Станислав Рем
Принимая во внимание
Степан Степанович тяжело вздохнул, снова окинул взглядом присутствующих. Зал притих. Аврамеев, понимая, что оттягивать смысла нет, потому, как от оттягивания проблема не решится, поднялся с места председателя и, прокашлявшись в кулак, произнёс:
– Товарищи! Сегодня я был вынужден вас собрать по одному неотложному делу. Вчера, 2 марта, китайскими провокаторами, с санкции правительства КНР, была варварским образом нарушена государственная граница Союза Советских Социалистических Республик. – В зале послышался ропот. Степан Степанович поднял руку. – Разрешите зачитать вам Ноту руководства нашей партии и правительства, после чего мы с вами обязаны обсудить создавшееся положение.
В зале нависла напряжённая тишина.
«…Наглое вооружённое вторжение в пределы советской территории является организованной провокацией китайских властей и преследует цель обострения обстановки на советско – китайской границе.
Советское правительство заявляет решительный протест правительству Китайской Народной Республики по поводу опасных провокационных действий китайских властей на советско – китайской границе.
Советское правительство требует немедленного расследования и самого сурового наказания лиц, ответственных за организацию указанной провокации. Оно настаивает на принятии безотлагательных мер, которые исключили бы всякое нарушение советско – китайской границы….»
В этот момент Проклов наклонился к Малышеву и прошептал тому на ухо:
– Непонятно, к кому обращается правительство. Сначала мы обвиняем Мао в том, что он организовал провокацию, и тут же требуем наказать виновных. Мы что, думаем, что он по поводу самого себя будет проводить расследование, и самого себя накажет? Бред какой-то!
Проклова и Малышева на заседание обкома привёл полковник Иванов. А потому, он, сидя за столом президиума, и наблюдая за тем, как его подчинённые о чём-то перешёптываются, хмуро свёл на переносице брови. Майор ткнул Виктора локтём в бок и тот притих.
«…Советское правительство оставляет за собой право принять решительные меры для пресечения провокаций на советско – китайской границе и предупреждает правительство Китайской Народной Республики, что вся ответственность за возможные последствия авантюристической политики, направленной на обострение обстановки на границах между Китаем и Советским Союзом, лежит на правительстве Китайской Народной Республики.
Советское правительство в отношении с китайским народом руководствуется чувством дружбы, и оно дальше намеренно проводить эту линию. Но безумные провокационные действия китайских властей будут встречать с нашей стороны отпор и решительно пресекаться.
Москва, 2 марта, 1969 год»
– Вот и вывернулись. – Теперь отреагировал Малышев, шёпотом передавая слова Проклову. – Дипломатия. Сначала обвинили, а после показали лазейку, через которую Мао может вылезти.
– Если захочет.
– То-то и оно.
Степан Степанович тем временем пролистал лежащие перед ним документы, и достал ещё один лист?
– Так же, товарищи, сегодня в центральной прессе будет опубликовано сообщение ТАСС, в котором говорится следующее: «2 марта в 4 часа 10 минут московского времени китайские власти организовали в районе пограничного пункта Нижнее – Михайловка (остров Даманский) на реке Уссури вооружённую провокацию. Вооружённый китайский отряд перешёл советскую государственную границу и направился к острову Даманский. По советским пограничникам, охранявшим этот район, с китайской стороны был внезапно открыт огонь. Имеются убитые и раненые. Решительным действиям советских пограничников нарушители границы…
В зале, среди полной тишины, неожиданно раздался тяжёлый стон.
– Катя! – донеслось с последних рядов. – Катенька!
– Воды!
– Врача!
– Что там такое? – Степан Степанович не мог понять, что происходит. В зале наблюдалась суета. Люди подскакивали со своих мест, пытаясь разобраться, что творится в последних рядах. – Да что случилось, в конце – концов? – не сдержался Аврамеев. – Товарищи, сядьте на свои места! Кто-нибудь скажет, что происходит?
– Врача! – слышались крики. – Немедленно!
Несколько человек, как вскоре смог рассмотреть первый секретарь, подняли на руки тело женщины и осторожно вынесли его из зала. В этот момент Аврамеева кто-то тронул за рукав. Он обернулся. Перед ним стоял военком Павлов.
– Извините, Степан Степанович. Это Катерина Пашкова. То есть, Катерина Викторовна. Новобурейский горком партии. Сын у неё на той самой заставе служит. В Нижнее – Михайловке.
– Вот те на… – Степан Степанович достал платок и вытер холодный пот со лба. – Выходит, впрямую нас коснулось. Что ж ты раньше молчал? Кабы, знал, то может, какие иные слова нашёл!
Павлов оторопело смотрел на первого секретаря.
– Так, Степан Степанович, я понятия не имел, по какому поводу вы нас собираете.
– То есть? Тебе что, ничего не известно? – Аврамеев сделал шаг в сторону от микрофона, чтобы члены обкома не могли услышать их разговор.
– Никак нет!
– Вам что, вообще ничего не сообщили?
Павлов пожал плечами:
– Полная тишина. По крайней мере, до сегодняшнего утра было так.
– Ладно. Свободен. – Аврамеев собрал рассыпавшиеся листы с текстами заявлений, при этом мысленно выругался: бардак, во всём бардак!
В зале потихоньку сам собой установился порядок.
Степан Степанович снова склонился над трибуной.
– Товарищи! Как вы понимаете, обстановка на границе со вчерашнего дня стала крайне сложна. Наша область, и город как раз находятся на той самой границе, где происходят выше указанные события. – Аврамеев готовился к выступлению, но происшедшее выбило его из колеи, и теперь он с трудом находил слова для того, чтобы точно и кратко передать продуманную заранее мысль. – А потому, товарищи, нам следует сегодня решить, как будем действовать в сложившейся обстановке. Ваши предложения, товарищи!
– А вопросы можно? – донеслось с тех мест, где сидели представители Зейского горкома.
– Конечно.
– Какова причина провокации? Ведь не с бухты же барахты китайцы решили напасть на нас. Может, там что-то произошло?
– Острова по реке надо было юридически узаконить, то и проблем бы не было. – Пробормотал про себя в тот момент Малышев, и тут же прикусил язык: не дай бог, кто бы его сейчас услышал.
– Причина одна. – Продолжал тем временем Степан Степанович. – К сожалению, в Китайской Народной Республике есть экстремистки настроенные элементы, которые имеют поддержку у некоторых руководителей коммунистической партии Китая. Судя по всему, кое у кого не выдержали нервы. Вот они и решили выместить свою злость на наших пограничниках.
– А что если это не конфликт, а война? – донеслось со стороны представителей Сковородинского парткома.
Аврамеев поднял руку:
– Оснований полагать, будто на Даманском началась война, нет. Более детально по данному поводу вам даст ответ руководитель областного комитета госбезопасности товарищ Иванов. Я же со своей стороны могу сказать следующее. Мы сегодня должны принять адекватные и необходимые для общества решения, которые бы смогли не только снять напряжение среди людей, но и в некоторой степени, я бы так сказал, смогли бы отвлечь их от всякого рода слухов и сплетен. Во-первых, товарищи, вам следует, будет незамедлительно, сегодня же, сразу после заседания обкома, возвратившись домой, встретиться с руководителями первичных партийных организаций. Прояснить им обстановку. Высказать позицию Центрального Комитета, правительства, обкома партии. Приложить все силы, чтобы эти позиции дошли до каждого члена партии, до каждого комсомольца, и, особенно, до каждого беспартийного человека. Одним словом, до всех жителей области. Во-вторых, нам сейчас следует обсудить, как поступать дальше, в сложившейся обстановке, и принять соответствующее решение. Ни в коем случае нельзя допустить каких бы то ни было панических настроений! Нам следует разработать план действий на ближайшее время. По данному поводу у Василия Трифоновича уже имеются некоторые соображения. Прошу!
Иванов встал с места, прошёл к трибуне.
– Товарищи! – голос у полковника был отменный, театральный, хорошо поставленный. – Вначале отвечу на вопрос товарищей по поводу военных действий. Войны нет! Это я вам ответственно заявляю! Произошёл пограничный инцидент. Нас, так сказать, проверяли, на мощь мускул. И сломали себе на этом зубы! А потому, я ещё раз ответственно заявляю – городу, и области в целом ничто не угрожает!
«Ну, да, – мысленно усмехнулся Малышев, – а сам, как сказал водитель, свою дражайшую половину вчера вечером в Ленинград отправил. Может, конечно, и совпадение, да только с трудом в подобное верится».
– Теперь, товарищи, более детально поговорим о том, что нам предстоит сделать. – Иванов выдержал паузу, и продолжил. – Первое. Следует решить, как усилить патрулирование границы. Особенно, в городской черте. Да, да, вы не ослышались. На данный момент мы справляемся собственными силами. Но, в сложившейся обстановке, я считаю, необходимо обратиться за помощью к гражданскому населению. Помните, товарищи, как в годы Великой Отечественной войны мы несли дежурство на улицах Москвы и Ленинграда, высматривая самолёты противника, помогая в уничтожении зажигательных бомб? И нам для этого совсем не нужны были винтовки или автоматы. Наблюдательность – вот наше оружие! А потому, предлагаю создать из членов партии и комсомола, добровольцев, боевые отряды помощников пограничников, в задачу которых будет входить осматривать территорию, прилагаемую к границе, а также отмечать всех тех лиц, которые будут проявлять повышенную активность в приграничной полосе.
– Что он несёт? – тихо пробормотал Проклов. – Какое гражданское население? Мы же обсуждали сотрудничество с УВД.
– Значит, что-то изменилось. – Так же тихо ответил Малышев.
– За ночь?
– Представь себе. А что тебя удивляет? Иногда бывает, как у Ивана – дурака, достаточно ночь поспать. Или вовсе не спать. Особенно, если позвонить куда следует. Предположим, в Москву.
– Но ведь это бред! – возмущённо шептал лейтенант. – Мы вчера проанализировали всё, сделали выкладки, а он на них плевать хотел. Идиотизм!
– Это не бред, Витенька, и не идиотизм. Значительно хуже! Про напряжение в отношениях наших ведомств слышал? Вот тебе и ответ. Наверняка, «боров» получил ЦУ[7]. Да ладно тебе… Лично я другого и не ожидал. Посмотри, как вещает! И где он только этому научился?
– Было бы чему учиться. – В голосе Проклова звучало раздражение. – Но, ты прав – в этих делах «боров» мастак. Знает, что делает. Он сейчас, как раз, в ударе, в своей стезе. Прямо, как на пленуме горкома комсомола. Я его таким видел, в шестьдесят втором.
– Когда в институте учился?
– Ага. Я был делегатом, от нашего вуза. А Иванов тогда занимал пост третьего секретаря Московского горкома партии.
– Ну, то, что он оттуда, я знал. А вот то, что вы раньше встречались…
– Мы не встречались. Я простой студент, он целый третий секретарь. Но говорил тогда очень длинно и красиво. Заслушаешься! Прям, как сейчас.
Степан Степанович заинтересованно смотрел на полковника. Таким Иванова первый секретарь ранее не видел. Глаза горят, жесты уверенные. В голосе сталь. Будто вторую молодость в того вдохнули. Интересно, кто? И ведь наверняка вдохнули в связи с последними событиями. Ишь, как рогами упирается.
А Василий Трифонович, помогая себе жестами рук, продолжал вещать:
– К тому же следует провести разъяснительную работу среди населения. Особенно, среди молодёжи. В школах, на классных часах, обсудить сложившуюся на границе обстановку. В вузах, техникумах, училищах провести политинформации на данную тематику. Провести комсомольские и партийные собрания в первичных ячейках. По радио транслировать патриотические передачи. Но, с этим, я думаю, – в этот момент Иванов повернулся в сторону Степана Степановича, – мы обратимся в комитет по радиовещанию. Таким образом, приложив максимум усилий, мы добьёмся…
– Бред! – снова прошептал Малышев. – Что классные руководители будут рассказывать школьникам, когда мы сами не знаем о том, что на самом деле сейчас происходит на границе? Он бы ещё предложил ходить по домам, изымать все радиоприёмники. Слава Богу, у нас хоть не ловят короткие частоты[8].
– Это точно. – Отозвался Проклов. В домашней обстановке слушать «западные радиостанции» не имелось никакой возможности. Другое дело в управлении, где стояла мощная, армейская, коротковолновая аппаратура. Утром, во время дежурства, оба прослушали «русскую волну» радиостанции «Свобода». Американцы просто взахлёб обсуждали конфликт. Вот кому подфартило в эти дни!
«Янки» сообщили о том, что, по непроверенным, пока, данным, на Даманском погибло около двадцати советских и приблизительно около десятка китайских пограничников. Конечно, по количеству убитых, «америкосы», как их называл Малышев, соврали. Наш брат никогда не уходил на тот свет, не отомстив врагу. Так что, убитых было, по меньшей мере, пятьдесят на пятьдесят. А то и поболее с китайской стороны. Но успокаивало другое. Американцы в репортаже показали произошедшее, как пограничный конфликт. Не больше. А они отслеживали такие дела чётко. Посему выходило, Благовещенску ничто не угрожало, и Иванов был прав, когда решился назвать происшедшее «пограничным инциндентом». Но, как говорится, на Бога надейся, а сам …
Полковник, тем временем, в своей речи дошёл до тупика. О воспитательной работе с населением он рассказал, даже в деталях. Но на вопрос из зала, по поводу того, что нужно сделать, чтобы в городе не завтра, не послезавтра, на что были рассчитаны все мероприятия, предложенные начальником областного управления КГБ, а именно сегодня, пока не появилось заявление правительства в газетах, не случилась паника, Василий Трифонович ответа дать не смог. Не было у него такого опыта работы с населением во время чрезвычайных происшествий. Когда от твоего быстрого решения зависят жизни тысяч людей. Весь другой опыт имелся, а вот такового не было.
Над залом нависла тишина.
Степан Степанович склонил голову над столом: а это неплохо, подумал он, что чекист «сел в лужу». Больно прыток. Языком болтать все мастаки. То, что Иванов сейчас наговорил, конечно, будет выполнено. Без идеологической работы не обойтись. Но это они могли провести и сами. Тут призывы ни к чему. А вот что сделать конкретного – вот в чём вопрос?
С первого ряда поднялся ветеран войны и труда, орденоносец Нестеренко Игнат Фёдорович.
– То, мил человек, что вы только что глаголили, нам и самим известно. Собрание – вещь хорошая. И осудить этих китаёз следует! Да только слухи то о Даманском уже поползли по городу. Это вы тут сидите, не знаете. А слух по городу уже пополз. Не конкретно, конечно, но гуляет. А слушок он, как нам, товарищи, известно, имеет свойство обрастать сплетнями. И страхами. Один расскажет. Второй прибавит. Третий соврёт. И покатился ком. Каждому ведь не станешь доказывать, кто и что врёт. А тут ещё Нота…
– К чему вы клоните, Игнат Фёдорович? – спросил Аврамеев.
– Да к тому, что нам следует все эти слухи на корню прекратить. И быстро! Иначе, господа – товарищи, ждать беды. – Нестеренко достал из кармана пиджака латуневый портсигар и принялся крутить его в пальцах. – Я так смотрю, – старик кивнул в сторону офицеров. – товарищ полковник прибыл не один, а с поддержкой. И у них, значит, кое-какой план на сей счёт, похоже, имеется. Но и у меня возникла одна мыслишка. Может, глядишь, она и совпадёт с тем, что нам предложит ЧК.
– Комитет госбезопасности. – Автоматически поправил ветерана Иванов, но тот на подсказку не обратил внимания.
– Вот тут, здесь, сейчас, я думаю, мы сможем решить проблему с паникой в течение трёх – пяти часов. – Ветеран говорил раздумчиво тихо, однако, в зале стояла такая тишина, что его слышали с любого места. – Только для этого нужно, чтобы все действовали, как бы так сказать, заодно. Вместе! Разом!
– А точнее? – Степан Степанович пока не мог понять, куда клонит старик.
– Вот тут, – Нестеренко обвёл зал взором, – присутствуют наши, так сказать, руководители торговых точек, то бишь, магазинов. Вот они-то нам и помогут!
После секундной паузы в зале послышались недоумённые перешёптывания. Люди, пока, не поняли небольшого выступления ветерана.
Степан Степанович закрыл нижнюю половину лица своей широкой ладонью, чтобы никто не увидел его улыбки. Он сразу догадался, куда клонит мысль старик, и понял, что тот подсказал ему спасительный выход. Мысль была проста, и действительно выполнима.
– Что-то я сегодня плохо соображаю. – Проклов склонился в сторону Малышева. – Он что, предлагает, чтобы обороной города занялись продавцы?
– Лопух! – усмехнулся майор, который тоже понял, куда клонил выступающий, – Ай да дед! Ну и голова! Представь, Витя, если сейчас на прилавки, ближе к вечеру скинут дефицит, что будет?
– Очереди.
– Совершенно верно! И радость! Эмоциональный, так сказать, стресс. Да ещё перед Восьмым марта! Во как! Нет, старик определённо голова!
– Константинович, ты не учитываешь одного, – шёпотом проговорил Виктор Васильевич, – в очередях много говорят. И на разные темы. Так что, последние события в любом случае будут у всех на языке.
– На языке они будут и так, и так. А ты учти эмоциональный фактор. Человек, получивший в руки заветную вещь, более спокоен и уравновешен. Тем более, перед праздником.
В это время в зале полным ходом шло обсуждение выступления Нестеренко.
– Товарищи, – с первого ряда поднялась тучная фигура директора городской плодо-овощной базы. – предложение товарища Нестеренко конечно, интересное, и заслуживает внимания. Но, план распределения продуктов у нас расписан помесячно. Да что помесячно. У меня на каждый день имеется план распределения продукции по точкам. Кому, куда, в какой магазин и сколько отгрузить! Мы же нарушим работу предприятия, товарищи! И потом, если сейчас отгрузим весь дефицитный товар, то чем будем торговать, когда ситуация стабилизируется?
– Найдёте, чем торговать! – неожиданно послышалось с задних рядов. – По сусекам поскребёте, и отыщите!
В зале раздался смех. Аврамеев тут же пресёк его жестом руки.
– Смеяться, товарищи, будем после. Лично я считаю, предложение Игната Фёдоровича следует принять. Сразу после заседания попрошу остаться всех руководителей торговых сетей. Ещё кто хочет высказаться?
Неожиданно Малышев поднял руку. Проклов с удивлением посмотрел на коллегу.
– Слушаем вас, товарищ майор.
Иванов, сидящий в президиуме, наклонился к Аврамееву и тихонько произнёс:
– Он же не член обкома.
– Ничего страшного, Василий Трифонович. – Громко, открыто ответил Степан Степанович. – Товарищ майор, вы же член партии? Вот и хорошо! Голос рядового коммуниста для нас будет даже необходим. Говорите.
Иванов с силой сжал кисти рук, да так, что даже Проклову с пятого ряда было видно, как кожа на костяшках пальцев полковника побелела.
Выходить к трибуне Малышев не стал, а потому говорил стоя, с места, слегка обернувшись к сидящим в зале:
– Я тоже поддерживаю предложение товарища Нестеренко. Только хотел бы дополнить. Товар повышенного спроса, или как его ещё называют, дефицит, следует «выбрасывать» на прилавки магазинов не весь и не сразу, а дозировать. Причём, не только сам товар, но и точки, где он будет реализовываться. На это имеется несколько причин. Первая: желательно, чтобы дефицит постоянно появлялся на прилавках, хотя бы до Восьмого марта. Таким образом, у нас будет неделя для того, чтобы в нормальных, спокойных условиях провести идеологическую работу в массах. Да и праздник нам поможет, в некоторой степени. Вторая причина заключена в том, что мы на данный момент не знаем, насколько глубок пограничный конфликт, и когда он будет исчерпан. Опять же, временной фактор. По этой причине, мы должны провести работу таким образом, чтобы жители были по максимуму задействованы в решении бытовых проблем. Город у нас небольшой. А потому нам будет на руку, если дефицит станет появляться то в одном конце Благовещенска, то в другом, причём, в разное время.
– Чтобы народ катался по городу? – донеслось из зала.
– Совершенно верно.
– А как же работа? – произнёс тот же мужской голос.
– А вы думаете, сейчас не ездят? Или кого-то не отправляют на поиски дефицита? Или просто за продуктами?
– Но не в такой степени!
Малышев замолчал. К такому повороту разговора он готов не был.
– Ездят и посылают! – неожиданно поддержал майора Степан Степанович. – И вы, и я об этом прекрасно знаем. Так что ничего страшного не вижу в том, если перед праздником народ чуток меньше поработает, зато приборохлится. Работа, может и проиграет. Зато, с психологической стороны мы выиграем. Продолжайте, товарищ майор.
– Таким образом, – вернулся к теме обсуждения Малышев, – мы на необходимое для нас время, задействуем взрослое население. Ну, а с молодёжью, как правильно сказал товарищ полковник, нужно будет заняться более активно. И не только в школах и вузах. На спортивных площадках, в домах культуры, во дворце пионеров. Провести чемпионат по конькам, лыжам. Провести смотр художественной самодеятельности, приурочить его к Международному женскому дню…
– Мы уже провели финальный конкурс! – вскочил с места первый секретарь горкома комсомола, но Аврамеев его тут же усадил на место:
– Проведёте дополнительный тур! Праздничный! С участием не только финалистов! Что ещё, товарищ майор?
– То, что предложил товарищ Ковалёв, касается, так сказать, физической оболочки. Но, у каждого советского человека имеются и духовные потребности. Желательно, товарищ первый секретарь, чтобы к нам в город приехали артисты из столицы! И чем скорее, тем лучше! Это бы всколыхнуло город! Подбодрило его.
Степан Степанович отыскал взглядом второго секретаря обкома:
– Георгий Наумович, сможем что-нибудь придумать по данному вопросу?
Тот поднялся с места с блокнотом в руках:
– Думаю, да, Степан Степанович. Конечно, Магомаева и Кристалинскую не обещаю, но довольно именитых гостей доставим!
– Только сделать это следует до восьмого числа. – Тут же дал указание Аврамеев. – Выступят, а заодно и в жюри на смотре посидят. Всё, майор?
– Так точно.
Малышев сел.
– А почему не сказал о милиции? О нашем предложении? – накинулся на Александра Константиновича Проклов. – Не захотел? Так, давай, я скажу…
– Сиди! – Малышев схватил лейтенанта за руку. – Не рыпайся! Если Иванов не пожелал вмешивать в наши дела УВД, значит, имелись на то причины. И довольно веские.
– А как же общее дело?
– А если Москва после взгреет по первое число? То-то.
Иванов, тем временем, попросил у Аврамеева разрешения отлучиться. Получив одобрение, он спустился со сцены, пальцем поманил подчинённых и быстрым шагом направился в сторону дверей.
– Что вы себе позволяете? – Накинулся на зама начальник управления, как только они оказались в коридоре. – Для чего я вас привёл? Для консультации! И то, если потребуется. А вы… – Иванов быстро выкрикивал слова, брызгая слюной на майора. – Малышев, кто вас просил высказывать своё мнение? Вы что, получили от меня соответствующее указание по данному поводу?
– Никак нет!
– Так какого х… полезли? – грязно выругался полковник, не обращая внимания на присутствовавшего при разговоре лейтенанта. – Выпендриться захотелось? Эрудицию показать? Я вам покажу, эрудицию!… Немедленно в управление! Оба! И ждать меня! Хоть до ночи!
Иванов резко рванул полы кителя, развернулся и тяжёлым шагом направился в зал…
13 марта, 1969 года. 14. 18
– И чем для вас закончился тот день? – поинтересовался Глебский.
– Ничем. – Малышев широкой ладонью правой руки потёр лоб, словно пытаясь стереть из памяти неприятные воспоминания. – Василия Трифоновича мы не дождались. Проторчали в своих кабинетах до двадцати трёх, но нас так никто и не вызвал. Где-то в начале двенадцатого ночи, точное время назвать не могу, позвонил лейтенант Козлов. Сообщил, мол, товарищ полковник уже дома, отдыхают, будут нас ждать утром. И что мы можем быть свободны.
– И?
– Что и? Поехали по домам.
– Это понятно. Что было на следующее утро?
– Ничего. Иванов меня к себе так и не вызвал.
– А Проклова?
– Виктора, насколько знаю, тоже.
– Странно. – Глебский пригладил рукой редкие волосы на голове. – Иванов что, не мог лично позвонить?
– Мог.
– Почему поступил иначе? Почему поручил данную миссию Козлову?
– Понятия не имею.
Подполковник на секунду прикрыл глаза: жутко хотелось упасть на горизонтальную поверхность и уснуть. В самолёте выспаться не смог: хоть и летели в ночи, но постоянный гул от двигателей, а потом ещё и дозаправка в Абакане полностью разрушили ритм жизни подполковника.
– И всё-таки, какова причина, что Иванов позвонил именно Козлову, а не одному из вас? Почему именно через Козлова, а не через секретаря, в конце концов? Последний что, на больничном был?
– Нет.
– Тогда непонятно.
Малышев с минуту раздумывал, как ответить. После чего произнёс:
– Иванов опекал Козлова.
– В смысле?
– В смысле, патронировал. Курировал. Как ещё пояснить?
– В чём это заключалось?
– Во-первых, Козлов точно в срок, даже чуть ранее, получил повышение в звании. Не показатель, но тем не менее. Во-вторых, Иванов его сделал секретарём парторганизации управления.
– Что значит: сделал? – не понял Глебский. – У вас что, секретарей назначают, а не выбирают?
– Да брось ты, подполковник. – Поморщился майор. – Будто не знаешь, как это делается.
– Знаю. Только на данную должность, тем более в областном управлении, ранг должен быть чуть повыше, чем старший лейтенант.
– На меня намекаешь?
– Никакого намёка. Прямой текст. Причину, по которой Иванов решил поставить своего человека во главе партийной ячейки, полковник объяснил?
– Кому?
– Понятно. Значит, Василий Трифонович протежировал лейтенанта. Молодым везде у нас дорога… Под прикрытием демократического централизма, и всё такое прочее… А что Козлов? Нравилось ему пребывать в данной роли?
– Почём я знаю. – Словно от зубной боли, поморщился Малышев. – Спроси у самого Козлова.
– Спрошу. Обязательно. Смотрю, ты лейтенанта недолюбливаешь.
– А он не девка, чтобы его любить! – отрезал Малышев. – Слушай, если у тебя больше нет вопросов, отпусти. Дела. Я и так сегодня половину рабочего дня тебе посвятил.
– Не мне, а расследованию, что, как говорят в Одессе, есть две большие разницы.
Малышев поднялся с места, но Глебский его удержал:
– Извини, майор, но всё же попрошу остаться. Мы хотим сегодня осмотреть кабинет Иванова. В твоём присутствии. А также секретаря Василия Трифоновича. Мои люди будут с минуту на минуту. Так что, давай продолжим беседу.
– В таком случае, предлагаю спуститься на первый этаж, в буфет. – Малышев первым направился к двери. – Разносолов не обещаю, но горячее будет.
Когда мужчины утолили первый голод, Глебский, вытерев рот салфеткой, произнёс:
– Скажи, Константинович, каков был покойный Иванов? В смысле, как человек?
Малышев подвинул к себе тарелку со вторым блюдом, поковырял в нём вилкой, отставил в сторону. Подполковник майора не торопил с ответом.
– Как человек? Трудно сказать. Мы с ним близко не контактировали. Только по службе.
– И что, не встречались во внеслужебной обстановке? К примеру, на праздниках? Дне рождения? У вас не отмечали Новый Год? День Советской Армии?
– Отчего ж. Отмечали. – Малышев взял стакан с чаем. – Редко. Да Иванов особо себя на таких мероприятиях и не проявлял.
– Песен не пел? Тостов не произносил? О героическом прошлом не вспоминал?
Малышев внимательно посмотрел на собеседника.
– А почему ты с такой ехидцей выделил слово «героическом»?
– Да так, вспомнилось. – Глебский с удовольствием поглощал гречневую кашу с рыбой. – У меня есть один знакомый. Так он, когда выпьет, всё свою боевую молодость вспоминает. Как один со всей фашисткой Германией воевал. Послушаешь его, так обида душу терзает: и почему такому мужику звание Героя до сих пор не присвоили?
– Не понял.
– Перестань. Всё ты прекрасно понял. Небось, в голове то сейчас прокручиваешь одну мысль: и чего этот москвич ко мне прицепился? Василий Трифонович оттуда прибыл? Из первопрестольной! А значит, можно было бы и на месте, перед командировкой, до вылета, о нём всё узнать. Ведь так, Константинович?
– Предположим.
– Да так, именно, что так. И, самое интересное, ты прав. Я действительно об Иванове справки наводил. К сожалению, лично знаком с ним не был: он убыл к вам в тот год, когда меня в столицу из Минска перевели. На повышение. Правда, видел пару раз. Мельком. А вот лично – нет. Но мне много интересного о нём рассказали, люди из его бывшего окружения. Не желаешь послушать? Время есть.
– Представьте себе, нет.
Малышев мелкими глотками осушил стакан.
– А напрасно. – Глебский отложил вилку, но к чаю не притронулся. – Много, много узнал любопытного.
– Я придерживаюсь старого, закостенелого правила: о покойниках говорить либо хорошее, либо ничего.
– Согласен. Только не в данном случае. Кстати, Константинович, тебе известно, что ваш начальник писал на тебя докладные в Москву?
Малышев похолодел. Таких слов услышать из уст следователя он никак не ожидал.
– Нет. Про это ничего не знаю.
– Теперь знай. Шесть докладных. Подробных. Со всеми выкладками. После рассмотрения, которых наверху было принято решение отказать майору Малышеву в присвоении очередного звания.
Александр Константинович сглотнул вмиг набежавшую, горькую слюну:
– Ты их видел?
– Да что ты. Не тот уровень. Но человеку, который мне про них рассказал, всецело доверяю. Как тебе информация?
Малышев аккуратно поставил стакан на стол.
– Бог ему судья.
– Да нет, Константинович. Позволь с тобой не согласиться. Иванова наказал не Бог, а вполне живой человек. Ударом в челюсть. Чем и сократил жизнь товарища Иванова. А ты ведь его недолюбливал, верно? Да не отмалчивайся, и так понятно. Едва начал свой рассказ о событиях второго марта. Интонация, паузы: всё говорило о твоём отношении к Иванову. Так то вот. Кстати, где ты был в ночь убийства?
– Ого! – И без того узкие глаза майора превратились щёлку. – Какой резкий переход от беседы к допросу!
– Ошибаешься. Просто у меня такая манера вести разговор. Привычка. Рано, или поздно, я бы всё равно задал тебе этот вопрос. Так как?
– В тот вечер я находился в областной больнице. До трёх ночи. У меня сын в реанимации. После операции.
– Прости. Не знал.
– Ничего, всё должно обойтись. Будешь проверять?
– Буду.
– Спасибо за откровенность.
– А я не Василий Трифонович. Фигу в кармане носить не собираюсь. Кофе здесь есть?
– Нет. Если хочешь, можем подняться ко мне.
– Буду премного благодарен. Признаться, спать хочется неимоверно.
На лестнице Малышев решился поинтересоваться:
– Что ты имел в виду, когда сказали про фигу?
