Соро Кет
Последний сын графа
Ты так хотела наследника, так расти сама!
Слегка пошатываясь, граф проводил жену в ее комнату, поцеловал уже лежавшего в своей кровати Рене и, выслушав его восторженный спич, по тому же длинному коридору пошел к Верене. Он слышал, как к дому подъезжала машина, слышал на лестнице голоса и шаги за дверью гостиной он тоже слышал и обозлился, как черт.
Не желая портить вечер разборками, граф решил дать себе остыть.
Ну, что за бред? Ревновать к жене!
Вот только Марита отчего-то вообразила то же, что и Верена. Напряглась и стала прощаться. А еще говорят, что мужики – озабоченные. Сами думают лишь о сексе, ничего другого в голову не приходит, а обвиняют мужчин! Ее усохшая плоть его даже в лучшие годы не возбуждала! Себастьян в самом деле, хотел лишь поговорить. Он настоял на том, чтоб допить бутылку, но легкий дух был уже потерян.
Граф все еще обдумывал, что на его обеих женщин нашло, когда столкнулся с Лизель. Та как раз выходила из детской.
– Ребенок спит, Верена уехала, – сказала Лиз тихим шепотом и жестом велела ему говорить потише. – Я иду домой, но няни знают, что надо делать, если случится что-нибудь непредвиденное. Так что не беспокойся.
Она начала спускаться.
Уехала! Ну, еще бы! Ждет, что он за ней побежит? Поползет на коленях, как идиот?
– Как ты? – спросил Себастьян, следуя за Лизель по лестнице. – Все в порядке?
– Прекрасно! Жду не дождусь, когда вы все прекратите об этом спрашивать.
– Прости, – сказал он. – Я пьян, и ты пугаешь меня молчанием, вынуждая говорить ерунду.
– Ты пьян, и я не хочу обсуждать с тобой что-то важное.
– А если ты попробуешь без охоты? – надавил он, преградив ей путь.
– Что ж, хорошо. Я так понимаю: ты сделал классическую ошибку мужчин, которые пытаются усидеть между двумя женщинами? Упал.
– Поня-ятно, – сказал Себастьян и ухмыльнулся. – Что, если ты тоже хлопнешь рюмочку коньяку и выскажешь мне все?
Лизель пожала плечами.
– Хорошо, тогда погоди минутку, – она пошла первой, ровная и уверенная, бесшумно переставляя ноги в туфлях на каблуках. – Алло, Михаэль? Заглуши мотор и войди, пожалуйста. У меня назрело неотложное дело. У тебя есть ключи?
Очень грамотно, – подумал про себя Себастьян, входя вслед за ней в гостиную и плотно затворил двери.
Михаэль был ненамного младше его, но подготовлен лучше. И он имел право носить оружие. Похоже, дело не просто в том, что Ви лишит его тела.
– Случилось кое-что очень важное.
– Я слышал, Филипп расстался с Иден, – перехватив инициативу, Себастьян налил им обоим по рюмке «Хеннеси» и первый сел на диван.
– Ах, да? Вы с Маритой это отмечали?
– Серьезно? Я теперь не имею права выпить и потрепаться с женой?
– Ты, что, считаешь мне интересны твои права?
– Тогда, о чем таком важном у нас пойдет речь?
– О Рихарде.
– Рене по-прежнему старше и если он сможет иметь детей, – Себастьян пожал плечами, дав ей понять, что хозяин положения теперь он
– Без Марти, право же, мне уже все равно, – она слегка улыбнулась воспоминаниям.
– Тогда что случилось? Я, вроде, не отказывался от Рихарда.
– Ты не хотел бы от него отказаться? – спросила Лизель, глядя ему в глаза спокойным, немигающим взглядом.
– Что? Я не понимаю! С чего вдруг?
– С того, что Рене его старше и у тебя есть наследник, а у меня нет.
– Что? Я не понимаю.
– Не притворяйся, пожалуйста, дурачком. Ты же не думаешь, будто я способна лгать в глаза маленькому мальчику? Притворяться другом и строить планы, как его наследства лишить?..
– По-моему, ты – способна.
Лизель улыбнулась в ответ.
– Идею с второй женой придумал этот старый паскудник, Марти. Хочешь верь, хочешь нет, но это он все время твердил, что Ви похожа на меня в молодости. И что он хочет, чтобы ты, его эрзац-сын, хоть раз ощутил, каково это: быть счастливым! Ты же знаешь, моего Марти, – она на миг осеклась, рот скривился, но Лизель только вдохнула глубже и вновь взяла себя в руки. – Он думал, что до него, никто не пробовал секс.
– С тех пор, как он получил тебя, он начал думать, что его изобрел! – подтвердил Себастьян, мягко улыбаясь.
Мозг лихорадочно работал, пытаясь соображать, но алкоголь делал графа счастливым и бестолковым. И Лизель, судя по взгляду, это тоже учла.
– И я подумала: а что мы теряем? У тебя рождаются только мальчики и красавцы, как на подбор, а Ви всегда была к тебе… ну, мягко скажем, неравнодушна.
Себастьян мрачно свел брови.
Он шел сюда, рассчитывая на слезы и крик, упреки в неверности и все прочее, чего наелся за годы с первой женой… И лишь сейчас ему пришло в голову, что истерики женщины устраивают на месте. Не отходя от кассы; здесь и сейчас! А Ви просто развернулась и отошла, ступая почти неслышно.
И о разрыве с ним говорит Лизель. Даже не о разрыве, а о правах на Рихарда!
– Верена, что? От меня ушла? – уточнил он, не веря своей догадке. – Из-за того, что я с женой поболтал, пока она резвилась с бывшими?
– Еще скажи, что она от тебя погуливает с Рене! – ответила Лизель резко. – Не будь эти двое твоими детьми, она бы даже руки им не подала! Это я велела ей сблизить его со старшими братьями. Да, у меня есть планы на твоего наследника. Но я никогда не видела им Риччи! И не смей обвинять мою Виви в том, что у нее нет гордости. Они ее бросили, она никогда не вернется к кому-то из них. Это ты вдруг заново разглядел жену. Не Верена!
– Да, господи, Лиз. То было просто разговор!
– Себастьян. Речь. Не. О. Ней. Речь о вашем сыне.
– Ты издеваешься?! Она взбрыкнула разок, а ты уже делишь нашего ребенка?!
–Я тоже думала, что она взбрыкнула, но Фрау заявила, цитирую: «У меня нет денег растить ребенка, ты так хотела его, так расти сама!» Такие вещи на ровном месте не говорят. Жизнь – игра, дружочек. Один неверный бросок, и ты вылетаешь из казино в подштанниках.
Краем глаза Себастьян увидел на мутном стекле дверей тени. Двух, уже полностью одетых женщин. Одна из них держала в руках ребенка, другая – необходимый скарб. Скорее всего, то были их собственные вещи.
Он обернулся, резко привстав, но понял, что не успеет. Между гостиной и лестницей был холл. Почти что сто метров, он не успел бы, даже если бы захотел. Но он не хотел. Эйфория от беседы с женой прошла и хотелось плакать.
– Верена, что, ушла от меня? – повторил Себастьян, не заметив, что повышает голос и тотчас же Михаэль появился в дверях гостиной, держа пальто.
– Элизабет? Вы готовы?
– Да, погодите еще немного.
Охранник кивнул, но продолжил стоять в дверях. И Себастьян прекрасно понял, что это значило. Михаэль служил при Элизабет с давних пор. Он на ее глазах вырос! Сын бывшего мужа Марии, и ее крестник, – дома он запросто обращался к Лизель на «ты».
Если эти двое вдруг заговорили на «вы», это – код, а не просто вежливость.
Элизабет глубоко вздохнула, посмотрев на Себастьяна.
– Дорогой, я прошу тебя, не разрывай мне душу на части. Ты был Марти словно сын, но Ви – моя собственная маленькая девочка… Я думаю, да. Она от тебя ушла… Но меня в данный миг волнует лишь Риччи. Я понимаю, он появился на свет не по вашей воле. Это Мартин так захотел. И в память о Мартине, я хочу воспитать его. Сама. Хочу, чтобы он стал моим наследником. Чтоб ему после моей смерти, достался наш дом.
Себастьян опешил:
– Ты еще помнишь, что у тебя свои сыновья? Да и сама Верена.
Лизель брезгливо поморщилась.
– Похоже, бог Штрассенбергов не признает близнецов. Фред оказался копией своего отца, а Маркусу наплевать на все, кроме своих дурацких картинок.
– А Ви?
– Ви – не мальчик. Она не сможет без мужа.
Себастьян кивнул, он это предполагал, и даже его жена немного подозревала, хотя и не думала, что Верена просто так развернется и молча от них уйдет. Но они оба знали: однажды, Верене потребуется муж. Более молодой и законный. Будучи матерью его сына, она навсегда обеспечила себе место в семье, как обеспечила когда-то сама Элизабет.
– Значит, время пришло… Начинаем план «Сепарация». Ты вырастила отличную послушную копию себя.
– Да, Ви все время была такой. Преданной интересам семьи и клана, – сказала Лизель спокойно, словно не поняла намек. – С самого детства, она всегда поступала так, как будет лучше для всех нас. В четыре врала о своем отце, в тринадцать вела дом Филиппа, который тогда еще считался наследником и следила за тем, чтобы мать не ляпнула чего лишнего. И когда Филипп в очередной раз позволил застукать себя с поличным, именно моя Виви не дала ему сесть в тюрьму. Даже когда саму ее за это сослали. Да, я надеялась, что они сойдутся, не буду врать. Но они не сошлись. И я благодарна тебе за то, что ты подарил ей сына. Она считала, что знает, на что идет, но… она с этим просто не справилась. И я не стану ее переубеждать или заставлять.
– Естественно. Зачем тебе убеждать Верену, если твоей личной выгоды больше нет, – согласился граф.
– Дело было не в моей личной выгоде, Басти. Дело было только в моей любви.
– Ты удивишься, но твоя внучка пела примерно то же. Что ей плевать, что она мне не жена перед всеми. Что ей достаточно просто моей любви. Но смотри-ка ты, едва твоя любовь умерла, ее скончалась еще быстрее.
– Она ревнивая, – обронила Лизель и задумчиво пожала плечами. – И я не знаю, что именно она видела. Возможно, ее любовь и не умерла? Возможно, ее убили?
Себастьян умолк, пытаясь вспомнить, что именно говорил жене и не целовал ли ей, именно в этот миг, руки. Попытался, но не сумел. Очень может быть, что Верена слышала тот отрывок беседы, в котором он дарил Марите бриллианты. Или видела, как Себастьян ее обнял? По-дружески, но поди, докажи это женщине, которая решила встать в позу!
Граф покраснел и Лизель это заметила.
– Я вижу, ты вспомнил нечто, чертовски важное. Вот с этого момента и размышляй… На чем мы остановились? Да!.. На том, что твой наследник еще и мой наследник. Я забираю его домой.
Себастьян пожевал губами. Да, мальчик был зарегистрирован на него, но его права кончались тут, в Штрассенберге. По закону он женат на другой, а Верена – мать-одиночка. И Лизель имела полное право забрать своего внука, как Джессика забрала у них саму Ви. И даже Ральфа им на хвост теперь не посадишь.
Ральф чердаком повредился, когда она его прогнала. Себастьян опять вздохнул: у этой девки не нервы, а колючая проволока.
– Ты уже подобрала нового папу для моего мальчика?
– Папу?.. – она опять заговорила с ним мягко и почти нежно. – Ты меня не так понял. Я прошу тебя отказаться от Рихарда-наследника, а не от Рихарда-сына.
– Ты, вроде бы, озвучила, что ты его заберешь.
– И что с того? Ты забыл наш адрес?.. – Лизель чуть помолчала. – Риччи пока еще слишком мал, чтобы ты мог о нем заботиться. Я и Мария справимся с этим лучше. А ты можешь приходить к нему, когда хочешь. Ты и Рене. Я так хочу, чтоб он привязался к Рихарду. Хочу, чтоб они управляли делами вместе, но как друзья, а не как вы с Маркусом. Мартин так всегда об этом мечтал… И это сбылось бы раньше, не вздумай Фредди бросать монетку! Неужели тебе до сих пор не ясно, почему я хочу наследником сделать внука, а не кого-то из сыновей?
Он не ответил. Лизель отпила немного, крутя в ладонях бокал.
– Мне очень лестно, признаюсь, что ты так привязан именно к нашему ребенку. Поэтому, опекуном с нашей стороны, назначила Ральфа. Если я умру раньше, чем научу Рихарда правильно распоряжаться делами, Ральф добьется с ним больше успехов, чем с Филиппом. Он очень умный мальчик и кроме того, твой сын.
Себастьяна все это нисколько не волновало. Он собирался заниматься ребенком сам. Как только Рич вырастет достаточно, чтобы им заниматься.
– А что в это время собирается делать Ви?
– Я думаю отправить ее куда-нибудь отдохнуть. Уже попросила своего ассистента срочно подыскать ей компаньонок среди ландлайенских кузин победнее, которые готовы сорваться в любой момент.
– Кузин победнее? – граф снова стал заводиться. – Имеешь в виду, тех маленьких потаскух с которыми ее исключили из интерната?
– Попридержи воздух, когда говоришь о моей семье! Если они потаскухи, то Ви такая же! Они все делали вчетвером!.. Послушай, я не хочу еще одну войну Роз. Я не хочу, чтобы моего Риччи таскали по всей стране, чтобы наказать тебя. Не хочу, чтобы Ви превратилась в Джессику.
– У тебя есть план?
– Да, есть… Я завтра же отправлю ее в Италию или Францию. У меня там куча старых подруг еще с интерната. Они введут девчонок в местное общество и представят. Я думаю, это ее слегка отвлечет.
– От ее бесконечной боли, – съязвил Себастьян.
– То, что тебе не больно, не означает, что не больно и ей.
Себастьян ощутил смутную тревогу. Он был наслышан об этих ее подружках, с которыми Лизель весело выпивала в перерывах между мужьями и даже больше, если верить намекам Мартина, который выпивал с ней. И представлял, какие развлечения ждут Ви.
– Не знаю, что происходит у вас с женой, мы с Мартином это обсуждали, но с тобой он так и не поговорил… Но я знаю, что происходит с Ви, когда она понимает, что ее опять предпочли другой. Даже мне было больно смотреть, как ты надеваешь смокинг, чтобы в очередной раз куда-то вести жену. Что уж там говорить о бедном ребенке, который всю жизнь идет вторым номером и к тому же, все еще, под гормонами?!
Граф молча скрипнул зубами.
Когда дядюшка в последний раз отправился по дороге, ведущей к кладбищу, Себастьян решил: ее господству конец. Лизель в самом деле выглядела пришибленной и горевала искренне, – в крокодильих-то слезах, Себастьян толк знал. И он поверил! Решил, что он теперь – главный Босс. И принялся строить трон при двух своих курочках.
Но Лизель, хотя горевала, не умерла.
Он строил тактику на уверенности, что его сын-наследник был нужен ей. Что после смерти дяди, она поймет, что рычагов не осталось и присмиреет. Что жать на рычаги будет уже он. Увы, эта женщина опять извернулась. А то и не извернулась?.. Если ей нужен был собственный наследник, от кого она могла его получить, если не от Верены? И кто мог быть лучшим отцом, чем он сам?
Его развели и воспроизвели, как он сам разводил Цезаря.
Если Виви уйдет… он будет выглядеть идиотом. Племенным жеребцом, которого подвели к кобылке, а когда все закончилось, хлопнули по крупу и угостили овсом.
– А если Рене не сможет иметь детей?
– Вот только не говори мне, что ничего не слышал о донорской сперме и до сих пор не догадался запасти образцы! Если нет, то запаси срочно. Качество с возрастом ухудшается, что бы кто там ни говорил.
Себастьяна прошило холодным потом, он протрезвел и прозрел. Запасти образцы! Как просто! Почему он не додумался до этого сам?! Если бы не Михаэль за ее спиной, он вытряс бы из этой гадины душу. Наследник! Им с Марти был так нужен наследник. Вот только для чьей семьи?!
– Ты понимаешь, как я теперь буду выглядеть?
– Как многоопытный старый заводчик, – ответила она без запинки. – Как настоящий мачо, который забрал дядино наследство, выпнул нахальную малолетку с ее отродьем и счастливо воссоединился с женой. Вы так прекрасно смотритесь, посещая все приемы подряд, что никто и не вспомнит про мою девочку.
– Ты все это заранее просчитала! Это ты все это скормила Верене! Ты, только ты!
Взгляд Лизель стал холодным и острым.
– Естественно. Кто-то же должен быть виноватым. Почему бы не я?
Себастьян рассмеялся.
– Проще было «запасти образцы» и пусть бы Ви родила тебе внуков от самого Марти.
– Не говори глупостей. Она все же не кобыла! И вот еще… Твой Рене. Я ужасно люблю его, как ты знаешь…
Рене был сейчас последним, о ком Себастьян думал, но, когда Лизель упомянула мальчика, слегка покраснел. Он сам любил его, но как долго? Как много лет тому было, когда Себастьян заметил его? Рене болтался, как говно в речке, не нужный ни Марите, ни самому Себастьяну, пока не прибился на колени Лизель… Себастьян не мог бы точно назвать момент, когда он понял, как любит мальчика. Но точно знал, как часто видел того на коленях Лизель, которая что-то нашептывала ему.
– Что с Рене?
– Возможно, ему будет лучше пожить со мной, пока вы все тут не разберетесь?
– С чем разберемся?
– С тем, что вы там обсуждали, хохоча на весь дом?..
Себастьян пропустил ее «колючку» мимо ушей. Все мысли были только о Рене-младшем.
Сегодня мальчик, захлебываясь от счастья, рассказывал о том вечере, что провел у Филиппа. Сперва, – сказал он, – там была злая тетя. Рене упрямо не желал называть Иден по имени и даже в лицо звал «тетей», сколько бы та ни просила не называть ее так. Но вскоре тетя ушла, и Филипп, – ты знаешь, папа, Филипп совсем не злой? – спросил, не хочет ли он пожарить зефир на прутьях. Верена сперва не хотела, но Рене ее упросил. И она сказала, что он может есть зефир только после ужина.
Пока костер разгорался, Ральф показал ему боевой прием карате, а Филипп – из кикбоксинга. И он уже не боится возвращения близнецов. Филипп сказал, что сперва он поговорит с ними по-хорошему, но, если они не прекратят обижать Рене, он устроит им такую трепку, что они забудут, кто из них, кто. А потом Верена принесла для всех горячие бутерброды с гриля, и они все вместе их съели на улице, стоя вокруг костра. Бутерброды были с сыром и ветчиной, а еще с помидорами и листками салата.
– Она сказала, что приготовит мне снова, если я захочу!.. А можно я поеду на рыбалку на яхте? Филипп и Ральф сказали, что будет можно, если ты разрешишь! А ты поедешь с нами? А Ви?
Подумав о мальчике, Себастьян окончательно протрезвел и погрузился в адреналиновую тоску. Что он теперь скажет сыну, который так ожил и расцвел у него на глазах? Что его обожаемая подружка ушла от них? И что его братьям на самом деле нужен не он, а их другой «ребенок» – Верена?..
Лизель поднялась и позволила Михаэлю подать пальто. Затем надела перчатки.
– Ты позволишь Рене бывать у нас, как и прежде? Не станешь настраивать его против Ви?
– Она ушла навсегда? – спросил Себастьян в третий раз и тут же вспомнил: Лизель сказала – она не знает.
Потом вздохнул и кивнул.
– Разумеется, Рене может ходить к тебе, как и раньше. Надеюсь, я смогу так же видеться с Рихардом. Без судебных приставов?
– Естественно, дорогой. Как только я отправлю Верену прочь, ты можешь приходить к нам, как обычно. Когда захочешь. Когда она вернется, я думаю, я сумею ей объяснить. Она сама еще хорошо помнит Джессику.
– Но это такая чушь, Элизабет! Я всего лишь потрепался с женой.
Женщина помолчала, потом глубоко вздохнула и подняла голову.
– Ты никогда с ней просто так не трепался. Не обнимал ее, не целовал ей руки, и в свет ее так часто не выводил. Я никогда бы не впутала в такое дело Верену, если бы хоть на миг заподозрила, что ты способен…
Хоть капельку привязаться к своей жене.
После ухода Лизель, Себастьян какое-то время не двигался. Прокручивал в уме варианты и понимал, что она права.
Жена никогда еще не казалась ему такой интересной, как в этот последний год, что они провели с Вереной. Теперь все развалится без нее, станет так, как и было. Теперь, когда ему больше не за что быть благодарным жене, он не станет насиловать себя, выводя ее в люди. Марита заскучает, начнет, конечно, его пилить. И его станет мутить от одного ее тихого, обвиняющего голоса, похожего на жужжание циркулярной пилы. Он станет пропадать на конюшне, познакомится с парой новых девчонок, которые его отвлекут.
Девчонок, которые будут звать его «папочкой» и пилить, чтобы больше вкладывался.
Какой же он идиот!
Сама Марита сказала, что женщины способны ревновать, даже не любя. Как же он мог быть таким слепым? Пропускать все ее «шпильки» мимо ушей? Позволять себе сомневаться в любви Верены?
Искренней Марита была только один раз.
Когда визжала:
– Ты не получишь титула! Графиней всегда буду только я, а ты – навсегда останешься игрушкой в постели! Сексигрушкой для старика!
Она притворилась его подругой и убедила в том его самого. Что он старик, как бы молодо он ни выглядел.
– И этот соплежуй был моим любимчиком, – сказал голос Мартина в его голове.
И как-то сразу, со всех сторон накатили воспоминания.
Себастьян вспомнил, как раньше, давным-давно, когда добрый дядюшка, выкушав пол погреба в одно рыло, заявлял брату, что во всем его выводке лишь один кобелек. Себастьян. И все боялись ему хоть слово против сказать. Молчали и старый граф, и Седрик, и Серафино. И ждали, пока он допьется, свалится с лошади, свернув себе шею и все они тогда заживут…
Мартин пережил всех троих, чтобы спокойно умереть в кресле. С бокалом вина в руке и в объятиях Лизель… Как же она рыдала, кто бы подумать мог? Себастьян просто не представлял, будто эта женщина, вообще, способна на слезы.
Дай тебе бог, сынок, однажды встретить девчонку …
Себастьян помнил время, когда его дядюшка вдруг сошелся с ней. Сошелся так неожиданно, как крыша падает с дома. Закончились его пьяные скачки, закончились оскорбительные выходки, закончились обзоры «помета». Даже с племянником он стал меньше времени проводить.
Едва приехав из Рима, Мартин сразу бросался к Лиз, а потом весь податливый, мурчал что-то улыбаясь. Стоило ей нахмуриться, стоило только строго на него посмотреть, как дядя прекращал пускать дым из пасти и делал, как хотела она.
– Дай тебе бог, сынок, – говаривал дядя, валяясь в шезлонге, когда приличия ради, Лизель выставляла его из спальни и спускалась в гостиную – повидать сыновей, – дай тебе бог однажды встретить девчонку, которая будет любить тебя, как меня любит моя Лиззи. И если встретишь, не упускай!
Граф долго не понимал, что это за любовь, когда один влачит показной целибат, таскаясь по проституткам, а вторая выходит замуж с аккуратностью раз в пять лет. Он понял, когда сам сошелся с Ви, оставаясь при этом женатым. Понял, пока разыгрывал кавалера в светском кругу, за то, что Марита контролирует ремонт Западного крыла. Есть любовь и есть выгода. Они не всегда сочетаются в одном человеке.
…Себастьян налил себе еще коньяку и вспомнил, как полгода назад, когда Ви была где-то на седьмом месяце, они с дядей по традиции прогуливались верхом, – вот только не галопом уже, а шагом. И Мартин спросил:
– Так, скажи, сынок, ты счастлив? Я не ошибся хотя бы на этот раз? Ты счастлив с Ви?
И Себастьян с улыбкой покачал головой.
– Я в жизни своей не был так счастлив, дядя!
– Я рад, Басти. Очень рад. Все говорят, что ты изменился и бросил пить, гоняя по замку всех собственных и приглашенных со стороны педерастов… Но я хотел услышать это от тебя самого.
– Если Ви и правда вся в свою бабушку, я понимаю, что случилось тогда с тобой.
Дядя ухмыльнулся и подмигнул ему.
– Я еще там, в Баварии, когда увидел, как ты на нее смотришь, понял, что сплетники не врут!.. Я просто позвонил и сказал Элизабет: для нас с тобой уже слишком поздно, но я готов раздвинуть границы для Себастьяна и Вивс. И она сказала, что я напился!
– Ты и напился, – напомнил граф.
– И что с того? Кто сказал, что все лучшие дела должны решаться на трезвую голову? Думаешь, я был трезвый, когда залез к ней ночью в окно? Я же тебе рассказывал про наш самый первый раз?
Себастьян рассмеялся…
Вздохнув, граф сморгнул подступавшие к горлу слезы и выпил еще. Вспомнился другой эпизод.
…Они договаривались пообедать все вместе в городе, Лизель, дядя, сам Себастьян и Ви. Но утром Ви должна была заскочить к врачу.
– Так мы поедем все вместе и подождем вас там! – сказал дядя, который ненавидел даже на лишний час расставаться со своей «голубоглазой девочкой».
– Ни в коем случае! – возмутилась Ви. – Я даже Себастьяна с собой туда не беру! И тебя с твоими шутками, тем более!
– Чтой-та? – смешно обиделся дядя. – Какие шутки ты имеешь в виду?
– Про мебельные чехлы!
– Шутки?! – как шкодливый мальчишка возопил тот. – Ты уже третий день кричишь: «Дорогой, ты не зайдешь на минуточку? У меня замок на спине заело!» А потом два часа штукатурка с потолка сыплется, словно снег идет! Естественно, что мы встаем и накрываем мебель чехлами. Какие тут шутки?! Она антикварная, знаешь ли! И черт, я не знаю, что там у тебя за замок, что вы третий день все открыть не можете, но знаю, что малыш в тебе лежит лицом вниз и все это наблюдает! Я уже боюсь, он такой родится, – Мартин весьма похоже изобразил гримасу из фильма «Крик». – Так что без шуток, Вивс! Я абсолютно серьезно иду с тобой! Скажу, чтоб тебе взломали этот чертов замок, пока Басти своим ключом не выбил малышу глазики.
Лизель отвернулась и закусила губу, пытаясь удержаться от смеха, Себастьян тоже; только Верене было не смешно.
– Вот, – сказала она, тыча в дядя Мартина пальцем. – Вот! И так всегда!
– Он просто дразнит тебя! – шепнул Себастьян и обняв, притянул ее к себе на колени.
Верена села, но даже ее затылок, казалось, все еще дуется.
Она спала с ним настолько бурно, насколько ей позволял живот, но вот к врачу ходила только со своей бабушкой. У них обеих на этом был пунктик. Лизель уверяла, что ни один мужчина не должен видеть, как из его любовницы вылезает другой мужчина, а Ви повторяла за ней, словно попугай.
– Я не хочу, чтобы ты и в особенности вот он, сидел посреди плакатов с разноцветными письками и что-нибудь подобное выдавал!
– Она имеет в виду схематические изображения вагины, – уточнила Лизель. – Там разные части изображают в разных цветах, Марти. Не ухмыляйся так…
– Я понял, – ответил тот. – Но, серьезно, Вивс! Какой смысл скрывать все от Себастьяна? Он в курсе, что ты беременна.
У них опять завязался негромкий спор, но Ви была тверда, как алмаз.
– Ты просто никогда еще не видел таких плакатов! – завершила она. – Они отбивают желание навсегда! И кроме того, чужие мужья смущают остальных женщин!..
– Чем это?
– При виде таких красавцев, они начинают пытаться втянуть живот, – невинно вставила Лизель.
Посмеиваясь над их упертостью, Себастьян с дядей чуть прогулялись по улице и зашли в кафе. Между ними в фирменном бумажном пакете лежал футляр с рубиновым колье, которое граф только что забрал у своего ювелира. Верена обожала рубины. Чем ярче, чем кровавее, тем душе милей. Эти были настолько сочные, что казалось, вот-вот впитаются в белоснежный футляр. Крупные алые капли в паутине бриллиантовых брызг.
Он заказал их еще полгода назад и собирался преподнести ей на день рождения, но стоило увидеть уже готовое колье, как ожидание показалось невыносимым.
Он подарит их ей сегодня же. Прямо сейчас! А на день рождения она их уже наденет.
– Хм, – фыркнул Мартин и добродушно ткнул племянника в бок. – На день рождения, как же! Небось, она сегодня же их наденет, чтоб ты ей там замок застегнул… Позвоню Маркусу, пусть строителей обзвонит. За это колье на нас потолок обвалится!
И граф расхохотался, польщенный. Все-таки, здорово, когда дядя в таком настроении. И так горд за него.
– Добрый день! – нахально сказал смутно знакомый голос.
Перед ними небрежно шмякнули два меню.
Граф обернулся, уже догадываясь, кто перед ним стоит. Лулу.
– Принесите нам черный кофе, – попросил он, помедлив.
Дядя презрительно ухмыльнулся и сузил глаза.
– Не узнаешь меня? – нагло спросила Лулу.
Не осмеливаясь больше взглянуть на дядю, Себастьян вспыхнул.
Она была все такая же. Глупо было бы врать, что девушка стала ужасно выглядеть только из-за того, что они расстались. Да, Лулу утратила внешний лоск, но ее волосы были такими же черными и блестящими, а зад все так же задорно оттопыривал юбку.
Она была точно такая же, какой он встретил ее.
Вот только граф уже не видел ни ее глаз, ни ее волос, ни упругой задницы. Он видел дешевый акриловый маникюр, маленькие заусеницы, нанесенный впопыхах макияж. Он чувствовал синтетический запах ее форменного платья и резкий запах дезодоранта, а сквозь него – пот.
Нахальство, с которым Лулу приблизилась, заставило Себастьяна прозреть. Он понял ту самую, отвратительно-жестокую вещь, что безуспешно пытался втолковать ему дядя. Не только его домашние считали его вкус «странным». Девушки, которых он выбирал, считали так же! И в глубине души презирали его за выбор. Думали, что если он с ними, с ним что-то очень сильно «не то».
А если так, не нужно с ним церемониться.
«Господи, – думал граф, а внутри его самого корежило. – Что скажет Ви, если вдруг увидит?»
А ее бабушка?
По мере того, как углублялось его молчание, с девушки хлопьями осыпалась спесь. Сначала сползла улыбка, затем чуть дрогнули и обвисли плечи.
– Себастьян, – произнесла она чуть дрогнувшим голосом. – Я… мы тогда расстались и я… я была уверена…
– Дорогая, – перебил кардинал. – Он хочет кофе, а не трагедию. Когда ему хочется трагедии, он ходит в театр.
Под взглядом Мартина Лулу неловко помялась.
На пальцах все еще были дареные им бриллианты. Видимо, эти кольца были на ней, когда Лулу гордо ушла. Себастьян дарил ей не слишком чистые камни. Не больше тысячи за предмет. Не потому, что он жадничал, просто не видел смысла серьезно тратиться: она все равно в них не разбиралась. Лу было достаточно слова бриллиант.
От постоянной носки золото покрылось царапинами, а камни выглядели дешевкой.
Как и она сама.
Он был дураком, когда с ней связался. И еще большим дурнем, когда позволил ей оборзеть. С камнями он еще понимал, что ее воображения не достанет, чтобы оценить их по достоинству! Так какого черта он думал, что у Лулу хватит воображения оценить его самого? И социальную пропасть, что разделяла их. Даже просто финансовую.
Правду же говорят, – не швыряйте жемчуга в ноги свиньям, ибо они растопчут.
Граф еще думал: не свалить ли им от греха подальше, но тут, как назло, распахнулась входная дверь: Лизель придержала ее для Ви, и посетители дружно уставились на впорхнувшее чудо. С детства верная парикмахерам и стилистам, Маленькая Жена была аккуратно накрашена, ее длинные белые волосы уложены в воздушную косу. На ней было легкое светло-голубое пальто, короткое белое платье для беременных и белоснежные сапоги до колен.
– Вон они, – сказала Лизель.
При виде Себастьяна Верена аж просияла. Для нее он был богом, как в те далекие времена, когда Ви, трехлетняя, строила ему глазки и приглашала «вайти на сяй».
– Ви!
Себастьян одним движением подскочил и пошел навстречу, в надежде, что дядя все понял и все уладит. И ему не придется видеть брезгливую гримасу Верены, пусть та и попытается скрыть свое отвращение к женщине, с которой ему «было хорошо». Лизель, что-то уловив, быстро пошла к столу, и Себастьян дал себе время обстоятельно ответить на поцелуй Виви. Та смешно отклячила зад, чтобы уберечь пузо и уперлась руками в его предплечья.
– Дядя Мартин уже говорил тебе, какой ты красивый в синем? – улыбнулась она, пригладив пальцами его галстук.
Себастьян улыбнулся: его маленькая красавица, его сахарная куколка с пупсом внутри.
– Он как раз собирался! Что с нашим мальчиком?
– Будет готов буквально через три месяца… Все хорошо? Ты чем-то взволнован.
