Соро Кет
Последний сын графа
Она так любить не будет.
Верена:
– Мне тут кое-что нашептали насчет тебя, – сказал Себастьян, когда мы толкали колясочку по главной дороге, отбывая повинность перед слугами и неравнодушными ко всему людьми.
– Дай угадаю, – спрашивать не имело смысла, я сама знала, кто ему нашептал. – Филипп поделился с тобой теорией, что никого кроме Ральфа я не любила и никогда, конечно, не полюблю.
– Это правда?
– Для него – да. Он чересчур романтичный, чтобы взять и признать, что наши отношения себя просто исчерпали. И он придумал роковую развязку… Я не хочу тебя огорчать, но кто у нас в самом деле завис на Ральфе, так это Филипп.
– Что насчет тебя?
– Он меня просто бесит! Ты видел его бывшую из Баварии? Я видела. Много раз. Вблизи. Это оскорбительно для меня, как женщины: признать, что не возбуждаю его. Она, значит возбуждает, я – нет…
– Я верю тебе… Но и я ему я тоже, мать твою, верю. Филипп уверен в том, что он говорит!
– Вот именно.
– Что?
– Про мать. Хочешь правду? Фил любил Джесс. Сама я в его мир ну существую. Лишь ее копия. Меня он даже не видит. Он видит только ее. И говорит лишь о ней, все время.
– Не понял.
– Джесс! Это она любила лишь Ральфа и Фил это понимал.
– Я думал, она его ненавидела. Сколько раз готов был по морде дать за все те колючки…
– Она пыталась ненавидеть. Фил это понимал. Джесс с самого начала его приметила. И именно с Ральфом она нашла то, чего ей не хватало с другими. Она была мазохисткой. Конченой! Она сорвалась с катушек не из-за папы. Она сорвалась с катушек, когда ее бросил Ральф. Она запила всерьез после того, как я вернулась из Интерната. Думаю, он поставил ей ультиматум, когда с Филиппом порвал, но Джессика выбрала оставаться с аристократом. Ральф этого не вынес и бросил ее к чертям, чтобы наказать. Он у тебя не Принц, а долбаная принцесса! Его член – это не подарок! Женщина должна его заслужить! Скажешь, он не такой, да? Но он такой! У него вся башка изломана. Не знаю, что Агата с ним сотворила, но Ральф настолько больной, что рядом с ним даже Джесс здоровая. В ее поступках скрывалась хоть какая-то логика. А он? Вот чего он от меня хочет?! Как думаешь?
– Дружбы? – предположил Себастьян.
– Дружат с равными! Дружит он с Филиппом. Я же была единственная кто видел в нем того парня, которым Ральф всегда хотел быть. И это единственное, чего он от меня хочет. Поклонения! Чтоб я ему поклонялась! Издали, как тогда. Только хрен ему! К Филу я чуть-чуть лучше отношусь, потому что мне его жалко. Филипп хотя бы пытался дать мне то, чего я хотела. Ральф же всегда хотел только брать! Он ненавидит женщин, но слишком крут, чтоб податься в гомики. Вот и пошел в священники! Чтобы иметь хоть какой-то повод не спать вообще ни с кем!
Себастьян помолчал. Он сам подозревал это.
– Только прошу тебя, не объясняй это Филиппу.
– В гробу я их обоих видала! И кстати, раз уж мы это обсуждаем… Вели своему чернявому идиоту, чтоб он от меня отстал. Я не хочу его больше ни знать, ни видеть, что бы там Филипп не говорил! У меня есть ты, и есть Фред. Мне больше не нужны суррогаты.
– Если я есть, почему ты уехала из моего дома?
– Надоело смотреть телевизор, пока ты выходишь с твоей женой.
– Ты можешь точно так выходить с Фредом!
– Я хочу выходить с мужем.
– Ты хочешь, чтобы я нашел тебе мужа?! – яростно перебил он. – Да хрен тебе, дорогая! Пока я жив, такого не будет! Я никого другого с тобой рядом не потерплю!
– Мой муж – ты, придурок! – взбесилась я, впервые обозвав его «придурком», как равного. – Я хочу выходить с тобой!
– Но… я…
– Вот именно!.. Ты уже выходишь с Маритой. Хоть и не так часто, как делал при мне. Отпала надобность убегать из дома?!
– Не выдумывай ерунды! Ты сама знаешь, что я просто был счастлив и…
– Я знаю, что ты был счастлив! Только вот не со мной! Когда я увидела, как ты болтаешь с Маритой, у меня внутри все сломалось. Без меня ты с ней что-то не беседуешь. И на люди выходить стало лень. Получается, ты выходил с ней в люди, лишь пока рядом крутилась я. С чего мне делать ее счастливой?
– Ты делала счастливым меня.
– Да, но лавры-то достаются Марите… Это ей все завидуют, что у нее такой муж! Ее, ты понимаешь? Не мой! И я живу в ее доме! Хозяйка всему она. А я?.. Я просто как одна из ее детей!..
Я спохватилась, заметив, что говорю лишнее и угрюмо умолкла.
– По-моему, ты решила, что нашла хорошую тактику и пытаешься меня опять продавить.
– Неправда. Я не держу тебя, и я тебя не зову. Ты с самого начала дал знать, что не разведешься. И я это принимала… пока могла. Не обращала внимания на слухи, пока не увидела вас вдвоем.
– Если бы я знал, чем это закончится, то поехал бы к вам и сам устроил истерику, застукав тебя с «бойфьендами».
– Не перекручивай! Я говорила с ними только ради Рене. Он очень одинокий ребенок, мать твою! А эти два козла – его братья. И они могут быть очень хорошими братьями, когда захотят. Особенно теперь, когда твои подлючие близнецы вернулись и будут снова мучить его.
– Я сейчас расплачусь.
– Смейся сколько захочешь! Когда я ушла, все ваши выходы кончились! Не стало меня, жена тебе сразу не интересна!.. И не рассказывай мне про траур. Даже Лизель уже немного утешилась. А она почти что его вдова!
Себастьян взял меня за плечо и развернул к себе. Не так, как отец, пока мы с ним ускоренно проходили курс сепарации, но все равно крепко.
– Давай не будем преувеличивать твою роль в создании атмосферы, окей?
– Давай, не будем. Филипп знает всех моделей и проституток в городе. Так что хватит таскаться к Рихарду, поезжай к Филиппу. И моего отца прихвати, пока он не врос в землю перед могилой Джесс.
– Какая ты заботливая! Аж, кровь по сердцу!
– Вы цените только то, что уже ушло!
Рич проснулся, расплакался и я немедленно взяла его на руки.
– Укачай в коляске! – раздраженно попросил Отец года. – Что ты из него слюнтяя растишь?!
– Иди ты в пень! – попросила я, но тут же о том пожалела. Пробормотала, чуть ли не извиняясь. – Он маленький, Себастьян! Он должен знать, что он в безопасности, а в безопасности он чувствует себя только у меня на руках. Когда он вырастет и начнет понимать, что к чему, воспитывать его будешь ты. Я, может, буду его тайком утешать, но вмешиваться не буду. Пока же Ричи еще малыш, ему нужна его мама. Не вмешивайся и ты сейчас, хорошо?
Себастьян сдвинул рот в сторону, потом вздохнул и качнул головой, словно отбрасывая тему.
Может, роль в атмосфере дома я и преувеличивала, но стоило мне обнять ребенка, поцеловать его и прижать к себе, шепча ему что-то ласково, как Рич успокаивался мгновенно. И это заметила няня, не я. Мы даже эксперименты с ней проводили.
Этот мальчик впитал в себя мое счастье за девять месяцев. И если он успокаивался у меня на руках, я готова была носить его еще столько же.
– Видишь? – продолжала я уже воркующим тоном, когда, перестав плакать, Рич попытался выпростать свои крошечные ручонки из одеяла и протянуть ко мне. – Он не слюнтяй. Он успокаивается мгновенно, когда я рядом.
– И со мной тоже, – помявшись, сообщил Себастьян.
– Знаю. Няня рассказывала мне.
– Когда ты тоже уже успокоишься? – спросил он, вздохнув. – Ты все равно вернешься, ты это знаешь. А я тем временем, моложе не становлюсь.
– В твой замок – я не вернусь.
– Почему?!
– Я не хочу делить тебя с другой женщиной! И фотографии в светской хронике тоже видеть не хочу. Пока я здесь, ты ничего ей не должен!
– Что ж, хорошо. Понимаю. И буду честен в ответ: мне тоже совсем не хочется видеть тебя с другим. Я не позволю тебе выйти замуж за кого-то из наших. Если ты выйдешь замуж на сторону, ты больше не член семьи. Правила существовали задолго до того, как я сам родился…
– К счастью, ты все их выучил, чтоб мне рассказать.
– Я не шучу, – повторил он суше. – Я не хочу, чтобы мой ребенок считал отцом кого-то, кроме меня.
– Ты так говоришь, будто я этого хочу, – буркнула я. – И я не собираюсь выходить замуж, я всего лишь не хочу больше жить в доме твоей жены. Хочешь спать со мной, приходи сюда, как ты приходил раньше!
Он не ответил; Рич агукал и ворковал, и Себастьян перестал цитировать правила. Он встал рядом, чтобы видеть личико сына. Мальчик скосил на него глаза, круто вывернул шею и улыбнулся еще шире. Себастьян тоже улыбнулся и наклонился, коснувшись губами лобика, обтянутого голубой шапочкой.
– Он потрясный, да?
– Даже лучше Цезаря?
Себастьян коротко вскинул взгляд, потом рассмеялся и кивнул мне.
– Даже лучше Брута.
Я улыбнулась.
– Думаешь, Рич сможет превзойти своего отца?
– Ты?
– Ты непревзойденный…
Пока мы с Себастьяном были вместе, Рич меня почти что не волновал. Я знала, что он умыт, накормлен, ухожен и проводила время как до него… Но и тогда, – стоило засмотреться в его голубые глазки, почувствовать его запах, прижаться губами к маленькой гладкой щечке, – любовь разрывала меня на части, как хомяка.
Как в самые первые месяцы, когда я была точно так же влюблена в Себастьяна. Когда самая мысль, что я беременна от самого замечательного мужчины на свете, вызывала желание расплакаться от восторга.
Теперь это желание вызывала улыбка Рича.
– Мое сокровище, – проворковала я, поудобнее перекладывая ребенка. – Ты со мной согласен? Да? Папа самый лучший?
Рич улыбался и издавал восторженные «уакания». Себастьян улыбался, не сводя с сына глаз.
– Это самый мой любимый ребенок, – сказал он вдруг. – Он впитал в себя мою радость за девять месяцев.
Мои слезы…
Брызнули, словно дождь
Себастьян:
Три часа спустя Себастьян вышел из ее комнаты.
Очаровательный сын, – как он называл Филиппа, – оказался прав.
После секса характер Верены заметно улучшился. И она, хоть и на эмоциях, но довольно четко все объяснила.
– Пока я живу в доме Мариты, ты обязан ей за «гостеприимство». Я не желаю больше спонсировать твое настроение для ее блистательных выходов в свет!
– Для тебя, специально, отремонтировали дом!.. Это неуважение к его памяти.
– А жить там, это неуважение ко мне лично! Мартин не ждал, что ты так проникнешься к своей первой, когда предложил меня. Но ты когда-нибудь думал, каково это?! Сейчас? Провожать вас на очередной вечер, словно бэбиситтер Рене? Слушать, как она, расфуфыренная и вся в сверкашках, напоминает мне, что сделать, если вдруг произойдет это и что, если произойдет то-то? Не думал? А я вот постоянно думаю: какого черта я забыла в чужой семье?! Когда дядя Мартин все это затевал, ты выходил с ней раз в год. И ради этого раза, Марита скандалила месяцами! И то, ты мог отказаться в самый последний миг! Не знаю, Себастьян, как ты себе это объясняешь, но я вот четко вижу: тебе теперь очень нравится быть с ней. Ты стал порхать за ней по приемам, словно фея Динь-Динь!
– Я бы еще понял, застукай ты нас в постели, но запрещать ей светскую жизнь?! И да, мне неожиданно стало нравиться проводить с ней время, потому что Марита, – он не договорил.
Очень хорошо притворялась!
– Просто Марита стала совсем другой, – выкрутился граф, но мысль уже сидела в его мозгу, как репейник. И Себастьян не мог ее удалить.
Марита притворялась другой, исподтишка доводя Верену. А он не видел. Был занят, как обычно, самим собой. Гордился, как замечательно все устроил: построил старую и маленькую жену.
– Меня ты даже на паршивое свидание ни разу не пригласил! – сказала Ви. – Все лишь ее одну, как она мне и обещала. Графиня только Марита, черт бы с ней. Но если я для тебя игрушка в постели, то играй со мной здесь! В моей постели, и в моем доме!
Себастьян спокойно переварил услышанное. Что ему нравилось с Маритой, он и сам помнил. Но мысль, что он ни разу никуда не пригласил Ви, была в новинку. Сначала она хотела забеременеть, как можно скорее. «Чтоб не терять напрасно весь совершеннолетний год!» Потом была беременна. А после, стоило ей немного оправиться от родов, умер Мартин и через месяц, вроде бы, она уже застукала их с женой.
– Ты должна была мне сказать.
– Я говорю тебе. Ты меня не слышишь! Я люблю тебя, но что толку тебе с любви женщины, которая в собственных глазах опустилась до половой тряпки?
Он закусил губу.
Никто из его любовниц не мог пожаловаться, будто он был к ним невнимательным, или жадным. За свои удовольствия Себастьян платил. Всегда. Кому-то подарками, кому-то вниманием, кому-то деньгами. Да, он дарил ей подарки, и вниманием своим тоже не обделял.
Но свидания? Кто из мужчин, ради бога, таскается на свидания, когда у него есть секс? Разве что в годовщину, или когда любовница заскучала и начала истерить. Хотя, в таких случаях, он менял любовницу. Пока был молод, – легко и непринужденно, как он коней менял.
Так было до Лулу…
Саму Верену он заменить не смог, хотя и пытался. То ли в самом деле стареет, то ли просто в нее влюблен. Если уж кого-то из них менять, то Мариту. Стоило ей выиграть, она сразу же стала прежней. Нудной и раздражающей, как была.
Он, вроде, никогда не был трусом. Так почему не признается, что Марита обвела его вокруг пальца. Притворилась его подругой, исподволь заставила сомневаться в себе и в Ви. И в ее любви, и что секс ей на самом деле так нужен…
Да, в этом непременно стоило убедиться, спустив пятнадцать тысяч на шлюх!..
Себастьян уже стоял в дверях, вполуха слушая, что она говорит, потом вернулся, поцеловать Ви в нос и она тут же замолчала, подставив губы. Привстав на кровати, обняла его крепко-крепко, всем телом прижалась к нему.
– Прости, – сказала она. – Я понимаю, что я любовница, а она жена. Просто позволь мне роскошь – сохранить самолюбие. Не проси меня вернуться в тот дом.
– Придешь ко мне на свидание? – оборвал он.
– Не могу!
– Почему?
– Потому что для всех ты – с ней! Все верят, будто вы влюбленная счастливая пара. Меня просто в перьях вываляют, когда увидят с тобой! Слышал бы ты, что о вас рассказывали, когда мы с папой ездили на премьеру, – она нахмурилась, но так и не вспомнив название, лишь махнула рукой. – Не помню, что за премьера. Меня весь вечер мутило и мелкой дрожью трясло. Даже папа, ради приличия, не тряс своим авторитетом и знанием тебя.
Себастьян и сам это понимал. Начинал понимать, но рассудок сопротивлялся. Как Марита, это бледное ничтожество, к которому он соблаговолил снизойти, умудрилась все это устроить?! Лицемерная сука! Лживая, насквозь прогнившая, тварь! Жаль, что нельзя забить эту тварь камнями, как поступил бы его знакомый араб.
Но, ничего. Он ей еще покажет любовь.
– Завтра. В девять вечера, – Себастьян достал телефон и в несколько кликов скинул ей локацию бара, в котором богатые мужчины встречались с любовницами. – Надень коктейльное платье, туфли на каблуках и ни о чем не думай. Я знаю места, куда можно вывести любовницу. И поверь, они куда интересней тех, куда я ходил с Маритой.
Она просияла.
Держа в руках куртку, Себастьян спустился по лестнице. Легким пружинистым шагом, пошел к дверям. В холле никого не было. Слава богу! Он чувствовал себя немного неловко, что встретит Фреда, но вместо этого встретил Лиз.
– Так-так, – сказала Лизель вышла из-за угла, направляясь, видно из кухни в гостиную. – Кто это, если не любимчик моего Марти?
Себастьян дернулся, ощутив себя на миг мальчиком-подростком, которого застала за непотребством мать друга. И даже уши у него вспыхнули… Он взял себя в руки: взрослый, уважаемый человек.
– Не ожидал тебя здесь встретить! Как поживаешь, Элизабет?
– Какого черта? – она склонила голову на плечо, как часто делала, пытаясь утихомирить подпившего Мартина. – В этом городе недостаточно женщин, или тебе наскучили беседы с женой?
– Ты хоть не начинай! – проворчал он, вспомнив про проституток.
– Кто-то же должен! – Лизель скрестила руки на поясе. – Мартин мертв, а бедная девочка влюбилась в тебя.
– И что в этом плохого?
– Серьезно?!
– Ты тоже считаешь, будто бы я влюблен в Мариту? – взбесился он. – Ты?!!
– Мужчины всегда способны на что-то новое, – она сложила на груди руки и посмотрела на Себастьяна в упор. – Позволь дать тебе совет. Если твоя Марита не может спать с тобою, как девочка, разверни ее мордой вниз и люби, как мальчика!
– Что ты несешь? – Себастьян невольно повысил голос.
– Оставь мою Ви в покое! – прошипела Лизель. – Возвращайся к своей жене.
– О, да ты никак вспомнила, что у меня есть жена? В начале тебя это совершенно не волновало.
– В начале я полностью доверялась Мартину, – обрубила она. – Кроме того, в начале, ты даже думать не хотел, чтоб спать с Ви. Требовал, чтобы мы оплодотворяли ее искусственно. Бесконтактным способом, так сказать.
Себастьян выдохнул, не без стыда припомнив переговоры.
Как бил кулаком то в грудь, то о стол и кричал, что никогда он на все это не пойдет. Что это – даже для Штрассенбергов слишком! Класть его в постель с девушкой, которую он крестил и помнит еще ребенком.
Лизель молча улыбалась себе под нос, а Мартин смеялся в голос.
– Смотри-ка, граф Штрассенбергский изволит комплексовать. Официантка сказала, что он недостаточно молод.
– Давай, еще уборщиц опросим, – бросила та.
Себастьян едва сдержался. Да, он комплексовал. Из-за того, что оказался недостаточно хорош! Для официантки. И он не собирался углублять проблему, ложась с девчонкой, которая могла его сравнивать с одним из его же молодых сыновей.
– Верена любит Филиппа, – обронил граф.
– Когда мы говорили о свадьбе, ты употреблял слово «ненавидит», – парировала Лизель. – Ты знаешь, я бы еще поняла, если бы Верена бегала по дому и истерила, что мы собираемся свести ее с таким стариком. Но она, как раз и не бегает, Себастьян. В чем твоя проблема? Только не говори мне, что она не твой тип. Это Фердинанд может так сказать. Не ты!
…Граф провел по лицу ладонью.
– Я идиот, – сказал он. – Я в самом деле старею… Пока я был счастлив сам и верил, что всех на свете могу сделать счастливыми, Марита обвела меня вокруг пальца. И меня и всех остальных. И, черт, я не знаю, что должен делать. Потому что мой дядя мертв, а сам я плохой стратег. Могу только отлупить ее и запереть в башне, но черт, мы века три не имеем армии. Полиция вытащит Мариту через три часа. Верена будет навещать меня в городской тюряге?
Лизель, потеряв на миг свое знаменитое спокойствие, вытаращила глаза. Затем опять взяла себя в руки и рассмеялась.
– Ах, Басти, – сказала она, беря его за руки. – Почему ты не рассказал мне раньше?.. Если бы мой Марти был хорошим стратегом, на кой бы ему…
Нужна была я?
Себастьян:
При виде мужа Марита составлявшая букет на столе, медленно опустила ножницы. Перед ней на большом подносе лежали свежесрезанные цветы и обрезки стеблей. Неоконченная композиция в вазе съехала, цветы поникли, как пьяные.
Себастьяна не было почти сутки, но муж и раньше мог загулять. Она ожидала увидеть следы похмелья, но… не увидела и сразу же напряглась. Трезвым, он мог быть лишь у одной женщины… Вид у мужа был напряженный.
– Что случилось? – с вызовом спросила Марита. – Она вернется к тебе?
Себастьян с раздражением посмотрел на женщину, родившую ему сыновей.
– Не хочет, – нарочито прямо, ответил он. – Такое чувство, замуж за меня вышла. Не хочет трахаться! Даже просто не хочет раздвинуть ноги и полежать часок с трагической рожей, как это делала ты.
Марита предсказуемо покраснела. На ней было бледно-голубое домашнее платье с белой отделкой по воротнику, которое ярко контрастировало с румянцем.
Взяв ножницы, она снова стала укорачивать стебли и составлять цветы в вазу.
– Я говорила тебе, что это все кончится, когда она получит ребенка. Возможно, если бы дядя Мартин не умер, они заставили бы ее притвориться вновь… Но теперь это все не имеет смысла. Ни одна женщина в самом деле не любит секс. Я говорила тебе: мы делаем это, чтоб нравиться вам, мужчинам. Теперь это просто ни к чему. У нее сын, свой долг она выполнила. Теперь даже ты не можешь прогнать ее из семьи.
Себастьян набычился; жена была настолько фригидной, что не поверила бы, даже увидев. Она ни черта не смыслила в удовольствии и глупо было прислушиваться к ее словам. Но он прислушался. Мало того, поверил! После смерти Мартина Верена задержалась недолго, но ему в голову не пришло, что причина совсем в другом. Пришлось пройти через целый строй похожих девах, чтоб прочувствовать разницу.
– А почему ты никогда не притворялась? – спросил он, пытаясь задеть жену еще крепче. – В постели? Почему ты притворялась везде, где угодно, только не там?
Марита дрогнула, отрезанный кусок стебля отскочил в сторону и свалился на пол, звонко бумкнув о стол. Нагнувшись, чтобы поднять его, жена на время скрылась из виду. Себастьян ждал, сложив пальцы рук шатром.
– Неважно! – наконец, вынырнула Марита.
– Мне – важно. Ведь я мужчина. Расскажи мне, будь так добра. Как это происходит у женщин, которые притворяются.
– Откуда мне знать, как это происходит у проституток?! – ее румянец рассыпался малярийными пятнами по лицу и шее. – Спроси Лизель, или саму эту маленькую шлюху! Я вышла замуж девственницей! Вышла замуж за холостого, на тот момент, мужчину. Чтобы рожать наследников, а не для этого вот всего. И я не валялась по постелям всех твоих, по очереди детей, чтобы иметь такой опыт!
– Я думаю попросить ее стать первой женщиной Рене, – сказал Себастьян таким серьезным тоном, что Марита чуть не сшибла вазу.
Взяв себя в руки, Марита рассеянно осмотрела платье. Ткань потемнела там, куда попали брызги воды. И женщина почувствовала, как на глазах опять выступают слезы. Мир был несправедлив к матерям. Миром всегда заправляли шлюхи, за которыми, забыв обо всем, как лемминги шли мужчины. Шли, позабыв про дом и про жен. Позабыв про стыд и про совесть.
Сперва она думала, что Верена – жертва. Такая же, как она сама. Думала, что девочка просто не понимает на что идет, желая лишь одного – отомстить Филиппу. Жизнь быстро сняла с нее розовые очки. Верена была не жертвой, она сама была хищницей. И энтузиазма, над которым завистливо посмеивались молодые горничные, у нее хватало. Неудивительно, что этот дурак мгновенно потерял голову.
Хотя… Видит бог, она никогда крепко не держалась.
Удивительно то, что Себастьян был уверен, что если он доволен, счастлива и девчонка, которую так грамотно и так вовремя подложили ему в постель. Кому они врали? Никому в мире не нужен секс во время поздней беременности. Эти слишком легкие роды – прямое следствие. И они еще дадут о себе знать потом.
– Если тебе так приятно говорить вслух подобные мерзости, – произнесла Марита медленно, – продолжай. Ответа ты не получишь.
– Когда Верена ушла, я спустил кучу денег на проституток, – словоохотливо поделился муж. – Они притворялись, как в театральной студии. Все-таки, дорогие девушки. Старательные, умеют кучу всего… Но, черт, с ней все по-другому. То ли у Ви какая-то особая школа, с подачей смазки в нужных местах, то ли ей в самом деле нравился. Какая же ты лживая, тварь. я все делал, чтоб тебе было хорошо. А ты всеми силами саботировала мое собственное счастье. Ради чего, Марита? Чтоб я просто был так же несчастен, как была ты?
Марита напряглась, продолжая подрезать стебли. Какое-то время в гостиной было тихо. Лишь хруст подрезаемых стеблей, лязг ножниц и тихий стук обрезков, которые она клала на поднос.
Так и не дождавшись ответа, Себастьян заговорил о другом.
– Мне звонили из комитета по спасению яиц галапагосских игуан от африканских пингвинов, или что-то подобное. Напомнить, что мы должны выкупить места… Я объяснил, что мы в трауре и прийти не сможем.
Она сдержалась и в этот раз. Все-таки, силы воли ей было не занимать.
– В таком случае, я позвоню им сама и скажу, что ты неправильно понял.
– Неважно. Деньги у тебя есть, трать на что хочешь. Хоть на личинки редких тараканов. Лично я в трауре по своему дяде и собираюсь тратить деньги с умом.
– На шлюх, машины и лошадей! – горько сказала Марита.
Она уже многие приглашения отклонила, якобы из-за траура. На самом деле, из-за него. После той сказки, в которую поверили слишком многие, ей не хотелось выходить в свет. Она понимала, Верена так просто не отпустит его. И понимала, что ей захочется выходить с ним в люди.
Тогда… тогда она заплатит за все сполна.
Не Марита устанавливала правила, она лишь следовала им. И никогда Верене никогда не занять достойного места. Она-то думает, что мир за стенами Штрассенберга ждет, чтобы аплодировать новой и молодой графине. Что же, пускай идет. Она еще узнает, насколько злы бывают взрослые женщины. И… как болезненно умирают мечты.
Марита отложила ножницы.
– Если не хочешь идти со мной, пригласи Верену. Этот вечер важен и одному из нас необходимо там быть.
Себастьян перестал крутить на пальце кольцо и посмотрел на жену.
– После того, как все поверили в нашу сказку? В легенду, которую ты так тщательно и кропотливо вылепила, притворяясь, что ты мой друг?.. Умна, признаю. Довела бедную маленькую дурочку до истерики, заставила ее верить, будто я разлюбил ее и теперь предлагаешь вывести ее в свет… Это гениально!
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты понимаешь. Все! Пока я вел себя, как дурак, пытаясь и тебе подарить то счастье, в котором нуждалась ты, я создавал тебе репутацию… И, если я выведу Виви в свет, ее просто разорвут… чего ты, собственно, хочешь. Теперь я очень нескоро смогу с ней выйти, если вообще смогу. Это действительно так, но… ты упустила из виду одну деталь. Ты вылепила репутацию не только себе.
– Что бы ты не устроил, себя ты похоронишь вместе со мной.
– Не будь так уверена, дорогая, – он легким движением поднялся со стула. – Когда я с тобой закончу, ты носу не высунешь из этого склепа.
Марита едва заметно нахмурилась.
– Куда ты опять собрался?
Он рассмеялся, пока по ее лицу шли пятна. Рука, державшая ножницы дрожала.
– Подавать на развод.
– Ты не посмеешь!
– На твоем месте, – Себастьян встал и одернул пиджак, – я отказался бы от ужина по спасению ящериц…
