Софья Сергеевна Маркелова
Цирк Грехов
Но здесь не может быть ошибки,
Из ада сын звезды восстал!
Цирк Грехов
Поэма
На небе темном в час полночный
Луна тоскливая поет,
И свет свой кремово-молочный
Из пустоты и мглы плетет.
Вновь ветер в переулках черных
Танцует вальс с самим собой
И в лабиринтах улиц темных
Тревожит путников покой.
По крышам дождевые капли
Стучат чуть слышно в тишине,
Молчат колодезные цапли,
Молчат малиновки во сне.
И ливня томная соната
Баюкает простых людей,
Что спину горбят до заката
Для блага их государей.
Вода холодная смывает
Обиды, злость, порок и бред,
И жители вновь забывают,
Что принесли кому-то вред.
Наутро все пройдут печали,
С собой их капли унесут,
И те, кто вечером страдали,
Теперь в душе мир обретут.
Дома серьезные устало
Глазами-окнами глядят,
Как у притихшего причала
Две кошки рыжие сидят.
Им нравится волны спокойной
Приятный шорох – дивный звук,
И капель дождевых нестройный
Непрерывающийся стук.
Тяжелый вздох порывом ветра
Отправит кошек рыжих спать,
Задует фонари, без света
Оставит город почивать.
Лишь тихое воды журчанье,
Лишь еле слышный плач дождя,
Лишь звезд таинственных мерцанье
И только ожиданье дня.
***
Среди сего блаженства ночи
Под колыбельную луны
Бездомный мальчик свои очи
Сомкнул, дабы увидеть сны.
Кудрявый Аполлон-ребенок
В лачуге старой и пустой
Проводит вечера. Спросонок
Под утро, съев сухарь простой,
Идет на рынок; у прохожих
Срезает тихо кошельки,
Сворует помидор пригожий,
Сгоревшей палки угольки,
Да на реке лицо и руки
Водой холодною умыв,
Веревкой подвязавши брюки,
Домой бежит, еду добыв.
Там голод утолив едва ли,
Он с нетерпением в глазах,
Все вспомнив страхи и печали,
Рисует сажей на стенах.
Покрыты с потолка до низа
Они крестами от угля,
Изображенье черной ризы –
От самой двери до угла.
Мальчишка ведь не знает, что он
Так вынужден сам вспоминать,
Поэтому, незнаньем скован,
Под вечер он ложится спать.
Но непригожая погода
Вдаль гонит все его мечты.
Ребенок лет восьми от роду
Хорошие не видит сны.
Как схоронил отца и маму,
И, память отбелив свою,
Решил, что там не место хламу,
Забыл погибшую семью.
Душа – потерянная птица,
Ей нет давно пути назад,
Но хочется ей возвратиться,
Покинуть сей замерзший ад.
***
Вновь сны коварные жестоко
Ребенку не дают уснуть,
В кошмарах людям одиноко,
Им хочется в мечтах тонуть,
Вот только каждому дорога –
Свой бесконечно древний путь,
Над ним лишь занесешь ты ногу,
Назад нельзя уж повернуть.
Милейший мальчик выбор сделал,
Он позабыть решил все то,
Что по ночам углем и мелом
Теперь рисует под окном.
Ведь странна память человека:
На миг забыв, кто ты таков,
Спустя полвека, четверть века
Вдруг тяжесть ниспадет оков,
Проснется жизни осознанье,
Перед глазами промелькнет
Туманное воспоминанье,
И память снова оживет.
Однако мальчик по рисункам
Своим никак не мог понять,
Как на тончайших этих струнках
Забытую судьбу сыграть.
Он ночи проводил в сомненьях,
Ответы отыскать не мог,
И в полуснах своих, виденьях,
Старался перейти порог.
Не помнил сколько лет копилась
Тоска и грусть. Все позабыл:
Что с матерью, с отцом случилось,
Внутри себя он детство скрыл.
И как-то вдруг, в пустых страданьях
Вновь изводясь за ночью ночь,
Он осознал, что пониманье
Не в силах уж ему помочь.
Тогда впервые мальчик бедный
Заснул спокойно. Вот беда!
В тиши ночной раздался медный
Пустой звон в центре города.
***
Ведомый любопытством грешным,
Ребенок побежал туда,
Где в лютой темноте кромешной
Горела яркая звезда.
И толпы сонного народа,
Покинув теплые дома,
Спешили, будто на свободу,
Узреть, что там за кутерьма.
На площади широкой вольно
Раскинул цирковой шатер
Кривые щупальца довольно
И их к народу распростер.
Он шпилем в небо упирался,
Луну прозрачную проткнув,
Над ней жестоко усмехался,
В свои объятья подтолкнув.
И ткани цвет кроваво-черный
Пугал до одури людей,
А запах смерти обреченный
Заставил задрожать детей.
Но тихий перебор гитарный,
Что доносился изнутри,
Развеял этот мрак престранный.
Шептал он будто: «Посмотри!»
И осторожность, опасенья
Куда-то делись. Пустота.
Тревогу горожан, сомненья
Затмила цирка темнота.
В себя манил он представленьем,
Забытым духом волшебства,
Дразнящим разум предвкушеньем
Начала сказки-торжества.
И люди, позабыв о ночи,
О сне, работе и семье,
Все шире раскрывая очи,
Пошли вперед к своей Судьбе.
С толпой, что зрелища хотела,
И мальчику идти пришлось,
Как только жители присели,
То представленье началось.
***
Потухли факелы, лишь тускло
Один чадит в безмолвной тьме,
Сгорают зрительские чувства
В его оранжевом огне.
Вот в круг арены шпрехшталмейстер
Выходит в полной тишине,
И в центре, замерев на месте,
Он, главный гений в этом сне,
Губами тонкими устало
Вдруг шепчет, улыбаясь, в зал:
– Вот время для чудес настало.
Я открываю карнавал!
И замелькали злые маски,
Того маэстро окружив,
Что положил начало сказке,
Собой всего его сокрыв.
Кружился дикий и безумный
Коварных ликов ураган,
И вихрь исчез внезапно шумный,
Манеж покрыл густой туман.
В нем робкие шаги, дыханье,
Вдруг смех послышались. И вот
На свет не божие создание,
А существо-урод идет.
Лицо косое гримом белым
Сокрыть пытается, на нос
Рукой кривой своей несмелой
Он красный жгучий цвет нанес.
В костюм аляповато яркий
С заплатами одет юрод.
И вид его плачевно жалкий
Растрогал городской народ.
Но грустный арлекин слезами
С лица улыбку смыть не мог.
Бездонно черными глазами
Он был и будет одинок,
Но злым, пугающим оскалом,
Пьянящей радостью смешон,
Как острым бритвенным кинжалом,
Историю поведал клоун.
***
– Приветствую, мужья и жены,
На представлении веков!
Наш цирк – алмаз миров короны!
Мы – квинтэссенция Грехов!
Пред вами в шутовском наряде
Я есть никто иной, как Лень.
И на сегодняшнем параде
Людских пороков я – лишь тень.
Есть семь смертельных наваждений,
Семь диких демонов пустынь,
И, по различным видам мнений,
Семерка внеземных твердынь.
О, как нас только вы не звали!
Порой обидно было чуть,
То только к нам одним взывали,
То забывали нашу суть…
Но все же вам хотим немного
Жестокой правды рассказать.
Увы! Мы не создания Бога.
И Он не может нас призвать.
И, получается, что вместе
Грехов семь смертных собрались.
Но так намного интереснее!
Чужую отбирая жизнь,
Мы совершаем Суд великий,
Решая путь для жалких душ.
Никто не может многоликих
Могучих нас убить!.. Разрушь!
Разрушь свои мечты и грезы!
Отныне нет дорог назад.
Вас не спасут пустые слезы,
Мы дверь откроем в рай иль в ад.
Вы наслаждайтесь представленьем!
Последним чудом из чудес!
Унынья демон, Лень виденьем
С арены цирковой исчез.
***
И тут же рык раздался зверский,
Удар хлыста в тумане. Миг.
Скулеж проникновенно мерзкий,
Переходящий в тихий хрип.
Вот на манеж под звук тамтамов
Выходит гордый царь зверей,
Взгляд полон страха, шкура – шрамов,
Теперь под гнетом он людей.
За ним идет неспешным шагом
Высокий смуглый человек,
И, с львом остановившись рядом,
Глядит из-под уставших век
На публику. В руке сжимая
Свой черный очень длинный хлыст,
Чем жителей весьма смущая,
Недвижим цирковой артист.
На голове, поднятой гордо,
Два темных рога, а в глазах,
Смотрящих вдаль чуть зло, но твердо,
Лишь Бездны первозданной страх.
– Я – демон Гордости презренной,
Высокомерности людской,
Тщеславной мысли незабвенной.
На свете всем один такой!
Никто мне в пару не годится.
Я – дикий лев! Я – царь царей!
Пусть даже разыщу царицу,
Ее я буду царственней.
