Спиманк
Человек, разговаривающий с Богом
Фрагмент 9. Краткий курс воспитания женщин и детей
Бегом!
Пять километров бодрого бега и потребность пререкаться резко превращается в желание полежать, молча.
Вредничать, капризничать и скандалить на бегу не с ноги. Задохнешься, встанешь. А следом погоняло и три пары сапог. Отхерачат так, что все слова застрянут в глотке, даже самые ласковые. Несколько ударов сапогами по голове и тебе уже не важно, что с твоими рёбрами, яйцами, почками и прочей требухой. Да и были ли они – яйца? Уже не интересно, никому.
Отлежался, отхаркался да откашлялся – беги!
А сзади снова сапоги.
И ты уже бежишь, молчишь.
Когда тебе говорят – бегом! , это значит надо заткнуться.
– Вопросы!
– Не мешают ли женщинам яйца во время пробежки?
– 10 километров. Бегом!
Фрагмент 10. Стадо
Наверное это произвело на меня впечатление, если память возвращается туда снова и снова спустя десятки лет.
Сибирь, Байкал, Бурятия.
Я бывал в этой деревушке множество раз, почему сейчас всё так необычно, странно, красиво и страшно?
Возможно август. Практически чёрное небо, но светло. День. Зной, хотя мне всегда холодно на Байкале, даже в самую изнуряющую жару, иллюзия. Ливанёт с минуты на минуту, но не факт – дунет Култук и снова солнце. Байкал!
Последний паром через Селенгу отчалил, отрезая пути отхода. Впереди тысячи километров неизвестности. Шаманы, бубны, пляски у огня. Но это в другом фильме, а пока полурусская деревня.
Машина встала посреди улицы, уткнувшись в стадо коров. Животные всё прибывали, окружая со всех сторон. Им нет числа. Грязные, до брюха измазанные засохшей глиной или тиной. Они не бредут уставшие с пастбища – валят!
Мыча, толкаясь коровы прут по узкой улице, зажатые с двух сторон трёхметровыми заборами, на воротах которых висят омытые дождями белые, зубастые черепа их коровьих предков. Вонь, гул, жара! Тёмно-синие, предгрозовое небо. И я стою посреди этого ужаса.
Рога у коров большие, настолько же острые, насколько тупые, навыкате, глаза. Они смотрят сквозь меня бессмысленно. Нет, не обманывайся – они смотрят НА тебя, беспощадно!
Говядина.
Култук подул. Суровый ветер. И сдуло всё – тучи, страхи, коров… Осталась только память.
Но иногда в толпе нет-нет, да и мелькнет бессмысленно-беспощадный взгляд, рогатый череп.
Нет. Показалось.
Фрагмент 11. Код саморазрушения
Тщеславие, как впрочем и вся остальная зараза под названием человек, распространяется половым путём.
Перед тем, как вбить маленькому человечку чушь про сугубо ему одному присущую избранность и неминуемый грядущий успех в захвате города Парижа, ребёнка надо бы родить. Затем уже поздравления и радостные пожелания, напутственный пинок в светлое будущее.
Хорошо если чадо, вопреки ожиданиям, окажется нормальным, не слишком умным, не амбициозным, заурядной серостью. Вдруг повезёт.
Ну а не повезло – в путь! К вершинам духа, пока дух не вылетит от тряски по колдобинам жизни или от восторга, захлестывающего пьяной разухабистостью от собственной офигенности. Бугорки, сопочки и сопельки не для нас, штурмовать так Олимп, кто тут Зевс? Пшёл вон!
И Олимп уже похож на муравейник, стада небыдла прут вверх, топчут друг-друга двурогие, как при миграции в Масаи-Мара, давят копытами, раскраивая черепушки, разрывая вздутые пузыри животов, по колено погружаясь в чужие кишки, говно и кровь требухи. Кто-то, забывая о цели, наслаждается этим процессом, кто-то, брезгливо стряхивая это отребье, галопирует дальше. Вверх, вниз – не важно. Притяжения нет. Полёт мысли, фантазии, ты творец, создатель, это твой космос, упоительный крышесносный мир!
А борода Зевса всё ускользает, не получается ухватить Бога за бороду. Даже трёх волосинок не остаётся в руке, чтобы наколдовать чудо, халяву и счастье. Трах-тибодох-тибидох! Только трах. И крах.
В итоге ты уже не понимаешь чего хочешь, мозг замолчал – на тренерской скамейке тишина или несвязанные, тупые команды, вопли, брань.
Злоба и остервенение выжигают твою душу, словно ты хватанул 33-х процентной пергидроли, всё внутри горит от глотки до желудка дикой, непроходящей болью, как если б ты приложил ладонь к раскалённой кухонной плите, только отдёрнуть нельзя и горит не ладонь – нутро, суть твоя горит, сама твоя сущность, ты горишь. Больно. Страшно.
Любой огонь не бесконечен, его нужно чем-то подпитывать, кормить. Он живой. Это твой огонь, твоё пламя. Это ты его кормишь, собой. Ты и есть огонь.
И ты сжёг себя, и он умер, огонь. А ты нет. Ты, падла, живучий!
Смена декораций. Сырость и склизлые камни. Твой мир сжался до узкой пещеры. Темно.
Где-то есть свет. Но он тебе больше не интересен, не нужен. Больше ничего не нужно, никому – ведь ты это все, ты это всё, закрыл глаза, как в детстве, и всё исчезло, да и наплевать, ведь тебе холодно, очень холодно.
Холодно, холодно, холодно, холодно – как не задремать?
Тщеславие, переходящее в уныние. Право и лево. Когда корешки превращаются в вершки? Посередине? Но дерево растёт, середина меняется, она подвижна. Они близко. И в то же время далеко.
Как проскочить в это угольное ушко, между Сицилией и Хайдарабадом?
Выполз из пещерки и алга! Сцепил зубы, руки в кулаки и ножками, ножками. 6500 километров, хоть боком катись поперёк дороги! Уже без цели, без желаний, просто иди. Куда? Зачем? Назло? Кому? Нет. Просто шагай.
Это называется гордыня. Она и вынесет между тщеславием и унынием, между Сциллой и Харибдой.
Дойдёт ли этот гордый пешеход, понятия не имею.
Куда идёте вы, как говорится, кому вы там нужны? А здесь кому? А я вам тоже не отвечу.