Синтия Хэррод-Иглз
Князек
– Но, отец... – снова начал Джон. Пол резко оборвал его:
– У тебя нет права выбирать, Джон. Долг передо мной, твоим отцом, превыше всего. А посему предоставь мне решать! И не желаю больше ничего слушать.
Он пришпорил коня, и Джон в смятении последовал за ним.
Пустынные северные земли внушали ужас. И хотя болотистые пустоши Йоркшира были тоже пустынны, но здесь... Дали были куда грознее и темнее, холмы пустыннее, и, казалось, по ним ни разу не ступала нога человека. Олени здесь становились добычей лишь волка, кролику никто не угрожал, кроме ворон и горных лисиц, а заяц не знал иного врага, кроме орла и огромного черного ворона. Когда-то холмы сплошь покрывали леса – нынче же на них ничего, кроме папоротника да вереска, не росло. Лес сохранился лишь в долинах: дубовые и березовые рощи с густейшим подлеском – обитель диких медведей, рысей и неизреченных темных страхов...
Конное шествие Морлэндов избегало долин – всадники ехали бок о бок, сопровождаемые вооруженными до зубов рыцарями, над головами которых развевалось полотнище с гербом Перси – их пропуск и пароль. Подковы коней бесшумно касались мягкой торфяной почвы. Ничто не нарушало тишины, царившей над холмами, – тишины, сотканной из множества тихих звуков: жужжания пчел, хлопочущих над цветущим вереском, лепета невидимого родника, бегущего по каменистому ложу где-то совсем близко, свиста ветра в ушах да возни собак в зарослях глянцевитого папоротника.
Они ни разу не встретили человека, не увидали жилья – лишь однажды где-то вдали им померещился голубой дымок. И вот теплым, но пасмурным днем, перевалив через вершину горы, они очутились в долине, которую пересекал бурный поток – вода шипела и пенилась, сбегая по круглым валунам, тут и там образуя спокойные заводи, в которых отражались огненные кисти рябин. Проводник остановил кавалькаду – и тут, неизвестно откуда, на них налетел рой мошкары, и лошади заплясали на месте, пытаясь хвостами отбиться от надоедливых насекомых.
– Мы уже почти у цели, – произнес проводник. Он прекрасно владел южным наречием, но говорил преувеличенно четко, что изобличало в нем северянина. На западном краю долины возвышался огромный холм с округлой вершиной, поросшей серо-зеленым лесом.
– Это Вороний Холм, – объяснил проводник, – а на той стороне Лисий Холм. – Он был куда меньше, весь изрезанный скалистыми ущельями. Вдали маячили темные, красноватые горы, за которыми пролегала граница Шотландии. – За Лисьим Холмом и находится имение Черного Вилла. Очень скоро нас встретят.
Он пришпорил коня, и все тронулись следом. Джон вел в поводу вьючную лошадь с подарками для будущей невесты, предназначенными для того, чтобы задобрить сурового властелина. Встречающие все не появлялись, но когда кавалькада стала спускаться по склону холма в долину, у Джона возникло ощущение, будто кто-то исподтишка наблюдает за ними. Даже Китра перестал носиться кругами и прижался к ногам Юпитера, прижимая хвост и навострив уши. Их путь лежал к природной каменистой переправе через пенный поток. Неподалеку виднелся крутой обрыв – добрый кусок берега недавно обрушился, обнажив красно-коричневую почву. По другую сторону виднелась зыбкая заболоченная пустошь – зеленая поверхность скрывала предательские топи, и всадникам пришлось ехать друг за другом по узенькой полоске относительно твердой земли.
Вдруг, неожиданно и стремительно, на них с оглушительным лаем и рычаньем налетела свора огромных могучих псов. Лошади заржали, Китра и другие собаки бросились навстречу чужакам, а всадники, натягивая поводья взбесившихся коней, потянулись к мечам. Тут, столь же неожиданно, на самом обрыве показался всадник и властно прикрикнул на собак. Последовало минутное замешательство, потом все стихло – собак растащили в стороны, и теперь они издавали лишь утробное рычанье. Рядом с первым всадником появились еще несколько, грубоватого вида, вооруженных копьями, верхом на лохматых низкорослых лошадях.
Но Джон, впрочем, как и все остальные, не сводил глаз с предводителя. Это был мальчик – в том нежном возрасте, когда у юноши еще не растет борода. Он был одет в толстый стеганый камзол темно-синего цвета, перехваченный кушаком, изукрашенным драгоценными камнями, на котором висел кинжал с золотой рукояткой. На ногах высокие кожаные сапоги для верховой езды. Он гарцевал на изумительном светло-сером, почти белом жеребце, покрытом алой с золотом попоной. Это был конь, достойный носить короля, – с могучей грудью и стройными ногами. Он грыз удила и приплясывал на месте, роскошным длинным хвостом отмахиваясь от мошкары. Мальчик сдерживал коня тонкой и загорелой рукой – другая лежала на рукояти длинного кинжала. Он рассматривал кавалькаду Морлэндов уверенно и спокойно, как и приличествует наследному принцу.
– Кто вы? Чего вам здесь надо? – требовательно спросил он. Его голос оказался довольно нежным, но повелительные интонации изобличали в юноше человека, привыкшего командовать. Лицо его, покрытое золотым загаром, отличалось красотой – но что-то странное чувствовалось в нем, чего Джон никак не мог понять... Холодный, правильный профиль, большие, чуть раскосые глаза, серые, словно воды спокойной реки, высокие скулы, красиво изогнутые брови слегка насуплены – во всем этом было что-то необычное. На голове мальчика красовалась шапочка из алой кожи с длинными наушниками, из-под которой все же выбилось несколько прядей – они были серебристые и нежные, словно у младенца. Он столь же сильно отличался от своих смуглых и черноволосых спутников, как и его чудесный светлый конь от их приземистых лошадей.
– Мы приехали, чтобы повидать Черного Вилла Перси, – ответил предводитель их отряда. – Мы здесь по воле лорда Перси, графа Нортумберленда.
– А какое дело у вас к отцу? – Пол и Джон переглянулись. Так вот откуда эта властность мальчишки, его тяга повелевать! Это наверняка какой-нибудь незаконнорожденный сын Черного Вилла, бастард, дрожащий за свою честь именно потому, что права-то у него птичьи! Пол жестом остановил проводника – и глаза князька устремились на него.
– Наше дело не для посторонних ушей – мы будем говорить только с Черным Биллом. Какое право ты имеешь требовать с нас отчета?
Белая лошадь, еще более прекрасная на фоне хмурого серого неба, снова заволновалась – мальчик натянул узду. Узкое и сильное запястье его напряглось, он сидел в седле, выпрямив гибкую спину и сжав бедрами бока коня – и мощное животное покорилось этой нежной и могучей силе. Серые глаза устремлены были теперь на Джона – и вдруг слегка расширились: видно, мальчик что-то понял. На какое-то мгновение этот взгляд достиг потаенных глубин души Джона – он ощутил слабость и смущение. Но юноша уже снова глядел на проводника.
– Я провожу вас к отцу. Следуйте за мной, и – осторожнее, чужеземцы! Мои люди вооружены. И если у вас зло на сердце... – он не договорил – лишь губы его разомкнулись, но это была не улыбка, а, скорее, хищный оскал, обнаживший острые и белые зубы. Он резко развернул коня и поскакал вперед, собаки устремились за ним. Всадники окружили кавалькаду, и процессия тронулась.
Было уже недалеко – они переехали через поток, обогнули подножье холма и достигли узкой долины, с одной стороны отгороженной рекой и березовым лесом, а с другой – высоким частоколом. Это и было имение Черного Вилла Перси – над низенькими крышами вился дымок, повсюду сновали селяне – мужчины, женщины, дети, брехали собаки, копошились в грязи свиньи, копались в пыли куры, ржали лошади, мычали волы... Вполне обычное приграничное поместье. Как только они достигли ворот, их окружили безмолвные воины, завладевшие поводьями, – всадникам пришлось спешиться. Китра стоял, прижавшись к коленям хозяина, и грозно рычал – но им никто и ничто не угрожало, хотя люди и казались дикими и недружелюбными. Их провели прямиком в самый большой дом – с трудом пройдя сквозь низкую арку, они очутились в обширном зале. Там было темно и пахло дымом, который струился от очага, расположенного в самом центре, и поднимался к отверстиям в потолке. Пол устилал дурно пахнущий тростник, мебели не было вовсе, не считая длиннейших лавок вдоль стен, на которых сидели люди, шьющие упряжь, вырезавшие что-то из дерева или просто ждущие приказаний лорда.
В дальнем конце зала находилось небольшое возвышение – подойдя поближе, они увидели, что хозяин уже поджидает их, уперев руки в бока и подозрительно рассматривая прибывших. Он был невысок, но очень широк в плечах, с огромной, словно у вола, грудной клеткой. Волосы и борода его были черны и густотой своей соперничали с конской гривой, лицо темное, словно мореный дуб, а черные глаза сверкали. Когда гости приблизились, Вилл Перси обнажил в ухмылке свои желтые зубы.
– Подойдите, чужестранцы! – проревел он. – Покажите свои верительные грамоты – и если они липовые, то ваши трупы расклюют вороны!
Бумаги тотчас же были предъявлены – Черный Вилл лишь едва взглянул на них и тут же передал мальчику, стоящему у него за спиной. Мальчик быстро пробежал их – тут до Пола дошло, что Черный Вилл не умеет читать – и что-то тихо сказал на ухо лорду. Черный Вилл тотчас же сошел с возвышения и направился навстречу гостям, протянув руку.
– Все в полном порядке – добро пожаловать в мой дом! – Он хлопнул в ладоши, подзывая слугу, и что-то отрывисто приказал. – Сейчас принесут чашу дружбы – прошу простить наши здешние грубые обычаи, но чужеземцы частенько несут нам смерть и разорение, вот и приходится проявлять бдительность. Да благословит вас Бог!
Он пожал руки Полу и Джону. Тут появился слуга, неся кубок, доверху наполненный вином – все отпили по глотку и поклялись друг другу в вечной дружбе. От Черного Вилла исходила искренняя теплота и поразительное жизнелюбие – обаянию этого грубого человека нельзя было воспротивиться. И несмотря на свой невысокий рост, он казался крупнее гиганта Джона и словно заполнял собой все помещение. Во время этой церемонии князек стоял поодаль – Джон то и дело ловил на себе его пристальный взгляд – и дивился его гордому одиночеству, жалея мальчика. Нелегко, должно быть, незаконнорожденному сыну – остается смиряться, видя, как все то, что могло принадлежать тебе, отходит к законной дочери и наследнице...
Черный Вилл собственной персоной проводил Морлэндов в отведенные для них гостевые покои, по пути отдавая приказы развьючить и разместить лошадей в конюшнях. Он был дружелюбен и жизнерадостен, искренне восхищаясь красотой коней, с интересом расспрашивая Джона о происхождении Китры и обещая назавтра прекрасную охоту.
– О, такая охота вам, южанам, и во сне не снилась! – приговаривал он. Пол прикусил язык – хотя был раздосадован: ему неприятно было, что его обозвали южанином, в то время как он всю жизнь откровенно презирал разнеженных жителей юга.
– Я должен был узнать вас, не заглядывая в бумаги, – продолжал тем временем Черный Вилл, – до меня долетали слухи, что молодой Морлэнд-наследник высок, словно юное дерево. И если это не растопит сердца моей дочери, то уж ничто ее не проймет. Она для меня все. – Он вдруг посерьезнел. – Ее мать была прекрасна, словно утренняя звезда – она умерла, когда Мэри минуло два года. Я больше не женился – хотя получил множество предложений и по эту сторону границы, и по ту... Никто и в подметки не годился покойнице Мэри – никто, кроме ее дочери. И она достойна принца! – он оглядел Джона с ног до головы. – Ну, по крайней мере, сегодня я могу предложить ей самого высокого молодого человека, какого я когда-либо встречал. – Он расхохотался и хлопнул Пола по спине своей ручищей, что была не легче кузнечного молота.
– Ну, пойдемте, – сказал он, – пора в зал. Обед, должно быть, уже готов, а вы наверняка проголодались с дороги.
Морлэнды проследовали за ним по лабиринту комнат и коридоров – Джон решил, что, попытайся он пройти по ним в одиночку, он наверняка заблудился бы. В зале хлопотали слуги, устанавливая столы и скамьи. На возвышении уже стоял особый стол для господ – но на нем не видно было ни тарелок, ни солонок, ни хлеба – словом, ничего из того, к чему привыкли Морлэнды. Черный Вилл уселся на скамью в самом центре и заботливо усадил обоих Морлэндов справа и слева от себя. Слуги уже несли деревянные тарелки и оловянные кружки. Пахло мясом – к этому манящему аромату примешивались запахи людского пота и псины от собак, сновавших тут же. Большой очаг так дымил, что на противоположном конце зала уже ничего нельзя было различить. Черный Вилл вытащил из-за пояса кинжал и положил его на стол перед собой – похоже, что он за обедом заменял ему и вилку, и нож. Джон хотел было достать свой столовый прибор, аккуратно упакованный в кожаный, расшитый золотом чехольчик – но почему-то застыдился. Он просто вытащил из ножен свой кинжал и., подобно Черному Виллу, положил его рядом с тарелкой.
– Когда же мы будем иметь честь быть представленными вашей дочери? – спросил Вилла Джон: в зале было так шумно, что ему пришлось возвысить голос. Черный Вилл ухмыльнулся – но уже не хищно, а скорее нежно.
– Да вы уже видели ее, хотя вас и не представили друг другу. Мэри, птичка, поди-ка сюда и приветствуй гостей!
Джон повернул голову – и увидел все того же высокого мальчика, стоявшего чуть поодаль с тем же холодным и властным выражением на лице. И Джон понял все – прежде, чем «князек» приблизился, повинуясь отцу, и с улыбкой, в которой было больше злости, нежели веселья, стащил с головы алую кожаную шапочку. Выпущенные на волю мягкие волосы цвета лунного серебра рассыпались по плечам и груди, закрыв украшенный самоцветами пояс...
– Моя дочь и наследница, Мэри Перси! Полагаю, первое, что она сделала, увидев вас – это натравила на вас свору псов, а? – и он оглушительно расхохотался, а Мэри Перси стояла, уперев тонкие руки в бока и продолжая изучать пришельцев своими раскосыми серыми глазищами. В груди у Джона все сжалось от любви, жалости и нежности.
Они жили в усадьбе Черного Вилла уже неделю – охотились с собаками и соколами, осматривали окрестности и пытались привыкнуть к этим странным грубым людям и здешней суровой жизни. Попросив поутру горячей воды, чтобы умыться, Морлэнды совершили первую оплошность – первую в ряду подобных ей, со всей очевидностью свидетельствующих, что жизненный уклад Нортумберленда существенно отличается от обычаев йоркширцев. Но никто ни разу не упомянул об истинной цели их приезда. Подарки были придирчиво изучены – и с благодарностью приняты. И все. Об остальном же все молчали, словно сговорившись, – но вот, в канун праздника Всех Святых, дело сдвинулось с мертвой точки...
К этому празднику Мэри – Бог знает, сколь неохотно – впервые облачилась в женское платье. Наряд был роскошен – из богатого, темно-лилового бархата, с нижней юбкой из золотистой парчи. Но, хотя платье тщательно сберегалось, видно было, что оно не новое – такие наряды с квадратным воротом, ниспадающими широчайшими рукавами и юбкой колоколом вошли в моду лет тридцать назад. Ее изумительные светлые волосы падали из-под французской круглой шапочки, такой же старомодной, как и платье. Но несмотря на все это, Джон подумал про себя, что в жизни не видел более прекрасной девушки – лицо его говорило об этом так красноречиво, как если бы он во всеуслышание признался сам. Но Мэри Перси хранила прежнюю гордую осанку, не глядела на него и не улыбалась – словно женское платье требовало от нее куда большего мужества, нежели мальчишеский наряд.
Когда подали первое блюдо, Черный Вилл обратился к Полу:
– Ну, друг мой, вскорости вам надо отправляться к себе на юг – если, конечно, вы не хотите зазимовать у нас. Ведь с наступлением зимы все пути назад будут отрезаны до самой весны. Думаю, настало время перейти к делу.
Несмотря на то, что свадебные дары были приняты с благодарностью, Черный Вилл вовсе не горел желанием обсуждать условия предполагаемого брака – Пол подумал даже, что это тактический ход и что лорд просто набивает цену.
– Как вам будет угодно, – вежливо отвечал он, насаживая на острие кинжала очередной кусок куропатки и обмакивая его в соус. – Может быть, после ужина мы с вами уединимся и обговорим все условия...
Черный Вилл как-то странно взглянул на него:
– Нет, не в условиях дело. Видите ли, моя дочь – это поистине бесценная жемчужина. Она для меня и сын, и дочь. Когда она еще не умела ходить, она уже ездила в седле впереди меня – а когда ей исполнилось четыре года, у нее появился собственный пони, и она сопровождала меня, куда бы я ни поехал. Посудите сами, какую цену смертный может предложить за эдакое сокровище?
Пол нахмурился и взглянул на Джона, ища поддержки. Джон, облокотившись на стол так, чтобы видеть лицо девушки, мягко произнес:
– Ни один смертный не сможет предложить достойной цены – кроме искренней, вечной любви и преданности до гробовой доски. – Эти тихие слова возымели действие: Мэри Перси подняла на юношу глаза, полные изумления... Но тут же вновь отвела взгляд.
Черный Вилл терпеливо наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Потом произнес:
– О да, это поистине достойная цена. А что скажет на это моя голубка?
Мэри вытянулась в струночку и устремила взгляд в дальний конец зала, словно избегая смотреть на кого-либо. Брови ее слегка нахмурились:
– Нет.
Пол уставился на Черного Вилла, но того, казалось, непокорность дочери лишь обрадовала.
– Так ты не пойдешь за этого высокого молодого человека, который так любит тебя? Подумай, Мэри, пташка моя, где ты найдешь лучшего? – Полу вдруг показалось, что Черный Вилл насмехается над ними, но он не обнаружил обиды, не будучи вполне уверен в том, что его хотели оскорбить.
– Я не выйду за южанина, – заявила Мэри и снова занялась мясом.
– И таково твое последнее слово, моя птичка? – вкрадчиво спросил Черный Вилл. Она кинула быстрый, словно молния, взгляд на Джона, а затем ответила:
– Да. – Было ли в этом взгляде мгновенное колебание или же Джону это просто почудилось? Черный Вилл повернулся к Полу.
– Видишь сам – она отказывает ему. Нет, не говори ничего – я не буду ее принуждать!
Пол был в полнейшей растерянности:
– А что тогда делать... Лорд Перси говорил...
– Да, да, и мы ничем не должны оскорбить лорда Перси, Северного принца. Но что же нам делать? – Он переводил взгляд с одного на другого, и, казалось, наслаждался ситуацией и полнейшей беспомощностью гостей. И вдруг он изо всех сил ударил кулаком по столу – вино выплеснулось из покачнувшегося кубка. – Вот что, господин Морлэнд! Как ты смотришь на то, если твой сынок поживет с нами и попытается добиться внимания дочки? Коль хватит у него ума, то он ее добьется!
Пол открыл было рот, чтобы с возмущением отказаться, но Джон опередил его.
– О, да! Отец, разреши мне остаться! – громко взмолился он. Потом, словно устыдившись порыва, понизил голос и продолжал: – Вдали от нее я не обрету покоя. Позволь мне остаться и добиться ее любви – если, конечно, я сумею...
Черный Вилл снова захохотал, и громовые раскаты его смеха не дали Полу высказать все, что накипело у него на сердце. Девушка была в ярости, Джона обуяла страсть, а Черный Вилл наслаждался этой сценой – Пол оказался как бы не у дел. Так все это было продумано заранее? Он терялся в догадках. Ведь если Джон останется здесь на правах гостя, то обещание поддержки, данное Полом лорду Перси, невозможно будет взять назад! Он будет повязан по рукам и ногам. А ведь брака может и не последовать – никакой уверенности в успехе у Пола не было. Джон может долгие годы провести здесь, питаясь бесплодными надеждами. Да, в его власти было воспретить сыну остаться – но одного взгляда на Джона было достаточно, чтобы понять, сколь это было бы глупо. Джон впервые в жизни мог воспротивиться отцовской воле и уронить его престиж в глазах Черного Вилла. Единственное, что ему оставалось – это благоразумно согласиться на предложенные условия и тешить себя надеждой, что Джону удастся завоевать девушку, жениться на ней и присоединить ее богатства к достоянию семьи. Пол переводил глаза с одного на другого – ничего другого ему не оставалось, кроме как спасать свой престиж любыми средствами. Он с усилием улыбнулся и приподнял шляпу.
– Прекрасно! – воскликнул он. – Так давайте выпьем за успех и за будущий союз наших семей!
Черный Вилл поднял кубок и шумно отхлебнул. Дети сидели молча, каждый подле своего отца. Мэри Перси смотрела в пол, а Джон – на Мэри Перси, с любовью и надеждой.
