь мне придется рассказывать об этом абсолютно новому человеку?
Она вздыхает.
– Это не твое тело. Твоя мохнатка понимала, что Зак – абсолютный лузер.
– Хватит рассуждать о моей мохнатке.
– Твоей мохнатке нужна встряска! – орет она на весь лес, а я, корчась от смеха, пытаюсь прикрыть ей рот. – Дай мохнатке то, чего она хочет!
Мимо нас проходит пара, и мы им улыбаемся. Я краснею как рак. Когда они уходят, мы снова покатываемся от смеха.
Хейзел бросает Дейзи палку, и она бросается за ней. Всю оставшуюся прогулку Хейзел рассказывает мне про своих надутых коллег по студии, и, когда мы возвращаемся к машине, у меня скулы сводит от смеха. Дейзи покрыта ровным слоем грязи после пробежки по лужам, но ее усталая морда выражает полное собачье блаженство.
– Вперед, – говорю я ей, показывая на прикрытое полотенцем заднее сиденье. – Запрыгивай.
Она внимательно глядит на меня, а потом смачно отряхивается, разбрызгивая вокруг воду и липкую грязь. Я закрываюсь руками, но слишком поздно.
Спрятавшаяся за машину Хейзел надрывается от смеха. Она фоторафирует меня и любуется результатом.
Я горестно ей улыбаюсь.
– У меня грязь в волосах, да?
– Ага, – скалится она.
* * *
Через час чистая и сухая Дейзи, свернувшись, лежит на диване, а я стою в душе, смывая грязь с волос. Джейми не будет дома до вечера, так что я спокойно напеваю песню Coldplay[4]. Я пою так, как сама бы ее записала – то чисто, то хрипло и резко.
В ванной потрясающая акустика, а бегущая по коже горячая вода в сочетании с запахом моего кондиционера дарит странное чувство, будто я нахожусь в своем собственном маленьком мире, совсем одна, и никто меня здесь не обидит.
Я дослушиваю песню, выключаю воду, вытираю полотенцем волосы, а потом заворачиваюсь в него и выхожу из ванной, чтобы проведать Дейзи.
Но посреди гостиной стоит Джейми Штрайхер и смотрит на меня и мое полотенце.
Глава 7. Джейми
МОЙ МОЗГ ОТКЛЮЧИЛСЯ.
Это единственное объяснение, почему я, не двигаясь, пялюсь на практически голую Пиппу в крошечном полотенце. Ее влажные волосы каскадом падают на плечи, а сцепленные над полотенцем руки прижаты к груди. Мой взгляд застревает в области ее декольте. По ключицам рассыпаны веснушки – такие же как на лице.
Она пела в душе, и это были самые волшебные звуки на свете. Я не мог пошевелиться.
По моему телу прокатывается волна – возбуждение. Влечение. По позвоночнику пробегают искры, когда я вижу ее ноги. Ее кожа кажется такой нежной.
Хочу я этого или нет, но меня дико тянет к этой девчонке.
Ее лицо заливается краской. Ногти у нее на ногах выкрашены в мятно-зеленый цвет. Почему это так чертовски мило?! Я смотрю на ее нижнюю губу. Она всегда была такой пухлой? Кровь приливает к моему члену, и я отворачиваюсь.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Выходит агрессивнее, чем я рассчитывал.
– Дейзи всю меня испачкала, и я не знала, что вы вернетесь домой так рано…
– Все в порядке.
Ее не должно быть дома к моему возвращению. Я смогу справиться, только если вообще не буду ее видеть.
Черт, да кого я обманываю?! Я не справляюсь. Я думал о ней целых две недели, представляя, чем они с Дейзи занимаются. Она каждый день присылала мне имейлы с новостями, и, хотя я никогда не отвечал, я ждал их с нетерпением. Постоянно обновлял почту, сидя в самолете и между тренировками.
Я думал, что если не буду видеть ее, то не буду на нее отвлекаться. Как я ошибался. Я что-то невнятно хриплю и иду в сторону двери.
– Меня не будет через минуту, – говорит она мне вдогонку.
– Я вернусь в четыре.
Прямо сейчас я должен был возвращаться домой, но один из моих тренеров поменял расписание. Я, не оборачиваясь, натягиваю бутсы.
В лифте я прикрываю глаза и делаю глубокий вдох в жалкой попытке сконцентрироваться. В заднем кармане вибрирует телефон, я достаю его и вижу на экране нашу с мамой фотографию, которая высвечивается во время ее звонков.
Это мое напоминание. Мне с трудом удается совмещать хоккей с заботой о маме, не говоря уже о том, чтобы терять голову из-за какой-то девчонки. Это того не стоит.
– Привет, мам, – отвечаю я.
Глава 8. Пиппа
ДЖЕЙМИ УХОДИТ, и я в ступоре пялюсь на дверь.
Какой же он урод. Это он пришел раньше времени. Я просто следовала расписанию, которое он мне дал.
Я иду в комнату, где ночую в его отсутствие, чтобы переодеться и поскорее убраться отсюда. Я даже волосы не сушу. Просто натягиваю на себя одежду, спускаюсь, целую на прощание Дейзи и запираю дверь.
У Хейзел сегодня онлайн-занятия по йоге до вечера, и я стараюсь не слишком ей мешаться, так что иду в кофейню на первом этаже, чтобы написать свой ежедневный отчет. Он меня об этом не просил, но я хочу хорошо делать свою работу.
Днем мне пришло сообщение от Хейзел. Я еще не открывала его, потому что была в душе.
Что за хрень? – спрашивает она, и я открываю ссылку в сообщении.
Мне хочется под землю провалиться, когда я вижу начало видео. Я дрожащими руками подключаю наушники, когда Зак начинает играть свежий материал, улыбаясь женщине на сцене рядом с ним. На вид ей примерно столько же, сколько мне и Заку, у нее длинные волнистые светлые волосы, и она выглядит очень богемно и стильно. Она улыбается и поет вместе с Заком, который не отрывает от нее глаз.
Она держится так, будто родилась на сцене. Ей абсолютно комфортно, она излучает естественность и харизму.
Я, наконец, подрубаю наушники, и у меня падает челюсть. Они поют песню, которую мы с Заком написали вместе. Конечно, я не претендовала на авторство, потому что мы просто набросали мелодию в один из свободных от выступлений дней, но все же.
Меня не просто бросили – меня заменили. Более новой и более яркой моделью. Мне жжет глаза, и я смаргиваю слезу.
Тебе это не дано, сказал мне однажды Зак, когда я поделилась с ним идеей о записи собственного альбома. Мне всегда хотелось попробовать. Выступать перед публикой ужасно тяжело, говорил он мне тогда, словно пытался защитить.
Он не всегда был таким. А может быть, был, только это ярче проявилось в последние месяцы. Иногда все шло хорошо, Зак включал свою харизму на полную, и я грелась в ее ярких лучах. О, тогда я чувствовала себя такой особенной! Когда мы оставались одни, мы смеялись до упаду. Он знал меня лучше всех на свете. От его улыбки я чувствовала себя на миллион долларов.
На видео он улыбается ей так же, как улыбался мне, и мою грудь сковывает боль. На глазах снова наворачиваются слезы и катятся по щекам, и я быстро их стираю.
Он никогда не просил меня выйти с ним на сцену. Ни разу.
Как же паршиво.
Я сижу в кофейне со ста двадцатью тремя долларами на банковском счете, сплю на диване Хейзел, пока Джейми в городе, а мой бывший движется только вперед.
Я гляжу в окно, и тут за стеклом вижу глаза Джейми. Серьезно? Кажется, вселенная специально подбирает худшее время для наших встреч.
Я опускаю голову, надеясь, что блики на стекле спрячут мое лицо. Может, если притворюсь, что не заметила его, он просто уйдет…
Нет. Я украдкой поднимаю взгляд. Он у дверей кофейни. Он их открывает. Черт. Может, он просто зашел за кофе.
Нет. Он идет ко мне.
Глава 9. Джейми
ОНА СИДИТ за столом у окна и трет глаза, пытаясь скрыть слезы. Это зрелище меня пугает, и во мне включается инстинкт защитника. Я тут же захожу в кафе и оказываюсь прямо перед ней.
Наши взгляды встречаются.
– Это потому, что я увидел тебя в полотенце?
Пиппа быстро вытирает слезы и растерянно моргает.
– Нет, – безрадостно смеется она. – Это даже не попадет в рейтинг моих самых стыдных моментов. – Она откашливается и выдавливает улыбку. – Все в порядке.
Мне больно видеть ее такой. Это ужасно.
– Скажи, почему ты плачешь, – говорю я и складываю руки на груди.
– Я в порядке, – повторяет она, не глядя мне в глаза.
Пиппа тянется за телефоном и за сумкой, собираясь уходить.
Я нависаю над ней, уперевшись ладонями в стол. Я сейчас выгляжу как агрессивный мужлан, но мне нужно знать, почему она плачет, чтобы это исправить.
– Рассказывай, – практически рычу я, и она замирает.
Она придвигает ко мне телефон и нажимает на «Плей».
На экране этот идиот Зак Хэнсон, с которым она встречалась в старшей школе. Он поет на сцене вместе с другой женщиной.
Я вопросительно вскидываю бровь.
Ее глаза загораются яростью.
– Он бросил меня месяц назад, а сейчас уже стоит на сцене с кем-то новым. – У нее снова наворачиваются слезы. Мне хочется убить этого парня за то, что он с ней делает.
Я снова смотрю на лицо этого тупого ублюдка на экране. Значит, они еще совсем недавно были вместе. В школе он был тощим, и сейчас, хоть я и не могу рассмотреть его фигуру под курткой, он кажется мелким. Уверен, я сильнее.
– Хватит плакать, – командую я.
– Я пытаюсь, – она судорожно вздыхает. – Я сейчас в полной заднице. У него новая лучезарная муза, а я, как неудачница, ночую на диване у сестры и умоляю взять меня на работу. – По ее щеке скатывается очередная слеза.
Я машинально поднимаю руку, но вовремя успеваю остановиться. Какого черта? Я что, собирался смахнуть ей слезу? Я сажусь напротив нее. У меня трясется коленка, пока я прикидываю, что с этим делать.
Меня бесит этот парень. Как же он охренительно меня бесит! Его безвольная рыхлая рожа, которая так и просит кулака. Вратари обычно не вступают в драки, но, если бы на завтрашней игре он оказался со мною на льду, я бы не задумался ни на минуту.
И только потом до меня доходит то, что она сказала про диван у сестры.
– Так сними собственное жилье, – говорю я.
Она смотрит на меня с раздражением. Это хорошо. По крайней мере, она перестала плакать. Пусть лучше злится, чем грустит. Не могу смотреть на грустную Пиппу.
– В Ванкувере дорого. Я хочу найти что-нибудь поближе, чтобы сразу приехать, если буду тебе нужна.
Я замечаю, что она сказала «если буду тебе нужна», и мне это нравится. У меня по спине пробегают мурашки, и я хмурюсь еще сильнее.
– Тебе лучше пойти домой.
– Я не могу. – У нее снова перекашивается лицо, и я паникую. Она объясняет, что ее сестра сейчас ведет онлайн-занятие по йоге. – Почему я вообще с тобой это обсуждаю? Все в порядке. Мне просто нужно выплакаться.
Меня бесит эта ситуация. Все мои мужские инстинкты требуют помочь ей и максимально облегчить жизнь.
– Переезжай ко мне.
Мы молча смотрим друг на друга. Я не знаю, как у меня это вылетело. Я не должен проводить с ней еще больше времени; я должен держаться от нее подальше.
Трудно держать ее на расстоянии, живя с ней.
Зато она прекратила плакать. Это уже что-то. Она с недоумением смотрит на меня.
При мысли о том, что она будет жить в моей квартире, у меня в груди словно развязывается тугой узел.
– Так и с Дейзи будет проще, – бормочу я.
Я вспоминаю, как она пела у меня в ванной, и мое сердце бьется сильнее. Может, если она переедет ко мне, я снова услышу ее пение.
Она сидит напротив меня и задумчиво кусает губу.
– Я не знаю.
У меня разгоняется пульс. Я представляю ее у себя в квартире, как она лежит на диване и читает книжку, а в ногах у нее свернулась Дейзи. Как она играет на гитаре, как раньше с друзьями в школе. По моей груди разливается тепло. Мне понравилось бы такое зрелище.
Наплевать, что это плохая идея. Я уже в это ввязался. К тому же все мои силы уходят на хоккей и на встречи с мамой, если я в городе. Я даже не буду с ней видеться.
И я не буду волноваться за нее, а это уже что-то.
– Тебе нельзя плакать на публике, – заявляю я. И снова выходит грубее и резче, чем хочется. Дебил. – Это непрофессионально. Ты переезжаешь завтра.
Я пытаюсь найти в ее лице намек на то, что она этого не хочет. Какие-то признаки страха или отторжения. Но вместо этого она расслабленно выдыхает, как будто от облегчения.
Сердце порхает у меня в груди.
Уголок ее губ слегка приподнимается, а взгляд смягчается.
– Хорошо, – кивает она. – Спасибо тебе, Джейми.
По моей спине пробегают мурашки. Мне нравится, как она произносит мое имя – так нежно. Мне нравится, как она смотрит на меня прямо сейчас, как будто я ей нравлюсь.
Я коротко ей киваю и встаю.
– Тогда завтра, – повторяю я.
Она кивает, вытирая потекшую тушь.
– Завтра.
В лифте мой пульс разгоняется, как в разгар матча. Я только что вставил кучу палок в отлично смазанные колеса своей жизни. Пиппа красива до безумия, и рядом с ней я просто теряю голову, но от такого острого предвкушения я не сгорал уже очень много лет.