Сергей Юрьевич Катканов
Некоторые подробности из жизни драконов
– А что такое, по-твоему, дракон? Главное в драконе не умение летать и даже не способность извергать пламя. Древнегреческое слово «дракон» происходит от глагола означающего «пристально смотреть». Главное в драконе – его взгляд. Драконы видят лучше, чем любое другое живое существо, а кроме того, обладают врождённой способностью к гипнозу. Своим взглядом дракон может воздействовать на огромные массы людей, заставляя их хоть смеяться, хоть плакать,хоть дружно броситься в море. Настоящие драконы никогда не лезли к людям и такого рода экспериментов на людях не ставили. Падшие драконы, к счастью, утратили значительную часть своих способностей, но и того, что они сохранили, было вполне достаточно для того, чтобы любого человека сломать через колено. Драконий гипноз куда страшнее драконьего огня.
– Девушек драконы тоже гипнотизировали? – немного игриво спросил Эврар.
– Могли, когда хотели, – вполне серьёзно ответил Эол. – А хотели довольно часто.
– Этого я тоже никогда не понимал. О драконах часто пишут, как о похитителях красавиц. Иногда драконы требовали красивых девушек в качестве дани. Понятно, что это делали только падшие драконы, но зачем им это было надо? Всё-таки дракон и человек так сильно отличаются, что женщина в обычном смысле вряд ли может интересовать дракона.
– Ты цветы любишь? – спросил Эол, явно уже зная ответ.
– Да, очень люблю. Я как-то подумал, что некрасивых цветов не бывает. Ведь все цветы созданы Богом. Каждый цветок воплощает божественную гармонию.
– А букеты рвал, домой приносил?
– Да…
– Зачем?
– Ну… Чтобы любоваться ими.
– А ты не мог любоваться ими там, где они растут? Тебя не смущало, что ты убивал цветы ради того, чтобы принести домой? Так же можно увидеть на улице красивую девушку, убить её, принести к себе домой, чтобы некоторое время на неё любоваться, пока не начнёт терять вид, а потом выбросить.
– Но ведь цветы – не разумные существа.
– Ты уверен? Ты исследовал этот вопрос? Если разум цветка не доступен человеку, это не значит, что цветок не разумен. Я как-то читал книгу – «Разум цветов». Рекомендую.
– Но это же не в человеческом смысле разум.
– Человеческий разум тоже совершенно не в драконьем смысле. Дракону не легче обнаружить разум в девушке, чем тебе в цветке. Я всю жизнь занимался людьми, но это исключение, а большинство драконов, пытаясь обнаружить к человеке разум, просто не находят, с чем тут можно вступить в контакт.
– Но у нас есть обычай дарить девушкам цветы, это наша культура.
– А у драконов есть обычай, чтобы им дарили девушек, это их культура. Пойми правильно, я не оправдываю засранцев из своего племени, просто пытаюсь объяснить тебе их логику. Увлечение драконов девушками имеет ту же природу, что и увлечение драконов драгоценностями. Это стремление к красоте. Ты удивляешься, зачем дракону красавица, что он будет с ней делать? Да то же самое, что ты с букетом у себя дома. Любоваться.
Нормальный дракон будет любоваться девушкой в её естественной среде, там, где она живёт, как правило, с большого расстояния, так что девушка и не узнает об этом. Так можно любоваться цветком в поле без мысли его сорвать. Настоящий дракон ценит все проявления жизни, потому, что жизнь создана Богом, и все её проявления прекрасны. Мысль о том, чтобы сорвать цветок или забрать девушку себе для дракона не просто противоестественна, она кощунственна, потому что это презрение к творениям Божиим, а значит и к Самому Богу. Отпавшие от Бога драконы презирают жизнь, презирают Божьи творения, им нет никакого дела до их судьбы. Они похищают девушек или требуют их себе совершенно не думая о том, что в драконьей пещере девушка жить не может, она неизбежно умрёт. Их это заботит не больше, чем тебя судьба увядшего букета. Ты станешь лить слёзы по поводу смерти цветов в вазе? Ты просто подумаешь о том, что пора бы этот веник отнести на помойку, да свежих цветов нарвать.
– Но ведь и в поле цветы всё равно завяли бы.
– Так ведь и девушки всё равно умерли бы. Но в свой срок, а не в исполнение чьей-либо прихоти. Падшие драконы такие же эстеты, какими были до падения, но это презрительные эстеты. Они всё так же тянуться к красоте, но теперь они её презирают. Им безразлична судьба красоты, им даже нравится её топтать, разрушать, уничтожать, но в мире, где нет ничего красивого, они не смогли бы жить. Это сущностный тупик. Змея, пожирающая свой хвост.
– Я и сам теперь чувствую себя маньяком по отношению к цветам. Не столько, впрочем, чувствую, сколько понимаю это. А чувствую я по-прежнему то, что букет в вазе на столе – это очень хорошо.
– Конечно, ты не маньяк. Я немного сгустил краски, чтобы ты смог лучше понять характер драконьих заморочек. И хотя культура падших людей порою, действительно, очень напоминает культуру падших драконов, но разница всё же есть и существенная. Человек, чтобы жить, вынужден убивать. Он убивает зверей, чтобы добыть мясо для пищи, а шкуры для одежды…
– Вегетарианцы любят об этом поговорить.
– Пусть они развернут свою проповедь вегетарианства среди северных народов, где единственная доступная пища – животного происхождения, а единственный доступный материал, из которого можно сделать одежду – шкуры животных. И пещерные люди не от хорошей жизни начали охотиться на мамонтов. Растительной пищей не наедались, её не хватало. Да и в любом случае человек вынужден убивать как минимум растения. Чтобы построить дом, надо срубить много деревьев, а ведь они живые. И лён убивают, чтобы сделать льняную ткань. Поэтому и цветы в вазе не шокируют человека. Это всё в рамках обычной человеческой жизни.
Но дракон для жизни убивать отнюдь не вынужден. Ему практически не нужна пища, он создан для того, чтобы питаться энергиями Бога. Ему не нужна одежда, он хорошо одет с рождения. Дракон не строит жилища, пещер хватает, и они нас вполне устраивают. Дракон не создан для убийства, и если он всё-таки убивает, значит таков его добровольный выбор. Дракон убивает из ненависти, из презрения, ради удовлетворения своих низменных страстей. Поэтому любой убивающий дракон гораздо ужаснее, чем убивающий человек. Человеку достаточно быть умеренным, когда он прерывает чью-то жизнь – бери в природе, сколько тебе надо, не больше. Дракон, хоть что-то берущий в природе – уже чудовище. Драконы созданы для неба, им незачем появляться среди людей. Если человек видит дракона, то может не сомневаться, что это страшное существо.
– Но вот я вижу тебя.
– Наша встреча – исключение из всех правил. Ты видишь последнего дракона на земле, который к тому же скоро умрёт. Уже можно.
– А ты встречался раньше с красивыми девушками? Ну… из своих чисто эстетических драконьих соображений.
– Встречался… – Эол тяжело вздохнул. – Я любил одну девушку. И сейчас люблю. И буду любить всегда. Не закатывай глазки, Эврар и избавь меня от неуместной иронии. Любовь дракона не имеет ничего общего с обычной человеческой влюблённостью. Это не просто эстетство. Это сложнее. Но любовь дракона всегда чиста. И всегда трагична.
– Кем же была эта девушка? – очень серьёзно спросил Эврар.
– Ты её знаешь. Во всяком случае, ты знаешь о ней. Это императрица Иоланда.
– А как вы познакомились?
– Как может познакомиться дракон?.. Я её увидел. И если бы ты только знал, что значит для дракона слово «увидел». Если собрать вместе все смысловые оттенки, которые имеет это слово во всех человеческих языках, мы всё равно не сможем приблизится к смыслу того, о чем я говорю. Я что-то мог бы объяснить на древнем драконьем языке, но он для тебя недоступен. «Увидеть» для дракона означает примерно постичь, познать, вместить в свою душу, точнее – сделать частью своей души. Человек часто видит то, что хочет видеть, зрение человека создаёт мир иллюзий, в котором он и проводит свою жизнь. Дракон видит самую суть того, на что обращён его взгляд. Дракон видит глубинный смысл и одновременно воспринимает все оттенки этого смысла. Тогда я впервые увидел, насколько прекрасной может быть человеческая душа, и всё моё существо содрогнулось от чувства недоступности этой красоты.
Я был ещё совсем маленьким, гулял по нашему саду и вдруг увидел, что воздух передо мной как бы задрожал. Мне стало любопытно, я присмотрелся, дрожащий воздух довольно быстро обрёл правильную прямоугольную форму, внутри которой появился зелёный цвет. Там постепенно рождалась какая-то картина, и вскоре я увидел деревья с зелёной листвой, такой же, как в мире, где жили динозавры. Впрочем, листва была не совсем такая, а деревья росли гораздо плотнее. Это был густой лес. Я подумал о том, что в таком лесу совершенно невозможно ходить, но потом увидел меж деревьев тропинку. По тропинке шла маленькая девочка. Она была такая хорошенькая, такая симпатичная, что я, и сам тогда ещё ребёнок, сразу весело закричал: «Девочка, давай играть!». Но девочка, похоже, меня не слышала. И вскоре я понял, что она находится не здесь, а где-то в другом месте. И тогда я стал просто за ней наблюдать. Никогда в жизни я ещё не видел людей, тем более маленьких, так что мне было очень интересно. Походка девочки была упругой, бодрой и жизнерадостной. Белые волосы убраны в хорошенькие хвостики, которые весело подпрыгивали при ходьбе. Я попытался заглянуть в её глаза и поначалу не был впечатлён, ведь я привык к огромным глазам драконов, в которых можно увидеть множество оттенков настроения, а глаза девочки были совсем небольшими и читать в них было затруднительно. Лишь потом я узнал, что по человеческим меркам глаза девочки были огромными. Но вот изображение как бы приблизилось, и я увидел лицо девочки крупным кланом. Впечатление было потрясающим. На лицах папы и мамы имели значение только глаза, всё остальное ничего не выражало, а у девочки всё лицо было подвижным, во всём было настроение. Особенно мне понравились губы, ярко красные, как рубин, но немного в другом роде. И эти губы улыбались, передавая удивительно чистую радость, какую я и сам тогда почувствовал. А зубки были маленькие, аккуратненькие, совсем не похожиена драконьи. Они тоже напоминали драгоценные камни, но я таких ещё не видел. Ещё мне понравилась кожа девочки, она напоминала спелый плод из нашего сада, мне даже захотелось укусить её за щёчку. И я подумал, что поэтому, наверное, мне и нельзя с ней играть, не удержусь ещё и укушу, а зубки-то у меня не как у неё. Длинненькие и остренькие. Драконьи зубки. И тогда я понял, что эта девочка существует для того, чтобы ею любоваться. Я сразу увидел, что её душа так же прекрасна, как и её личико, чувства девочки были чистыми, ясными, прозрачными, словно хрустальными, они так дивно отражались на её лице, что меня это просто заворожило.
А потом на её душу набежало темное облачко. Она шла по дороге давно и, видимо, очень устала. Мне стало жалко девочку. Она легла на придорожный мох и закрыла глазки. Видимо, уснула. Потом изображение исчезло. Я так и не узнал, чем всё закончилось.
Как мне захотелось тогда летать, и чтобы девочка обязательно это увидела, так же, как я её видел. Я ведь тоже довольно симпатичный дракончик. Серебристый, глазастый. И я бы ей, наверное, тоже понравился, как и она мне.
Когда прилетели родители, я первым делом рассказал о том, что увидел, а потом спросил:
– Что это за штука такая, которая показывает то, чего нет в нашем саду?
– Это телевизор, – ответил папа. –Он появляется, когда захочет, и показывает, что захочет. Но он никогда и ничего не показывает случайно.
В папиных глазах я уловил печаль и напряжённую работу мысли, но не придал этому значения.
– А можно мне увидеться с этой девочкой?
– Боюсь, что это невозможно, сынок. Телевизор работает вне времени. То, что ты видел, могло происходить тысячу лет назад, а может быть, ещё только произойдёт через тысячу лет. К тому же в нашем мире нет людей. Эта девочка из другого мира.
– Но ведь это же была встреча, а встреча должна что-то значить.
– Конечно, сынок, случайных встреч не бывает. Видимо, твой жизненный путь будет как-то связан с людьми, – папа тяжело вздохнул.
– Но это же замечательно. Ведь девочка прекрасна, значит и другие люди тоже прекрасны.
– Не все люди прекрасны, но дело даже не в этом. Люди и драконы очень разные, поэтому мы и живём в разных мирах. Если всё нормально, наши миры не должны пересекаться, это не пойдёт на пользу ни драконам, ни людям. Конечно, мы много знаем про людей, они про нас тоже знают, хотя и не так много. Но встречаться нам не стоит.
– Но почему?
– Потому что несочетаемое не должно сочетаться. Человек никогда не поймёт дракона, да полаю, что и дракон никогда не поймёт человека, хотя драконы понимают всё на свете, но природа человека слишком отличается от нашей, у них всё другое. У них, например, совершенно другие представления о красоте.
– У них красивая красота.
– Ты почувствовал красоту этой девочки? Она привела тебя в восхищение?
– Да, – блаженно улыбнулся Эол.
– Значит, это путь. Честно скажу, сынок, меня это не радует и даже немного пугает. Ты знаешь, что я – диакон Церкви драконов. Быть драконьим диаконом – это путь. И это понятный путь. Я надеялся, что ты пойдёшь за мной по этому пути, и я передам тебе свой опыт, накопленный за несколько столетий. Если же твой путь будет связан с людьми, я ничего не смогу тебе передать. Может быть, стена между нами и не вырастет, но мы будем жить как бы в разных мирах. Но я не был бы диаконом, если бы спорил с Богом. Я благословлю тебя на любой путь, сынок, если так будет угодно Господу. Пусти-ка меня ненадолго в своё сознание, хочу посмотреть на твою красавицу.
Папа посмотрел мои воспоминания и грустно сказал:
– На мой взгляд – ничего особенного, но сейчас имеет значение только твой взгляд. Я почувствовал, что этот образ уже стал частью твоей души. Теперь это не просто то, что у тебя есть, это часть тебя самого. Я постараюсь найти эту девочку, она, вероятнее всего, где-то в малых мирах.
Дракону не надо летать, чтобы кого-то найти, он умеет смотреть на расстоянии, если надо, то и на тысячи километров, и границы миров не являются для дракона препятствием, кроме того, он умеет видеть сквозь время. Лишь в будущее драконьего мира ни один дракон никогда не станет заглядывать, это считается неразумным и в некотором смысле бестактным, а будущее других миров он может читать, как открытую книгу. Впрочем, её надо уметь читать, это не так просто, и драконы этому подолгу учатся. Через некоторое время папа сказал мне:
– Нашёл я твою девочку. Она в одном из малых миров. Но я видел её в будущем. До её рождения ещё без малого двести лет. Потом ты сможешь увидеть её в реальном времени, а до тех пор только если телевизор захочет тебе её показать. Впрочем, с годами ты научишься заглядывать в будущее других миров, так что, если захочешь, сможешь просмотреть всю её жизнь. А теперь скажи мне, каковы твои планы на ближайшие 200 лет?
– Я пока ещё не умею заглядывать так далеко, – смущённо промолвил Эол, – но на ближайшие полвека мне всё уже понятно. Я должен стать драконьим диаконом. Ведь если я не стану достойным представителем своей касты, то я и настоящим драконом не стану. А с людьми я могу вступить в контакт только в качестве дракона, то есть для начала мне надо стать настоящим драконом.
– Мудрец ты мой маленький, – нежно промолвил папа. – Я думал, что твой путь будет гораздо проще моего, но оказалось, что он будет гораздо сложнее. Но на своём очень сложном пути ты станешь гораздо мудрее меня.
Я ответил папе только глазами.
***
– Пора учиться летать, сынок, – сказал папа. – Поднимись в воздух.
– Но я не умею.
– Забудь о том, что не умеешь, и ты полетишь.
Эол начал отчаянно бить крыльями и действительно поднялся в воздух. Впечатление было потрясающим. Но вскоре он шлёпнулся на землю и виновато посмотрел на папу.
– Всё хорошо, сынок.
Папа дал Эолу несколько советов по поводу того, какие движения надо совершать крыльями, и в следующий раз Эол продержался в воздухе гораздо дольше. За этим последовало ещё несколько опытов, его время пребывания в воздухе всё увеличивалось.
– Молодец. Ты научился отталкиваться от воздуха. Но от воздуха можно и не отталкиваться, по нему можно просто скользить, для этого надо поймать воздушный поток. Полетим выше. Не бойся. Я полечу под тобой, так что если и упадёшь, то мне на спину.
Они поднялись над горами. Эолу не пришлось объяснять, что такое воздушные потоки, он их хорошо чувствовал, он с ними как бы разговаривал и вскоре научился дружить. Воздушные потоки как будто сами подсказывали ему, как в них вписаться, как на них опираться, как по ним скользить. Падать на папу, который всегда был под ним, не пришлось ни разу.
Через неделю Эол считал себя уже великим летуном, но папа сказалему:
– Ты научился опираться на воздух, но так умеют летать и птицы, это ещё не полёт дракона.
– Но на что же ещё опираться, кроме воздуха? На высотебольше ничего нет.
На высоте ещё много всего. Надо научиться опираться на свет. Потоков света на высоте больше, чем потоков воздуха. Скользить по лучу света гораздо легче, чем по воздушному потоку, только научиться этому гораздо сложнее.
– Но ведь ночью это умение бесполезно.
– Ночью светят луна и звёзды, они дают достаточно света для полёта.
– А если небо затянуто облаками?
– Выше облаков ты без труда заберёшься по воздуху, а там погрузишься в свет.
– Но свет всегда вокруг меня, почему же мои крылья на него не опираются?
– Потому что ты не обращаешь внимания на свет, ты поглощён диалогом с воздухом. А ты акцентируй своё внимание на свете, поговори с ним, и тогда он обратит на тебя внимание, и постепенно ты научишьсяслышать голос каждого фотона, прилетевшего от далёкой звезды.
Научиться опираться на свет, действительно, оказалось труднее, чем на воздух, но летать сразу стало гораздо легче. Только это искусство пришлось очень долго совершенствовать. Оказалось, что свет не просто льётся с неба, на земле есть много отражающих поверхностей, которые создают свои световые потоки различной интенсивности, но различить эти потоки было сложно даже драконьим взглядом, а использовать для полета ещё труднее. Чтобы лететь, опираясь на фотоны, надо было держать в сознании одновременно всю сложную картину световых потоков на много километров вокруг. Летать прямо по ярким солнечным лучам было невозможно, во всяком случае, очень болезненно, приходилось перескакивать с отражения на отражение, и поначалу это напоминало езду по ухабам, только челюсти щёлкали, но постепенно он научился плавно переходить с луча на луч. Ночные полёты нравились ему больше, скользить по лунному лучу стало его любимым занятием.
Постепенно его крылья начали чувствовать фотоны света не хуже, чем гурман чувствует вкус изысканного блюда. Даже в темноте он находил частицы света, на которые мог опираться. Они с ним разговаривали, и он им отвечал. Конечно, он не мог их видеть в обычном смысле, но он их видел особым драконьим зрением. Он их понимал. Мир фотонов постепенно стал частью его мира, частью его души. Эол имел пьянящее ощущение перехода на новый уровень бытия. И тогда папа сказал ему, что о полете дракона он по-прежнему не имеет ни малейшего представления.
– Настоящий дракон опирается в полёте не на воздух, но и не на свет, а на энергии Бога, которыми пронизано всё вокруг, но это не всем дано ощущать, – когда папа говорил это, его глаза стали необычными, как будто волшебными. – По воздуху ты сможешь летать несколько часов, причём для этого тебе потребуется большая мускульная сила. Так летают животные. Фотонный полет позволит тебе продержаться над землёй несколько дней. Ты пока этого не можешь, но сможешь со временем, не проблема. Благодатный полет теоретически позволяет вообще не покидать неба, но на это способны только золотые драконы, священники. Я, например, всего лишь диакон и смогу продержаться в небе всего лишь несколько месяцев, потом начну изнемогать и буду вынужден приземлиться. Мой обычный полёт, так чтобы не доводить себя до истощения, исчисляется неделями.
– А мама?
– Она такой же диакон, как и я, мы с ней потому и вместе, что находимся примерно на одном уровне развития. И вместе растем, помогая в этом друг другу. У людей большая разница между мужчинами и женщинами, их природа различна. У драконов разницы между полами почти нет, наших женщин отличают лишь некоторые смысловые оттенки, а сама природа всех драконов, независимо от пола едина. Любой серебристый дракон способен к благодатному полёту и к тому, чтобы в нём совершенствоваться.
– И что для этого нужно?
– Молиться.
– И всё? Но я уже умею молиться.
– Ты пока ещё только умеешь произносить слова молитв. До настоящей молитвы тебе так же далеко, как и до настоящего полета дракона.
– Ты думаешь, я не понимаю смысла молитв? Но я кое-что понимаю. Бог такой… великий, Он такой… добрый. Как же мне не любить Бога?
– Что же дал тебе Бог?
– Он дал мне папу с мамой. Он дал мне любовь между нами. И эти горы, и это небо. А ещё Он дал мне… Себя. Бог прекрасен. Прекраснее всего на свете. Как же мне не любить Бога?
– Мудрец ты мой маленький… Ты гораздо ближе к настоящей молитве, чем я думал.
– Чего же мне не хватает?
– Сосредоточенности. Ты научился растворяться в воздухе. Ты научился растворяться в свете. Научись растворятся в Боге, и ты полетишь, как настоящий дракон. Забудь о воздухе, о свете, забудь обо всем, кроме Бога. Растворись в любви Бога, и ты почувствуешь себя в море божественных энергий и легко поплывёшь по этому морю.
– Если плыть по морю божественных энергий легко, то почему же ты через несколько месяцев полёта устаёшь?
– В том проявляется моё несовершенство. Сосредоточенность на Боге требует напряжения, а напряжение вызывает усталость. Если бы я могполностью, без напряжения, раствориться в Боге… Это возможно. Но это следующий уровень бытия.
Эолу показалось, что он стоитна пороге невиданного и неслыханного счастья, на пороге Божьих обителей, и вскоре оказалось, что это так и есть на самом деле. Теперь папа был для него не только летным инструктором, но и наставником в молитве, что, впрочем, было одно и то же. Эол рассказывал ему, как он молится, а папа говорил, что надо усилить, что исправить, а от чего воздержаться. Эол постепенно постигал премудрости молитвы, но это была уже не технология, как с воздухом и светом, это была премудрость любви. Чем больше Эол любил Бога, тем лучше он летал. Чистый полет дракона – это чистая молитва. Теперь Эол понял папу, говорившего, что молитва может довести до полного изнеможения. Молитва дарует силу, но на то, чтобы получить эту силу, он тоже расходовал силу, иногда баланс получался не в его пользу, он плавно скользил к земле, опираясь только на воздух, даже фотонов не чувствуя.
Постепенно он понял, в чем дело. Дело было в притяжении земли. Он слишком многое любил на земле. Любил лазурит гор, любил яркуюжелтизну травы, любил драгоценные камни в самоцветной речке. Всё это можно было любить, ничего плохого тут не было, но он хотел всё это поскорее увидеть и уставал, пытаясь удержать мысли в Боге. Он хотел просто поболтать с папой и мамой, хотел полюбоваться их удивительными глазами, и это влекло его от Бога, и он тратил силы на обретение сил, и тратил он больше, чем получал.
Вот этого Эол никак не мог понять, а папа, видимо, понимал, но почему-то не хотел объяснить: Бог хочет, чтобы он любил родителей, этим он выполняет Божью волю, так почему же любовь к родителям отвлекает его от Бога? Он быстро понял, что между Богом и родителями нельзя выбирать, такой выбор Бог не благословит, но на деле приходилось выбирать, потому что любовь к родителям мешала ему приблизиться к Богу. Он не знал, как понять это противоречие. А потом вдруг понял, точнее – почувствовал.
Любовь должна быть цельной и единой. Родителей надо любить в Боге, и его чувства к ним должны быть чувствами к Богу. Мысль о том, как он счастлив, что у него такие папа и мама, должна быть мыслью о Боге, должна стать бесконечной благодарностью Ему, а то, что нельзя любить одновременно с Богом, должно исчезнуть из души. Только оказалось, что всё, кроме излишеств, можно любить в Боге, пребывая в безбрежном океане благодати. И горы, и деревья, и плоды на деревьях можно любить, пребывая в Боге, и тогда уже ничто не разлучает с Богом, а только приближает к Нему, потому что всё – Божье. Это было потрясающее ощущение полноты бытия, дававшее настоящий полёт дракона.
Однажды Эол во время полёта ощутил такую радость, переполнявшую его до краёв, что он вдохнул полной грудью, выдохнул и увидел, что изверг струю чудесного золотистого пламени. Это были энергии Бога, которых он вобрал в себя столько, что они буквально изливались из него. Теперь он дышал Богом в самом прямом смысле. Пламя его было ещё довольно жиденьким по сравнению с тем, которым обдавали его родители, и оно исчезло за секунду, но оно уже появилось, он вобрал в себя благодати больше, чем было необходимо для того, чтобы лететь.
Эол понимал, что этот его полёт, по сравнению с тем, на который способен дракон, это всё равно что первые, робкие шаги малыша по сравнению с поступью опытного путника. Но путь самосовершенствования, самореализации, приближения к Богу он видел так ясно, как будто враз ощутил всю свою судьбу.
Он выучился летать по воздуху за неделю. Летать в свете он научилсяза год. На то, чтобы постичь азы полёта в Боге ушло десять лет. Он повзрослел. Драконы взрослеют быстро, а впереди у них ещё сотни лет зрелой жизни.
И вот папа и мама впервые взяли его на богослужение. И он впервые увидел других драконов. Место, куда они прибыли, было своего рода драконьей столицей, впрочем, совершенно непохожей на человеческие города. Здесь не было ни домов, ни дворцов. В самой глубине драконьих гор, куда никто и никогда не сможет попасть из другого мира, была большая площадь, на которой почти ничего не было, лишь немного низких гор, больше напоминавших холмы, испещрённые пещерами. Это были своего рода гостиницы, где останавливались прилетевшие сюда драконы. Эола больше всего поразило то, что эти холмы с пещерами были разного цвета. Красные, зелёные, черные, серые, и, конечно, лазурные, и даже золотые, их, впрочем, было мало. Это разноцветье совершенно не создавало ощущения пестроты, пригорки разного цвета расположились так, чтобы их цвет хорошо гармонировал ссоседними и вместе они создавали утончённую, изысканную картину, выполненную с безупречным вкусом.
Деревьев здесь было не много, но всё-таки они были, и тоже с листвой разного цвета. И жёлтые, как у них дома, и зелёные, уже привычные Эолу, и красные, и ещё много какие. Здесь была даже роща из огромных зелёных деревьев, Эол сразу понял, что это дубы.
Драконов здесь тоже было много, и они тоже были разноцветными. Над площадью они почему-то не летали, а степенно расхаживали меж пригорками, то и дело исчезая в пещерах.
– Папа, а зачем здесь вообще пещеры, – спросил Эол. – Не думаю, что драконов так сильно утомил перелёт, и вряд ли они нуждаются в отдыхе перед богослужением.
– Конечно, не нуждаются. Но перед богослужением им необходимо уединение. Драконы, конечно, встречаются друг с другом, но чаще всего – телепатически. Встречаются и лично, но не часто, так что к обилию себе подобных никто из нас не привык, от этого мысли начинают разбегаться, а перед богослужениемнадо сосредоточиться. Драконы любят друг друга и встречам очень рады, но никто из них не забывает, что главная цель, с которой они сюда прилетели – не встречи, а Встреча.
Вообще-то драконы – индивидуалисты, мы живём отдельно друг от друга, но всё наше общество пронизано незримыми нитями вертикальных и горизонтальных связей. Драконий мир – это единое целое, причём великолепно организованное, где у каждого есть строго определённое место, и ни один дракон ни на миг не забывает о своём долге перед собратьями.
– Расскажи о драконьих кастах. В чём их смысл?
– В разделении обязанностей. Драконы от рождения разные, их способности различны, поэтому и обязанности тоже различны. Золотые и серебристые драконы принадлежат к высшим кастам, это священники и диаконы, они проводят богослужения. Золотые – существа высшего порядка, для них дыхание, полёт, молитва – неразделимые понятия. Во время богослужения они концентрируют благодать и передают диаконам, которые передают её ниже, добавляя к ней ту, которую концентрируют самостоятельно. Роль диаконов – это ещё и роль посланников, мы своего рода связующее звено между золотыми и красными драконами, которые являют собой касту управленцев, администраторов. Золотые очень немногословны, они редко говорят больше одной фразы. Моя задача, как диакона, правильно уловить оттенки смысла этой фразы, с безупречной четкостью их детализировать и передать красным для исполнения, а они уже, согласно этому, управляют черными, зелёными и серыми.
– Черные – такие суровые, – вставил Эол.
– Куда денешься, это каста воинов. Они охраняют границы драконьего мира и обеспечивают общую безопасность.
– А зелёные мне показались очень мудрыми.
– Не без оснований. Это наши мыслители, поэты, художники. Их существование протекает под знаками мудрости и красоты. Они больше других общаются друг с другом, дубрава, которую ты видел, принадлежит им. Там они читают свои произведения, делая их достоянием всех драконов.
– А мне можно на их собрания?
– Конечно. Доступ в дубраву открыт представителям всех каст. Там и серые часто бывают. Какими они тебе показались?
– Весёлыми, – улыбнулся Эол.
– Да, серые – очень весёлые и доброжелательные. Их все очень любят и при встречах кланяются им ниже, чем другим. Серые – наши труженики. Все задачи, связанные с материальным миром, лежат на них. Если надо что-то построить, или переделать, или расчистить, мы все обращаемся к серым, а они очень услужливы и за любую задачу берутся с таким искренним энтузиазмом, что смотреть на них – одно удовольствие.
– Серые – низшая каста?
– Это смотря с какогоконца подходить. Серые действительно являют собой низ драконьей иерархии, но их задачи не ниже, чем у высших каст, они просто другие. Ни одна каста не может существовать без других каст. Задачи, возложенные на серых, так же важны и ответственны, как и задачи, возложенные на золотых.
Концентрировать и транслировать энергии Бога – это способность почти исключительно высших каст, то есть священнослужителей. Красные, черные и зелёные редко бывают способны летать в Боге, но они летают в свете. А серые летают в основном по воздуху. Энергии Бога, необходимые для полноценной жизни дракона, красные, черные, зелёные и серые получают исключительно череззолотых и серебристых, хотя мы и не хозяева благодати, а только её трансляторы. А эту замечательную площадь, нашу столицу, подножие нашего небесного храма, где всё так разумно, гармонично и красиво, создали серые. Куда бы мы без них? Драконья иерархия – пример безупречной общественной гармонии. Ты обязательно полюбишь нашу иерархию, когда увидишь её во время богослужения с холма. Запоминай всё вплоть до мельчайших деталей. Ведь завтра ты уже будешь участвовать в богослужении вместе с нами, в серебристом круге. А сейчас, сынок, дай-ка мне немного отдохнуть.
