Сергей Юрьевич Катканов
Некоторые подробности из жизни драконов
– Уму не постижимо. И что это были за люди? Сплошь – маньяки?
– В том и дело, что нет. Люди, конечно, сильно испортились,и маньяков там хватало, но вот что удивительно – большинство людей там оставались в общем-то обычными людьми, не то чтобы очень хорошими, но в основном нормальными. А были там и очень хорошие люди. Я сосвой драконьей логикой всё никак не мог понять, как может безбожник оставаться хорошим человеком? Это настолько нелогично, что кажется вообще невероятным, и я никогда бы не поверил в существование добрых безбожников, если бы не увидел их в реальности.
Один человеческий мудрец сказал: «Если Бога нет, то всё позволено». Знаешь, что меня больше всего поразило в этой сентенции? То, что её вообще пришлось изрекать, и даже более того – для этого потребовался мудрец. Для дракона это всёравно что сказать: «Если солнце скроется, станет темно». Кажется бессмысленным озвучивать то, что и так для всех очевидно. Но по-настоящему я был поражён, когда понял, что это отнюдь не для всех людей очевидно. И я своими глазами увидел людей, уверенных, что Бога нет, но отнюдь не считающих, что всё позволено. И вот тогда я искренне возрадовался неспособности людей думать головой. Ведь нравственность не имеет никаких оснований, кроме религиозных. То, что безнравственно, в большинстве случаев выгодно и приятно. Разумное существо удерживает себя от безнравственных поступков только потому, что такова Божья воля. Иначе какой смысл отказываться от собственной выгоды и удовольствий? Если Бога нет, и душа не бессмертна, и посмертного воздаяния не будет, то почему нельзя грешить? Безбожник говорит: «Потому что это не хорошо». Да почему же не хорошо? Почему вы следуете Божьим заповедям, хотя уверены, что это никакие не Божьи заповеди, а просто человеческие измышления, причем совершенно бессмысленные, если исходить из того, что Бога нет?Зачем помогать другим людям, зачем спасать их, если это совершенно невыгодно? А они остаются нормальными людьми, хотя это и глупо.
Дракон настолько рационален, что не может позволить себе такой глупости. Для дракона, если уж Бога нет, тогда действительно позволено абсолютно всё, потому что это логично. Дракон не может терзаться смутными сомнениями, когда не находит для этого рациональных оснований. Дракон не будет годами переливать из пустого в порожнее, когда ему всё ясно. Если факт отвергнут, дракон очень быстро перестраивает всю систему выводов, которые следовали из этого факта. Он не будет всю жизнь поступать в соответствии с выводами, которые некогда следовали из давно опровергнутого факта, а люди вполне на это способны.
Но что в итоге? Благодаря своим блистательным способностям, дракон после всего лишь одного умозаключения может превратиться из прекрасного и возвышенного существа в омерзительное чудовище буквально за сутки. Дракон похож на великолепный корабль, в котором нет водонепроницаемых перегородок. Одна небольшая пробоина, и такой корабль тонет. А человек «остаётся на плаву», получив даже несколько куда более значительных пробоин.
– Вот уж не думал, что глупость столь спасительна. Неужели люди совершеннее драконов только тем, что хуже соображают?
– Дело не в глупости, как таковой. Дело в Божьей искре вдуше человека, которую оказывается почти невозможно потушить холодной водой логики. Для дракона Бог – это доказанная теорема. Дракону ничего, кроме разума, не надо для того, чтобы выбрать путь служения Богу. И если дракон хочет приблизиться к Богу, ему для этого вполне достаточно развивать свой разум, ничего другого не требуется, другие силы души нет необходимости развивать, вот они и не развиваются.
– Но драконы – тонкие ценители красоты, и я думаю, что способность любить у вас ничуть не менее развита, чем у людей.
– Это так. Но у драконов и эстетическое чувство, и чувство любви сильно отличаются от человеческих. Если дракон любуется цветком, в его душе происходит совсем не то, что в душе человека. Чувства дракона очень рациональны. Красиво, значит гармонично, а гармонично, значит разумно. Дракон воспринимает геометрию цветка, она его восхищает, такова природа его эстетических восторгов.
– Но причём здесь любовь?
– При том же самом. Вот скажи мне, если ты хочешь быть счастливым, то какой путь должен избрать: всех любить или никого не любить?
– Риторический вопрос.
– А к какому количеству людей ты испытываешь сильное отвращение?
– К значительному количеству.
– Но ведь это нелогично. Ты сам себе перекрываешь путь к счастью.
– Так трудно сердцу приказать!
– А дракон это умеет. Сердце дракона полностью подчинено разуму.
– Но тогда получается, что любовь дракона искусственная, фальшивая, ненастоящая.
– Это по человеческим меркам. Любовь дракона – нечеловеческая, но она очень даже настоящая, потому что она живая. Дракон гармонизирует отношения с другими драконами, он делает эти отношения красивыми, то есть рациональными. Это очень сложная творческая задача. Дракон последовательно, шаг за шагом, устраняет из отношений все элементы дисгармонии, всё, что портит эти отношения, всё, что в них есть некрасивого, деструктивного, мешающего. Драконьи пары увлеченно созидают свой брак, с филигранной тщательностью устраняют из своих отношений всё, что их портит. Кто-то из людей сказал, что люди слишком несовершенны для такого совершенного института, как брак. А вот драконы достаточно совершенны для брака, в этом и секрет драконьей любви.
Дракон никогда не может оскорбить дракона, потому что это идиотическое действие, направленное на разрушение гармонии. Дракон никогда не впадает в гнев, потому что гнев – это стихия хаоса, то есть неорганичная для дракона стихия. Дракон охотно жертвует чем-то своим ради любимой, ведь слишком легко просчитать, что иначе гармония недостижима. Дракон создаёт совершенные отношения, потому что влюблён в совершенство, и если ему удаётся приблизиться к совершенству, это вызывает в нём такой восторг, какой людям трудно представить. Отношения в драконьих семьях столь гармоничны, что муж и жена становятся без малого единым существом. Ну, давай, скажи мне, что тут что-то не так.
– Эол, извини, но это что-то слишком правильное.
– Вот воистину человеческая мысль. Разве красоты и гармонии может быть слишком много?
– Но в такой любви есть что-то… механическое.
– Совсем не механическое, потому что машина – мёртвая, а дракон – живой. Просто это нечеловеческая любовь, и человеку её не понять.
– Ну хорошо, сам скажи, что тут не так. Что потеряли драконы, развивая рациональную сторону своей природы?
– Можно ли построить дом, имеющий единственную, причём очень хрупкую опору, например, карандаш? Человек этого не сможет, а дракон сможет, тут надо просто безупречно уравновесить массы. Такой дом будет гениальным произведением инженерной мысли. Но будет ли он устойчив? Любой дурак свалит такой дом одним пинком. Вот так же и драконье совершенство, которое строилось исключительно на рациональности, оказалось очень неустойчивым. Отними у дракона логику, и тут же рухнет всё здание его личности. Неразумный дракон на порядок беспомощнее неразумного человека, а разум можно сокрушить с помощью одного изощрённого софизма. Человек совершеннее дракона не потому что глупее, а потому что не имея достаточно сильного разума, он начал развивать в себе другие качества, он искал и находил внерациональные способы достижения духовной цели. Если любовь дракона опирается на разум, и этого достаточно, то на что может опираться человеческая любовь? На Бога. И если даже не на Самого Бога, то на то, что имеет Его Источником.
Изначально дракон превосходит человека, но потенциально человек превосходит дракона. Человек поставлен Богом в куда более неблагоприятные условия, чем дракон. Само бытие Бога для дракона совершенно очевидно, а для человека отнюдь не очевидно. Дракону не надо верить в Бога, он просто знает, что Бог существует. Человеку нужна вера, и обрести эту веру порою так трудно, что я просто диву даюсь, как вам это удаётся. Я долго не мог понять, что такое эта ваша вера. Сначала думал, что это способность принимать истину без доказательств, что не делает чести человеческому интеллекту. Потом понял, что речь о другом. Вера – это чувство Бога. Это удивительный талант, которым люди наделены в разной степени, а кто-то и вовсе не наделён, но ни у одного дракона этого чувства нет вообще, оно атрофировалось за ненадобностью. А человек способен так явно чувствовать, что Бог существует, что никакие доказательства ему не нужны даже не потому, что он не рационален, а потому что рациональные доказательства – ничто по сравнению с этим удивительным чувством. Драконы уверовали, потому что увидели, а люди блаженны, потому что не видели, но уверовали.
Вера не только даёт человеку знания, она являет собой великую созидательную силу, она может двигать горами, преображать вселенную. Драконы от рождения владеют телекинезом, для меня переместить предмет на тысячу километров так же естественно, как для тебя взять в руки предмет, который находится в метре от тебя. Человек тоже может владеть телекинезом, но для этого ему надо так развить силы души, приложить такие усилия, что это вызывает у меня восхищение. Скажем, Бог подарил дракону машину, а человеку дал задание изобрести подобную машину. И человек справился. И хотя человеческая машина может быть не так хороша, как драконья, но он сделал её сам, то есть он существо более высокоразвитое по сравнению с драконом. Если безногий на протезах вызвался состязаться с чемпионом мира по бегу, то, даже если он проиграл, то всё равно доказал, что его дух сильнее, чем у чемпиона. Такой проигрыш стоит ста побед.
Более всего меня поражает человеческая жажда Бога. Драконы, можно сказать, живут на берегу реки, они вообще не знают, что такое духовная жажда, Бог дан им с рождения, для нас жить с Богом так же естественно, как для вас дышать. А человек не видит Бога, он может сделать вид, что Бога вообще не существует, ему ничто не препятствует жить без Бога,причем вполне успешно, да многие так и делают. Но всегда есть люди, которые жаждут Бога, которые ни за что не согласятся жить без Него, которые готовы переплыть безбрежное море и преодолеть непроходимые горы, только бы пробиться к Богу. И пробиваются. И дорожат своей выстраданной верой больше, чем жизнью.
А потом представь себе, что к такому человеку приходит какой-то демагог и безупречно доказывает, что Бога нет. Дело не только в том, что человеческий разум слишком слаб, для того, чтобы понять эти доказательства. Они просто не интересны, это доказательства отсутствия того, что человек ощущает каждой клеточкой своего тела. А драконье знание о Боге никогда не бывает выстраданным, оно ничего не стоило ни одному дракону, вот почему оно оказалось столь неустойчивым. Если Бог живёт в сердце человека, то вырвать Его можно только вместе с сердцем, а знания легко заменить на другие знания.
Моё восхищение человеком достигло своего апогея, когда я познакомился с богословскими трудами по аскетике. Сначала я просто пришёл в ужас от принципиальной невыполнимости тех задач, которые Бог поставил перед человеком. Я уже привык видеть в людях существа жалкие и слабенькие. И перед ними ставятся такие задачи по совершенствованию души, с какими бы не справился ни один дракон?! А многие люди, святые люди, с этими задачами в основном справляются. Ещё большее количество людей имеют вроде бы и небольшие успехи в духовном совершенствовании, продолжая оставаться рабами страстей, но им всё же многое удаётся сделать, и они искренне осуждают себя за то, что не смоглисовершить невозможное. Любой человеческий святой неизмеримо совершеннее, чем самый совершенный дракон, потому что ни одному дракону отродясь не приходилось решать таких сложных задач.
Душа дракона – безупречная структура. Душа человека – дикий хаос самым невероятным образом переплетённых страстей. Пробиться через этот хаос к Богу не представляется возможным. Если бы я ничего не знал о существовании людей, и мне описали бы модель души человека, я бы твёрдо и однозначно сказал, что человек не может существовать. А он существует и побеждает.
Я понял, что человеческая любовь куда совершеннее драконьей. Дракон легко жертвует своими интересами ради другого дракона, просто потому что это рационально. Дракон прекрасно видит всю логическую цепочку на одном конце которой его жертва, а на другом, как следствие, его же интересы. Дракон знает, что, жертвуя своими интересами, он в конечном итоге их соблюдает. Человек, как правило, этой цепочки не видит, для него принести свои интересы в жертву просто означает причинить вред самому себе. И он это делает из любви к ближнему. Такая любовь выше, потому что она требует большего.
Постепенно я понял главный смысл создания Богом человека уже после ангелов и после драконов. Бог поставил человека в гораздо более тяжёлые условия, чтобы человек мог выработать в себе такие качества, которые не могли у него появится, если бы условия были легче. Бог дал человеку гораздо меньше талантов и способностей по сравнению с ангелами, чтобы усложнить задачу спасения души, сделав выполнение этой задачи практически невозможным, но лишь для того, чтобы человек развивал в себе такие качества, какими никогда не обладали ни ангелы, ни драконы. Почему Пресвятая Богородица стала славнее высших ангельских чинов? Да потому что херувимы и серафимы даже представить себе не могли, через что она прошла. Ей было труднее, потому она и встала выше.
Представь себе, что бойцу дают лучшее в мире оружие и говорят: «Побеждай». А другому дают только деревянную палку и ставят перед ним ту же задачу. Предположим, они оба победили, но кто из них по ходу сражения стал лучшим бойцом?
– Понятно.
– А чья молитва была горячее? Когда задача невыполнима, а не выполнить её нельзя, молитва становится такой сильной, какой не может быть ни при каких иных обстоятельствах. А в итоге перед святыми людьми на Небе склоняются ангелы, не говоря уже про драконов.
– Такого гимна человеку я ещё ни от кого не слышал.
– И вряд ли услышишь от кого-нибудь, кроме дракона. Сами люди больше склонны сетовать на своё несовершенство, на ограниченность своих способностей, на свою хрупкость и уязвимость. Даже Богу умудряются претензии предъявлять: почему Ты создал нас такими дурацкими и корявыми? Если Бог совершенен, то почему же мы, Его творения, столь несовершенны? Люди смотрят на себя и качество работы Бога их не впечатляет. Но люди потенциально куда совершеннее ангелов и драконов. История ужасающего падения драконов поучительна прежде всего для людей, нам-то уж поздно делать выводы.
Можно создать существа изначально куда более совершенные, чем человек. Но они окажутся куда более уязвимыми. Можно создать разум на несколько порядков сильнее человеческого, но этот разум, с такой легкостью открывающий дорогу к Богу, в какой-то момент может преградить эту дорогу и вовсе её отрезать. Чем острее меч, тем легче пораниться самому.
– Ты начал рассказывать историю падения драконов, мы отвлеклись.
– Мы не отвлеклись. Зелёные умники споткнулись именно на силе своего разума, то есть на безграничной вере в его силу, а оказалось, что разум может быть куда посильнее, чем у них. Бес легко доказал им, что Бога нет, и они приняли это, как истину, проигнорировав очевидность. Но бес ещё только начал над ними издеваться. Вскоре он так же безупречно доказал им, что Бог на самом деле существует, но Люцифер, поднявший бунт против Бога, был в этом прав, и ему надо подражать всеми возможными способами. А потом доказал, что конфликт между Богом и Люцифером вовсе не был таким уж судьбоносным, просто богов на самом деле очень много.
– И они поверили во все три взаимоисключающих теории одновременно?
– Да, поверили. Не могли не поверить, потому что ни одна из трёх доказательных цепочек беса не содержала логической ошибки.
– Но ведь если доказано, что Бога нет, значит Люцифер не мог отпасть от Бога, и богов не может быть много. Чтобы это понять, достаточно даже моего скудного разума. Как же мог хвалёный сверхразум драконов дать такойсбой?
– Скажи мне, Эврар, турецкий султан может стать римским папой?
– Нет, конечно, это каждому понятно.
– А я легко докажу тебе обратное. Турецкий султан является человеком, каждый человек может стать католиком, каждый католик может стать римским папой, следовательно, турецкий султан может стать римским папой. В этом доказательстве нет логической ошибки, значит ты обязан со мной согласиться, иначе просто опозоришь свой разум.
– Но я всё равно не соглашусь.
– Потому что ты человек, а дракон не может не согласиться с тем, что безупречно доказано. И ведь я привёл очень простенький пример, абывают такие сложные и разветвлённые софизмы, что ты даже их смысла понять не сможешь, а дракон поймёт, и вынужден будет принять, если ошибки нет.
– А у них цепи не начали гореть от необходимости принять одновременно три взаимоисключающие версии реальности?
– Начали, конечно, – улыбнулся Эол. – Но бес предложил им выход. Они пригласили на свои собрания драконов других каст. Черным больше понравился сатанизм, красным – атеизм, зелёные остановились на многобожии.
– Так они начали выбирать теории по принципу «нравится – не нравится»? И где же тут разум?
– Все три версии были доказаны, можно было без ущерба для разума принять любую.
– Но тогда между ними должна была начаться война, в которой каждый отстаивал бы свою «правоту».
– Бес и тут не растерялся. Он предложил им терпимое отношение к чужим убеждениям. Дескать, каждый верит, во что хочет.
– Вот и появилось слово «верит».
– У драконов оно имеет несколько иной смысл. «Я могу доказать, что я прав, но не могу доказать, что мой оппонент не прав, в это я уже просто верю». Или даже так: «Я принимаю эту версию, а другие принимают другие версии, кто из нас прав – недоказуемо в принципе». Получила распространение теория об относительности истины. Дескать, абсолютной истины либо не существует, либо она принципиально недостижима.
– Но ведь это признание поражения разума в поисках истины, это признание бессилия разума.
– Даже человек это понимает, – грустно сказал Эол. – Если делать ставку на один только разум, это в конечном итогеприведёт к поражению разума, и к неизбежному признанию этого поражения, и к сознательному игнорированию данных разума. Падшие касты стали вызывающе иррациональны именно потому что они опирались только на разум. Человек в решающий момент духовного выбора может опираться на своё чувство Бога, он может довериться своей жажде Бога, вообще не думая о том, насколько это разумно, а в конечном итоге это будет максимально разумно.
Человек может рассуждать так: «Мне с Богом хорошо, а без Бога плохо». Этот подход может показаться чисто эмоциональным, то есть нерациональным. Но нет. Это духовный подход. И выведет он именно туда, куда вывел бы разум, будь он на несколько порядков сильнее. Один человеческий мудрец сказал: «Если будет доказано, что Истина не в Христе, я предпочту остаться со Христом, а не с Истиной». Как мог очень умный человек заявить о своей готовности отречься от разума ради Христа? Но он фактически сказал о том, что его любовь ко Христу не имеет отношения к данным разума. И вот такого мудреца никакими софизмами с пути не собьёшь. Именно этот на первый взгляд иррациональный подход, помогает человеку сохранить и укрепить свой разум. А чрезмерное упование на разум ввергает мыслящее существо в такую пучину иррациональности, которая граничит с полным хаосом.
– Ты знаешь, Эол, я насмотрелся на падших драконов. Они не выглядели счастливыми. И то, что они делали, было совершенно деструктивно. Их замысел не мог иметь успеха, он был обречен на провал. Даже моего скудного умишка было достаточно, чтобы это понять. Неужели они, такие умные, не смогли просчитать, что идут по пути, на котором их ждёт поражение?
– Не знаю. Я здесь для того, чтобы всё тебе объяснить, но этого я не знаю. Мне не дано понять, как функционирует обезбоженный разум дракона, ангела или человека. Ясно, что если отпасть от Источника жизни, начинается распад. У существа, которое отреклось от Бога, ослабляются все способности, включая интеллектуальные, но способности не исчезают, и очень трудно судить, до какой степени и в чем они ослабляются. Ты можешь понять, почему Люцифер поднял бунт против Бога? Что, последствий не мог просчитать? Люцифер был совершеннейшим Божьим творением, сила его разума была такова, что по сравнению с ним даже я – слепой котенок. Ну ведь должен же он был понимать, что без Бога он обречен на страдания. Почему же не понимал? Не знаю. Сожалел ли он когда-нибудь о своём бунте? Нам не дано обэтом судить. Не только тебе, но и мне недоступен разум высшего ангела, первого после Бога. Я не могу судить даже о том, что стало с разумом моих падших братьев, когда они встали на путь столь очевидно деструктивный. Я видел потом, что они в значительной мере сохранили свои интеллектуальные сверхспособности. Но они стали похожи на лучших в мире математиков, которые постоянно делают арифметические ошибки, за которые и первокласснику поставили бы двойку. Грех – что-то вроде вируса, который разрушает связи внутри личности. Как это происходит, нам не дано судить в деталях. Личность, даже человеческая – очень сложная штука, не говоря уже о драконах.
В итоге, красная, черная и зелёная касты полностью отпали от Бога. И серые примкнули к ним полностью. Падение ангелов было не таким. Там раскол прошёл по вертикали. И среди падших, и среди верных были представители всех девяти чинов ангельских. Мир драконов раскололся по горизонтали. Из высших каст никто не отпал, низшие отпали полностью.
– Почему так?
– Драконьи касты священнослужителей, грубо говоря, добывали благодать для остальных драконов. Только они могли летать, опираясь на энергии Бога, только они могли аккумулировать эти энергии и в концентрированном виде передавать другим кастам. Границы между драконьими кастами никогда не были непроницаемы. «Цвет» дракона мог начать изменяться на «высший», для этого надо было усиленно молиться, что было предписано всем драконам без исключения, и все драконы прекрасно понимали необходимость непрерывной молитвы, так что красные, черные, зеленые и серые по определению не были иждивенцами, вынужденными получать энергию «сверху». Но личностный рост может быть только добровольным, а вот этой добровольности постепенно не стало. Переходы в высшие касты прекратились, каждый предпочитал оставаться на своём месте, всех всё устраивало.
Разумеется, касты священнослужителей обратили на это внимание, как на очень тревожную тенденцию. Но что тут можно было сделать? Каждый дракон – сам себе мир. Красного дракона нельзя упрекнуть в том, что он предпочитает оставаться красным, и это вовсе не трагедия. Трагедия обозначилась тогда, когда переходы в высшие касты прекратились полностью, то есть прекратился внутренний рост. И вот тогда появился бес со своей логикой. И наши братья ничего не могли ему противопоставить, потому что привыкли получать благодать сверху, своей-то никто из них не имел. И тогда бес внушил им, что благодать для жизни не нужна вообще, что без неё только первое время будет трудно, а потом станет даже лучше, потому что они получат независимость от высших каст, а выше свободы нет ничего. И ни один дракон из красных, черных, зелёных и серых не имел что этому противопоставить. Отпали все.
– А серебристые и золотые за всем этим равнодушно наблюдали?
– Не вмешиваться, ещё не значит быть равнодушным. Драконы-священнослужители испытывали тогда такую скорбь, какой от сотворения мира не знал ни один дракон. В дубраву, конечно, ходили, с отступниками разговаривали. Отступники с ехидными мордами изложили нам свои новейшие теории и спросили, в чём тут ошибка? Мы не нашли ошибки. Мы ничего не ответили. И молча покинули своих падших братьев.
– Почему же вы сами не отпали? Почему не приняли предложенную логику, если нашли её безупречной?
– Серебристые и золотые драконы жили в благодати, то есть имели опыт непосредственного богообщения, насколько это вообще возможно в пределах материального мира. Другие касты получали благодать, как нечто внешнее и не вполне понятное. Так может получить кусок хлеба человек, представления не имеющий, откуда берётся хлеб, и что это вообще такое. Для нас энергии Бога были естественной средой обитания, мы не представляли себе жизни вне этой среды. Для нас отпасть, означало просто умереть от голода. Хотя не в том, конечно, дело. Мы любили Бога как Того, Кого знали, а не как Того, о Ком нам рассказывали. Представители высших драконьих каст – такой же воплощённый разум, как и остальные. Мы не можем не признавать того, что доказано. Но сам опыт нашей жизни, сама наша природа опровергала то, что нам доказали. Что ты будешь делать, если тебе докажут, что тебя просто не может существовать?
– Я-то, положим, просто плюну на эти доказательства.
– Вот именно. По-человечески ты будешь очень даже прав. Но дракон так не может. Мы просто не в состоянии игнорировать данные разума. И не в состоянии игнорировать опыт жизни в Боге. Нет, мы не отпали бы от Бога, но это неустранимое противоречие должно было бы нас уничтожить.Серебристыеи золотые драконы разбрелись по своим пещерам и на глаза друг другу не показывались. Потому что не имели сил смотреть друг другу в глаза. По всему было похоже, что никто из нас так и не выйдет из пещер до самой смерти. И умереть мы должны были сломленными. Не отпавшими от Бога, нет, но всё же переставшими быть Божьми слугами.
– Но ведь вы нашли выход?
– Выход подсказал я. И только благодаря тому, что я уже не первое столетие изучал людей. Конечно, я не принял человеческого способа мышления, но знал о нём уже достаточно. Вот уж не думал, что это может пригодиться драконам. А пригодилось. Собрав всех братьев, я предложил чисто человеческий выход. Хотя мне, младшему из диаконов, в присутствии высших золотых вообще не подобало говорить, но я дерзнул:
– Мы должны совершить богослужение, – насколько смог уверенно сказал я.
– Это невозможно, – тяжело вздохнул старейший золотой дракон. – С нами нет наших братьев. В богослужении больше нет смысла.
– Смысл богослужения в служении Богу. Мы должны погрузиться в благодать не ради братьев, а ради Бога.
– Путь к Богу указывал нам разум. Наш разум потерпел поражение. Путь к Богу теперь перекрыт для нас.
– Мы должны отречься от разума.
Если бы на каждого из наших драконов вдруг обрушилась скала весом с него самого, они и то не были бы настолько ошарашены, как услышав эти слова. Над собранием повисло долгое тягостное молчание. Люди сказали бы человеку, брякнувшему нечто столь же несусветное: «Что за глупость», «Ты сошёл с ума» или нечто в том же роде. Но каждый дракон знает, что ни один из нас не может что-то сказать, основательно не подумав. Дракон просто не в состоянии сказать глупость, даже если ошибается. Драконьи ошибки очень умные. Но мои слова так явно выступали за границы обычного мышления драконов, что братья просто не знали, как на них реагировать. Наконец старейший золотой сказал:
– Крылья отваляться. Дракон это и есть разум. Ты предлагаешь нам покончить самоубийством.
– Я предлагаю убить в себе то, что перекрывает путь к Богу. Между разумом и Богом возникло противоречие. Из-за этого противоречия наши братья отказались от Бога. Я предлагаю отказаться от разума. Есть третий вариант?
– Третий вариант – умереть.
– И кто из нас предлагает самоубийство?
Драконы обычно немногословны. Мы не озвучиваем очевидного. Дракон в разговоре с другим драконом, сделав утверждение, не произносит выводов, потому что они и так понятны. Мы просто даём друг другу время самостоятельно пройтись по той логической цепочке, которую имели ввиду. Так что все молчали. Не надо было и объяснять, что во время богослужения мы не просто питаем братьев благодатью, мы на них опираемся. Драконий богослужебный конус совершенен, обрубок этого конуса будет уродлив, а всё добровольно уродливое – богопротивно. Богослужение есть путь к гармонии, а совершать его в состоянии внутреннего конфликта, значит едва ли не отрицать его смысл. Мы были не способны тогда на чистую молитву, а без неё полёт невозможен. Но мы понимали, что умрём без Бога. И страшно было не то, что умрём, а то, что без Бога. Могли ли дети неба позволить себе передохнуть, словно динозавры?
Всё это было понятно каждому из нас. Тут нечего было озвучивать. Молчание над нашим собранием висело бесконечно долго. Наступила ночь. Наконец старейший золотой дракон взлетел и сразу же устремился ввысь. За ним, не торопясь, поднялись все золотые, и за ними, так же не торопясь, с интервалами, все серебристые. Мы начали богослужение.
Это было самое тяжёлое богослужение в моей жизни. Мне казалось, что я и в воздухе-то держаться не могу, куда уж растворятся в благодати. Молитва совсем не шла, сознание соскальзывало в отчаянье. Я видел, как даже золотые совершают движения столь некрасивые, что за такие раньше и серых бы упрекнули. Боль заполняла всего меня, но сквозь её муть всё же проскальзывали искорки молитвы. Драконы никогда не кричат, тем более разговаривая с Богом, а тут я закричал, и этот крик был молитвой, и эта молитва была криком. Я видел и понимал, что братьям вокруг меня так же тяжело. Мы напоминали ощипанных куриц, которые пытались изображать из себя лебедей. На вершине нашего конуса золотистое свечение божественных энергий едва разгорелось и пошло в серебристым. Мы даже не полностью его впитали, а сами не смогли аккумулировать ни кванта благодати. Закончив богослужение, мы молча разбрелись по пещерам, лишь кто-то из драконов буркнул: «Летающие динозавры…».
Я всю ночь не спал, но никакие мысли меня не одолевали. Я прислушивался к своему сердцу, там был полный разлад. Драконий мир рухнул, мы переживали страшную трагедию. Никто не знал, чем может стать этот огрызок драконьего мира, который мы теперь являли собой. Я пытался молиться, и моя молитва была совсем не такой, как раньше. В ней не было лёгкости полёта. Произнося слова, обращённые к Господу, я словно выбирался из-под завала камней, которые обрушились на меня и погребли навсегда, а у меня не было сил выбраться, но я всё-таки пытался. Это была молитва бессилия, обращённая ко всесилию Божьему. Главным чувством этой молитвы стал нестерпимый стыд перед Богом. И я почувствовал, что такая молитва угодна Богу.
На смену полной растерянности пришло понимание неосуществимости той задачи, которая перед нами стояла. И это было замечательно, потому что теперь мы имели задачу. Мы не могли восстановить гармонию драконьего мира в его маленькой составной части. Но мы должны были это сделать. Мы не могли восстановить гармонию с Богом, потому что дракон все задачи решает через разум, а разум наш находился в состоянии ужасающей дисгармонии. Но мы должны были это сделать. Позорный провал первого богослужения убедил нас в том, что мы больше не можем совершать богослужения. Но мы должны были это сделать. А значит нам было для чего жить. А значит мы будем жить и пробиваться к Богу вопреки всему и несмотря ни на что.
