Леонид Смирнов
Зона поражения
Глава 19
Без ног
«Регулярное космическое сражение – вещь в наше время довольно редкая и потому весьма показательная. Разучились наши непобедимые армады воевать по законам военного искусства. Привыкли к легким победам над ничего не подозревающими ксенами… Подкрасться незаметно к планете, прицелиться получше и завалить ее бомбами, так чтобы потом некому было жалобы писать. Когда-нибудь придется расплачиваться за эту пакостную тактику, которая уже давно стала стратегией Лиги. Не пытайтесь заткнуть мне рот! Я старый человек и больше ничего не боюсь.
Ваша Лига – сборище карьеристов, которые категорически не понимают и потому терпеть не могут профессионалов. Если поискать в захолустных крепостях., да в дальних конвоях, еще можно сыскать десяток-другой приличных флотоводцев. Зато в Главном Штабе их днем с огнем не найти. Гнилое племя – от гнилого семени…»
Документ 19 (из беседы отставного адмирала Шенграбена с корреспондентом «Си-Эн-Эн»)
Надувная лодка доставила Сандерсона к песчаной косе, глубоко вдающейся в залив Кабронес. Рация молчала. Вспотевшие от гребли охранники выволокли лодку на берег. Не спрашивая разрешения, они стягивали с себя космические скафандры и оставались в нижнем спецбелье, которое было хоть выжимай. Белье последовало за «рыбьей кожей», и вот уже на пляже в чем мать родила топтались пятеро дюжих карантинщиков.
Комендант орбитальной крепости равнодушно следил за ними с лодочного сиденья. В нем что-то сломалось за последние часы. Сначала паршивые черные археологи взяли в заложники его, Бьерна Сандерсона – боевого офицера, прошедшего огонь, воду и департаментскую канцелярию. Потом собственные подчиненные пытались его убить. Затем эта безумная посадка. И вот теперь он ждет у моря погоды, не зная, как жить дальше, что будет с его карьерой, а значит, и судьбой.
– Купайтесь, если хотите, но только по очереди, – спохватившись, что слишком долго молчит, разрешил лейб-коммодор. Если события тебе не подвластны, то сделай вид, будто их контролируешь. – Пока есть время.
Но времени у них оставалось немного.
В тропиках полуденный зной невыносим. Чтобы понять это, не надо жить здесь годами – достаточно часок посидеть на солнцепеке. Вскоре Сандерсону надоело зажариваться живьем и, покинув раскаленную лодку, он сошел на косу. Гордость не позволяла ему последовать примеру подчиненных и раздеться. Он прел в своем командирском скафандре, и никакая принудительная вентиляция не спасала. Умные вещи глупеют в самый неподходящий момент.
Комендант сел, прислонившись спиной к валуну, закрыл лицо рукой, защищая его от нещадно палящего солнца, и сквозь розовые колбасы пальцев смотрел, как охранники резвятся на мелководье, будто малые дети.
«А где мои дети? – вдруг подумал Сандерсон и удивился этому вопросу. – Разве у таких, как я, может быть потомство? Мы отдали себя делу – целиком, без остатка. И что получили взамен? Вот меня взяли в заложники– и что? Меня пытаются выручить? Отбить? Мстят за меня? Ха-ха…
У нас в Карантине не принято называть вещи своими именами. А по сути все мы – заложники службы. У нас нет семей, мы проводим свою жизнь вдали от родины, лучшие наши годы невозвратимы. Мы вернемся домой никому ненужными стариками или инвалидами. Прохожие будут шарахаться от нас, чувствуя несмываемый запах казармы. Соседи не станут здороваться с нами. Женщины… Вряд ли найдется такая дура…– мысли его стали сбиваться от жары. – Надо сначала хорошенько напоить… или выложить ей половину пенсии…»
Эти мысли появились у него впервые, хоть в них не было ничего странного. Лейб-коммодор не знал, что здесь, на Тиугальбе, он впервые за долгое время оказался вне действия гипнотических излучателей, установленных на каждом боевом корабле и в каждой крепости. Поначалу на его сознание еще действовало остаточное излучение, но вот сейчас он впервые стал свободен, абсолютно свободен!
– …мендант! – вдруг на полуслове проснулся тахионный передатчик. Значит, сработало запрограммированное Непейводой реле времени. – Господин комендант! Ответьте мне!
– Я слушаю, – сказал Сандерсон и подал знак охранникам, чтоб вылезали из воды и одевались.
– Слава богу! – радостно воскликнул знакомый голос. – Пупыш на связи. Я думал, вы погибли. В крепости мятеж. Кто из наших поддержал мятежников, я не знаю. Я забаррикадировался на Командном Посту, но связаться с людьми не могу.
Комендант молчал. Лейб-перанг решил, что связь прервалась, и испугался:
– Вы слышите меня?!
– Слышу тебя хорошо. Продолжай…
– Я сообщил о случившемся Киндерглассу. Он сказал, что примет меры.
«Примет меры…– Сандерсон вдруг понял, что это значит. – Старик не любит выносить сор из избы. Во избежание огласки он может сжечь не только корабль или крепость, но и целую планету».
– Я должен вернуться в крепость, – в голосе коменданта появились стальные нотки. – Спускай катер.
– Катера захвачены…
– Свяжись с Санчесом. Пусть он вышлет помощь.
Лейб-коммодор Энрике Санчес командовал орбитальной крепостью «Запор-3». Считалось, что они с Бьерном – друзья. Но теперь Сандерсон не знал, так ли это.
И тут коменданта окатило холодом: «Если Пупыш контролирует Командный Пост, значит, и управление огнем в его руках. Тогда именно он пытался сжечь меня вместе с нарушителями и на его совести погибший глиссер! А сейчас он наводит по тахионному лучу ракету…»
– Слушаюсь, – глухо произнес Пупыш.
Сандерсону нестерпимо захотелось прервать связь и рвануть на лодке вдоль побережья. Но он не позволил своим желаниям возобладать над здравым смыслом: действовать надо с умом. Нельзя просто так оборвать связь – контрразведчик тотчас откроет огонь.
– Даю тебе десять минут. Мы будем готовить посадочную площадку. Тут много камней… Как понял?
– Так точно.
Сандерсон выключил рацию и крикнул охранникам, кото рые уже натянули на себя скафандры:
– Сваливаем! Быстро!
Карантинщики гребли, развив бешеный темп, но солдатским мускулам не тягаться с реактивными движками. Ракеты ударили по косе, когда надувная лодка была от нее всего в ста метрах. Взрывной волной лодку подхватило с низкого гребня волны и, перевернув в воздухе, швырнуло о воду. Удар был так силен, что двоим охранникам переломило хребет, еще у одного хрустнула шея. Двое остальных были оглушены и пошли на дно.
Лейб-коммодора бог миловал. Прежде чем потерять сознание, он мертвой хваткой вцепился в канатик, опоясывающий лодку.
Первое, что увидел Сандерсон, было изумрудно-перламутровое, исходящее переливчатыми солнечными лучами небо. «Я уже в раю? – подумал он, и самому стало смешно. – Карантинщиков не берут в рай. Мы – великие грешники. Клеймо на нас ставить некуда». И он засмеялся от радости, что еще может смеяться.
Лейб-коммодор лежал на мельчайшем белом песке. Идеальное место для пляжа. Только кучи вынесенного волнами тростника и обрывки водорослей портили картину. Маленький крабик выскочил из-за обкатанного морем белесого корневища и стремглав пробежал мимо ступней коменданта. Наверняка этот плавник когда-то был могучим зверодревом.
Сандерсон глянул на часы и не поверил своим глазам. После залпа с орбиты прошло трое суток.
– Чертов будильник!
Управляющий часами процессор обиженно пискнул и подтвердил точное среднегалактическое время.
– Что со мной? – спросил лейб-коммодор вшитого под мышку. кибердиагноста. Эти умные и деятельные малютки положены всем старшим офицерам Карантина.
– Хрр-хх. Кх-хх…– долго откашливался и хрипел диагност. Видно, ему тоже досталось. – Беда, хозяин. Позвоночник поврежден. Твои ноги не смогут ходить без регенерации нервной ткани. Ты ведь их не чувствуешь – признайся мне…
– Чушь! – выкрикнул Сандерсон. – Я ведь доплыл до берега!
– Тебя вынесло волной. Я заставлял твои руки грести, когда ты был без сознания.
– А теперь заставь ноги ходить!
– Я израсходовался, – начал оправдываться кибердиагност. – Без подзарядки я ни на что не годен.
Тогда, лежа на засыпанным ломаным камышом песке у воды, лейб-коммодор попробовал связаться с Санчесом. Конечно, Пупыш может снова врезать по точке передачи, но терять Сан-дерсону было нечего.
– Четвертый вызывает Третьего. Прием! Прием! Тахионная волна мгновенно перенесла его слова в орбитальную крепость «Запор-3».
– Третий на связи. Где ты пропадал? Что за чертовщина у вас происходит?
– Долго рассказывать. Я на Тиугальбе. Подбери меня по засечке.
– Хорошо. Жди. – Санчес отключился.
Минуты тянулись, как старая сгущенка, и капали на обожженный солнцем лоб Сандерсона. Он смотрел на сияющее небо, выискивая взглядом темную точку челнока, пока у него не заболели глаза. Лейб-коммодор опустил веки, давая им отдых, а когда снова глянул на небеса, бирюза и перламутр расцвели ослепительно-алыми вспышками. Это был метеоритный дождь или война.
Комендант снова запросил «Запор-3»:
– Четвертый вызывает Третьего! Прием!
В ответ ему было всего лишь три слова:
– На нас напали… —И связь оборвалась. Значит, на Карантин действительно напали.
Из глубин космоса, накатываясь волной синхронных гиперпрыжков, к Тиугальбе вынеслась эскадра термопсисов. Не отвечая на предупреждения и угрозы карантинщиков, она рвалась к планете. Десятки больших и малых кораблей пытались окружить ее, отрезав от остальной Галактики. Они решили атаковать войска Лиги до тех пор, пока оборона не лопнет по всем швам.
Это была совершеннейшая авантюра. Имперскую эскадру опознали. Нет в мире силы, которая могла бы перехватить тахионную депешу, посланную с крейсера в Департамент здравоохранения. Месть неотвратима. Лига Миров не прощает обид и не упустит случая, чтобы отшвырнуть молодую и агрессивную цивилизацию на несколько веков вспять.
Это была всего лишь авантюра, но четырем орбитальным крепостям, старому крейсеру и десятку глиссеров не стало легче. Сотни людей были обречены. Сдача в плен равна измене и карается смертью. Даже если безжалостные ксены решат брать в плен. Быть может, им нужны заложники… Для бойцов Карантина есть только один путь: стоять до конца и погибнуть в бою.
Крейсер Карантина был уничтожен первым попаданием, не успев открыть огонь. Он не смог уклониться от начиненной антипротонами умной торпеды, а его защитные экраны были сметены лазерным шквалом. Начальник карантинного отряда погиб на мостике, погиб вместе со своим штабом.
У космокатеров были отчаянные экипажи. Каких фильмов насмотрелись они за долгие вечера на Базе, когда не напивается только умалишенный, а от одного слова «виртуальный секс» к горлу подступает желчь? Жертвуя собой, катерники нанесли повреждения двум корветам. Один из глиссеров ринулся в самоубийственную контратаку и, уже подбитый, врезался в ракетный фрегат. Оба они исчезли в багровом облаке взрыва.
Сандерсон лежал на песке и смотрел на небо, где одно за другим вспыхивали новые солнца. Он прекрасно знал, что это значит: взрываются термоядерные реакторы орбитальных крепостей, осыпая радиоактивными обломками верхние слои тиугальбской атмосферы.
Крепости поддерживали свои глиссеры огнем. На какое-то время им даже удалось рассеять эскадру вторжения. Но затем корабли противника сменили тактику. Они последовательно концентрировались около крепостей и подавляли их орудийные башни массированным огнем.
Итак, Империя Термопсис фактически объявила войну Лиге Миров. И сейчас, когда на высоких орбитах над Тиугальбой идет бой, Совет Безопасности наверняка принимает судьбоносные решения, подписывая смертный приговор тысячам, а может, и миллионам разумных существ. Но для тех карантинщиков, кто сражается и гибнет в эту минуту, эти решения ничего не значат.
И вот карантинные войска полностью уничтожены, путь к Тиугальбе открыт. Что дальше? Фрегаты, корветы и катера термопсисов зависли над планетой, а десантные баржи одна за другой начали опускаться на побережье океана. Они полукольцом охватили залив Кабронес, на дне которого находился Новый Форт. Похоже, термопсисы точно знали, где и что искать.
Сандерсон видел, как в небесах вспыхнуло и погасло четвертое по счету – последнее солнце, а потом в изумрудной выси возникли черные точки и на глазах стали расти, назревая, как фурункулы. «Когда они вскроются, землю окропит гной разрушения, – подумал лейб-коммодор, последний уцелевший боец Карантина. – Я становлюсь библейским пророком. Если немного потренироваться, смогу читать проповеди с амвона. Что-нибудь в таком роде: и разверзнется небо, и сойдут на землю три всадника с сокровенным знанием во чреве. Заржут кони их трижды и втопчут нас копытами во прах…»
– Отдышался? – спросил он кибердиагноста и, не дождавшись ответа, потребовал: – Помоги мне! Заставь ноги идти!
– Я – не господь бог, – ответил тот и закашлялся снова.
Комендант погибшей орбитальной крепости «Запор-4» стиснул зубы, оперся о принесенный волною плавник и попытался встать.
– Грехи мои тяжкие…– прохрипел он, грохнувшись на мокрый песок и едва не пропоров древесным суком себе грудную клетку.
«Пришло время воздать по заслугам…» Лейб-коммодор ухватился за тяжеленное корневище и повторил попытку. Полный рот песка…
Сандерсон решил сделать передышку. Он снова слушал эфир – перескакивал с волны на волну. Ни один человеческий голос не доносился до него. Лихорадочная перекличка позывных, последние «прости» впавших в отчаяние или набравшихся яростной решимости экипажей, истошные вопли «Попал! Горит!» или «Мы падаем!» – все исчезло без следа.
Коменданту давным-давно надо было убраться с открытого места. В любой момент раскоряченную фигурку могут засечь с орбиты, и тогда не спасет ни ангел-хранитель, ни черт в ступе. Сандерсон пополз, опираясь на локти. Ноги бесполезно волоклись по песку.
На середине пляжа, на полпути к скалам у него кончились силы. Лейб-коммодор опустился животом на песок. Чтобы отвлечься от нестерпимой боли, комендант разговаривал сам с собой:
– Старик Киндергласс вершит судьбы миллиардов. Бросает кости и двигает фишки флотов и планет по расстеленной на огромном дубовом столе трехмерной звездной карте. – Заскорузлые губы трескались, но он упрямо продолжал разговор. – Кряхтит и постанывает от удовольствия.
Сердце рвалось из груди, словно накрытый банкой мотылек. Сандерсон пластом лежал на песке. Ему казалось, что он мертвее трупа.
– Мировая стратегия – лучший заменитель секса. Дорвался в очередной раз. Теперь он в своем праве…– бормотал он еле различимо. – Любимое занятие безнадежно испорченного мальчика, успевшего постареть и нажить себе грыжу на казенным харчах…
Прошло пять минут, и было хорошо. Хотелось лежать так до скончания века. Вот только термопсисы могут здесь сесть в любой момент.
– Надо двигать или отходную читать придется, – увещевал себя комендант, но руки не желали упираться в песок. Его руки, верно прослужившие ему столько лет, взбунтовались. Значит, тоже пострадали при взрыве, только до сих пор он этого не замечал.
Сандерсон стиснул зубы и, мыча от боли, снова отправился в путь.
– Крыса себе нору найдет…– повторял лейб-коммодор. Ему нужно было убежище и он его нашел. Комендант втащил свои ноги в узкую, как щель, пещеру, вымытую в скале океанскими волнами, и потерял сознание.
«Время идет, а Лига не реагирует на вероломное нападение. Что это? Сговор?» – ломал голову Сандерсон. Он лежал в пещере на охапке высохшего тростника. Ночами выползал наружу– собрать себе подстилку и, главное, моллюсков на прокорм.
С берега вход в пещеру было не увидеть– только с воды. А термопсисы от рождения терпеть не могут эту жидкую субстанцию. Они не строят морских судов и не суются в море.
Трижды мимо его убежища проносились черные смерчи вражеских патрулей. Термопсисы прочесывали берег, они искали маленький кораблик и четырех его обитателей, а вовсе не дохлого коменданта– это Сандерсон знал с самого начала.
«Сколько шума из-за жалких мародеров, – думал он, пытаясь раскрыть створки принесенной прибоем раковины. Тиугальбские моллюски весьма напоминали земных устриц. – Неужто здесь на самом деле спрятано что-то стоящее? Или до того заврались, что все теперь гоняются за миражом? А-аа, черт с ними!» – И саданул по раковине каменюкой. В лицо полетели брызги и осколки.
«Новейшие крейсера Лиги делают до ста гиперпрыжков в час и могли бы за сутки домчать до Тиугальбы. И где они?» – высосав пяток безвкусных «устриц», думал комендант несуществующей крепости. У него не было лимонного сока, зато полным-полно ядовито-соленой океанской воды. Кроме этих самых моллюсков, ему нечем было утолить зверский голод и изнурительную жажду. Выданные нарушителями НЗ утопли вместе с лодкой.
«Или Киндергласс ждет, когда термопсисы уничтожат нарушителей, а заодно с ними и аборигенов? В Департаменте привыкли загребать жар чужими руками. И в Совбезе – само собой. А уж потом Лига накажет Империю Термопсис за все преступления разом. Известный прием – планово запоздавшее, но неотвратимое возмездие.
Но если мне не помогут свои, придется просить нарушителей…– Вывод был прост и ясен. Он давно напрашивался, но Сандерсон до последнего отпихивал его, загонял в дальний угол сознания. Но теперь уже нельзя было спрятаться от правды. – Подам сигнал «SOS». Даст бог, эта банда засечет его раньше, чем та…»
Лейб-коммодору стало смешно. Он хохотал, утирая слезы, и никак не мог остановиться. Это была истерика.
И тут над берегом мелькнули темные треугольные силуэты и умчались над пенистыми волнами в глубь залива. «Звено планетарных бомбардировщиков, – понял комендант. – Значит, их доставили на Тиугальбу в трюмах эскадры. Империя отлично подготовилась к операции, каждый шаг заранее продуман и технически обеспечен. Снимаю шляпу…»
.
Термопсисы сбросили в воду глубинные бомбы. Сотни подводных взрывов сотрясли океанскую толщу. На поверхности вздулись пенные шапки. Вслед за первым звеном прошло второе, третье, четвертое… Бомбовозы накатывались волнами и, казалось, нет им ни конца, ни краю. «Красиво идут, – с отчаянием наблюдал за операцией лейб-ком-модор. – И работают неплохо. Так будет ли мне кого просить?..»
Глава 20
Молчание муравьят
«…Геополитическое положение планеты ФФФукуараби представляется нам крайне шатким. Не имея естественных союзников, лишившись всех своих колоний, утратив после гибели института Цариц пассионарный вектор, цивилизация муравейников попала в изоляцию и оказалась на обочине галактических процессов. Сейчас Лига в состоянии нейтрализовать любое деяние Совета Домов Симбионтов одним лишь намеком, что одобрит политику, проводимую Империей Термопсис. В равной мере справедливо и обратное утверждение: чрезмерную активность и явную агрессию Империи до известных пределов можно тормозить, поддерживая усилия ФФФукуараби по укреплению военного флота…»
Документ 20 (выдержки из Аналитического доклада директору Департамента миротворческих сил Лиги Миров)
«Оболтус» спал не слишком долго. Кребдюшин Капоте и разумный гриб продрыхли часа на три дольше. Но, проснувшись, кораблик все никак не мог прийти в себя. Он смотрел на мир мутными глазами, странные видения посещали его, и трудно было разделить сон и явь.
Вокруг до самого горизонта простиралось белое поле. «Оболтус» был скован льдами, зажат, стиснут с боков. По ледяному панцирю змеились трещины, но кораблик, как ни напрягался, не мог освободиться. Он очень спешил, он знал, что в любой момент его могут заметить с орбиты и тогда…
Сердце «Оболтуса» усиленно прокачивало кровь через фильтры, очищая ее от скверны. Мысли его давным-давно должны были проясниться, но белое поле и ощущение скованности не хотело исчезать.
Кораблик понимал, что продолжает плыть, и лед ему только мерещится. Он круто развернулся и пошел обратным курсом. Надо было спасать своих.
* * *
Когда кораблик снова стал слушать эфир, желая знать, что сейчас происходит на орбите, он сначала не мог поверить своим ушам. Ни одного человеческого голоса больше не раздавалось над Тиугальбой. Только очереди скрипящих и щелкающих звуков непрерывно неслись с корабля на корабль. Пока «Оболтус» спал, власть над планетой непонятным образом поменялась.
Корабельный мозг заглянул в свою долговременную память и выяснил, что этот странный язык принадлежит смертельным врагам муравейников – термопсисам. Именно они пришли на смену Карантину. Хрен редьки не слаще.
Но кораблик не собирался впадать в панику. По большому счету, и для него самого, и для его пассажиров и напарников мало что изменилось: по-прежнему их караулят до зубов вооруженные убийцы, а где-то в иле зарыт золотой горшок, без которого нельзя возвращаться.
«Оболтус» не спешил будить пассажиров. Не нравились они ему, хоть тресни. Плывя в глубинах чужого океана, окруженный со всех сторон врагами, лишившийся экипажа, кораблик думал вовсе не о предстоящей схватке. В полной тишине, ни на что не отвлекаясь, он мог предаваться мечтам. Кораблик был неисправим – он предвкушал сладостные минуты близости с Платоном.
«Оболтус» прекрасно сознавал: при любом раскладе он очень скоро расстанется с Платоном – экспедиция так или иначе подходит к концу. Расстанется навсегда. А потому главное сейчас – любой ценой сломать барьер и сблизиться с объектом страсти. И тогда можно будет жить сладостными воспоминаниями – уже без борьбы, без риска, безо всякого напряжения. Долговременная память биомехов позволяет снова и снова переживать давно минувшие события, полностью погружаться, казалось бы, в безвозвратно ушедшие чувства и ощущения. Эта память фиксирует все до малейшей подробности и хранит до тех пор, пока биомеха не отправят на бойню.
Однако же кораблик понятия не имел, как ему затащить Рассольникова в постель. И едва он начинал думать об этом, зуд охватывал сразу давным-давно вылеченные места муравьиных укусов.
Когда «Оболтус» уловил сигналы маячков, вмонтированных в скафандры Платона и Непейводы, он едва не завопил от восторга. «Спешка хороша только при ловле блох», – сказал он себе и, совладав с волнением, начал действовать вдумчиво и хладнокровно.
Кораблик старался незамеченным подобраться к подводному городу тиугальбцев. Он не знал, что головастики отслеживают каждое его движение. Корабельный мозг рассчитывал повторить сценарий, с успехом использованный на астероиде Чиуауа. Он снова вырастит гомункулуса, отпочкует его и бросит в бой. Сметая все на своем пути, отросток прорвется к пленникам и освободит их от кандалов и цепей.
Когда Кребдюшин Капоте проснулся и узнал о случившемся с Платоном и Непейводой, он побледнел, схватился за голову, а потом спросил «Оболтуса»:
– Что ты задумал?
– Наведу-ка я им шорох…
Полукровка был против этой авантюры. Он вообще не хотел приближаться к месту нападения, боясь, что на сей раз тиугальбцы потопят корабль. «Оболтус» не обращал внимания на его крики, ведь полукровка был всего лишь пассажиром и не имел никаких прав.
– Ты – идиот! – бушевал Кребдюшин, мечась по тесной рубке и натыкаясь на стены. – Послушай умного сапиенса! Нет, ты послушай!.. Аборигены взяли их в заложники. Так или не так?! – Полукровка саданул кулаком по пульту управления. Корабельный мозг не ответил. – Едва ты начнешь атаку, их убьют! – Он споткнулся о единственное кресло и врезался лбом в переборку. Это ничуть не умерило его пыл. – Ты-ыы!!! Животное!!! – вопил Кребдюшин. – Я при-иказываю тебе!!! – Голос его сорвался, и полукровка дал петуха.
Терпение «Оболтуса» лопнуло. Из переборки возникла рука и, ухватив Кребдюшина за шкирку, вышвырнула его в коридор. Размашистый бросок был приправлен мощным пинком под зад. Специально для этого кораблик отрастил могучую футбольную ножищу. Придав Кребдюшину дополнительное ускорение, «Оболтус» выстрелил им как из баллисты. Полукровка пролетел по короткому коридору, пока на его пути не возник люк грузового трюма. Удар был так силен, что мембрана люка лопнула, и Кребдюшин, попав внутрь, врезался в разобранный мини-экскаватор. И тут заработал тахионный передатчик.
– Иди сюда! – крикнул «Оболтус». – Непейвода хочет поговорить с твоим рабом.
Полукровка, потирая ушибленную голову, вывалился из трюма обратно в коридор. Войдя в рубку, он засыпал муравейника вопросами:
– Где вы? Кто они? Чего хотят?
– Некогда об этом. У них золотой горшок. Его отдадут только грибу. Тогда и нас выпустят.
– Сейчас все сделаем! – воскликнул Кребдюшин и побежал в каюту.
Разумный гриб лежал на полу у переборки, тихо посапывая. Его глаза-щелки были закрыты.
– Соглашайся на все! – страшным голосом шептал полукровка в слуховые щели гриба, когда за шкирку волочил его в рубку. – Иначе нам не жить!
И раб Кребдюшина согласился. Его Темнейшее Всплывательство был удовлетворен. Кораблик, уже не скрываясь, полным ходом рванул к подводному городу.
А потом началась бомбардировка. В толще воды вокруг «Оболтуса» стали рваться глубинные бомбы. Ударные волны от сотен взрывов крепко трепали кораблик. Били его снизу и с боков, швыряя и мотая как щепку. Оба пассажира, как мячики, летали по рубке. Корабельный мозг выл и стонал, переборки скрипели и покрывались трещинами. Из них текла похожая на сукровицу жидкость.
Пол ходуном ходил под ногами. Полукровка то и дело падал от толчков и орал благим матом, требуя немедля отсюда убраться. В сущности, он был прав – в любой миг кораблик могли потопить, но «Оболтус» не имел права уйти ни с чем. Маячки напарников пищали все громче. Две зеленые точки показались на экране сонара, и кораблик ринулся им навстречу.
Когда на экране переднего обзора возникли две маленькие фигурки, Кребдюшин замолчал и, вцепившись в подлокотники кресла, стал следить за приближением напарников.
Нырнув с бережка пещеры в воду, они ринулись следом за удирающими головастиками. Изо всех сил напарники старались не отстать, да куда там… По крайней мере, Платон и Двунадесятый Дом выскочили в магистральный туннель. Стены его дрожали, вода была полна мути, вырывавшейся из боковых ответвлений, которые уже завалила обрушившаяся порода.
Туннель привел напарников к большой воде. И теперь Непейвода плыл, работая одними ногами. Он прижимал к груди какой-то округлый предмет.
Полукровка не поверил своим глазам. Подождал, когда пловцы приблизятся, пригляделся… «О, майн гот!» – мысленно вскричал он, всплеснув руками, и вылетел из кресла при очередном толчке.
Увидев в руках Дома заветный горшок, Кребдюшин тотчас забыл о своих страхах и принялся понукать «Оболтуса», который и без того выжимал из своего движка все, на что тот был способен. Полукровка до того надоел корабельному мозгу, что, будь его воля, прямо сейчас вышвырнул бы его за борт. Но ради Платоши приходится терпеть…
Когда до спасительного входного люка оставалось два-три гребка, очередной, самый близкий взрыв швырнул пловцов о нос кораблика. И без того оглушенные, полуживые, после этого удара они начали уходить в глубину. Тела напарников, пойманные лучом корабельного прожектора, лежали в воде кверху светлыми брюшками, словно огромные дохлые лягушки. Илистое дно притягивало их в свои ласковые объятия. Муравейник даже сейчас не выпускал из рук золотой горшок.
* * *
От удара тысячи клеточек Двунадесятого Дома совсем очумели и перестали ему подчиняться. Фальштело распалось. «Мураши» аморфной массой наполнили скафандр. И только те, что составляли руки, продолжали стискивать драгоценный сосуд. Потом Непейвода, как всегда, овладел положением. Его спасала стальная воля. Минута беспорядочной кутерьмы в недрах скафандра – и перемешавшиеся было «мураши» снова заняли свое обычное положение. Тело заработало, с каждым движением восстанавливая былую силу.
С Рассольниковым дело обстояло гораздо хуже. Если бы не скафандр, он давно был бы мертв. Оглушенный взрывами, с лопнувшими барабанными перепонками, Платон плыл к «Оболтусу» на автомате. Ничего не соображая, он монотонно греб и греб, приближаясь к спасительному люку. И если бы не последний удар о корпус, он сумел бы дотянуть до кораблика.
– Сделай же что-нибудь! – визгливо крикнул Кребдюшин.
Растя из обшивки четыре длинные псевдоподии, кораблик тянул их к тонущим. Не дотянулся. Напарники шли ко дну быстрее, чем вытягивалась его гиперпластичная плоть.
– Тупая жестянка! – вопил полукровка. – Скорей, ты! Скорей!!!
Длины псевдоподий уже не хватало. Кораблик осторожно, чтобы не затянуть Платона и Непейводу в винт, подгреб к напарникам и снова попытался их подхватить. Плавучий муравейник вдруг зашевелился, заработал ластами, двинувшись навстречу. И вот уже похожие на пожарные шланги псевдоподии подхватили его за пояс и потащили к люку.
Бомбежка прекратилась. Кораблик этого даже не заметил. Рассольников лежал на спине, раскинув руки и ноги, и погружался во тьму. Забрав Непейводу, «Оболтус» нагнал тонущего археолога и, ухватив за ласты, подтянул к люку.
Полукровка и Двунадесятый Дом втащили Платона в каюту. Он не подавал признаков жизни. Когда Кребдюшин снял с него шлем, они увидели, что из носа и ушей Рассольникова течет кровь. Лицо было бордовое, глаза закатились.
– Состояние плачевное, – присосавшись к шее археолога, сообщил кибердиагност. – Жизненная функция – меньше десяти процентов и продолжает снижаться. Множественные кровоизлияния в головной мозг. Обширные очаги поражения. Надо штопать сосуды, рассасывать сгустки крови и регенерировать нервную ткань.
– Ну так рассасывай! – воскликнул Дом.
– Уже приступил, – ворчливо ответил кибердиагност. – Только не ждите, что через час он вскочит на ноги и спляшет качучу.
– Вас понял, сэр, – отчеканил Непейвода. Он продолжал нянчить на груди свой горшок, ласково его поглаживая.
Сообщение для Совета Домов Симбионтов ФФФукуараби было зашифровано личным кодом Непейводы. В сообщении говорилось о гибели карантинных войск Лиги Миров. Эту информацию нужно было тотчас разослать по всей Галактике.
Итак, шифрограмма была составлена и до предела сжата с помощью корабельного мозга. Все готово к передаче – к мгновенному выстрелу сверхплотным информационным пакетом. Теперь необходимо предельно точно нацелить передающую антенну. Для этого «Оболтус» поднялся на перископную глубину, сориентировался по звездам и, выставив над поверхностью океана кончик тахионной антенны, пальнул в зенит.
И сразу начал погружаться. Наполнив цистерны забортной водой, он клюнул носом и под углом сорок пять градусов стал проваливаться в глубину. А наверху, у поверхности воды уже рвались пущенные с орбиты ракеты типа «космос-земля».
Термопсисы засекли передачу по всплеску тахионного поля, но заглушить ее при столь сильном сжатии невозможно. На расстрел точки передачи они истратили боезапас двух ближайших фрегатов. По счастью, у них на боргу не было умных торпед, которые могли бы преследовать «Оболтуса» в толще воды. А все глубинные бомбы они уже израсходовали.
