Сильвия Лайм
Баллада о королеве драконов. Часть 1. Дым

– Но это неправда, – проговорила я, впрочем не сопротивляясь дальше. Это явно было бесполезно и еще более опасно.

Сид ухмылялся, ничуть не испытывая сожалений или страха.

– Эту ночь проведёшь здесь, – продолжил Лэш. – Утром я переведу тебя в новое место заключения, а медики заберут магию.

– Будешь знать, как спорить с законом, – ядовито произнёс Сид.

– Ты мне не закон, – мрачно ответила я, чувствуя, как внутри меня, где-то глубоко-глубоко под ребрами, зажглось что-то ядовито-горячее. Сильное. Если бы оно выплеснулось… я бы сгорела. И Сид тоже.

Этот огонь не давал мне сожалеть, несмотря на последствия. И потому я зацепилась за него, не давая ему погаснуть. Пусть он жжет, пусть будет больно, зато я больше… не прогнусь. И не опущу голову.

Я стиснула зубы и посмотрела прямо в глаза лживому надзирателю.

– Ползи в свою конуру зализывать раны, – вырвалось сквозь мои плотно сжатые зубы, за которыми словно скрывались языки пламени.

– Что ты сказала? – не поверил своим ушам Сид.

Я бы и сама не поверила. Но ярость грела не хуже раскаленного полуденного солнца. А мне, похоже, терять было уже нечего.

– Не усугубляй своё положение, Фати, – отрезал Лэш. – У тебя есть ещё одно запястье. Не забывай.

Я промолчала.

И впрямь хватит на сегодня приключений.

Дверь в камеру закрылась, а я устало упала на кровать. Сон ушёл, а беспокойных мыслей только прибавилось. Огонь все еще жег, но становился слабее и тише.

Если бы я знала, что меня ждёт, изо всех сил старалась бы уснуть. Но я лишь смотрела в пустоту, обхватив колени и вспоминая, с какого сладкого сна начиналась эта ночь. И как отвратительно она пожелала закончиться.

На все вопросы соседки я молча отрицательно качала головой. В таком состоянии и застал меня рассвет.

Этюд 6. Эргастул

День не задался с утра. Точнее, даже со вчерашней ночи. Как только Изарель проснулась, её вздохи следовали один за другим. А стоило взглянуть в глаза, так создавалось впечатление, что меня ждало нечто ужасное, вроде казни. Это очень раздражало, хотя я и не показывала виду.

– Амелия Фати, – раздался голос из-за открывающейся двери. Я выскочила с кровати и встретилась взглядом с тем самым медиком, что ещё вчера проверял мою перебинтованную грудь.

– Я здесь, – ответила и выжидающе взглянула в старческие мутные глаза. За спиной медика показалась фигура ухмыляющегося охранника Сида.

– Не боитесь, – констатировал врач. – Похвально. Но, полагаю, это от незнания. Вам предстоит пренеприятная неделя, девушка.

– Что поделаешь, – медленно проговорила я, вздернув подбородок. – Раз у вас здесь такие порядки, что за попытку изнасилования заключённой несёт наказание сама заключённая.

Моего страха они не увидят. Хотя, признаться, ото всех этих приготовлений становилось жутко не по себе.

– Закрой рот, – рявкнул Сид, – твоя вина подтверждена.

Медик оглянулся назад и непонимающе посмотрел на надзирателя.

– Сид, а что ты делаешь здесь? Твоя смена кончилась.

– Хочу удостовериться, что убийца понёсет положенное наказание. Такие, как она, должны получать своё.

– Какое рвение, – пробурчал врач и подошёл ко мне. – Очень жаль, Фати, что нам последнее время приходится встречаться столь часто. Но, боюсь, это только начало.

Я вздрогнула от его слов. Но, бросив взгляд на собачьего надзирателя, поняла, что не покажу истинных эмоций, даже если мне отрежут руку.

– Не переживайте, – улыбнулась медику, чем крайне его удивила. – Я не доставлю вам проблем.

– Я не этого боюсь, деточка, совсем не этого.

Он скорбно покачал головой и замолчал. Это начинало напрягать: почему все здесь ведут себя так, словно меня сослали никак не меньше, чем к кикиморам Мёртвых топей?

– Подойди ближе, – сказал медик, вынув из кожаной сумки странного вида прибор.

И мне это вдруг не понравилось. Внутри меня словно шевельнулось что-то. Мазнуло хвостом по сердцу, намекая, что нужно бежать. Глупая мышца под ребрами в ответ заколотилась невероятно быстро.

Но выхода не было. Я покорно подошла.

– Вы заберете магию? – спросила я осторожно. На меня посмотрели серые, чуть слезящиеся глаза.

– Заберу? Нет, что ты. Магию забрать невозможно. Она повсюду. Я лишь блокирую канал ключа. Твоя собственная тиаре останется внутри. Ею невозможно будет воспользоваться. А внешняя тиаре не сможет проникнуть к ключу. А значит, она тоже станет бесполезна…

– Хватит болтать с ней, – прошипел Сид.

– Рассказ о том, что будет дальше, как правило, успокаивает людей, – невозмутимо ответил старик, продолжая говорить, несмотря на багрового надзирателя за спиной. – Даже если заключённые при этом половины не понимают, им становится легче.

– Спасибо, – сказала я.

– Не за что, милая.

Доктор достал из своей сумки аккуратно запакованную иглу и две прозрачных бутыли. Теперь я поняла, что это за предмет – стеклянный шприц. В одном из сосудов – огненная вода Рейдана для обеззараживания. А в другом…

– Простите, а что за укол вы собрались делать?

Внутреннее чутье, которым я, кстати, никогда не обладала, сигналило об опасности. Такой сильной, словно в бутыли была моя смерть. Но ведь это не могло быть правдой!

– Эта настойка называется “Поцелуй русалки”. Она поможет мне добраться до твоего сердца.

– Сердца?

– Именно, – кивнул врач, набирая в шприц мутную, как молоко, жидкость. Мне показалось, упаду в обморок от страха. Но я продолжала стоять и безразличным тоном задавать вопросы, словно меня это не касалось. Однако страх сводил с ума с каждой секундой все сильнее, и все сложнее было не подавать виду.

Однако, что самое интересное, я вдруг поняла, что боюсь не укола. В детстве мне приходилось испытывать на себе эту неприятную процедуру во время болезни. Ничего ужасного в шприцах и иголках не было. Но вот эта жижа, мутная, как белки глаз мертвеца, пугала до дрожи в коленях!

– Вы не могли бы объяснить? – попросила я, с трудом заставив зубы не стучать.

– Конечно, милая. Я должен наложить печать на твой ключ тиарэ. Но он находится прямо в сердце, до которого мне никак не добраться, если ты понимаешь, о чем я.

Отрицательно покачала головой.

– Чтобы воздействовать магией на объект, его нужно видеть. По крайней мере, мне доступен лишь этот способ. Твоё сердце я видеть не могу. И потому придётся наложить печать на настойку. Войдя в кровь, она довольно быстро достигнет сердца, где я и напитаю её силой.

– Это ужасно, – вырвалось у меня против воли.

– Не бойся, – похлопал он меня по плечу, а затем смазал вены на предплечье огненной водой. – Это безопасно. Гораздо опаснее то, что тебя ждёт в эргастуле.

– А сама настойка имеет какое-нибудь действие? – спросила я.

– Да, – признался доктор немного неуверенно. – Она сделает тебя вялой и апатичной, чтобы подавить сопротивление.

– Ты уже сказал слишком много лишнего, Эрас, – проговорил за спиной охранник, наслаждающийся каждой секундой моих мучений. Это открытым текстом было написано у него на лице.

– Она полностью выйдет из крови ровно через неделю, когда твоё наказание закончится, – продолжил врач так, словно ничего не слышал. – Тогда печать сломается сама.

Я громко сглотнула. Слишком громко. Во рту резко пересохло.

Медик поднёс к моей вене иглу с настройкой и закрыл глаза. Похоже, он мысленно рисовал руно. А я видела, как полупрозрачная тонкая монета с невероятно витиеватым рисунком медленно появлялась над стеклом цилиндра.

Этот рисунок даже отдаленно не напоминал ту простенькую корону, что наколдовал Лотос. Здесь с каждой секундой на руне появлялась новая завитушка, новый зигзаг. Понятно, почему процесс был таким долгим. Когда, наконец, старик открыл глаза, передо мной колыхалось почти произведение искусства. Рядом с ним появился легкий дымок магии. Еле заметный флёр. А затем печать осторожно вплыла в шприц.

– Во время укола лучше вдохнуть, – сказал он, и игла болезненно проткнула вену. Жижа брызнула в кровь, и в голове у меня резко помутилось. Прошло несколько секунд, во время которых я пыталась сфокусировать взгляд, и медик дохнул силой. Боль, похожая на ледяной взрыв, ударила в сердце, расходясь снежными осколками по всему телу.

– Отлично, теперь я закончу дело, – бросил Сид, схватив меня за руку. Он дёрнул ее вверх, заставляя встать, а я с ужасом поняла, что ноги не слушаются, и повалилась на пол.

– Надо же, как сильно подействовало, – пробормотал старик, нагнувшись и пощупав моё запястье. – Ничего, скоро станет легче. Должно стать…

– Отойди, Эрас, – отодвинул старика надзиратель. – Это что, мне тащить её придётся?

– Признаться, я ещё не видел, чтоб “Поцелуй русалки” действовал так сильно…

– А, никакого толку от тебя, – проворчал Сид, перекидывая меня через плечо.

А я так хотела закричать, чтобы этот собакоголовый не прикасался ко мне! Но получилось лишь невнятное бормотание.

– Да, я тоже рад тебе, кроха, – весело сказал Сид, неся меня по коридорам. – Не понравился я тебе вчера, да? – сказал он, когда все лишние уши остались далеко позади. – После эргастула ты сама мне на шею кидаться будешь, лишь бы больше туда не попасть. А я что? Я терпеливый. Я подожду. Но вымаливать прощение тебе придется долго, маленькая сучка. Стоя на тощих коленях и причмокивая у моих спущенных штанов.

После этого он гадко рассмеялся, а меня едва не стошнило.

Мы прошли несколько лестничных пролётов вниз. Пару раз повернули и направились по длинному коридору, внезапно остановившись прямо в середине.

– Пришли, кроха.

И тут раздался страшный крик. В нем не было ни капли человеческого. Он смешивался с лязгом металла, словно кто-то грызет решетку зубами. И с визгом, напоминающим царапание вилкой по стеклу.

Сид вздрогнул. Стало ясно, что это нечто пугает его так же, как и меня.

– Что это?.. – смогла выдавить я, через силу шевеля будто обмороженными губами.

– Не твоё дело, – буркнул он, а потом, похоже, сжалился надо мной, что было странно. – Но к заключённым это отношения не имеет.

А затем он грубо выпихнул меня в маленькое квадратное помещение, где было холодно, темно и страшно воняло человеческими испражнениями.

– Пока, кроха. И можешь не кричать. Этот этаж находится так низко, что ни надзирателям, ни заключённым ничего не слышно.

В это было легко поверить. Он не лгал.

Каменная дверь с хрустом задвинулась, оставив меня словно в гранитном гробу.

Лёжа на полу, не в силах подняться, я размышляла над своим положением, продолжая изредка слышать душераздирающий вопль. Он пугал, заставляя сжиматься в маленький комок, обнимая колени. В груди разливался холод, словно в сердце поселился льдистый осьминог, простирающий свои щупальца повсюду. Я чувствовала инородную магию внутри себя, и она сидела там очень прочно.

К тому же слишком хорошо ощущались последствия “Поцелуя русалки”. Мерзкая настойка оказалась очень сильной. Я с трудом шевелила руками и ногами. А нужно было приходить в себя. Если это место считалось таким опасным, я обязана была хотя бы попробовать о себе позаботиться!

В каменной клетке мне предстояло провести неделю. Я с трудом привалилась спиной к стене, обдумывая, как буду это делать. Глаза привыкли к темноте, и я смогла разобрать, где всё-таки оказалась.

Квадратная камера три на три метра, кое-где разбросана вонючая солома, смешанная с человеческими испражнениями. Отхожее место оказалось в дальнем правом углу. Условно “дальнем”. Поскольку все здесь было слишком близко. Туалет не был ничем огорожен, даже не утоплен в пол. От этого грязь разносилась повсюду, смешиваясь и впитываясь в солому, которая, очевидно, когда-то служила постелью.

Потолок располагался невероятно высоко. Вот почему здесь было так холодно. До него было метров десять, не меньше. И на самом верху зияло крохотное оконце, которое и дарило немного света.

Я поёжилась, отползая в самый чистый угол, ногами отпинывая грязную солому. Тошнота подступала к горлу, но я держала себя в руках.

«Это все не так страшно…»

Я уверяла себя, что смогу это вытерпеть.

Без соломы было обжигающе холодно. Камень пола ничем не прогревался, и тепло тела вряд ли могло изменить ситуацию. Поэтому я сидела на корточках.

Первые несколько часов прошли в немом стремлении вытерпеть все. Но очень скоро холод и затекшие ноги начали подсказывать, что это будет не так-то просто.

Прошёл обед, наступил вечер. Я поняла это, потому что из единственного окошка света становилось все меньше. И тоскливый полумрак начал превращаться в настоящую черноту.

Я испугалась.

Весь день ко мне никто не приходил, и теперь ужасно хотелось пить. Иногда я вставала на ноги и мерила каменную клетку осторожными шагами, стараясь ни на что не наступить. Даже холод не мучил так, как эта грязь.

Пришла ночь. Ещё несколько часов я терпела, но постепенно все сильнее начинало клонить в сон. Вернувшись в свой угол, я села на пол, рискуя отморозить все на свете, и согнула ноги в коленях. Руки легли на них, а поверх – голова. Поза не отличалась удобством, но из-за холода я быстро задремала.

Уснула, чтобы проснуться от сильной боли… Окрыла глаза, завизжав и подскочив на ноги, не понимая, что произошло. Нога пульсировала и ныла. Опустив руку вниз, я поняла, что там рана. Под пальцами текла тёплая липкая кровь.

– Что за ерунда?.. – прошептала я, чувствуя, как от страха холодеет спина, а ладони становятся влажными.

Но понять что-либо было совершенно невозможно. Я вернулась в свой угол и снова села на корточки, намереваясь больше никогда не спать. Я не шевелилась, и через несколько десятков минут моей ноги коснулось что-то мягкое. Я взвизгнула, дернувшись и ударив что-то невидимое и лёгкое. Раздался писк.

– Крысы, – прошептала я вслух, только чтобы придать себе уверенности. – Всего лишь…

Но это не были “всего лишь” крысы. Это были голодные, злые и бесстрашные создания. Я поняла это очень скоро, когда животные начали подходить ко мне все чаще, проверяя, сплю я или нет. Одна даже прыгнула мне на грудь. Совсем недалеко от лица.

Пару раз я кричала. Действительно кричала. Но меня никто не слышал.

Холод начал сводить с ума. Так же как и страх уснуть. Понимание, что крысы меня просто сожрут, отрезвляло. Неужели кто-то провёл здесь неделю? Неужели придётся и мне?..

А потом я начала думать. Лихорадочно прокручивала в голове последние слова доктора, не понимая, зачем я это делаю. Пока не вспомнила фразу:

“Настойка сделает тебя вялой и апатичной, чтобы подавить сопротивление…”

“…чтобы подавить сопротивление…”

Сопротивление чему? Чему тут можно сопротивляться?..

Можно было бы подумать, что речь шла о самом уколе. Но если действие настойки начинается после укола, значит, сопротивляться я должна чему-то, что наступает после блокирования магии…

Чему же?

Надзиратель Сид больше не собирался меня мучить, в эргастуле на меня нападали только крысы.

Но заключенные проводили здесь по семь дней и, судя по всему, выбирались отсюда живыми. Если бы укол должен был блокировать сопротивление крысам, то из камеры выносили бы обглоданные трупы.

Значит, «Русалочья настойка» блокирует сопротивление чему-то другому… Но чему я могу сопротивляться?..

Ответ пришел неожиданно.

Магической печати! Значит, я могу сопротивляться наложенному заклинанию! Хотя бы в теории…

Эта мысль придала мне сил. А когда наступило утро и сквозь окошко стал проникать тусклый свет, окрашивая каменный мешок в черно-серые тона, крысы разбежались по щелям в полу. Я все ещё слышала, как скребутся их крохотные лапки, и чувствовала присутствие поблизости голодных зубастых ртов. Но их самих видно не было.

Закрыла глаза. Не для того, чтобы спать. Я пыталась почувствовать собственный ключ тиарэ. Источник человеческой магии. Где-то там, внутри, его блокировала проклятая печать.

Конечно, страх, холод, голод, жажда и желание, наконец, поспать очень мешали процессу. И почему я не подумала об этом раньше, когда сил оставалось ещё не так мало?..

Вдруг мои размышления прервал скрип отодвигаемой дверной заслонки. Сквозь небольшую щель у пола протиснулась жестяная миска.

– Вода, – услышала я незнакомый голос. Я уже собиралась взять долгожданное питье, как со всех сторон к тарелке бросились крысы. Они появились из ниоткуда и тут же окунули в лохань свои морды, оставив снаружи только длинные лысые хвосты.

Надо ли говорить, что к воде я не притронулась?..

Нужно было сконцентрироваться на печати. Не думать о том, как сильно хочется есть и пить. Как слипаются глаза, в которые будто насыпали песок. Как дрожат руки, отмороженные от холода.

Через пару часов напряжённого бездействия у меня кое-что получилось. Словно я вдруг стала видеть закрытыми глазами. Причем там, в этом странном, будто ином мире, повсюду сверкали золотые искры и всполохи. А посреди них мерцало красное пятно с клубящимся вокруг алым туманом.

Мой ключ!!! Какой же он был большой! И словно незримые тонкие нити протягивались во все стороны, одновременно наполняя и опустошая его.

– Удивительно, – выдохнула я, распугав зазевавшихся крыс.

Но там же, прямо на бордовом пульсирующем источнике, как клеймо, стояла печать медика. Все такая же яркая и витиеватая.

Я попробовала выплеснуть немного силы, как делала это в детстве, чтобы согреться. Обычно у меня уходила на это вся доступная мне тиарэ. Правда, тогда я не знала, что это называется именно так.

Сейчас ничего не вышло. Печать на ключе накалилась, отдавая болью в сердце, обжигая его, алый источник магии дёрнулся, и все вернулось на свои места. Как и предполагалось.

А я продолжила повторять попытку одну за другой. Мой замысел был прост: я хотела понять, как именно работает печать.

За этим делом прошло ещё полдня. Руки и ноги от холода потеряли чувствительность. Меня начал мучить сухой кашель. Но он отпугивал крыс, так что я была даже рада.

Очень хотелось пить. Нестерпимо. Теперь я вспоминала утреннюю миску с водой и думала: “Почему я не отогнала крыс?” От полного отчаяния меня отделяла лишь чёткая цель: я должна сломать печать.

Я не должна сдаваться.

Никогда.

Ближе к вечеру меня неожиданно сморил сон. Пробуждение было пугающим и жёстким. Я завалилась на бок, ударившись головой. Тряслись руки и ноги, зубы стучали. Но я снова была рада: крысы не успели мной отужинать.

Сломать печать я пыталась снова и снова. Изредка проваливаясь в забытьё, а потом с криком просыпаясь от болезненного укуса. Так прошла и вторая ночь.

Утром, заходясь в грудном кашле, я нашла то, что искала. Брешь в руне печати! Не знаю, откуда она там появилась, но это показалось едва ли не спасением: некоторые из завитков заклинания, связанных медиком, были не такими толстыми, как остальные. Они не наливались силой, когда я задействовала ключ. Они дрожали! Словно нити тонкой паутины, дерни – и разорвется.

Так я и сделала: выбрала один из самых тонких участков печати и направила всю тиаре на него. Горячая боль вновь разлилась в груди, отдавая покалыванием в кончики пальцев.

Я скривилась, из горла вырвался смех, больше похожий на хрипы. Закашлялась.

Но завитки дрогнули, оставив остальную печать нетронутой.

Никогда не сдаваться.

Попробовала ещё раз, другой, третий – и от завитка откололся крохотный кусок.

Я вскрикнула от радости, почувствовав, как тонкая струйка тиарэ добралась до пальцев. Тут же выплеснула её наружу, снова пытаясь согреться.

Получилось! Да, этих каплей хватило ненамного, однако мне было уже гораздо теплее.

Но усталость, голод и вонь продолжали сводить с ума и доканывать, как кинжал, входящий все глубже и глубже в плоть: рано или поздно он должен был убить.

Я отколола от печати ещё несколько осколков, спеша воспользоваться полученной силой. Всплеск чистой тиарэ (ведь заклятий я почти никаких не знала), и пол подо мной стал девственно чист и сух, как и моя одежда. Колоссальная растрата энергии на такую мелочь, но я больше не могла испытывать отвращение к самой себе.

Стало легче дышать.

Жалко только, что дышать я уже почти не могла, меня мучил слишком сильный кашель.

Принесли воду. Я попыталась отогнать крыс, но, как оказалось, сил почти не осталось. Миска перевернулась от неловкого движения, намочив одежду.

Проклятье.

Выплеснув последнюю крохотную порцию тиаре прямо на пятно, я удостоверилась, что оно потеплело и высохло. Улыбнулась. Криво, губы треснули от натяжения. Но мне было почти уютно.

Я легла на чистый пол и поняла, что больше не могу. Страшное пустое забытье навалилось с удушающей неотвратимостью. Я рисковала не проснуться, но бороться со сном было уже невозможно.

Этюд 7. Комендант не в духе

Два дня назад…

Комендант крепости был не в духе. Это замечали все, кто был знаком с ним хоть сколько-нибудь долгое время.

Все утро и весь день он провёл на полигоне смерти, вместе со своей командой “костей”. Чёрные робы давно взмокли, некоторые из заключённых откровенно истекали кровью. Но он не останавливал бой. Сегодня был необычный день: глава Чертога Ночи дрался один против шестнадцати. Его волосы вместе с косичками взмывали вверх, как столп чёрного пламени, но он даже не удосуживался их убрать, чтобы не закрывали обзор. Белая шелковая рубашка раскрылась, обнажая чуть влажную от пота грудь, но ни одна царапина не испортила рельеф мускул. Он любил тренироваться именно в белом. В пылу сражения можно не почувствовать ран. А так о каждом пропущенном ударе становилось известно сразу же. Поэтому комендант ударов не пропускал.

Вчера вечером он всё-таки пришёл к ней. К странной заключённой по имени Амелия Фати, чью жизнь уже отметил голос Рока. Девчонка постоянно возвращалась в его воспоминания, сверкая озорной улыбкой и золотыми волосами. Комендант упорно убеждал себя, что это из-за таинственного происшествия над гробницей, когда её чуть не убили. И после которого она умудрилась выздороветь за сутки. Вайлар хотел во всем разобраться и сам не заметил, как на пороге ночи оказался перед массивной дверью старой камеры. Пройдя насквозь, будто её и не было, мужчина остановился у постели девушки. Над соседкой уже растворилась сонная печать, и Вайлар не опасался, что его кто-то заметит. Амелия крепко спала.

Он тихо сел на кровать рядом с девушкой, глядя на неё холодными глазами, ставшими во мраке совсем чёрными.

– Кто ты на самом деле? – одними губами прошептал мужчина, расположив руку прямо напротив солнечного сплетения заключённой. Она спала на спине, повернув голову набок. Длинные волосы, блестящие, как желтый жемчуг, разметались по подушке. Дыхание коменданта крепости на мгновение сбилось, но он быстро пришёл в себя.

Под ладонью где-то внизу мирно билось сердце. Ни один внутренний поток не был поврежден. Чтобы это понять, не нужно быть лекарем.

“Абсолютно здорова, и ни капли чужеродной магии”, – подумал он, убирая свою руку. И случайно положив её на маленькую женскую ладонь…

Грудь девушки приподнялась, а сама она глубоко вздохнула.

Вайлар вздрогнул. Её кожа была мягкой, как шелк. Эта девушка не была похожа ни на одну из преступниц, что попадали сюда прежде. И, глядя на нее, Вайлар понимал, что, как бы ему ни хотелось, почему-то он не может относиться к ней как к остальным. У него просто не выходит, словно кто-то нарочно вкладывает мысли об этой девчонке в его голову.

Уже сейчас её близость вызывала у него настойчивое желание дотронуться, прикоснуться…

Что он и сделал, слегка проведя по её запястью вверх. И наткнулся на арестантский браслет. С алой цепью.

“Это ещё откуда? – нахмурился он, поднимая глаза на спящую девушку. – У неё лицо словно у Проклятой богини, – улыбнулся он скорее глазами. Губы остались неподвижны. – Такое же по-детски невинное выражение… и такое же опасное”.

Вайлар знал, что не должен быть здесь. Что должен уйти. Ведь он глава тюрьмы.

Но он не мог пошевелиться. Кожу жгло, дышать внезапно стало слишком тяжело, словно ему на плечи кто-то взвалил половину Чертога Ночи.

Арестантка… Преступница…

Девушка, рядом с которой Вайлар неожиданно вспомнил, как быстро может биться сердце, если его отравит женщина.

Комендант сдвинул брови, решив, что сошел с ума, а потом медленно склонился к девушке.

Жар опалил кожу, сердце забилось с бешеной скоростью, в голове стало слишком горячо и как-то напряженно пусто.

“Что за?..” – мелькнула паническая мысль, и тут Амелия неожиданно выгнулась, протянув руки вперёд, и зарылась в его волосах. Её губы коснулись его, и он уже не мог остановить этот поцелуй, который сперва был просто экспериментом. Глупостью. Слабостью.

Жаждой.

А теперь словно какой-то сумасшедший ураган затянул его в свою сердцевину. Вайлар перестал понимать, что происходит, с каждой секундой сильнее теряя голову. И пока разум не покинул его окончательно, он отодвинулся, прерывисто прошептав:

– Так нельзя…

И, растворив над Амелией сонную печать, черным вихрем исчез из камеры.

С тех пор комендант не находил себе места. Он пытался отвлечься всеми известными ему способами, обещая себе больше никогда не приближаться к этой девушке. Слишком странным оказалось её влияние на него.

– Может, перерыв, господин? – спросила Настурция Джармуш, первая помощница и правая рука коменданта. Ослепительная фигура, благородная бледность, шоколадное облако волос.

Вайлар Таркон не удостоил её ответом. Горячка боя прекрасно помогала. Об Амелии он не вспоминал уже несколько часов.

Вместо ответа он одним ударом вспорол землю, взрывной волной отшвырнув от себя сразу шестерых “костей”. Послышались стоны. На белой рубашке коменданта показались капли крови. Чужой. Тёмные глаза потемнели ещё сильнее.

– Командир, вы их загоняли, – безликим тоном сообщила женщина, держа за спиной крепко сцепленные руки. – Отряду нужна медпомощь.

– Вступаешь в бой вместо шестерых выбывших, – низким голосом бросил Таркон.

Настурция церемонно поклонилась. Ничто на её лице не выдавало недовольства или несогласия с приказом. Женщина видела, что её наставник и господин устал. На его лбу начинали блестеть бисеринки пота. Мгновение – и он убрал волосы в хвост, переплетя чёрной лентой. Это был явный признак: он вымотан. Но почему продолжает бой? Настурция не знала. Да и такие вопросы были не в её компетенции.

Она вихрем врезалась в кольцо заключённых, смыкавшееся вокруг Таркона. Они пытались сплотиться, перестроиться, закрыть бреши в обороне. Но Вайлар каждый раз раскидывал их в разные стороны с силой, которую даже третьеуровневым магам было сложно блокировать. Они брали числом. Казалось бы, даже Первый ловчий княжества не способен справиться с таким количеством им же самим обученных соперников. Но вот он стоит, а большинство “костей” тихо стонут на траве.

Но помощница коменданта была не такой, как все. Её скорость и сила реакции многократно превышали возможности любого члена отряда.

На поле опустился полог тишины. Все звуки потухли, кажется даже свет слегка померк. Вуаль белого тумана накрыла заключённых, женщину и самого коменданта.

– Настя, давай без фокусов. Просто дерись, – бросил Таркон. И где-то в стороне завыл смерч. – Туман не поможет, – добавил он и выскочил откуда-то сбоку, нанося удар чистой силой.

Но его помощница была не так проста. А сам он уже сильно устал. Настурция отскочила в сторону, на ходу бросая вниз наполненную печать. Под ногами противника появилась огромная яма. Земля крупными комьями взвилась в воздух, чтобы тут же вернуться обратно, погребая под собой мужчину. Но мелькнула доля секунды, и словно на мягких руках она вынесла коменданта прямо за спину женщине. Настурция резко развернулась, чтобы вступить в наполовину рукопашную схватку.

Ее господин дрался как одержимый. Свою помощницу он не жалел, в отличие от заключённых. Женщина подумала вдруг, уворачиваясь от огненной плети, что будь он полон сил, для неё этот бой закончился бы так же плохо, как для отряда “костей”, которые сейчас отползали в стороны, с ужасом наблюдая за битвой, напоминающей пляску смерти.

Это нужно было заканчивать.

Женщина прокрутила в голове возможные варианты. Ничего хорошего все они не сулили. Таркон был упрям, как стадо бизонов, и неудержим, как молния. Если уж что-то решил, то доведёт это до конца. А решил он, судя по всему, довести себя до полного физического и магического истощения. Пусть даже для этого придётся заполнить “костями” все койки в лазарете.

Женщина ловко вывела одно из сложных рун. Влила свою тиаре в ледяную монету, замерцавшую перед грудью, и тут же погрузила в неё руку. Плотно сжатый кулак достал из ослепительно-белой печати такой же опасно яркий снежный хлыст. Его особенность была в пластичности, но при этом и в невероятной твердости. Этот хлыст не исчезал, подобно огненному, и не рассыпался, как земляной.

Настурция взмахнула им, как огромной удочкой, и белая линия метнулась к коменданту. Он ухмыльнулся, видя, как призрачная веревка опутывает его живот, опаляя ледяной болью.

Не обращая внимания на то, как сильно жжется хлыст, он опустил на него правую руку. Колдовские искры побежали через неё прямо к руке женщины. И, достигнув цели, не позволили ей отпустить свой конец хлыста.

Мужчина со всей силы дёрнул за снежную цепь, и Настурция оказалась у его груди, оплетенная собственным заклятьем.

Калено-белый хлыст жег их обоих, но никто из них не издал даже малейшего звука, по которому можно было бы судить о страшной боли, испытываемой от заклятья. Настурция спокойно подняла взгляд и посмотрела в серебристо-обсидиановые глаза господина, расположившиеся чуть выше линии её лба.

– Теперь все? Или ещё раунд?

В голосе вроде бы не было эмоций, но что-то в лице помощницы заставило Вайлара скривиться и рассыпать ледяной хлыст в ворох снежинок. Так, словно это не была одна из самых прочных печатей в мире.

– “Кости” – в лазарет, Настурция, можешь быть свободна.

И, не оглядываясь, ушёл.

– Вот так вот просто, – пробурчала женщина. – Без объяснений.

А затем заметила, что её слова слышат арестанты, медленно сползающиеся в кучу, и нахмурилась.

– За мной, быстро, – скомандовала она, по-военному развернувшись и направившись к медицинскому корпусу. – Раненых – нести на руках. Без магии.

Позади раздались стоны, но никто не смел перечить.

По пути показалось главное здание, перед которым рассыпались заключённые в болотных робах. Шло время прогулки.

– “Мяско” гуляет, – усмехнулся разбитыми губами один из “костей”, несший на спине бесчувственного товарища. Настурция грозно посмотрела на него, но ничего не сказала. Взгляда хватило.

Впереди, чуть поодаль от остальных, худой широкоплечий парень стоял спиной к приближающимся раненым. Русые волосы были забраны в хвост. Он пару раз оглянулся по сторонам, как будто высматривая кого-то, а затем воздух рядом с ним окрасился еле заметным флёром магии. Настурция, будучи магом, обладающим особыми способностями, хорошо видела это. Как и бледную, еле заметную рябь печати над его макушкой. Но четкие очертания руна были недоступны женщине, тем более с такого расстояния. Понять, что это за магия, было невозможно.