Смотри, народ унылый, жалкий,
Вот хищник – злой, опасный зверь!
Он – победитель в битвах жарких,
Пред ним ничто весь мир, поверь.
Но я сумел его гордыню
Своей гордыней побороть!
Его разрушилась святыня,
Когда обжег хлыстом я плоть.
И вы такие же! Сумею
Гордыней всех поработить!
Коль лев пополз подобно змею,
Вас не труднее опустить!
***
Туман привычный их окутал,
Унес с собой вглубь, в Пустоту.
И на манеж из ниоткуда,
Сквозь ледяную темноту,
Простая девушка богиней
Явилась с факелом в руке.
И, ровно встав посередине,
Вдруг пламя поднесла к щеке!
Огонь за легкую добычу
Схватился вмиг, перебежал,
Себе сам проскочил навстречу
И полыхать враз перестал…
А демоница хитрым взглядом
Следит за голубым огнем,
Он – часть души ее, наряда,
Она ведь не сгорит живьем.
Рога ее почти не видно
За ярким пламенным костром,
Она была бы безобидной,
Не будь факиром и Грехом.
– Легенда есть. Я, будто, раньше
Когда-то ведьмою была,
Я все бежала дальше, дальше,
Но инквизиция нашла.
Я на костре вдруг осознала,
Что все неправильно! Все ложь!
Внутри меня война настала,
В душе я чувствовала мощь.
Тогда я поняла, что сила,
Во мне проснувшаяся, – Гнев!
Поэтому потом прослыла
Я демоном. Не догорев.
Вы, люди, сами то не зная,
Гнев призываете давно,
В душе прогнившей порождая
Греха чернильное пятно.
И демоница, развернувшись,
Ушла опять в глухой туман,
На миг лишь только улыбнувшись.
– Здесь есть восьми лет мальчуган! –
Под нос чуть слышно усмехнувшись,
Гнев прогнала с него дурман.
И парень, ото сна очнувшись,
Увидел демонов обман.
***
Под музыку гитары звонкой
Амбал высокий на манеж
Выходит. На плече – девчонка.
И шкуры львов взамен одежд.
Мужчина гирю взял с собою,
Ее подбрасывает вверх
И ловит лишь одной рукою!
Силен и ловок этот Грех.
А девушка, напротив, быстро
Под купол цирка забралась,
И по канату жгучей искрой
Кружиться в танце началась.
Силач за гирей гирю тянет,
Бросает в воздух, ловит вновь,
И никогда он не устанет,
Пусть даже руки сбиты в кровь.
Но вот, закончив выступленье,
И поклонившись до земли,
Толстяк глотает во мгновенье
Стальные гири все свои.
– Чревонеистовство мне имя.
Я не могу остановить
Желанье кушать. Злое время
Смогло на голод осудить.
Проходят годы и столетья,
А я все ем! Все ем! Все ем!
Зачем такое мне бессмертье?
Да, я не побежден никем…
Да, я росту в своей лишь силе,
Но этот голод нетерпим!
Мечтаю только о могиле,
Однако сон недостижим…
Как демоном я стал в неволе,
Так вечным адом окружен.
И Смерть на собственном престоле
Могу я съесть. Он обречен!
И, рассмеявшись зло и нервно,
Обжорства Грех в туман гоним.
Как это тяжело, наверно,
Ведь голод сей неутолим.
***
Лишь испарился он со сцены,
Как наверху огни зажглись,
Под самым куполом арены
Греха вновь танцы начались.
Младая дева, диким телом
Змее подобная, кружит,
То извивается вся смело,
То от испуга вдруг дрожит.
Канат, натянутый над бездной,
Девицу вовсе не страшит.
И воли силою железной
Она свой страх искоренит.
Вот пляска в пустоте, над миром,
Где нить – судьбы путь под ногой,
И каждым пламенным порывом
Она рисует танец свой.
Ничто не манит так открыто,
Как оголенное плечо,
Взгляд этих глаз. Полуразмыто
И возбужденно горячо.
– Я есть апофеоз любовный,
Истома сладкая внутри,
Иной, настолько Грех греховный,
Вам в этом мире не найти.
Зовут меня и Блуд, и Похоть,
Разврат, Распутство – это я!
Грешить совсем не так уж плохо,
Когда душа полна огня.
Желанья пламя всеохватно,
Преград достойных нет ему,
Он не отправится обратно,
В бездонную пустую тьму.
Один лишь миг его рождает,
Один лишь взгляд дарует сил,
А после память пробуждает
Того иль ту, кого вкусил.
И свет погас, туман нагрянул,
Забрал Распутства Грех с собой,
Потом не торопясь отпрянул,
Оставив вновь манеж пустой.
***
Выходит фокусник на сцену,
Одет в богатый он костюм,
Себе он точно знает цену -
Перчатки, котелок, парфюм.
И начинает из карманов
Тянуть цветастые платки.
Он полон весь одним обманом,
Но хитрости его сладки.
Народу нравится минутный
Дурман и тайна колдовства.
Им каждый трюк и фокус смутный
Даруют каплю волшебства.
Монетку достает из уха,
И вслед за ней еще одну!
А хватит фокуснику духа
Заполнить ими всю страну?
Но золоченые монеты
Все не кончаются. Сей Грех,
Нарушив всех богов запреты,
Лишь издает безумный смех.
– Я – злая тварь! Я – Алчность, Жадность!
И деньги для меня – весь мир.
На сердце сладостная слабость,
Когда в руках держу сапфир!
Рубины, серебро, бриллианты!
Они мои! Я – их король!
А к фокусам мои таланты
Дают над золотом контроль!
Пока вы, зрители, здесь спите,
Я ваши деньги украду.
Еще «спасибо» мне скажите,
Что только деньги с вас возьму!
И никому, пусть буду в клетке,
Я не верну свое добро!
Из уха достаю монетки
И золото, и серебро…
Безумный фокусник размылся,
Он очертанья потерял,
В тумане сером растворился,
И золото с собой забрал.
***
Последний Грех выходит смело
На цирка проклятый манеж.
И за свое пустое дело,
Перерождение невежд,
Опять берется вдохновенно.
Дед старый с флейтою во рту
Змее плетет проникновенно
Мелодию, ее судьбу.
И кобра капюшон болотный
Раскрыла, мутные глаза
Вдруг отразили страх животный
В своих пылающих слезах.
А заклинатель все играет,
Что музыка рождает в нем?
Не боль, не память. Он скучает?
Нет, он змеею увлечен.
А, может, внеземное чувство
Его тревожит в этот миг?
Поэтому таким искусством
Сам овладеть сумел старик?
– Я погибаю год от года,
Как жалкий цвет я сохну днем,
А под вечерним небосводом
Сжигаем времени огнем.
Да, плоть слаба, глупа, не вечна.
Душа все время молода,
И в праздности своей беспечной
Проводит сладкие года.
Ах, как хочу я стать змеею!
Ее завидую судьбе:
Она всегда была собою,
Верна всегда сама себе.
Я – Зависть! Я хочу того же,
Что есть у вас, нет у меня.
Мы с вами все на змей похожи –
Живем, одних себя любя.
Старик, неспешно ковыляя,
Ушел с арены невзначай.
И, смысл своих слов закрепляя,
Печально бросил в зал:
– Прощай.
***
Вновь шпрехшталмейстер в круге цирка,
В толпу задумчиво глядя,
Нетерпеливо злобно фыркнув,
Сказал:
– Антракт, – чуть погодя.
Но зрители сидят на месте,
Никто не двинулся из них,
Завороженные все вместе
Лишились сил они своих.
Один лишь мальчик бойкий милый
На сцену шустро перелез,
Под взглядом публики унылой
Он за кулисами исчез.
Сей восьмилетний постреленок
И сам не знал, куда бредет,
На голос памяти ребенок
Шагал вперед. Судьба ведет
Свое таинственное чадо
На позабытый древний путь.
А цирковая труппа рада,
Что брата им хотят вернуть.
Вот мальчик отыскал что надо –
Вошел в просторный кабинет
И, тихо встав со стенкой рядом,
Уставился на лампы свет.
А демон, тот, что шпрехшталмейстер,
На паренька смотрел в упор.
И в тишине, на лобном месте
Мальчишка ждал свой приговор.
Директор цирка, самый главный
Из демонов, весь черный был.
И посох он в руках державный
Все время для себя носил.
Рога его остры, как пики,
Глаза – две бездны, как душа.
На стенах полутемных блики
Его теней во мгле кружат.
Его боятся все, кто знает.
Он порожденье вечных сфер,
И имя он свое скрывает!
Ведь имя это – Люцифер.
***
– Ты все забыл, не так ли, мальчик?
Забыл меня? Забыл Грехи?
Забыл наш старый балаганчик?
Избавился от шелухи.
Я знаю, ты переродился.
И в этом теле все забыл.
Как только этот мир крутился,
Когда свою ты душу скрыл?
Ох, мы тогда поволновались!
Искали, где ты пропадал,
Но всюду, где мы появлялись,