Елизавета Шендрик
Сестры Бергет
Ингрид хватило мозгов зайти в реку по щиколотки ног. Я встала за ней и схватила за бант на талии. Она то ли сделала вид, что не замечает меня, то ли так обрадовалась Мире, что весь мир перестал для нее существовать… Ты бы только видел, какая между ними образовалась идиллия… Мира виляла хвостиком и прыгала здоровой лапой на Ингрид, та звонко смеялась и пыталась погладить ее по голове. От них во все стороны летели брызги, и глядя на эту непридуманную картину, я испытала неприязненное чувство. Догадываешься какое? Не ревность. Нет. Это была зависть. Ощущая себя лишней на этом празднике жизни, я также чувствовала себя преданной и отвергнутой. И только я задумала тихонечко слинять, как будто меня здесь и не было, Ингрид закричала: «Лыбка!» Рыбка с золотой чешуей, размером с мою детскую ладонь, лежала в воде на боку с закрытыми глазами… Если ты читал сказку о рыбаке и рыбке, то легко догадаешься о чем могла подумать девятилетняя девочка, увидев ее воочию… Я ведь тогда тоже была ребенком, как и Ингрид. Верила и в сказки, и в Деда Мороза, и в Зубную Фею.
Ингрид подняла золотую рыбку за хвост, чешуя ее ярко сверкала, и я ни на секунду не засомневалась в том, что она волшебная. Я покрепче сжала бант Ингрид и строго сказала ей, чтобы отдала рыбку мне. Ингрид вздрогнула и посмотрела на меня снизу вверх с таким лицом, как будто призрака увидела посреди белого дня… Не знаю, собиралась ли она послушно вручить мне рыбку или же нет… Но Мира…такое же глупое создание, как и Ингрид, схватила рыбу в зубы…и проглотила. Как она ею не подавилась? Вот и я не ведаю, но то что случилось дальше… Тебе придется в это поверить.
Глаза Миры изменились. Она смотрела на нас вертикальными овальными зрачками, как у рептилии. Мало того, что это было жутко, она еще и заговорила низким женским голосом, не раскрывая рта. «Ты спасла мне жизнь», – сказала Мира, глядя на Ингрид. – «В благодарность я исполню три твоих желания». Ингрид восторженно захлопала в ладоши, а я потянула ее за бант, пытаясь увести, но она воспротивилась, толкнула меня в сторону и жестоко произнесла: «Не хочу, чтобы Клалисса была моей сестрой». И вот тогда я напугалась до дрожи в коленях, бросилась ей в ноги, моля простить меня дурочку, обещая исправиться. Когда твоя жизнь зависит от шестилетней девочки…чего только не наговоришь…надеюсь ты понимаешь это. Мира внезапно произнесла, что теперь у Ингрид осталось два желания, а я пришла в ужас от осознания, что мое унижение прошло даром.
А дальше на пляже появилась немолодая пара и завидев меня, мужчина крикнул: «Далеко забралась, Айседора, мы тебя обыскались! Пойдем домой». Не передать словами в каком я была шоке. Вероятно, Мира исполнила желание в силу своего понимания. Я перестала быть сестрой Ингрид, как она того и пожелала. Меня ждала другая семья и жизнь…
В начале августа я все-таки набралась смелости и пришла к усадьбе Бергет. Родители не узнали меня, приняли за соседскую девчонку, разочарованно сообщили, что уезжают в город, но я могу попрощаться с Ингрид, как только та закончит собирать вещи. А мне очень хотелось взглянуть ей в глаза и узнать, как без меня живется. Не жалеет ли, что так бессердечно обошлась со мной? Мне позволили подняться и дождаться ее в проходе второго этажа на мягком диване, где мирно спала на животе Мира. Стоило мне сесть, она сразу подняла морду и посмотрела сонными глазами. Карие глаза с обычным круглыми зрачками. Она завиляла хвостом, потянулась и забралась на меня. Мира вылизывала мне лицо, я плакала горькими слезами… Это было выше моих сил… Я спустила Миру на пол и побежала… Господи…опять…вниз по лестнице и на выход. Меня окликнул на крыльце отец, сердце замерло от ожидания, я не решилась повернуться к нему с заплаканным лицом. И пока он шел ко мне, мяла пальцами щеки и глубоко дышала через рот. Мне не пришлось ничего объяснять. Он сам решил, что грусть на моем лице вызвана отъездом Ингрид. Пообещал мне, что они вернутся следующим летом и я не замечу, как быстро пролетит время. Вручил мне кожаный рюкзак со словами: «На память от Ингрид». Знаешь что было внутри? Мой канцелярский набор, новый блокнот и книги. Я опять разрыдалась. Он по-отцовски обнял меня, не зная, что этим делает только больнее. И тогда, шепнув ему: «Прощайте, Бергет» … Я вырвалась из объятий и в руках с кожаным рюкзаком побежала в дом к людям, заменивших мне родителей… Так и родилась писательница Айседора Шварц в деревне со сладким названием Услада.
С печалью в голосе закончила рассказывать историю Дора.
Голова пухла от мыслей. Я сидел с опущенными руками, блокнот в ногах, хотелось подорваться и заключить ее в объятия. Пожалеть. Но опасался, что проявление телячьих нежностей будет неуместным. У нее такой отстраненный вид, я даже не уверен, ждет ли она от меня каких-то особенных слов или действий.
Думал, Сестры Бергет – выдумка, а она искусная рассказчица. Рыбка. Мира. Ингрид. Все смешалось в моей голове в кашу. Я не застал родителей Доры живыми, но знал, что она родом из деревни с названием Услада. История Доры за гранью фантастики…но черт возьми…я ей верю! Псих мой доктор, а не я!
– Нам пора, Эраст.
– Куда? – удивился я.
– Учить тебя писать, – снисходительным тоном ответила она и поднялась на ноги.
– Мы не будем обсуждать то, что ты сейчас рассказала?
– А должны?
– Я думал ты доверилась мне и потому открылась!
– Так и есть, Эраст.
– Но как же…как же последствия…Мира наколдовала тебе новые документы? А как же твои вещи, оставленные в квартире, где вы жили? Они что, блин, испарились?
– А ты внимательный слушатель. Этот навык тебе еще пригодится. Слышал о ненадежном рассказчике?
– Читал, – соврал я, хотя ни одну книгу по писательству в руках не держал. Я просто однажды проснулся и осознал по какому хочу идти пути.
– Эраст, это моя работа – водить читателей за нос.
– Не понимаю тебя.
– Доживешь до моих лет – поймешь.
Я невесело усмехнулся и поставил ноги на пол, предварительно накрыв их одеялом, сделал вид, что обуваюсь. Задел рукой какой-то твердый предмет, лежащий под кроватью. И только я схватил его, чтобы поднять, Дора резко погасила лампу. Глаза тут же заболели, меня опять макнули в черноту.
– Обязательно свет выключать? – недовольно спросил, подняв находку.
– Органы чувств обостряются в темноте. Я хочу услышать какие образы к тебе придут.
– Нашла себе подопытного.
– Забыл? Ты сам заявился ко мне с просьбой научить тебя писать.
– Не пугать же!
– Тебе страшно?
– Нет, блин, щекотно. – Я так и сидел на кровати, сгорбившись, щупал предмет в руке: рукоятка, что-то круглое, на кончике квадрат.
– Эраст, – шепнула она в мое ухо.
Я перетрусил до ус…до смерти.
– Что рисует твое воображение прямо сейчас? – прозвучало во второе.
Я поднял голову. По ощущениям Дора должна бы стоять напротив меня, но я совсем не чувствую ее рядом. Не слышу дыхания. Выбросив руку в сторону, кроме пустоты, ничего не нащупал. Она же не кошка с мягкими лапками, чтобы настолько тихонько передвигаться.
Нет, мне не стоило допускать эту мысль. Больное воображение ухватилось за нее, как за спасительную соломинку. И вот я уже вижу, как в темноте вырисовываются два маленьких желтых глаза с черными узкими зрачками. Не нравится мне затеянная ею игра. Дома я сплю с ночником и прячу ноги под одеялом, чтобы монстры не щекотали мне пятки и держались в тени, пряча уродливые морды. Нельзя давать слишком много воли моей фантазии.
– Я вижу кошачьи глаза. Довольна?
– А говорил, что боишься темноты, – прозвучало надо мной, будто появившееся глаза кошки – глаза Доры.
– Я не говорил такого.
– Ты был мал, когда жаловался на это. Тебя до сих пор одолевают из-за темноты кошмары?
– Я контролирую их.
– Эраст, необязательно рисовать перед глазами пугающие образы. Во всем можно увидеть красоту, даже в ночи. Что ты сейчас чувствуешь?
Кошачьи глаза моргнули. Я схватился двумя руками за непонятный найденный предмет.
– Я чувствую страх.
– Почему?
– Потому что вижу того, чего нет. Говорят же у страха глаза велики.
– Эраст, настоящее зло – это штампы, клише, канцеляризм, недостоверность, несоответствие стиля и содержания. Они убивают текст, так что уясни это хорошенько и перестань шугаться привидевшихся…образов.
Кошачьи глаза развеялись. Меня пробило на истеричный смех, втянув в себя воздух, раздул щеки, и медленно выпустил его через рот.
– Такое зло, упоминаемое тобой, я не смогу вообразить.
– В каком жанре ты хочешь писать? – голос Доры так и звучал надо мной.
– Как у тебя. Сказки для детей в теле взрослых и для взрослых в теле детей.
– Собрался подражать мне?
– А что, нельзя?
– Я бы хотела, чтобы ты нашел свой голос, – ласково произнесла она. Я смутился. – А ужасы писать не думал?
– Мне их в реальной жизни хватает.
– Если намерен избавиться от них, выпусти их на бумагу, облачи в слова, пусть кошмарят кого-то другого, но не тебя.
– В этом есть смысл.
– Тебе по-прежнему страшно?
– Уже не так сильно.
– Значит ты готов.
– К чему?
– Вставай.
– К чему я готов?
– Напомню для справки, Эраст, запоминай все, что видишь. Не можешь запомнить – записывай. Не можешь записать – надиктуй в диктофон. Нет диктофона – запоминай. Тебе нужно набираться опыта.
Я вскочил на ноги, доски подо мной скрипнули, расправив плечи, серьезно сказал:
– Ладно, Дора, правила игры я понял. Веди меня.
– Вот так бы сразу, – весело ответила она.
Щелкнул выключатель, над нами замигал яркий свет, я машинально закрыл глаза, а когда открыл, посмотрел сразу на вещь, что так долго держал в руках. Дверная ручка. Ошибки быть не может. Это та дверная ручка, которую я не нарочно вырвал.
– А я обыскалась ее. – Дора забрала ручку, а я так и не понял, где она все это время стояла. – Давно пора поменять, но руки никак не доходят.
– Почему она была под кроватью?
– Я старая, Эраст, мне иногда лень лишний раз наклониться. Обронила и забыла.
Звучало логично, но что-то мешало поверить в это до конца. Пока она рассматривала дверную ручку в руках, я бросил взгляд на проход и стиснул зубы. Позади Доры стояла та светловолосая маленькая девочка, губы синие, лицо серое, глаза без зрачков и белые, губы приоткрыты и из них льется вода, платье не просто грязное, оно насквозь промокшее и отчетливо слышно, как падают на пол капли воды. Я моргнул. У ног девочки появилась спаниель…коричневый щенок… Теперь я это разглядел.
– Кого-то увидел? – спросила Дора с любопытством.
– Мне нужно выпить таблетки, – несколько встревоженно ответил я. Одной терапии без света слишком мало, чтобы искоренить мой недуг.
– Это не поможет.
– Тебе-то откуда это знать? – сказал резче, чем хотел. Облизывая сухие губы, не мог оторвать от них взгляда. Я их придумал. Точно придумал. Это все история Дора. Моя фантазия только дополнила их образы. Они нереальны. Дора сказала, что я не должен их бояться.
– Просто знаю, – Дора пожала плечами. – Пойдем.
Она прошла сквозь девочку, от той, как и от щенка, остался густой шлейф разноцветного дыма. Я схватил с кровати блокнот и судорожно размахивая им во все стороны вышел из комнаты. Дора скрылась за дверью террасы, следуя за ней я об что-то споткнулся, но не стал останавливаться. Мы вышли к лестнице и у меня перехватило дыхание от открывшегося вида: бездонное черное небо, усеянное крупными звездами и среди них сияет яркая луна. Я подставил лицо свежему ветру и сказал себе: «Запомни этот миг. Запах леса. Доносящееся уханье птицы. Свист воздуха в ушах».
– Спускайся! – крикнула Дора снизу.
– Иду, – блаженно ответил, расправив руки. – Ночь нежна, да Дора?
– Ты хоть читал это произведение?
– Нет.
– Ты вообще читал какие-нибудь книги, кроме моих?
– Да! Школьную литературу.
– Эраст!
– Запишу и спущусь! Ты сама дала мне этот совет!
Я раскрыл блокнот и на весу записал все, что про себя сказал. Засунув его за пазуху, бегом спустился вниз по лестнице. Чему бы она меня сегодня не научила – я все запомню.
– Где твой телефон?
– В машине.
– Сходи за ним.
– Есть, мэм! – Я приложил руку к голове, но она не улыбнулась, а мне казалось, что мы нашли общий язык. Она с чего-то стала хмурой и сами собой полезли в голову мысли, что я ее разочаровал.
Расстроенный, побрел к машине, хорошо, что она серебристого цвета, будь черная – искал бы до утра. Включив в салоне свет и фары дальнего света, не стал повторять прежних ошибок, не посмотрел в зеркало заднего вида, достал из бардачка таблетки и заглотил две с усилием. Убирая обратно, достал фотографию тринадцатилетней давности. На ней Дора держит меня маленького на руках, по бокам стоят родители и в окне второго этажа женщина. СТОП! Я поднес фотографию к лампочке. Черта с два! Таблетки подействуют только через некоторое время. Это значит, что меня еще не раз накроет. Потер фотографию пальцем, потряс и снова внимательно посмотрел. Эта женщина всегда там была? Черты лица нечеткие, словно она хотела отвернуться, когда делали этот кадр. Но я вообще ее не помню. От такого открытия у меня мороз по коже пошел. Спятил или нет? Пусть ответит мне Дора. Я забросил телефон в карман кардигана и, выскочив из машины с фотографией в руках, помчался к ней.
– Нашел что-то интересное?
– Кто это? – Включил на телефоне фонарик, посвятил на фотографию, поднеся ее к лицу Доры. – В окне. Кто это?
Она, прищурившись, оттянула уголки глаз.
– Это мы, – произнесла, как нечто само собой разумеющееся.
– А в окне?
– В каком?
– На второй этаже!
– Твоя бабушка, Эраст. – Губы ее расплылись в насмешливой улыбке, и я весь покрылся от этого мурашками. Как-то странно и быстро меняется у нее настроение.
– А ты тогда кто?
– Твоя бабушка.
– Перестань делать из меня сумасшедшего! – сорвался я и затряс фотографией перед ее лицом. – Отвечай! Кто ты?
– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – ледяным голосом ответила она. – Выпил свои таблетки?
– Выпил, – сквозь зубы процедил.
– Взгляни на фотографию еще раз.
Поднес ее к лицу, посветил фонариком телефона.
– Женщина в окне?
У меня похолодело под ложечкой.
– Можешь не отвечать. Ее там нет.
– Ты знаешь, что со мной? – спросил нервным голосом, светя фонариком на свое лицо. Она с самого начала ведет себя так, словно мой секрет и не секрет вовсе. Смотрите! Это Эраст, и он не дружит со своей кукушечкой! Представляю, как я выгляжу сейчас со стороны, глаза, наверное, красные и безумные, волосы взлохмаченные, быть может, некоторые пряди торчат как рога. По моим венам бежит дурная кровь. И твоя кровь тоже, Дора. Возможно, ты такая же, как и я.
Дора похлопала меня по плечу, забрала фотографию себе и взяла за руку. Я почувствовал себя таким ничтожным, хотелось вырваться, спрятаться в машине и не вылезать оттуда до самого утра. Наверное, мне приснилось ее хорошее отношение, а не разваливший второй этаж дома, где я куда-то провалился. Светя фонариком нам под ноги, как маленький трусливый мальчишка вздрагивал от треска веток, скрипа деревьев, раскачиваемых ветром, хлопанья крыльев, разносящихся над головой. Мне противна ее ледяная рука, уязвимость, испытываемая рядом с ней и куда мы вообще идем? Я замерз, хочу есть и спать! И я не знаю ни одной истории, в которой человека бы тащили ночью в лес не для того, чтобы прибить!
