Софья Сергеевна Маркелова
Могильная вода
Он забрался в объятья эмалированного ложа, подтянул колени и включил воду. Шумный горячий поток с рёвом хлынул в ванну, лаская обнажённую кожу. Федя закрыл глаза и отдался этому теплу, смывавшему всю тяжесть прошедшей ночи.
Ванна наполнялась быстро, и только когда вода пощекотала Феде подбородок, он распахнул веки и потянулся к крану. Но оцепенел, стоило ему увидеть, что он лежал в ванне, наполненной мутной грязной водой, будто с примесью глины и песка. Он охнул, брезгливо поднимаясь и сверху оглядывая отвратительную жижу, в которой ему невольно пришлось поплавать.
В то же мгновение его ступню что-то безжалостно схватило под водой костлявыми пальцами, и Федя испуганно взвыл, завалившись на стену. Ногти впились в кожу, пронзая плоть чуть ли не до костей, и Федя выскочил из ванны, практически выдрав ступню из цепких пальцев. Он потрясённо уставился на мутную воду, но едва ли в ней было видно, что за чудовище таилось на дне.
Дёрнув цепочку, Федя вытащил пробку из слива. Вода закрутилась водоворотом, с хлюпаньем всасываясь в трубы. Пока в ванне не осталось ничего. Совсем ничего.
Федя ошеломлённо взглянул на ступню – там кровоточили пять глубоких ранок.
Ему это всё не казалось. Ему это всё не мерещилось. Боль стала мерилом его реальности.
Накинув на мокрое тело халат, он бросился в спальню. И сразу споткнулся на пороге. Всюду стояла вода, покрывая пол тонким слоем. Из центра в сторону Фёдора медленно плыл пустой гроб, обитый пурпурным бархатом. Он плавно покачивался, словно величественная ладья на озёрной глади, и на бортах подрагивали огоньки тонких церковных свечек. Расплавленный воск стекал по гробу вниз и жёлтыми каплями срывался в воду, порождая рябь.
Было утро, сквозь занавески сочился рассеянный свет, но отчего-то ночной кошмар продолжался, будто рассвет ещё не наступил и по-прежнему властвовали тени.
Смолянистая непрозрачная вода волнами билась о порог, касаясь ног Феди, а он распахнутыми от ужаса глазами наблюдал за качавшимся гробом, неумолимо приближавшимся к нему. Пустой гроб искал того, кто займёт его тесное нутро.
– Нет… Нет… Нет!.. – исступлённо зашептал Фёдор. – Старуха, неужели это ты? Неужели даже после смерти ты будешь терзать меня?!
Он нервно захлопнул дверь, ведущую в комнату, и привалился к ней спиной.
Такого не могло быть, просто не могло быть! Он словно стал героем хоррор-игры, в которые сам так любил играть. Вот только быть этим героем в реальности ему не очень хотелось.
Из-под двери в коридор медленно стала сочиться ледяная вода, подбираясь к босым ступням Феди неумолимым хищником, неотступно преследующим добычу. Фёдор испуганно шарахнулся в сторону. Дома оставаться было просто небезопасно.
Накинув куртку прямо на халат и сунув ноги в обувь, он выскочил из квартиры, торопливо запирая входную дверь. Судорожно ткнул кнопку лифта, прислушиваясь к лязгу стальных канатов в шахте. Слева раздалось тихое журчание.
Из-под входной двери Фединой квартиры просачивалась тёмная вода, заполняя тамбур. Она текла сквозь щели, выискивая любые пути, а через пару ударов сердца хлынула из замочной скважины. Федя сжал губы и в два раза быстрее стал щёлкать кнопкой лифта. Но тот всё с утробным гулом ползал по шахте, не приближаясь к нужному этажу.
Плюнув на всё, Федя ринулся к лестнице. Он перескакивал ступеньки через одну, практически пролетая пролёты один за другим. А за спиной слышался звук воды, ручьями стекавшей по лестнице. Она всё набирала скорость, будто полноводная река, прорвавшая плотину и угрожавшая затопить всё и вся.
Когда Федя был на пятом этаже, вдруг с грохотом распахнулись створки старого лифта. В тусклом жёлтом свете внутри вертикально стоял открытый гроб, где на белой подушке покоилась Раиса. Но в облике усопшей не было ни покоя, ни умиротворения. Её седые волосы мокрыми неприглядными сосульками свисали вниз, влажное покрытое глиной и песком платье сгодилось бы теперь лишь на половые тряпки. Неживое лицо было искривлено в гримасе недовольства и злобы, глаза закрыты, а скрюченные пальцы шевелились, как безобразные паучьи лапки.
– Бросил бабушку… Бросил… – плачущим срывающимся голосом прошелестела покойница. – Теперь бабушка совсем одна лежит в сырой могиле. В воде и холоде… В холоде и воде…
Волосы на затылке у Феди встали дыбом от увиденного, но он нашёл силы ответить этому жуткому видению:
– Всю жизнь я у тебя мальчиком на побегушках был и ни слова благодарности не услышал! Хватит! Достала, старая карга! Умерла, так лежи себе в земле мирно, дай мне пожить спокойно!
Его крик эхом разнёсся по всем этажам в подъезде, но покойница не исчезла. Лишь продолжила недовольно шамкать мёртвыми губами:
– Бросил бабушку…
Не слушая больше старуху, Федя продолжил спускаться. Под ногами стояла вода, натёкшая с верхних этажей. Она покрывала ступени, и Федя, чтобы не поскользнуться, ступал медленнее. А на каждом пролёте его ждали распахнутые двери лифта, где стоял гроб с мёртвой Раисой, и бабка настойчиво шептала:
– Бросил…
– В воде бабушку оставил…
– Давит могильная водица, давит…
Зажав уши, Фёдор выскочил из подъезда, сипло дыша и пребывая в крайней степени злости. До того ему было гадко на душе, что капризная докучливая старуха не оставила его и после смерти. И хотя и страшно было наблюдать все эти видения, насылаемые покойницей, но повестись у неё на поводу ещё хотя бы раз казалось Фёдору настоящим поражением. Он всю жизнь ей угождал, не переваривая в душе, но вот теперь последнее слово должно было остаться за ним!
Отыскав на стоянке машину и нырнув в стылый салон, Федя завёл двигатель. Он повернул зеркало заднего вида и решительно уставился на своё отражение:
– Пусть лежит там, где похоронили! Потому что я так сказал! Потому что хватит с меня, хватит делать всё по её указке! Сколько там ещё она сможет меня пугать, пока дьявол не затащит её в ад? Девять дней? Сорок? Плевать! Я найду, как сбежать!
Когда он вернул зеркало на место, с заднего сиденья автомобиля через отражение на него смотрела бабушка Раиса, недовольная, как и всегда, презрительно сжавшая губы, глядящая исподлобья и широко раздувшая ноздри.
