Софи Ларк
Разрушенная клятва
– Пожалуйста, молчите! – прошу я их по-английски.
Я не говорю ни на хауса, ни на йоруба, ни на игбо, ни на каком-либо другом из языков Нигерии. Я запомнил лишь пару фраз на канури ради этого задания. Так что мне остается лишь уповать на то, что девочки учили в школе английский.
Трудно сказать, действительно ли они меня поняли или просто онемели от страха. Дрожа, девочки во все глаза смотрят на нас с Бомбистом.
Я пробую подобрать ключ к кандалам, обхватывающим их лодыжки, но ни один не подходит, так что я вытаскиваю камень из стены и кладу цепь сверху. Бомбист бьет по ней прикладом винтовки до тех пор, пока звенья не разъединяются. Я не могу снять кандалы с их лодыжек, но, по крайней мере, мы можем снять цепь.
Я подношу палец к губам, напоминая девочкам, что нужно молчать, и мы тащим их за собой до кухни. Бомбист выглядывает из-за двери, выскальзывает за спиной у повара и бьет его по голове сервировочным блюдом, отчего тот падает прямо на один из мешков с рисом, которые Камбар привез сегодня днем.
Я по одной спускаю девочек в желоб. Воняет оттуда чертовски отвратительно.
Бомбист морщит нос:
– Я не хочу туда лезть.
Я слышу шум и крики наверху. Похоже, кто-то обнаружил тело Нура.
– Что ж, оставайся и попытай удачу.
Подняв винтовку повыше, чтобы она не испачкалась, я спрыгиваю в желоб.
Я скольжу по темному вонючему стоку, изо всех сил надеясь, что он нигде не сужается. Есть ли что-нибудь хуже, чем застрять в этом отвратительном месте, словно пробка в бутылке. К счастью, я скольжу до самого конца.
– Осторожно! – кричу я девочкам, не желая свалиться кому-то из них на голову.
Теперь их одежда грязная, в пятнах жира и протухшей пищи. Я хватаю за руку самую младшую и велю остальным: «Идем!»
Бомбист хватает за руки еще двоих, и мы бежим по бесплодной земле, молясь, чтобы темнота и редкие кусты скрыли нас. Хорошо, что девочки так перепачкались – это помогает приглушить яркую белизну их носков и блузок.
Я слышу за спиной звуки волнений. Повстанцы бегают и кричат, обыскивая лагерь, но теперь, со смертью лидера, им недостает организованности.
Я пытаюсь бежать изо всех сил, но девочки не отличаются быстротой. Они ковыляют за нами, босые и окоченевшие от долгого сидения в той комнате. Должно быть, они ничего не ели.
– Нам придется их бросить, – резко кричит мне Бомбист. – Мы должны быть на месте через сорок одну минуту – или вертолет улетит без нас!
– Мы их не оставим! – рычу я.
В лагере сейчас творится хаос, но вскоре солдаты смогут реорганизоваться. Они бросятся к своим джипам и прожекторам, чтобы найти нас.
Присев на корточки, я жестом приглашаю самую крупную девочку забраться мне на спину. Я хватаю еще двух девочек и сажаю их на бедра.
– Ты с ума сошел? – говорит Бомбист.
– Хватай этих двоих, или я пристрелю тебя на хрен! – кричу я ему.
Бомбист качает головой, его мясистое лицо налилось от гнева, однако он подхватывает девочек. Мой напарник сложен как лайнбекер,[8] так что я знаю, что он спокойно может вынести парочку дополнительных фунтов веса.
Мы начинаем бежать по пересеченной местности, пока девочки цепляются за нас своими тощими руками и ногами.
Хоть они и малы, на мне, должно быть, висит больше сотни фунтов. Понятия не имею, сколько весят дети, мать их, но эти трое словно становятся тяжелее с каждой минутой.
Пот течет с меня градом, отчего девочкам становится труднее держаться. Бомбист пыхтит и отдувается, как бегемот, у него даже нет сил ныть.
Мы бежим до тех пор, пока мои легкие и ноги не начинают пылать.
– Еще две мили, – выдыхает Бомбист.
Черт.
Каждый шаг отзывается болью в спине. Мои руки онемели, пытаясь удержать девочек. Я боюсь, что сейчас упаду в обморок и уже не смогу подняться.
Я пытаюсь представить, будто вернулся на курсы молодого бойца, когда нам приходилось бежать по десять миль, неся на спине рюкзак весом в сорок фунтов, а я еще не привык напрягать свое тело и не знал, как долго это все может продолжаться.
Я вспоминаю своего первого инструктора по строевой подготовке, сержанта Прайса.
Я представляю, как он бежит подле меня, покрикивая и даже и не думая сбавлять темп: «ЕСЛИ ТЫ ЗАМЕДЛИШЬСЯ ХОТЬ НА СЕКУНДУ, РЯДОВОЙ, Я ХОРОШЕНЬКО ПНУ ТЕБЯ ПОД ЯЙЦА, И ТЫ ЗАПОЕШЬ КАК ГРЕБАНАЯ МАРАЙЯ КЭРИ!»
Прайс умел мотивировать.
Наконец, когда мне уже действительно кажется, что я не смогу ступить ни шагу, я слышу гул вертолета. У меня открывается второе дыхание.
– Почти на месте! – кричу я Бомбисту.
Он молча кивает, пот градом катится с его лица.
Последнюю часть пути приходится бежать в гору. Я тащу этих девочек вверх по склону, словно Сэмуайз Гэмджи, несущий Фродо к вулкану. Это одновременно лучший и худший момент в моей жизни.
Я по одной поднимаю их в вертолет, размышляя над тем, как бы мне, черт возьми, выяснить, откуда они, чтобы вернуть домой.
– Вертолет не рассчитан на лишний вес! – рявкает пилот.
– Тогда выкини что-нибудь, – говорю я.
Я нес этих детей не для того, чтобы бросить их здесь.
Пилот выбрасывает аптечку и еще пару коробок с припасами. Надеюсь, ничего слишком дорогого – чего доброго, мне еще придется это оплачивать.
Как только мы с Бомбистом забираемся внутрь, вертолет поднимается в воздух. Девочки сжались на полу, вцепившись друг в дружку, боясь полета больше, чем чего-либо за весь побег. Лишь одна из них набралась смелости, чтобы выглянуть в открытую дверь и увидеть, как уменьшается под нами темная пустыня.
Девочка переводит взгляд на меня, и ее большие глаза сияют на маленьком круглом личике.
– Птица, – произносит она по-английски, обращаясь ко мне. Девочка соединяет большие пальцы и растопыривает оставшиеся, словно крылья.
– Да, – хмыкаю я. – Ты теперь как птица.
Когда мы летим над озером Чад, мой телефон вибрирует в кармане.
Я достаю его, удивляясь, что здесь вообще ловит связь.
Еще больше меня удивляет имя Данте на экране. Последний раз, когда он мне звонил, это кончилось для меня дыркой в боку. Теперь это самый неприятный из моих шрамов.
И все же я отвечаю:
– Двойка. Надеюсь, речь не о еще одной услуге?
– Ну… – смеется Данте в ответ.
Раньше Двойка особо не смеялся. Кажется, он делает это чаще с тех пор, как к нему вернулась его девчонка.
Кстати, о девчонках…
– Дай угадаю, – говорю я. – Ты звонишь мне, потому что Риона хочет получить мой номер. Все в порядке – я понимаю. Сексуальное напряжение между нами можно было резать ножом.
– Что ж, она не выплеснула напиток тебе в лицо, что, судя по твоему обычному общению с женщинами, можно считать большим успехом…
Я хмыкаю. Мы только однажды встречались с Рионой Гриффин, но она произвела на меня впечатление. Не часто встречаешь таких потрясающих женщин. Ну а то, что она заносчива, неприступна и на дух меня не переносит, лишь добавляет перцу.
– Так чего ты звонишь на самом деле? – спрашиваю я Данте.
– Это действительно из-за Рионы, – говорит он. – Но не совсем то, что ты думаешь…
Риона
Моему брату Кэлламу требуется меньше десяти минут, чтобы добраться до моего дома. Он прибыл как раз вовремя, чтобы спасти меня из квартиры, принадлежащей Гринвудам. Мистер Гринвуд начинал слишком яростно настаивать на том, чтобы вызвать полицию, а миссис Гринвуд выражала нетерпение – то ли оттого, что пропускала концовку «Холостяка», то ли оттого, что заметила, как ее супруг уже несколько раз бросил взгляд на мои голые ноги. Полосатое банное полотенце, предоставленное мне миссис Гринвуд, было рассчитано на ее собственные скромные пропорции и закрывало немногим больше, чем мой купальный костюм.
Когда они открыли дверь Кэлу, мой брат стремительно шагнул в квартиру на пару с Данте Галло, который шел позади него. Гринвуды спешно ретировались к дивану, не желая находиться близко к мужчине, который едва мог втиснуться в их дверной проем, не повернувшись боком.
При взгляде на брата, который, как всегда, излучает спокойствие и уверенность, и Данте, который мог бы разорвать этого гребаного дайвера на части голыми руками, будь он со мной в бассейне, меня окатывает волной облегчения.
Мне почти хочется обнять их обоих. Почти. Так далеко я еще не зашла.
– Спасибо, что приехали, – говорю я вместо этого.
Кэл не церемонится. Он заключает меня в объятия и крепко прижимает к себе. Кажется, став отцом, мой брат немного размяк. Но это приятные ощущения. Я чувствую себя спокойнее.
– Мы уже проверили твою квартиру, – говорит мне Кэл. – Там никого нет.
– Тогда давай туда вернемся, – отвечаю я, бросая быстрый взгляд на Гринвудов. Им не стоит слышать больше того, что уже было сказано.
– Уму непостижимо, как грабитель попал в здание, когда на входе сидит Рональд! – взволнованно восклицает миссис Гринвуд.
Я сказала Гринвудам, что кто-то напал на меня в бассейне, но не вдавалась в подробности. Когда я попросила телефон, чтобы позвонить брату, миссис Гринвуд решила, что меня ограбили.
– Спасибо, что позволили остаться, – говорю я семейной паре.
– Можешь взять с собой, – говорит миссис Гринвуд, кивая на полосатое полотенце. Думаю, она отдала бы мне что угодно, чтобы выпроводить из квартиры.
Мы выходим в коридор и идем к лифтам, мои босые ноги беззвучно ступают по ковру, пока Кэл и Данте шагают по обе стороны от меня.
– Ты знаешь этого дайвера? – спрашивает Данте своим глубоким раскатистым голосом. – Видела его лицо?
– Нет, – качаю я головой. – У него были темные глаза – это единственное, что я увидела. Большая часть его лица была закрыта маской. Он был сильным…
Я непроизвольно вздрагиваю, вспоминая, как руки незнакомца сомкнулись вокруг меня и утащили под воду.
– На крыше есть камеры? – спрашивает Кэл.
– Понятия не имею, – отвечаю я.
Мы спускаемся на лифте с тридцать второго этажа на двадцать восьмой. Хоть Кэл уже осмотрел мою квартиру, воспользовавшись запасным ключом, Данте проверяет ее еще раз, прежде чем мы войдем.
– Я быстро приму душ, – говорю им я. – Угоститесь пока напитками, если хотите.
Я включаю настолько горячую воду, насколько только могу вынести, и вымываю запах хлорки из волос. Повернувшись лицом к душу, я внезапно испытываю еще один приступ паники, вспоминая невыносимую тяжесть легких, отчаянно жаждущих воздуха. Я выключаю воду, вытираюсь полотенцем нормального размера и переодеваюсь в лосины и свитшот.
Когда я возвращаюсь в гостиную, Кэл и Данте обходят квартиру, проверяя окна и балконные двери на предмет взлома – не проникал ли кто-то ко мне сегодня.
– Все выглядит как обычно? – спрашивает Кэл. – Ничего не пропало?
– Я не вижу.
Я бы заметила. Моя квартира обставлена весьма минималистично, здесь чистота и порядок. Книги расставлены в алфавитном порядке по фамилии автора. На раковине ни пятнышка. Ни растений, ни животных у меня нет – я не хочу, чтобы от меня зависело какое-либо живое существо.
– Тогда пора пообщаться с Рональдом, – рокочет Данте.
Рональд – наш главный консьерж. Он делит смену с двумя другими охранниками, так что лобби находится под наблюдением круглые сутки, чтобы никто, кроме владельцев квартир и их гостей, не мог проникнуть в здание.
Это пузатый лысый мужчина средних лет, довольно добродушный и говорящий с едва заметным британским акцентом, который может быть настоящим, а может быть уловкой, которую консьерж использует, чтобы расположить к себе жильцов, довольных тем, что их охраняет швейцар международного класса.
Поначалу он колеблется, стоит ли показывать нам видеозапись с бассейном, не согласовав это с домоуправлением. Однако мой брат может быть очень убедительным, когда смотрит на тебя своими светло-голубыми глазами, способными прорезать насквозь, и невзначай упоминает о своей должности городского олдермена. Молчаливый, с внушительными габаритами, Данте тоже убедителен, но по-своему.
Рональд отводит нас в небольшую каморку, где есть лишь стол, стул и компьютерный монитор.
– Здесь вы можете посмотреть все видеозаписи, – говорит он.
– Нам нужно просмотреть камеры с крыши, – уточняет Данте. – Те, что снимают зону бассейна.
– Посмотрим, что я смогу сделать, – отвечает Рональд, садясь за стол и начиная кликать мышкой. – Камеры установили только в этом году, так что я еще не совсем знаком со всей этой системой. До сих пор мне лишь дважды приходилось пересматривать записи, когда миссис Петерсон утверждала, что кто-то стучится к ней в дверь…
– К ней действительно стучались? – спрашивает Данте.
– Нет, – фыркает Рональд. – Это был какаду в ее собственной квартире.
Охраннику удается вывести на экран записи с камеры у бассейна и промотать их на два часа назад.
– Это единственная камера? – спрашивает Кэллам.
– Да. У нас по одной камере на этаж.
Камера установлена высоко в углу, так что в ней видно почти весь бассейн. Нам открывается вид на шезлонги по обе стороны бассейна, шкафчик, в котором хранятся все дополнительные полотенца, и дверь к лифтам, через которую входят и выходят люди. Однако левый нижний угол бассейна обрезан.
Мы смотрим зернистые кадры, на которых мать с двумя маленькими детьми купается в воде, затем группа подростков лежит на шезлонгах, а пожилой мужчина плавает кругами. После этого бассейн пустеет, и долгое время там вообще никого нет.
Наконец, я вижу знакомую фигуру – себя, идущую по кафелю, и наблюдаю за тем, как включаю музыку, которая льется из телефона в мои водонепроницаемые наушники, а затем кладу телефон на ближайший шезлонг поверх сложенного полотенца. Спокойная и не подозревающая о том, что сейчас произойдет, я подхожу к бассейну и ныряю.
Мое сердцебиение учащается в ожидании неминуемого. Я испытываю глупое желание крикнуть и предупредить саму себя. Я смотрю, как крохотная пловчиха рассекает бассейн в обе стороны, и понимаю, что это ровное движение вот-вот прервется.
То, что происходит дальше, выглядит на экране на редкость безобидно. Я просто ухожу под воду и исчезаю. Камера находится слишком далеко, а разрешение слишком слабое, чтобы разглядеть, что происходит на самом деле. Видны пузыри на воде и темная тень внизу, но понять, что на самом деле под водой два человека сцепились ни на жизнь, а на смерть, невозможно.
Я понимаю, что если бы дайверу удалось совершить задуманное, то на камере было бы видно, лишь как всплывает на поверхность мое тело лицом вниз, словно я просто испытала судороги и утонула. Никто бы не узнал, что меня убили.
Я наблюдаю за тем, как борюсь под водой за жизнь – просто темное пятно в бульканье пузырьков. Сама того не осознавая, я задерживаю дыхание.
Стоящий рядом Кэл тоже напряжен, а Данте издает гневный рык. Я знаю, что они ощущают ту же беспомощность, наблюдая за тем, что уже случилось, не способные этому помешать.
Когда маленькая Риона снова выныривает на поверхность, я, стоящая в душной комнате охраны, делаю глубокий вдох и смотрю, как другая я вылезает из бассейна и пулей выбегает на лестницу.
После неудачной попытки убийства дайвер бросает игру в прятки. Он тоже вылазит из бассейна, обремененный кислородным баллоном и неспособный в полной мере пользоваться правой рукой из-за шпильки, застрявшей в трапециевидной мышце. Я не вижу заколку для волос на экране, но замечаю, как напряжена эта рука, а также что человек в водолазном костюме предпочитает пользоваться левой.
При виде дайвера Рональд вскрикивает. До сих пор он не понимал, на что именно смотрит.
– Кто это, черт подери?! – восклицает охранник.
Его вопрос остается без ответа. Мы смотрим, как дайвер снимает свои ласты. Бежать за мной он не собирается, а вместо этого подхватывает мой телефон с шезлонга и уносит с собой.
Только когда незнакомец уходит, я снова могу дышать свободно.
– Перемотайте видео, – просит Кэл. – Я хочу увидеть, когда он попал в бассейн.
Рональд мотает видео несколько раз туда и сюда, но мы не видим, как дайвер заходит в бассейн.
– Погодите, – рычит Данте, показывая своим крупным пальцем на экран. – Что это?
Он указывает на момент, случившийся за полчаса до моего появления. На видео никого нет, но я вижу, как по воде от левого угла бассейна расходится рябь.
– Тогда он и нырнул в бассейн, – говорит Данте.
– Гаденыш скрывался от камеры, – хмурится Кэллам. – Он знал, как не попасть на запись.
– Это единственный выход на крышу? – спрашивает Данте Рональда, показывая на главный вход.
– Нет, – качает головой охранник. – С другой стороны есть служебный лифт, его не видно на камерах. Я говорил, что на этажах нужно устанавливать минимум по две камеры, смотрящие в разных направлениях…
– У кого есть доступ к служебному лифту? – прерывает его Кэл.
– Только у консьержа и у коменданта, – отвечает Рональд. – Но никто из нас не стал бы напяливать водолазный костюм и нападать на жильцов!
Он возмущенно пыхтит, словно мой брат и впрямь предположил, что охранник лично мог прятаться на дне бассейна.
– Отдайте нам эту запись, – говорит Кэл.
– Что? – гневно шипит Рональд. – Я должен доложить об этом, я…
– Вы никому об этом не скажете, – рычит Данте. – Отдайте нам копию видео, а затем удалите его.
– Я не могу так поступить! Я потеряю работу!
– Рональд, – вмешиваюсь я, прибегая к своему самому убедительному тону. – Меня чуть не убили в этом бассейне, потому что неизвестный человек получил доступ в ваше здание. Если уж вы и потеряете работу, так это из-за тяжбы, которую я учиню, подав в суд на вас, управляющую компанию и собственников здания, если вы не отдадите нам это видео прямо сейчас.
Рональд с трудом сглатывает:
– Что ж… э-э-э… если дело обстоит так…
Он отправляет копию видео Кэлламу на электронный ящик, а затем удаляет его из базы данных.
– Спасибо, – мило говорю я. – А теперь держите рот на замке, и увидите, что я умею быть благодарной, когда получите свою рождественскую премию.
Мы оставляем Рональда в комнате для охраны.
– Сегодня тебе лучше переночевать у меня, – говорит Кэл. – Или у мамы с папой.
Оба варианта мне не сильно по душе. У Кэллама только что родился сын, и хоть я и ценю своего племянника, но предпочла бы не переводить наши отношения в ту плоскость, где мне приходится просыпаться по десять раз за ночь от его криков.
Отчий дом тоже не слишком меня привлекает. Я только начала жить одна и не хочу возвращаться в свою старую комнату, особенно если родители будут хлопотать вокруг меня после неудавшегося покушения.
– Думаю, я переночую в отеле, – отвечаю я брату.
– Кто-то должен за тобой присматривать, – ворчит Данте.
Я понимаю, что он предлагает свои услуги. Но у Данте теперь тоже есть сын, а еще и невеста – через пару недель они с Симоной женятся.
Я качаю головой:
– Все в порядке. Мне не нужна нянька.
– Не регистрируйся под настоящим именем, – говорит Кэл.
– Я знаю, – закатываю я глаза. – Я не тупая.
– Это серьезно, – продолжает брат, не сводя с меня пристального взгляда голубых глаз. – Кем бы ни был этот ублюдок, он профессионал, который спланировал все заранее. Он знал это здание, знал, как устроена охрана, знал твое расписание – в какое время ты уходишь с работы и когда плаваешь по ночам. Он хорошенько поработал над тем, чтобы все выглядело как несчастный случай. Это киллер высокого класса. Тот, кто его нанял, настроен очень серьезно.
– Я знаю, – повторяю я, на этот раз без сарказма. – Поверь мне, я очень серьезна.
Я вспоминаю, как сомкнулась вода у меня над головой, и железную хватку, утаскивающую меня на дно.
– Нам нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за тобой, пока мы не выйдем на заказчика, – говорит Данте.
Я смотрю на него, нахмурившись:
– Что ты имеешь в виду?
– Нам нужен профессионал, – отвечает Данте.
Я скрещиваю руки на груди.
– Только не говори, что это тот, о ком я думаю…
– Я позвонил ему по пути сюда. Сегодня ночью он вылетает в Штаты.
– ДАНТЕ! – кричу я вне себя от раздражения.
– Он хорош, – отвечает парень. – Очень, очень хорош.
– Мне не нужна нянька. Особенно если это он, – я поджимаю губы от неприязни. Мы однажды встречались с Рейланом Буном, и я осталась от него не в восторге. Меньше всего мне сейчас нужны закидоны наглого пижона-деревенщины.
– О ком речь? – с любопытством спрашивает Кэл.
– Мы вместе служили в Ираке, – отвечает Данте. – Рейлан помог мне спасти Симону.
– Что он такого сделал, чтобы задеть тебя, сестренка? – спрашивает Кэл, не скрывая ухмылки.
– Я не хочу, чтобы меня постоянно сопровождали, – холодно говорю я. – Особенно кто-то такой… болтливый.
Кэл и Данте даже не пытаются скрыть свой смех.
– Только ты предпочтешь потенциального киллера кому-то, кто пытается с тобой «поболтать», – фыркает Кэл.
– Он лучший, кого я знаю, – серьезно говорит мне Данте. – Он позаботится о тебе, Риона.
Я знаю, что Данте хочет как лучше, но не могу не хмуриться.
Я не желаю, чтобы обо мне заботились.
