Стефани Арчер
В одно касание
Посвящается Брайану, Аланне, Хелен и Антее.
Когда я побеждаю – они хлопают громче всех.
Stephanie Archer
BEHIND THE NET
Behind the Net © 2023 by Stephanie Archer
© Масленникова Т., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Глава 1. Джейми
ЛЕВЫЙ НАПАДАЮЩИЙ приближается к воротам и целится в меня шайбой. Она с глухим стуком ложится в перчатку, и кровь закипает от азарта и восторга.
– Непробиваемый Штрайхер! – выкрикивает пролетающий мимо запыхавшийся новичок. Я киваю и швыряю шайбу на лед. В Нью-Йорке фанаты приветствовали меня так во время матчей. Когда в прошлом году я получил «Везину»[1] как лучший вратарь НХЛ[2], в поздравительной речи тоже вспомнили эту фразу.
Рядом со скамейкой толпятся тренеры – наблюдают, делают заметки, обсуждают нашу игру. Мимо пролетает шайба, и внутри все напрягается. Главный тренер на секунду останавливает на мне взгляд, но его лицо мало что выражает.
Две недели назад я в качестве свободного агента подписал контракт с «Vancouver Storm», сознательно занизив свою стоимость. После панической атаки из-за аварии мама продолжает уверять, что все нормально, но я знаю: если она что-то от меня скрывает, дела плохи. Теперь, когда команда купила меня по выгодной цене, я превратился в инвестицию. Они могут продать меня подороже, и у меня даже не будет права голоса. Я как дом, на который только что заключили сделку, и, если руководство решит подыскать что-то получше, со мной легко расстанутся.
На меня накатывает тревога. Моя мать боролась с депрессией и страхом много лет – с тех пор как отец погиб в аварии, сев пьяным за руль. Тогда я был еще ребенком и довольно долго ничего не замечал, но за это время ситуация сильно ухудшилась.
Уезжать из Ванкувера не вариант, и я не собираюсь бросать любимый спорт, так что этот сезон нужно провести достойно. Я должен играть на пределе возможностей и сохранить свой топовый статус, чтобы меня не продали. В этом году мне нужно собраться.
Игроки нарезают круги, продолжая тренировку, и я припоминаю все, что знаю о них по предыдущим играм. В прошлом я играл против «Vancouver Storm», и я узнаю их лица, но не знаю этих ребят так, как свою старую команду. Я играл за Нью-Йорк семь лет, с тех пор как мне исполнилось девятнадцать. Мне незнаком этот тренерский состав, и со времен юношеской сборной я не чувствую себя в Ванкувере как дома. Но именно в этом городе я должен находиться.
Сердце быстро стучит. Сегодня первый день тренировок, но я еще никогда не испытывал такого давления. Я обязан выложиться на полную.
Звучит свисток, и я подъезжаю к скамейке вместе с остальными игроками.
– Отлично выглядите, парни, – говорит тренер, когда мы собираемся вокруг него.
В конце прошлого сезона, одного из худших в истории «Vancouver Storm», все заголовки запестрели именем Тейта Уорда, который объявил о вступлении в должность главного тренера. Ему нет еще и сорока, и он ненамного старше некоторых игроков Ванкувера. В лиге у него начиналась многообещающая карьера нападающего, но ее перечеркнула травма колена. До прошлого года он работал тренером в студенческих командах, и, насколько я понял из хоккейных новостей, сейчас фанаты настроены скептически. Обычно главные тренеры старше и имеют больше опыта на профессиональном уровне.
Уорд смотрит на меня, и у меня под маской сжимается целюсть.
– Нам придется много работать следующие несколько сезонов, – говорит он, окидывая взглядом группу игроков. – В прошлом году мы закончили практически в хвосте.
В воздухе повисает напряжение, все переминаются на коньках и готовятся к разносу. В этот момент тренер обычно перечисляет недостатки и слабости игроков. Указывает, где именно команда облажалась в прошлом году. Сейчас он скажет нам, что поражение не вариант.
Как будто я не в курсе.
– Так что теперь – только вперед, – говорит вместо этого Уорд, криво улыбаясь. – Теперь под душ и отдыхайте. Увидимся завтра.
Игроки покидают лед, и я, нахмурившись, стягиваю маску. Уверен, что эта располагающая, душевная манера Уорда испарится сразу с началом сезона через несколько недель, когда давление станет реальным.
– Штрайхер, – окрикивает меня Уорд по пути в раздевалку. Он подходит ко мне, с одобрением глядя на игроков, исчезающих в коридоре. – Как ты устроился?
Я киваю.
– Нормально. – Моя квартира забита коробками, которые у меня нет времени разобрать. – Спасибо, сэр, что договорились по поводу квартиры. И грузчиков.
У меня сводит плечи от напряжения, я приглаживаю волосы. Ненавижу принимать чью-то помощь.
Уорд только отмахивается.
– Это наша работа – помогать игрокам обустроиться. На самом деле довольно многие игроки просят ассистентов. Они могут и вещи разобрать, и за покупками сходить, и машину в сервис отвезти, и собаку выгулять, если надо.
– У меня нет собаки.
Он улыбается.
– Ну ты понял, о чем я. Мы обязаны обеспечивать тебя всем необходимым, чтобы на льду ты мог сосредоточиться. Все что угодно, просто дай знать.
Мне не нужна помощь, чтобы сосредоточиться на льду. Моя жизнь сейчас ограничена ровно двумя интересами – хоккеем и мамой.
– Можете не сомневаться, – говорю я, отчетливо понимая, что ни о чем просить не буду.
Я всегда был из тех, кто сам о себе заботится. И менять это не собираюсь.
Уорд понижает голос.
– Если какая-то помощь требуется твоей матери, ее мы тоже можем предоставить.
Когда я попросил перевестись в Ванкувер, он лично вызвал меня и спросил почему. Я все ему рассказал. Он единственный, кто знает о маме.
Мне сразу становится не по себе: вот почему не стоит открывать свой чертов рот. Люди сразу хотят проявить участие. Все внутри меня бунтует, и я втягиваю голову в плечи.
В этом году график у меня будет изматывающий. Восемьдесят две игры: половина дома, в Ванкувере, половина в гостях, командные и отдельные вратарские тренировки, а еще собственные нагрузки. И, помимо всего прочего, занятия с физиотерапевтом, массаж, встречи со спортивным психологом и личным тренером.
Я чувствую жгучий огонь в груди, какую-то смесь азарта и предвкушения. Я в хоккее с пяти лет и обожаю дух соревнования. Трудности меня подпитывают. Годы тренировок превратили меня в человека, любящего раздвигать собственные границы и побеждать.
Но этот год? С упрямством моей матери и напряженностью моего графика? Это будет то еще испытание.
Но нет ничего, с чем я не могу справиться, пока сфокусирован.
– У нас все хорошо, – коротко отзываюсь я. – Спасибо.
Нас всегда было двое – я и мама. Я со всем справлюсь. Всегда справлялся.
* * *
Приняв душ и переодевшись, выхожу из спорткомплекса, чтобы где-нибудь перекусить, а потом вздремнуть дома, прежде чем вернуться в зал. Я шагаю по дорожке, ведущей из спортивного комплекса на улицу, и вдруг слышу шум, исходящий от помойки.
Из мусорного контейнера торчит коричневый собачий хвост. Когда я прохожу мимо, собака отрывается от мусора, поднимает голову и смотрит на меня. Вся морда у нее в макаронах с сыром.
Собака виляет хвостом, и я отворачиваюсь. Ее темно-карие глубокие глаза светятся дружелюбием. Породу определить трудно. Весит она килограммов шесть. Возможно, помесь лабрадора со спаниелем. Одно ухо короче другого.
Собака делает шаг вперед, я – назад.
– Ни за что, – говорю я ей.
Собака падает на землю, переворачивается, демонстрируя пузо, водит хвостом по тротуару и ждет, что я почешу ей живот.
Где ее хозяин? Я оглядываюсь в переулке, но мы одни. Я морщу нос, разглядывая ее. Даже не считая макарон, ее морда сальная и грязная. У нее слишком длинная шерсть, спадающая на глаза, и даже несмотря на то, что ей явно нужна стрижка, я вижу, насколько она худая.
У меня в груди все сжимается, и мне не нравится это чувство.
– Не надо это есть, – киваю я на мусор и хмурюсь. – Тебе станет плохо.
Она высовывает розовый язык, и он повисает набок.
– Иди домой.
Я говорю строго, но она по-прежнему ждет почесывания.
У меня сердце кровью обливается, но я пытаюсь отбросить эмоции. Нет. Это не моя проблема. Я не должен отвлекаться. Черт возьми, да у меня даже девушки нет, потому что я по опыту знаю, что люди хотят больше, чем я могу дать.
Но все-таки я не могу оставить ее здесь. Ее может сбить машина или задрать койот. Она может что-то съесть, и ей станет плохо.
Общество охраны животных должно ее принять. Я достаю телефон и, недолго погуглив, нахожу ближайшую точку.
– За спорткомплексом в центре найдена собака, – сообщаю я ответившей мне женщине. В центре Ванкувера только один спорткомплекс, так что она поймет, о чем я. На том конце провода слышен собачий лай. – Может ее кто-нибудь забрать?
Женщина смеется.
– Милый, у нас вообще людей нет. Тебе придется ее подбросить до одного из наших приютов.
Она перечисляет места, где принимают собак, и вешает трубку. Все ближайшие приюты заполнены, и мне придется пару часов везти ее за город, чтобы отдать. Я пялюсь на телефон, недовольно выгнув бровь, а потом снова смотрю на собаку.
Она вскакивает на ноги, все еще глядя мне в глаза и виляя хвостом. Она как будто думает, что я ее чем-нибудь угощу. У меня тянет в груди, и это раздражает.
– Что? – спрашиваю я собаку, и она еще сильнее машет хвостом. В моей груди разливается тепло, и я сглатываю комок в горле.
Я просто не могу ее здесь оставить.
Где-то на задворках сознания возмущается моя жесткая, дисциплинированная сторона. А что там с моим безумным распорядком? Я не могу позволить себе чертову собаку. Я не могу себе даже девушку позволить, чтобы сразу все не испортить. Я сто процентов не справлюсь с собакой. Я полсезона буду в разъездах.
Но я не могу оставить ее здесь.
Она снова виляет хвостом и поднимает на меня свои темные глазищи. Я отвезу ее в приют, но к себе не возьму.
* * *
Уже вечер, и я сижу в машине напротив приюта, разглядывая маленькое, но опрятное здание. Слышу внутри собачий лай. За зданием видна огороженная лужайка с собачьими игрушками и разными пластиковыми конструкциями, как на детской площадке.
Собака, устроившаяся в пассажирском кресле, с любопытством смотрит в окно. Я опускаю стекло, чтобы она принюхалась.
Просмотрев в интернете кучу рекламы приютов, я нашел ферму с высокими оценками, которая принимает бродячих псов и находит для них хозяев. Они тщательно подходят к выбору новых владельцев и за животными хорошо ухаживают.
Это лучший приют, который я смог найти. Я три часа потратил, чтобы сюда добраться.
Я окидываю взглядом это место, но мне снова приходится проглотить комок, застрявший в горле. Я представляю, как бросаю ее здесь, и мне на сердце ложится тяжкий груз.
Собака смотрит на меня и тяжело дышит, высунув язык.
– Я не могу тебя оставить, – говорю я ей.
Она встает и пытается забраться мне на колени, и я вздыхаю. Она не оставляла этих попыток всю дорогу. В итоге она заползает мне на колени и кладет голову на подлокотник.
Черт. Если бы я знал, что будет так сложно, я бы вообще не стал ее забирать.
Ложь. Я бы ни за что не оставил ее в каком-то грязном переулке.
Я перечисляю причины, по которым не могу ее оставить. У меня никогда в жизни не было собаки. Я понятия не имею, как за ними ухаживать. У моей мамы серьезные психологические проблемы, и я нужен ей, признает она это или нет. Я должен сосредоточиться на хоккее. После своей бывшей, Эрин, – а мы расстались, когда мне было девятнадцать, – я не беру на себя никаких обязательств. А эта собака – еще какое обязательство, и мне придется выстраивать свой напряженный график вокруг нее.
Но все же во мне растет сомнение. Я разглядываю здание в поисках изъянов. В саду выросло несколько сорняков. Фасад не помешало бы перекрасить. На лужайке видны ямы, которые, вероятно, вырыли собаки. Я не могу позволить себе собаку, но здесь ее оставить я тоже не могу.
Это место недостаточно хорошо для нее.
Я почесываю переносицу, понимая, что решение уже принято. Черт.
– Эй.
Она вскидывает голову и смотрит сияющими глазами прямо на меня. У меня замирает сердце.
– Хочешь жить со мной? – спрашиваю я, а она не отрывает от меня своего трогательного взгляда. – А. Ты хочешь вкусняшку.
Она разворачивается, спрыгивает у меня с колен и усаживается в пассажирском кресле в нетерпении. Я тянусь на заднее сиденье и раскрываю пакет с лакомствами, которые купил для нее. Я кидаю ей парочку и наблюдаю, как она аппетитно ими хрустит.
Я уже все решил, хотя голос в моей голове подсказывает, что это не лучшая идея. Я смотрю, как собака сворачивается в клубок и засыпает в пассажирском кресле. У меня есть деньги, чтобы на этот год нанять ассистента, так что о собаке позаботятся.
Я прокручиваю контакты в телефоне, пока не нахожу того, кто мне нужен.
– Штрайхер, – отвечает Уорд.
– Привет, – я потираю подбородок, потому что внутри снова копошатся дурные предчувствия. – Я передумал. Мне понадобится ассистент.
Глава 2. Пиппа
У МЕНЯ ОЧЕНЬ ГРОМКО СТУЧИТ СЕРДЦЕ, когда я останавливаюсь перед домом Джейми Штрайхера.
Последний раз мы сталкивались с ним лицом к лицу в школьной столовой, когда я пролила себе на белую футболку синюю газировку. Его холодный, лишенный всякого интереса взгляд до сих пор преследует меня; его зеленые глаза скользнули по мне, а потом он отвернулся и продолжил беседовать со своими сексуальными накачанными дружками.
А теперь я стану его ассистенткой.
Он всегда был придурком, но, боже мой, таким умопомрачительным! Даже тогда. Густые темные волосы, всегда немного взъерошенные после хоккея. Острые скулы, прямой нос. Широкие, сильные плечи. И еще он высокий. Очень высокий. Нереально темные ресницы. Он как будто миновал фазу подростковой угловатости, в которой протекала вся моя юность. Его молчаливая и суровая брутальность одновременно нервировала и завораживала меня, как и всех девчонок в школе, да и половину парней.
О господи! Я делаю глубокий вдох и набираю код на домофоне. Он открывает мне, не сказав ни слова. Пока я поднимаюсь на лифте в пентхаус, у меня скручивает живот.
Но я больше не чудаковатая девчонка из школьной рок-группы. Я – взрослая женщина. Прошло восемь лет. И подростковая влюбленность давно кончилась.
Мне нужна эта работа. Я на мели и пока ночую на диване у сестры. Я бросила жуткую работу в «Хот Дог Хат у Барри», просто перестав туда ходить спустя неделю. Даже если бы я хотела туда вернуться – а я не хочу, потому что это была крайняя мера, чтобы оплатить счета и помочь Хейзел с арендой, – меня бы точно не приняли обратно.
Да и наверняка он меня не помнит. У нас была огромная школа. Я была нелепым, помешанным на музыке подростком, тусовавшимся только с ребятами из группы, а он – горячим хоккеистом. Я на два года младше, так что у нас не было совместных занятий или общих друзей. Он – один из лучших вратарей НХЛ с внешностью чертова бога. И то, что он демонстративно не заводит отношений, еще больше подогревает интерес к его персоне. В прошлом году кто-то бросил ему трусики на лед – это попало во все спортивные новости.
Он меня не вспомнит.
Я наблюдаю, как по мере приближения к его этажу меняются цифры на табло.
Он постоянно в зале и на тренировках. Мы не будем с ним пересекаться.
А мне правда очень нужна эта работа. Я сыта по горло музыкальной индустрией и всякими напыщенными знаменитостями. Я училась на маркетолога, и пришло время пойти по этому пути. Все связанные с маркетингом вакансии в Ванкувере предполагают как минимум пятилетний стаж, так что мою кандидатуру даже рассматривать не будут. Моя сестра Хейзел, которая работает физиотерапевтом в «Vancouver Storm», говорила, что скоро команда открывает вакансию маркетолога. А еще она сказала, что они предпочитают брать своих людей.
Должность ассистента – мой пропуск туда. Это временно. Если я хорошо покажу себя на этой работе, то приоткрою себе дверь в отдел маркетинга.
На верхнем этаже двери лифта открываются, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это не работает, и мое сердце стучит так, что чуть не выпрыгивает из груди.
Мне нужно получить эту работу, напоминаю себе я.
Я стучусь, дверь распахивается, и мой пульс запинается, как напившаяся дешевым сидром школьница.
С возрастом он стал еще сексуальнее. А видеть его вживую? Это уже ни в какие ворота не лезет.
Его фигура занимает весь дверной проем. Он сантиметров на тридцать выше меня, и даже под спортивной кофтой с длинными рукавами видно, что его тело – само совершенство. Тонкая ткань облепляет широкие плечи. Краем уха я слышу собачий лай и топот бегущих лап за его спиной, но меня слишком завораживает его пластика. Его рука легко ложится на дверной косяк. У него задирается рукав, и я любуюсь на его руки.
От рук Джейми Штрайхера можно забеременеть.
Я понимаю, что пялюсь, и останавливаю взгляд на его лице.
Ох. Мое сердце падает. Подростковая влюбленность столетней давности снова врывается в мою жизнь, как комета, и пронзает меня насквозь. Его глаза все того же глубокого, переливчатого зеленого цвета, играющего всеми оттенками дремучего леса. У меня внутри все переворачивается.
– Привет, – выдыхаю я и прочищаю горло. – Привет, – говорю я уже увереннее, изображая жизнерадостную улыбку. – Я Пиппа, ваш новый ассистент. – Я провожу рукой по своему высокому хвостику.
Сначала его лицо ничего не выражает, но через секунду его брови сдвигаются, а глаза страшно сверкают.
Мои мысли рассыпаются, как конфетти. Слова? Не знаю таких. Ни одного не вспомню. Его темные густые волосы немного вьются. А еще они влажные, как будто он только что вышел из душа, и мне хочется провести по ним рукой.
Его взгляд задерживается на мне и становится еще более враждебным, а потом он вздыхает, будто я доставляю ему страшные неудобства. Таким же он был и в старшей школе – угрюмый, нервный, мрачный. Хотя мы не то чтобы много общались.
– Отлично. – В его устах это звучит как ругательство. Будто я последний человек, которого он хочет видеть. Он разворачивается и проходит в квартиру.
Я знала, что он меня не узнает.
Я сдерживаю безрадостный, смущенный и немного разочарованный смешок. Не знаю, почему меня удивило его отношение. Если мой бывший, Зак, и вся его команда чему-то меня и научили, так это тому, что красивым и знаменитым позволено вести себя по-скотски. Мир готов им это простить.
Джейми Штрайхер тут не исключение.
Я воспринимаю открытую дверь как приглашение войти. Ко мне пулей подлетает собака и сразу же прыгает на меня. На ней розовый ошейник, и я мгновенно в нее влюбляюсь.
– Сидеть! – сурово командует он, и от его интонации у меня холодок пробегает по коже. Собака не обращает на него внимания, вертится у меня в ногах и вовсю размахивает хвостом.
– Привет, песик, – я опускаюсь на корточки и смеюсь, когда она пытается меня облизать.
Ее переполняет безумная щенячья энергия, она забавно перебирает лапами по полу и машет хвостом с таким энтузиазмом, что он готов оторваться. Она потешно вертит задом, когда я почесываю ее около хоста.
Это любовь.
Джейми неодобрительно покашливает. Я чувствую укол смущения, но тут же его отбрасываю. Я здесь, чтобы помогать ему с собакой, так в чем проблема? Я выпрямляюсь, и к моему лицу приливает кровь.
А его квартира? Это самое приятное место, где мне приходилось бывать. Это самое приятное место, что я видела. Сплошные окна в два этажа с видом на воду и горы Норт-Шор наполняют огромную квартиру и кухню светом. Сама кухня – сияющая и просторная, и, несмотря на то что гостиная завалена собачьими игрушками и коробками после переезда, огромный диван из нескольких секций выглядит комфортным и уютным. Я замечаю лестницу, которая, видимо, ведет в спальню. Из окон виден Северный Ванкувер и горы. Даже в самый пасмурный день самой тоскливой ванкуверской зимы вид будет потрясающий.
Уверена, в этом доме роскошная ванная.
– Как ее зовут? – спрашиваю я Джейми, гладя собаку. Она ластится ко мне, явно наслаждаясь таким вниманием.
Он стискивает челюсти и бросает на меня такой взгляд, что у меня живот сводит. Его зеленые глаза такие холодные и пронзительные, что я вообще сомневаюсь, улыбался ли когда-то этот парень.
– Я не знаю.
На полу рядом с диваном я вижу мохнатую собачью лежанку, а в гостиной разбросано около сотни разноцветных игрушек. На кухонном полу стоит миска с водой и пустая миска для еды, а на столешнице – наполовину пустой пакет с вкусняшками. Собака подбегает к одной из игрушек, хватает ее, а потом приносит к ногам Джейми и смотрит на него, размахивая хвостом.
– Мне нужно на тренировку, так что перейдем к делу, – говорит Джейми, как будто я трачу его время. Он стремительно проходит мимо меня, и в этот момент мне в ноздри ударяет его аромат.
Я буквально пьянею. Он пахнет невероятно. Это не поддающийся определению запах мужского дезодоранта – резкий, пряный, насыщенный, свежий, бодрящий, все вместе. И называется наверняка «Лавина», или «Ураган», или что-то такое же мощное и неудержимое. Я хочу зарыться лицом в его футболку и вдохнуть. Мне кажется, я могу в обморок упасть.
Пока он передвигается по кухне, показывая мне, где лежит собачья еда, я поражаюсь его мощи и изяществу. У него такие широкие плечи. И он охрененно высокий.
Тут я понимаю, что он даже не представился. Так себя вели некоторые знаменитости, когда во время турне Зака заходили за сцену. Как будто ожидали, что все и так должны их знать.
– Связь будем поддерживать по почте и через мессенджеры, – говорит Джейми. – Гуляй с собакой, корми, следи за ее безопасностью. К ветеринару и в салон я ее уже сводил. – Он снова бросает на нее взгляд.
Я бодро ему улыбаюсь.
– Я со всем справлюсь.
– Да, – резко отвечает он.
Вау. Мистер Эго собственной персоной. Я с усилием сглатываю. Он такой властный. У меня по телу пробегает дрожь, а кожу покалывает. Уверена, в постели он тоже властный.
– Потому что это твоя работа, – добавляет он.
На меня накатывает тошнота, но мне удается ее заглушить. Мне больше не шестнадцать. Я теперь знаю жизнь и знаю этот тип мужчин. После Зака я поняла, что нельзя увлекаться такими парнями. Популярными парнями. Парнями с большим самомнением. Парнями, которые считают, что могут творить что угодно безо всяких последствий.
Парнями, которые просто от тебя устанут и выбросят на помойку.
– В те дни, когда проходят игры, я сплю после обеда, – кидает он мне через плечо, пока мы поднимаемся по лестнице. – Мне нужна полная тишина.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не отдать ему честь и не сказать: «Так точно, сэр!» Что-то мне подсказывает, что ему будет не смешно.
– В это время я могу подольше с ней гулять.
Он утвердительно мычит. Видимо, это его версия пламенного одобрения.
В коридоре на втором этаже он останавливается у открытой двери. Комната пуста, не считая нескольких неразобранных коробок и матраса в целлофане.
– Это моя комната? – спрашиваю я.
Он хмурится, и я невольно съеживаюсь.
– То есть здесь я могу спать, когда вас нет дома? – уточняю я, чтобы он не подумал, что я собираюсь к нему переехать или что-то такое. – Пока занимаюсь с собакой?
Он скрещивает руки на груди.
– Да.
От его пронизывающего взгляда мое сердце мечется в груди, как взволнованная собака, переминающаяся на лапах. Я не придумываю ничего лучше, чем снова нервно улыбнуться, и от этого складка между его бровями становится еще глубже.
– Супер, – практически взвизгиваю я.
Он указывает подбородком на дверь ванной в коридоре.
– Можешь пользоваться этой ванной. У меня в спальне собственная.
Он снова пристально смотрит на меня, и я пытаюсь не осесть на пол под тяжестью его взгляда. Я ему явно не нравлюсь, но все изменится, когда он поймет, насколько проще я могу сделать его жизнь. Кроме того, он меня даже видеть не будет.
Потерять эту работу для меня не вариант.