Станислав Борисович Малозёмов
Откуда я иду, или Сны в Красном городе
10. глава десятая
Ничего необычного не происходит там, где всё необычно и без того. Потому буран с красной пылью из карьера рудоуправления в середине января никто бы, может, и не стал называть стихийным бедствием, если бы не ураганный ветер. Он тащил тонны красного снега с вражеской яростью и большим желанием сдуть город Кызылдалу да разметать его вместе с закалённым населением по степи, у которой в этой местности начала не было и до конца тоже никто не ездил.
Автобусы на ураган бесстрашно пытались переть как разозлённый пикадором бык на красную тряпку матадора де торос, убийцы быков на корриде. Но Кызылдала – не Москва, где снег ещё не приземлился, а его уже ловят на подлёте к дороге лезвия грейдеров и путь открыт всем, даже велосипедистам, если бы им стукнуло в голову желание порезвиться зимой на своих шатких устройствах. В новом городе ещё многого не было. Во-первых, самих грейдеров имелось два, из которых ездить мог один, во вторых начальников, уверенных, что вот как раз сейчас и хорошо бы выгнать этот единственный на улицу, не было. Хотя, может, они и существовали, но в это время у них были бесконечные заседания. От них и оторваться нельзя, и думать о чём-то другом, кроме повестки дня не позволялось никому.
Поэтому два городских автобуса легко закапывались в сугробы выше колёс, а легковые машины хозяева прятали от урагана чуть ли не в спальнях. Населению, тем не менее, работу не отменяли и оно ползло в конторы свои и цеха как разведчики, по-пластунски. Любому смелому в другом краю земли, где хоть раз так свирепствовал снежный ураган, если смелый смог дойти до станка или стола в конторе, дали бы минимально уважительную медаль «За отвагу», но в Кызылдале подвиг рабочего гражданина не тянул даже на символическую премию рублей в десять.
Крепкий как молодой дуб мужчина Сухарев Виктор шел на службу в церковь утром вместо привычных пятнадцати минут – час. Держался рукой за стену попутного дома, ложился грудью на буран, касаясь свободной рукой сугроба, и грёб от себя ладонью как веслом. Лариса в комитет комсомола идти не осмелилась, поскольку требовалась на ответственной работе целой, без травм и душевных потрясений. Она ещё с вечера случайно нашла в шкафу на новоселье подаренный неизвестными материал для портьер. Плотный, бежевый со стекающими сверху вниз голубыми каплями. Они никак не вязались с зелёными обоями, но она села их подшивать по размеру, поскольку других не было, а обзор зала из дома напротив был, несомненно, интересен любопытным корреспондентам газеты, которых в тот дом всех и втиснули.
Гоголев из горкома после новоселья распорядился поставить в Витину квартиру телефон и через час Лариса позвонила Сухареву на работу. Он ещё не успокоился после путешествия в ураганном буране и разговаривал так, будто снег, закупоривший рот и нос, растаял не весь.
– Лара, – сказал он почти внятно. – Только что звонил отец Автандил из Ставрополя и сообщил, что архиерей Московской и Ленинградской епархии рукоположил его протоиереем и настоятелем Ставропольского храма Божьей Воли, откуда его, такого же как я иерея, выслали за несогласие с прежним настоятелем в Кызылдалу. То есть его повысили и сделали главным в храме. Во как!
– Мало чего поняла, – откликнулась Лариса, перекусывая нитку, которой подрубила низ портьеры. – Но ясно, что он уже не вернётся. Ну, повезло человеку! Пусть руководит. Рада за него.
– А помнишь – я говорил тебе, что он не вернётся и его заберут обратно?
– Помню, – Лариса задумалась.– А как ты догадался?
– Вот не знаю. Приду домой, расскажу про то, какие я стал в Кызылдале сны видеть и что вдобавок к ним у меня появилось обострённое предчувствие всего, что может вскоре произойти.
– Как интересно! – почти вскрикнула Лариса.– А про себя тоже заранее всё знаешь?
– Есть такое дело, – улыбнулся Виктор. – Расскажу сегодня.
– Целую. Жду, – чмокнула она трубку и отключилась.
Виктор пошел в комнату дьяков и подьячих, чтобы всем раздать задания на день. Пробыл там минут сорок, а потом сел напротив иконы Святой Троицы и стал медленно тонуть в странных мыслях. Появлялись они после каждого необыкновенного сна, но подолгу в мозгах не задерживались. Что-нибудь да отвлекало.
– А ну-ка, что запало в память? – спросил он себя и почти всё вспомнил. – Автандил не вернётся. Это я не услышал, а как-то понял после сна. Ещё что? Машка со мной жить не будет. Да, не почувствовал, а именно от кого-то узнал. От кого же? Икону украдут и я буду знать, где она. Точно. Было и это предчувствие. Через день после того, как Морозов, отец Автандил, станет протоиереем в Ставрополе, мне позвонят из Зарайска и попросят срочно приехать. А оттуда отправят в Челябинск. В храм, откуда меня выгнали аккуратно. Какую-то бумагу с собой дадут для Уральской и Омской Епархии. Так… тоже странно. Меня хотят рукоположить в сан протоиерея церкви Кызылдалы. Ух, ты! А, вот ещё сообщение втолкали в разум, что нет Бога отца, сына Христа и Святого духа, Аллаха нет и пророка его Мухаммеда, Шивы, Брахмы, Кришны и Вишну, Будды нет, Дайтоку Мё-о, Годзанзе Мё-о, ну, да ко всему и других всяких, а вместо них всеми правит Единый Разум Энергии всех миллиардов Вселенных.
– Но это же бред! Как это – нет Саваофа и Христа? Будды нет? Это сумасшествие! Я знаю, что есть Христос, а разум мой, тайный и глубоко запрятанный, с недавних пор уверен, будто какая-то непонятная Энергия всем правит и верить надо не в Бога, а в неё. Муть, блин! Надо ехать в Зарайск и говорить с психиатром. Как я могу не верить в Господа, если Вере скоро две тысячи лет и прадед мой служил архиереем в Челябинском храме святого Андрея Первозванного, одного из двенадцати учеников Иисуса?
– А! Через месяц, в феврале, я ещё встречусь с человеком не из Кызылдалы, который начнёт уговаривать меня уйти из религии и заниматься изобретательством. Придумывать приборы на основе новой науки – электроники. Ну, это уже и психиатр не вылечит. Какие приборы? Я баран в физике и математике. С другой стороны, всё, что внедрял в разум голос во сне, всё случилось, сбылось и произошло. Но этого мужика я пошлю! Чтоб не сбивал с пути истинного. Моя жизнь – религия. Я потомственный служитель Господа. Но вот зачем кто-то из другого мира мне втюхивает в грешную душу вперемежку реальное и невозможное? Вопрос.
Из зала Престола вышел протодиакон Савелий:
– Отец Илия, вас к телефону протоиерей Димитрий Зарайский. Срочно.
Священник Илия отложил книгу «Молитвослов» и побежал в канцелярию.
– Благодать тебе, отец Илия, и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа! – поздоровался настоятель.
– И есть, и будет! – ответил Илия. – Благословите, отец Димитрий, Христа ради.
– Во имя отца, сына и святаго духа, – завершил церемонию приветствия протоиерей и переключился на деловой язык.– Тебе, Илия, надлежит прибыть в наш Никольский храм послезавтра к часу дня. Решено совершить рукоположение тебя по достоинству твоему в сан протоиерея и настоятеля вашей церкви. Здесь получишь ставленую грамоту и рванёшь в Челябинск. Архиерей Челябинской и Омской епархии Нифонт ждёт тебя на твой праздник в четыре часа в храме святого Александра Невского. Народу всякого много будет перед Литургией. Так что, не вздумай опоздать. Выезжай раньше. Я тебе бумагу представительскую дам и «волгу» свою. К четырём поспеешь как раз. Дорога хорошая. Облачись в рясу, епитрахиль, крест наперсный потом тебе поменяют на украшенный драгоценными камнями. Здесь переоденешься в облачение праздничное, полное, иерею положенное. И награды надень, кои заслужил. Это архиерей уже решил. А при рукоположении наград зело прибавится, и облачение будет другое.
Заслуг перед церковью у тебя достаточно. Одно то, что ты своими руками три колокола отлил в городском кузнечном цехе – радостный благовестный, подзвонный и зазвонный – это уже знаковое Божье дело! А пятнадцать икон прошлого века из Москвы привёз – это вообще! Причём как-то ж смог их в дар получить в кафедральном соборе Петра и Павла, без денег? Нифонт сказал, что Патриарх благословил и митру тебе, золотом расшитую. С иконами по кругу ленты. Все бумаги по назначению Патриарх Всея Руси вчера подписал. Документы уже у Нифонта. Всё. Ждём. Ну, Бог с тобой!
– Слава господу нашему, Иисусу! – ответил иерей и аккуратно уложил трубку на телефон.
Сбывалось одно из предсказаний, неслышно произнесённых кем-то, кто был рядом с читающим Виктору сны голосом из другого мира. Удивительно, но Виктор ничего после разговора с отцом Димитрием не испытывал. Никакой должной радости, ни удивления. А гордости за карьерный скачок – тем более.
Послужное дело он заранее уложил в портфель, а ставленую грамоту на перевод в другой сан ему выдадут после Литургии Ивана Златоуста и свершившегося ритуала в храме Александра Невского. Короче, можно ехать. Он собрал всех в большой комнате для собраний служащих и сказал, что через три дня он вернётся новым настоятелем Новотроицкой церкви. Все поклонились и перекрестили отца Илию, нового богоставленного главу храма. Прочли вслух «Отче наш» и разошлись по рабочим местам. Илия переоделся, собрал в большой баул всё своё облачение рабочее и пошел домой. Надо было ехать в мирской одежде, а церковное облачение постирать, погладить и в чехле везти на вешалке-плечиках.
– Так тебя теперь и дома почти не будет, – утвердительно огорчилась Лариса Шереметьева. – Главные начальники всегда до полуночи с раннего утра торчат на работе. А чего не радуешься повышению? Зарплата насколько больше?
– На сто пятьдесят рублей, – Виктор закурил в форточку и дым выбрасывал за окно тонкой струйкой, на конце которой болтались маленькие сизые кольца.
– Дома, наоборот, я буду чаще. Начальники допоздна сидят потому, что плохо работают все в коллективе. Они ошибки чужие исправляют. У нас такого нет. Все хорошо служат. Плохо работать Бог не даст. Это же его дом – наша церковь. Часть тела его, точнее.
А не радуюсь почему? Да потому, что не хочу этого сана. Нет интереса руководить и управлять.
– Ты ненормальный у меня мужик, – засмеялась Лариса, глядя в ту же форточку на кольца, таявшие в серой, дрожащей от мороза массе воздуха. —
Ну, совсем ни на кого не похожий. Это мне просто повезло. Причём, не случайно. Я всегда знала, что у меня навсегда будешь именно ты. Я и лицо твое видела мысленно. И фигуру. Вот, блин, заболталась. Давай всё, что стирать.
Часа три стирала она руками. Машинки стиральной не успел купить Сухарев. Точнее – предлагали церкви пять штук. «Алма-Ата» называется. Хорошая. Но в церкви некоторые дьяки и подьячьи по пять детишек имели. А Сухарев один тогда жил. И не стирал, сдавал в химчистку. Вышла Лариса из ванной белая лицом и руками, до локтя розовыми. Устала.
– Я завтра поеду, чтобы не дёргался никто. Переночую в гостинице, – сказал Виктор, глядя на то, как ловко Лариса развешивает на балконе постиранное.
– Ну, правильно. Отдохнешь с дороги. Свежим на повышение покажешься. Спать отдельно будем. Я тебя знаю… Начнёшь ведь, так не остановишь тебя. А надо отдохнуть. Надо?
– Да кто его знает, Нифонта, архиерея!? – Сухарев ушел на кухню и стук об стол тяжелых фарфоровых тарелок, сахарницы, перечницы и деревянных ложек обозначил приближение ужина. Вечер пришел. – Развезёт своё рукоположение часов на пять – сдохнуть можно. Да. Выспаться стоит. Точно.
Он лёг часов в одиннадцать, почитал «Известия», пришла Лариса, поцеловала его, погладила волос и забрала газету.
– Всё. Считай баранов. На сто сорок восьмом уснёшь, – И ушла.
Сухарев действительно начал их считать. На сто пятнадцатом баране он споткнулся потому, что зевнул так зверски, что чуть не втянул в рот край пододеяльника. Сто сорокового барана он ещё смог упомянуть, но потом вздохнул, повернулся на бок и исчез из мира всего, что движется, ходит, ползает и летает. И тут после перерыва, случившегося с помощью Ларисы, он
увидел. Нет он увидел и услышал сон. Новый, шестой по счёту. Снова поплыла сверху плёнка кино с буквами и голос из неизвестной Вселенной сказал «Привет. Продолжим занятия в университете высшего разума».
(сон Виктора Сухарева в Красном городе Кызылдале в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое января 1966 года)
«– Ты уже, наверное, понял, что я голос Высшего разума Великой Энергии всех Вселенных. Если нет, то пойми. Эта Энергия создала всё и управляет всем.
Тебя мы выбрали потому, что ты здесь. Рядом с Красным городом управляющие космосом поставили антенну и приёмник, которые ловят меня, голос вселенского Разума. Они в глубине. Под степью. Мест на вашей планете, где мы недавно установили антенны для передачи истиной информации о самом для вас важном, восемь. Людей, которым мы транслируем в мозг чёткие понятия единственно верной морали, высшей нравственности, мало. А к понятиям этим дополнительно вносим в подсознание сверхъестественные для землян способности предвидения и незнакомых вам экстрасенсорики и телепортации. Таких людей всего сто. Ты один из них. Остальные живут на других континентах. Зачем нам это?
– Мы хотим через вас навести порядок на вашей почти неизвестной ни одной вселенной, маленькой, уродливой и злой планете. Ты должен говорить всем, кого знаешь о том, что я рассказываю в твоих снах. Они расскажут другим, другие ещё кому-то. И так возможно излечение вашего больного духа от лжи, жадности, предательства, невежества, жажды славы, власти, денег, желания возвышаться над другими, убивать морально и физически. Мы бы не стали тратить на вас даже крохи энергии, если бы ваша неприметная, но ядовитая планета не влияла плохо на идеальную вселенскую гармонию.
Давай сегодня поговорим о том, что вы ошибочно считаете истиной. О Боге вашем. Или о богах. У вас их почему-то много слишком. А Землю и всё живое, людей, естественно, разумных – создал как будто по образу и подобию своему один. Некто Саваоф. Так считаете вы, ваша религия, угнетающая волю и туманящая рассудок. Во вселенной никто, даже сам высший Разум, Саваофа этого не знает, поскольку всё создано Великой Энергией, а не духом, Не понятного вообще происхождения. Вот смотри. Главная книга христиан – Библия. Ветхий и Новый завет. Что такое библия? Богословы христианские дают ответ: это – священное писание, божественная книга, составленная Богом. Но, может, если и не лично им, то его доверенным лицом – Моисеем, которому он продиктовал эту книгу на горе Синайской. Она, Библия, самая первая священная книга о создании всего сущего, жизни, о распятии и воскрешении сына большого Бога Саваофа – Иисуса.
Но ты ищи и найдёшь, например, что еврейская библия «Тора» – вовсе не самая старинная, древняя книга, что у других народов сохранились письменные памятники и книги, гораздо более древние, чем она. А библия, ваша, кстати, составлена в разное время и очень явно представляет собою смесь различных сочинений, наспех и искусственно связанных между собою.
Больше всего проповедники религии стараются убедить вас, что Пятикнижие всё написано Моисеем со слов бога. А в самом-то Пятикнижии об этом, поищи внимательно, нет ни слова. Во Второзаконии описаны смерть и похороны Моисея. Конечно, Моисей, если бы он действительно жил и писал библию, никак не мог бы описать свою собственную смерть и свои похороны.
Это было бы равносильно тому, чтобы поверить, что Моисей шел за собственным гробом. Описание кончины писателя Библии заканчивается словами: «И никто не знает места его погребения даже до сего дня». Это мог написать только тот, кто писал о смерти не настоящего, а выдуманного, сказочного Моисея. Зачем? Чего ради скрывать могилу такого выдающегося божьего помощника? Ну, ладно. Давай вспомним, как Дух Землю и живое создавал. Там много смешного и несуразного.
«В начале сотворил бог небо и землю». Так начинается увлекательная книга Бытия, написанная никак не раньше 2500 лет тому назад. А когда же было это библейское «в начале»? Верующие верят в то, что написано в священной библии и исчисляют существование мира «от начала сотворения» до сегодняшнего дня в целых 7495 лет. Но если 7495 лет тому назад бог начал творить небо и землю со всем сущим, то что же было до этого времени? На это синодальное издание библии отвечает: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух божий носился над водою» Где же носился этот дух? А носился в той самой тьме, что висела над Землей и над бездной.
Значит, картина была такая, как говорят в шуточном рассказе о сотворении мира: и в середке была бездна, и по краям пусто. А над этой пустотой, над первобытным морем нашей планеты носился миллионами лет (и не надоедало же ему это пустое занятие!) дух божий. Если начало миротворения было 7495 лет тому назад, то что же делал этот самый дух Саваофа до начала? Сколько, действительно, миллионов лет носился он впустую и бездарно тратя огромные времена над бездной? И откуда он вообще взялся этот самый дух божий если нигде ничего не было? Ничего, оно и есть – «ничего».
Из дальнейшего рассказа о сотворении мира в книге Бытия мы увидим, что Бог Саваоф, который впоследствии сделался богом-отцом бога-сына Иисуса, предавался этому скучному занятию летания над бездной просто потому, что не знал, выйдет ли что хорошее, если он изменит этот порядок, или, вернее, беспорядок. Но все же, как рассказывает библия, около 7495 лет тому назад этот самый бог вдруг заговорил. Говорил ли он что-нибудь до этого? Ни из библии, ни из каких-либо других книг мы ничего не знаем. Откуда же стало известно, какой была земля до ее устройства? Кто видел, как дух божий носился над миром до сотворения самого мира? Кто слышал эти первые слова бога? Никого ведь и ничего пока не было кроме пустоты бездонной. Не ясно ли, что и первые слова бога и вся эта история сочинены, придуманы?
Мы на этом еще остановимся и на гору Синайскую пойдем, посмотрим, чем там занимался Моисей, сколько у него было стенографисток, чтобы записать рассказы Бога-создателя.
«И сказал бог: да будет свет. И стал свет. И увидел бог свет, что он хорош, и отделил бог свет от тьмы. И назвал бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».
Не приходило ли вам в голову, верующие, что этот самый вечный бог ровно ничего не знал? Он даже не знал, что свет хорош. Откуда ему было знать, когда он никогда не видел света? Не приходило ли вам в голову: как же это так – носился миллиарды, триллионы, квадрильоны лет, вечно носился во тьме этот бог, которому стоило только сказать слово, чтобы стало светло, а он за столько времени просто не додумался сказать его?
Можно себе представить, какая это была несносная жизнь: терпеть вечно хаос и тьму, как пуста и бессодержательна была жизнь этого бога, который тыкался во все стороны в темноте, как слепой котенок, покуда он не пролепетал три только слова: да будет свет!
И напоследок дам тебе раздумье. Как поверить библии в то, что человек создан был 7495 лет тому назад, как и весь остальной мир? Есть ведь памятники старины и о них весь ваш мир знает, созданные людьми, которые старше этого возраста. В пластах земли, которые хранят в себе кости давно погибших животных, находят кости человека, пролежавшие там во много раз дольше, а именно много десятков тысяч лет. Уже одно только это убеждает, что библия рассказывает неправду о сотворении «первого» человека. Но послушай ещё раз библейскую историю о его сотворении. Ты её знаешь. Прежде всего, в библии имеется не один рассказ о сотворении мира, а несколько, разбросанных по всей библии. Два из них находятся в книге Бытия: один – в первой, другой – во второй главе. В первой главе бог творит человека по своему слову на шестой день мироздания.
«И сказал бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными (и над зверями), и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле.
И сотворил бог человека по образу своему, по образу божию сотворил его: мужчину и женщину сотворил их. И благословил их бог, и сказал им бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над зверями, и над птицами небесными, и над всяким скотом, и над всею землею, и над всякими животными, пресмыкающимися по земле…»
«И увидел бог все, что он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестый».
Некоторым людям особенно приятно думать и верить, что они сотворены по образу и подобию бога. Что же делает сам человек, как он понимает своего бога? Он обыкновенно рисует своего бога в образе человека: у бога борода, усы, два глаза, двое ушей, нос, две руки, две ноги – все, как у человека. Правда, некоторые изображают бога с большим количеством конечностей. Есть изображения богов со многими головами, с сотнями рук, ног и глаз, повернутых во все стороны. Как же иначе изобразить, что бог вездесущий, всевидящий, всеслышащий, всемогущий и прочее?
Чтобы показать, насколько велик их бог, еврейские богословы так изображают его: это старец, который имеет один миллиард и семь тысяч кудрей, рост его – ровно полмиллиарда миль, пальцы – длиною в миллион двести тысяч миль, а кисть руки – в 240 002 мили; вот до чего точно измерили еврейские раввины кудри на голове своего бога и длину его пальцев! Как сделали они такие измерения, это их тайна, тем более, что никто из смертных, по словам библии, не видал этого бога иначе, как сзади, то есть видели только спину и задницу богову.
Но все же почти все христиане, как и большинство других религиозных людей – евреев, магометан, буддистов, верят, что они созданы по образу и подобию бога, которого они представляют себе в образе человека; и выходит, что человек сам создает себе своего бога по образу и подобию своему. Но так как бог, по учению библии, создал сразу мужчину и женщину по образу и подобию своему, то на кого же он похож? На мужчину или женщину? Ведь мужчина и женщина устроены неодинаково; какого же пола бог – мужского или женского? Этот вопрос чаще задают неверующие. А Церкви и ответить нечего. Странно, да? Ну и вот на чём хочу закончить. А ты подумай. Священник Илия, ты сам никогда не протестовал против того, что бог Саваоф или сын его Иисус изображались с человеческим лицом? И почему сами церковники способствовали распространению сотен миллионов икон и других изображений бога в виде человека. Но ведь пишут-то на иконах лик сына Иисуса. А Саваофа – создателя всего и родителя Иисуса лик ты сам видел? Отдельно портретом изображенного? Вы, священники, обязаны ответить: какого пола бог – мужского или женского, или он бесполый, или двуполый?
Но в той же книге – библии есть другой рассказ о сотворении человека, который совершенно по-другому всё подаёт В главе первой рассказывается, что человек явился на свет как венец творения мира, как завершение его, после растений и животных. А во второй главе рассказывается о том, что бог сначала создал человека, а потом уже все остальное. Читай, убедись сам. На сегодня хватит тебе, Илия- Виктор. Больше думай, анализируй. И помни, что даже веру не стоит принимать слепо на веру».
Плёнка свернулась, улетела вверх, голос исчез. Виктор открыл глаза.
– Ну, ни фига себе, – он потёр два дня не бритые щёки и сел, разыскивая за подушкой майку, которую на ночь снять не успел. – Что такое вообще? Кто это? Почему я? Как они меня выбрали? Хотя… Это же бред! Я читал в семинарии книжку Емельяна Ярославского « Библия для верующих и неверующих». Старая книга. Злая. Так этот Разум то же самое почти мне толкал всю ночь. Видно, запомнил я много из книжки. Сейчас вылезло. Но голос! Тот же голос, который и про нравственность мне говорил, про зло и добро. Про то как и за что ценить правду и уметь отличать её от хитросплетённого вранья… Нет, что-то не так с мозгами. Не свихнуться бы пока доберусь до психиатра. А то уложат за решетку на год и по три кубика в задницу аминазина каждый день. Вроде так эта пакость называются, которой «дуриков» нашпиговывают для усыпления разума.
– Лара! – крикнул он в темноту. Не рассвело пока. Конец января
Лариса прибежала в ночнушке и бигудях. Заспанная. Испуганная: – Что? Не сердце, нет? Столько волнений сейчас. Назначение это не нравится мне. Жили бы спокойно. А теперь вся церковь на тебе повиснет и тихие скандалы с нашей властью прибавятся. С коммунистами по разным поводам.
Сухарев посадил её рядом и рассказал сон. После чего сам оторопел. Пересказал он текст слово в слово.
– Вот это со мной пару раз в месяц происходит. Причём только в Кызылдале. И все прошлые сны – не болтовня. Всё вроде бы я и так знал и знаю, а после голоса то, что услышал, становится убеждением. Но сегодня впервые растерялся. Голос про Создателя рассказал. И получается по его словам, что Библия- это сказка волшебная. Куча не состыкованных разумно и логично легенд. Примеры к этому факту очень убедительные. Я и сам замечал нестыкухи всякие. Но осмелиться подумать против Бога не в силах был.
– А ты действительно безоговорочно веришь в Бога, в Христа-спасителя? – Лариса подала ему брюки, рубашку и толстый свитер из овечьей шерсти. – Я вот пробовала поверить. В церковь сначала бегала только на тебя поглядеть. Потом иконы изучала и тексты про всех святых. И про троицу да Деву Марию. И многого недопоняла. Почему они все святые – мученики? Почему нет просто кристальных, истовых людей со святостью и нормальной жизнью? Не понятно мне…
Тайком из комитета комсомола раз двадцать бегала. Увидела тебя в первый раз с Жорой на руднике. Я рядом стояла, когда он экскаватор подогнал. Ты меня не заметил. Я ж без колец была, без браслетов и серёжек с агатами, да не в платье с блёстками. В робе рабочей. По карьерам бегала, ребят к вступлению в комсомол готовила. Жора мне и сказал потом, кто ты, где работаешь и как его из грязи в люди вернул.
Наверное, я тогда в тебя влюбилась. Не знаю. Но когда Жора сказал, что идёт к тебе на новоселье, я его чуть не удушила, так обнимала и просила, чтобы и меня взял. Он сказал, что одну не возьмет. Ищи, говорит, двух-трёх подружек. Там народ серьёзный будет, а вы, комсомолки, так – постельная принадлежность для больших людей. Есть про вас такое мнение. А они там будут. И у Вити, говорит, жена и сын в Челябинске. Запомни. Семью не разваливай.
– Да не разваливала ты семью, – Сухарев оделся и пошел пить кефир с булочками. – Мария со мной жить уже не будет. Она сюда не приедет. А я туда не вернусь. На всё воля Божья. Так почему не вышло у тебя с верой в Господа? И почему Жора сказал мне, что ты Латышева, если натурально ты Шереметьева. Замужем была?
– Не была. Латышева я по паспорту. Мамина фамилия. Отец сказал, что с графской фамилией и ему непросто живётся. Многие графьёв Шереметьевых почему-то не добром поминают, а мне папа никаких осложнений не хочет. У меня, Вить, жизнь и так была с большой проблемой.– Лариса села, сжала голову руками и наклонилась к коленям.
– Я музыкалку в Златоусте окончила с отличием. И поступила в Свердловскую консерваторию. На втором курсе стали меня брать на большие концерты. В Москву, Ленинград, в Вильнюс ездила. Три конкурса выиграла Всесоюзных. Репертуар – Гайдн, Верди, Рахманинов, Моцарт, Прокофьев, Стравинский, Бетховен, Штраус и другие такие же гении. Ну, кто-то из девах консерваторских помирал от зависти. Шестьдесят первый год. Мне двадцать лет и одухотворённое лицо да пальчики, которые по клавишам как мышки бегали. Нет, не бегали. Летали как бабочки над клавишами, а музыка сама лилась. Кто завидовал сильно – не узнала до сих пор. Говорили про одну. А я не поверила. Она мне лучшей подружкой была.
Ну так вот. Зимой вечером шла я с репетиции в общежитие. А по дороге стройка была. Магазин, что ли, делали. Вот возле неё прихватили меня трое парней. Темно. Лиц не видно. Да я их, точно, не знала. Голоса незнакомые. Один мне рот зажал, другой, очень сильный, взял обе руки мои и ладонями прижал к бетонному полу. А третий кирпичом минут пять бил меня по пальцам. Сколько я там валялась – не знаю. Отморозила нос, уши, руки и пальцы на ногах.
Нашел меня сторож. Удивился, что я живая. Он и «скорую» вызвал. Провалялась я в травматологии месяц. Кости мне наладили. Спицы и сейчас в трёх пальцах остались. Ступни и пальцы на ногах даже сегодня ничего не чувствуют. Хоть в кипяток опускай – им без разницы. Нос зимой белеет при минус десяти и тоже хоть откуси его – не почувствую. Вот… И всё. Пианистка скончалась. Я долго прощалась с музыкой. Плакала постоянно, вены, глянь, резала. Снотворное купила и выпила. Пачку за раз. Опять «скорая», неделя в больнице. После этого я уехала в Златоуст. Работала уборщицей в горкоме комсомола. Полы мыла шваброй.
А потом меня это хмырь прыщавый, начальник горкомовский, увидел. После него пришла какая-то девочка и сказала, что меня зовет секретарь на беседу. Я пошла и меня взяли инструктором. Дальше ты знаешь. Зарайск, а оттуда на рудник сюда приехала. К новоселью собрала у девчонок цацки всякие и платье то, серебристое. Своих украшений и хорошей одежды нет. Зарплата у инструктора – сто десять рублей. Накрасилась как дура, духами полилась Светкиными. К тебе шла. Хотела понравиться. Потому, что устала смотреть на тебя издали.
Виктор даже рот приоткрыл. Газа его стали влажными и злыми.
– Это когда случилось всё? С кирпичом по пальцам?
– В декабре шестьдесят первого. Двенадцатого числа в семь тридцать вечера.
– А лучшая подружка консерваторская где теперь?
– Преподаёт в Свердловске в шестой музыкальной. Оля Васильева.
– Я через неё найду тех ребят, – Виктор сжал губы. – Найду.
– Зачем? – грустно улыбнулась Лариса. – Прошлого нет больше. Есть Кызылдала, ты, рудник и хорошие люди на карьерах. Тоже, кстати, все в душу раненные. Ни одного не знаю с доброй судьбой.
– Потом договорим, – Виктор поднялся, взял свой баул и плечики с отглаженным ночью облачением иерея. – Торопиться надо. До рукоположения и посвящения в сан дел полно. Буду звонить вечерами.
Он поцеловал Ларису и быстро ушел. К церкви, к машине, шел так быстро, что маленьких капель слёз, сразу же замёрзших в уголках глаз, никто не увидел бы. И вот только это одно было для него в то утро очень хорошо.
