Фредерик:
Он в третий раз перечитывал записку.
Мозг понимал слова, но отказывался складывать их вместе.
«Уезжаю с любимой женщиной, как должен был много лет назад.
Маркус.
P.S. Вряд ли граф будет сильно против, но если вдруг… ты очень многим обязан мне за Джесс и Верену.
P.P.S.
За вещами я пришлю позже»
– Мама? – позвал он. – Взгляни сюда.
Лизель нахмурилась, вытягивая листок на длину руки. Ее лицо побледнело, затем осветилось улыбкой.
– Бинго, мой дорогой.
– Что это значит?!
– Что?
– Ты все знала?
– Я говорила тебе, что собираюсь кое-что предпринять, чтобы Маркус был счастлив?
– Сбежав?!
– Иначе было бы технически невозможно… А Верена где?
– Ушла.
– Ушла?!
– У нее свидание… Господи, Фредерик! Ты же не думаешь, что она сбежала с собственным дядей? Он же зануда. Не будь ослом.
Фредерик чуть не лопнул от возмущения, но быстро понял: мать просто троллит его.
– У Маркуса была женщина?!
– Ты не знал?
– Я понятия не имел! Кто она?
– Графиня.
– Графиня?
– Единственная женщина в мире, даже более нудная, чем он сам. М-да, сынок. У всех на свете есть своя пара.
– Лизель! – распахнулась дверь и в дом ворвалась Верена, держа газету в руках. – Ты видела «Бильд» сегодня?!
– «Бильд»? – брезгливо спросил отец. – У тебя Инстаграм закончился? Ты еще «Шпигель» купи!
– Марита изменяла Себастьяну! – выпалила Верена. – Какой-то инсайдер дал интервью и выложил все! Фердинанд не его сын! Вы это представляете?! Себастьян еще вчера был у адвоката. Он подал на развод.
– За день до выхода номера? – спросил Фредерик.
– Ферди не от него? – дрогнула Лизель, пробежав глазами заметку. – О, господи! Так у Маркуса все это время был сын?!
– Гей!
– Да какая разница?! В баночку, значит, сделает, глядя на полосатый флаг!
– В баночку и я мог бы сделать, незачем было Маркуса изгонять.
– Это не изгнание. Это то, на что он не решался годами…
– Минуточку! – Верена вытаращила глаза. – Вы хотите сказать, что наш святой Маркус и Марита были любовниками?
– Любили, а не любовники… Не утрируй, – попросил Фред.
– А Фердинанд откуда? Скачали с АппСтор?
– Я так и думала, что они сошлись, – проговорила Лизель. – Они постоянно встречались, якобы, у издателя, но… она продолжала жить с Себастьяном. Потрясающая женщина. А говорят, что это я помешана на регалиях!
– Где ты была? – вновь спросил отец, разглядывая возбужденную, всю в крапивном румянце, дочь.
– Мы ночевали в городе, – она как-то странно сунула руку в карман и выглядела смущенной, но ни отец, ни бабка не обратили внимания.
– Как мы все это теперь объясним Себастьяну? – Фредерик скомкал газету и яростно зашвырнул в камин. – Как это невовремя!.. Ты была с ним? Он знает, что это Маркус? Как он отреагировал?
– Никак.
– То есть?
– Ну, он сказал, что был у адвоката, потому что узнал кое-что о своей жене. И спросил меня…
Верена смутилась и опустила голову. Лизель быстро подняла глаза.
– Сделал предложение? – спросила она и вдруг громко всхлипнула, прижимая к лицу ладони. – Боже мой! Виви! Девочка моя, поздравляю!
– Что? – осипшим голосом спросил Фредерик. – Предложение?! Какое?
Верена достала руку и показала им фамильное помолвочное кольцо.
– Я стану графиней, папочка! Мы поженимся…
Фердинанд сидел за столом, держа в руке чашку кофе.
Окна кухни выходили на маленькую террасу, где на перилах, обняв колону, сидела мать. Фердинанд никогда еще не видел ее настолько красивой. В белой рубашке, джинсах и маленькой косынке на густых светлых волосах, – она сидела, скрестив босые ноги и улыбалась отцу. Тот стоял спиной к Фердинанду, и он не видел его лица, но видел мольберт и оживающую на нем фигуру.
Его последняя книга и колода «Темное Таро» имела такой успех, что издатель предложил другую концепцию. «Светлое Таро». И Маркус рисовал Мариту, в образе Ангела, Пресвятой и Пречистой Девы, смешливой девочки, которую он когда-то знал.
Фердинанд всегда был сентиментальным, но глядя на свою мать, он опять хотел плакать.
– Почему ты не сделала этого раньше, мама? – молча спрашивал он и слезы текли по щекам и капали в чашку. – Почему не ушла от этого животного, которое я был вынужден называть отцом? Почему ты так мучилась?.. И ради чего?.. Ради титула, под которым тебя никто всерьез не воспринимал?
Зазвонил телефон и на экране высветилось «Бабушка».
Все еще плача, он расплылся в улыбке и поспешно смахнул, чтобы ответить.
– …ты мне не мать! – кричал на заднем фоне кто-то из близнецов.
– Вот именно! – орала в ответ Верена. – И значит, ничто не помешает мне нанять тебе киллера!..
Лизель с виноватой улыбкой закрыла дверь.
С тех пор, как мама и папа встретились с ним и все ему рассказали, – она была его первой мыслью. Лизель – моя бабушка? Самая шикарная и стильная женщина, которую только можно вообразить, моя бабушка?
– Не называй ее так, умрешь! – посоветовал Маркус. – Она даже Виви такого не позволяет, а та – дочь ФРЕДЕРИКА.
Прямо так, большими буквами и сказал.
Но Фердинанд называл Лизель так, только так. Бабушкой. Хотя еще долго не мог привыкнуть, что Маркус – папа. Ну и попарился же он, пытаясь изменить его стиль и избавиться от жутких синих костюмов, которые абсолютно ему не шли.
Сам чуть не постарел! Зато теперь Маркусу нет нужды завидовать Фреду. Выглядит он ничуть не хуже него!
– Здравствуй, бабушка! – сказал Фердинанд, склонившись к столу. – Что там у вас происходит?
– Кто-то из близнецов пытался подглядывать в ванной. Словно он что-то новое мог увидеть после того, как все они пришли с пляжа.
– Оригинально, – ответил Ферди, вспоминая вопль: «Ты мне не мать!» – Скажи ей спасибо за розы, которые она прислала мне после выступления. Я так надеялся, она приедет сама.
– Она ни черта не понимает в музыке. И твоя мама… они не ладят, если ты вдруг не замечал.
После того, как все прояснилось и шум в газетах утих, Лизель перевела Маркусу на счет кучу денег. Якобы, Себастьян вернул мамино наследство, но они-то знали, что он бы в жизни ничего не вернул.
Раза два или три Лизель приезжала к ним, но вскоре перестала. Мама ее не особенно жаловала, да и Маркус относился прохладно.
– Звоню убедиться, что ты приедешь, – сказала бабушка, нежно разглядывая его лицо.
– Надеюсь, Себастьян не удушит меня, чтобы бросить труп у границ владений?
Называть Маркуса отцом он начал не сразу, но Себастьяна, едва узнав, перестал. В глубине души, он всегда это знал. Граф не его отец. С этим человеком у Фердинанда не было ничего общего.
– Я слышала, новая жена из нашей близкой родни, – улыбнулась Лизель. – Она ему не позволит.
– Как ты позволила? – внезапно вырвалось у него. – Как ты можешь быть так спокойна, отдавая за него Ви?
– Он не чудовище, дорогой… Просто очень несчастный в прошлом мужчина. С Вереной он совсем не такой, как был. Совсем, как и Маркус с Маритой.
Через комнату пронеслась Верена, вопя:
– Себастьян!
И Фердинанд закрыл рот.
Себастьян на миг оторвался от разговора с Ральфом. Тот был в Ватикане, изредка наезжая в Гамбург, чтобы дать Филиппу люлей и проверить, как работают его стратегические идеи на практике и работают ли.
– …у меня тут нос стал коричневым, – рассказывал Ральф, смеясь. – Но дядю Мартина в самом деле многие вспоминают добром и протекцию составляют.
– Не забудь, что я тебя жду на свадьбе, – сказал отец.
– Надеюсь, невеста не спутает меня с тортом, – невесело пошутил Ральф.
– Я разрешил ей позвать ее нового двоюродного брата. За ней должок, – подмигнул отец.
– Рад слышать, что ты не срываешь все зло на нем.
– Сынок, с тех пор как Маркус признал его, я ничего не имею против. Пусть хоть в платье приходит и весь обряд стоит на стороне девочек Ландлайен…
– Себастьян! Эти два идиота опять подглядывают! – раздался голос Верены из коридора.
– Будь они идиотами, не подглядывали бы, – шепнул граф в трубку, потом крикнул. – Детка, я не могу их убить, меня отлучат от церкви! Ты же не хочешь стоять у алтаря в одиночестве, крича мне клятвы в окно?..
– Я хочу, чтобы ты объяснил своим идиотам, что мои сиськи выросли не для них!
Граф рассмеялся и даже Ральф улыбнулся тоже.
– Погоди-ка, Ральф!.. Я сейчас, – он отошел к окну и прокричал. – Эй, Фил! Филипп!..
Филипп закатил глаза.
– Держи форт, Рен! – он осторожно снял исколотый булавками пиджак и передал портнихе. – Займитесь пока вон тем, похожим на меня парнем. Только не делайте чересчур красивым.
Девушка рассмеялась и отошла к Рене, который так и сиял от гордости. Верена хотела, чтобы он нес им кольца, но граф велел найти кого-то из девочек.
– Он будет моим шафером вместе с Филом! – возразил он.
И вот, раздувшись от гордости, Рене стоял рядом с братом, примеряя почти готовый пиджак.
– Так твои папа и мама женятся, – спросила портниха, приступая к работе.
– Ага!
Он был последним, поздним ребенком Мариты и почти не знал мать. По крайней мере, счастливой. Рене родился после смерти брата, в честь которого был крещен, и понимал, что мать предпочла бы того, другого. Он не был близок с ней здесь и совсем не скучал, когда мама вдруг уехала. Порой она звонила, спросить хорошо ли он учится, но видно было, ей это абсолютно не интересно. И очень скоро Рене приспособился делать вид, что не видел, что мать звонила.
– Ее зовут Виви.
За окном верещали его противные братья-близнецы. Это Филипп, загнав их в угол веранды, раздавал звонкие затрещины.
– Я тебе щас такую «Немать!» покажу, что зенки повылетают! Порнуху будет нечем смотреть!
– Ну-ка, подними ручки, – сказала портниха Рене, делая вид, что не слышит. – Твой папа всегда такой?
– О, Филипп не мой папа! Филипп – мой старший брат! – сказал мальчик с такой гордостью, что женщина улыбнулась. – Раньше мы с ним не ладили, но теперь ладим.
– Значит, ты самый маленький?
Рене улыбнулся женщине и посмотрел в окошко на задний двор.
Там, дядя Фредерик, который теперь был не просто епископ, а епископ всего Гамбурга, одной рукой держал за ошейник Герцога, а второй поддерживал Рихарда, который пытался отобрать у собаки мячик. Герцог задирал голову, не желая расставаться с игрушкой, а Рихард без малейшего страха, тянул ручонки к его большой голове.
– Нет, конечно. Самый маленький у нас Рич.