Сергей Ветер Северный
ПО ЛИНИИ Е
Глава 2
И осенью возможен летний дождь.
I
«Пепел падал с неба. Черные клубы дыма полностью скрыли звёзды и луну. Горячий воздух волновал контуры зданий. Я слышал, как трещала черепица, словно кто-то кидал глиняные кувшины на брусчатку, только они рассыпались шипящими осколками. Сердце бешено колотилось, заставляя задыхаться. Руки были в крови…
Я слышал диалог.
– Вы отдаете себе отчет, что путь со мной будет сопряжен с опасностью?
– Я полагаю, что путь, в конце которого столь ценный приз, будет сопряжен с опасностью, – ответил женский голос.
– У меня есть недоброжелатели, – я сопротивлялся.
– Ну это же ваши недоброжелатели, а не мои, – беспечно заметила девушка.
– Госпожа Вересова… – я сделал многозначительную паузу.
– Господин Рад… – не сдавалась девушка.»
Последние слова растаяли со сном.
Я резко поднялся с постели. Первым же делом сверился с часами: медальон на цепочке показывал шесть сорок утра. Крышка закрыла желтый циферблат и мерное тиканье скрылось во внутреннем кармане.
Сборы были быстрыми. Я застегнул два ряда серебряных пуговиц на левой стороне черного пальто. Поправил воротник, улыбаясь своему отражению: все-таки черный цвет делал меня чуть старше. Далее перевел взор на саквояж: коричневая кожа обтягивала прямоугольную, слегка закругленную форму – основное отделение, которое вверху заканчивалось, смыкающимися позолоченными металлическими полосами. В центре, по краям от полос, расположились две кожаные ручки. К бортам саквояжа были приторочены три кармана, которые я застегнул на ремешки с позолоченными пряжками. Два боковых кармашка поменьше и один побольше – центральный карман. Второй центральный борт пустовал, так как было рассчитано, что эта сторона должна была располагаться к телу. Если бы не эти кармашки, меня запросто можно было принять за уездного врача. Возле саквояжа лежал конверт, видимо выпал. Я аккуратно поднял его: первым значился я, второй адресат был выведен аккуратным почерком – Ожегов.
Убедившись в своей опрятности, я вышел из комнаты, расположенной на втором этаже.
Внизу был слышен шум.
Лин был удивлен таким спешным сбором своей хозяйки. Дворецкий ворчал и негодовал, но всё-таки помогал собирать чемоданы. Азира уже была одета в бежевое приталенное пальто с острыми плечиками, которое подчеркивало образ маленькой и властной девочки.
Даже и не знаю, почему я согласился взять её с собой. Подобные мне частенько убивают друг друга из-за знаний или ещё чего другого. Но от Азиры не исходит опасности. Скорее всего, она честная и порядочная девушка. Интуитивно, я чувствовал, что она может скрывать в себе интересную загадку.
– О нет, нет! Чемоданы мы брать не будем! Саквояж или один чемодан, – прервал я процесс сборов, спускаясь по лестнице.
– Что? Вы предлагаете мне дни или месяцы провести в двух, самое большее в трех нарядах? Как Вас понимать? – удивленно посмотрела на меня Азира.
– Вы не ослышались. Таковы мои условия, – сказал я.
– Хорошо, – она захлопнула чемодан и натянула улыбку, – Лин, будь добр, принеси мне саквояж.
– Но госпожа! Вы считаете это целесообразным?
–Лин! – Азира посмотрела сквозь него.
– Слушаюсь, – дворецкий удалился, ворча себе под нос. – Боже мой, если бы покойный граф узнал, что его единственная дочь будет неизвестно с кем.
– Я в свое время, будучи единственным сыном, тоже отправился изучать мир. Больше того скажу, мы с госпожой Вересовой поедем на поезде в общем вагоне, – сказал я громко, вдогонку Лину.
– Рад?
– Не смотрите так на меня, милая Азира. В простоте нет ничего плохого. Избыток, на мой взгляд, худшее зло, нежели недостаток. Нужно уметь отделять главное от второстепенного.
–Хорошо. Я покажу Вам, что смогу вынести все лишения и передряги,– она ехидно улыбнулась.
– Мне нравится Ваше упрямство. Но не надо делать из всего трагедию.
Вскоре вернулся Лин.
– Госпожа, Ваш саквояж. Да, и я уже сделал распоряжение кучеру, так что во дворе вас ожидает экипаж, – отрапортовал дворецкий.
– Я даже и не знаю, можно ли нам воспользоваться услугами экипажа? Не посчитает ли господин Рад экипаж неоправданной роскошью, – сказала Азира.
– Мы воспользуемся экипажем. Но только до железнодорожной станции, – я пропустил мимо ушей колкость собеседницы.
Великолепная четверка белых коней была наготове. Карета из черного дерева была укрыта позолоченными листьями: две ветви над и под окнами. На дверце красовалась золотая голова медведя – уже знакомый мне герб. Внутри виднелись красные шторы и бежевые сиденья.
– Доброе утро, госпожа Азира, – поздоровался кучер.
– Доброе, – поздоровалась графиня и тут же повернулась ко мне. – Рад, прошу Вас погрузить вещи, пока я попрощаюсь с Лином.
Я понимающе кивнул и пошёл с сумками к карете.
– Мой добрый старый Лин. Настала пора нам с тобой проститься. Я обещаю вести себя подобающе своему титулу, всегда быть прекрасно одетой, всегда держать гордую осанку и многое другое, достойное манер леди, – улыбалась и плакала Азира.
– Прощайте, маленькая госпожа. Ваш дворецкий будет вас верно ждать, – с грустью ответил он.
Девушка обхватила Лина и уткнулась в его грудь. Он же слегка обнял плечи госпожи.
– Ну, мне пора, – Азира отошла. – Береги себя, Лин.
– Да хранит Вас Бог, госпожа.
Я подал руку Азире, помогая забраться в карету. Как только мы закрыли дверцу, кучер ударил поводьями. Послышался цокот копыт по брусчатке и в окне замелькали деревья.
Через полчаса езды лесные угодья сменились на поселковые улочки.
Мы отпустили экипаж за несколько кварталов до станции, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
На станции столпилось много людей. Были крепкие, пропахшие табаком рабочие. Они ждали поезд, чтобы поехать на завод в соседний город Лужичи – столицу Сокольского княжества.
Стояли бабки: кто с корзинками яблок, кто с корзинками яиц, одна и вовсе держала подмышками по гусю. Они все собирались ехать на городскую ярмарку. В этом году, как и в прежние годы, в столице должна была пройти самая большая осенняя ярмарка.
Массивные черные стрелки на белом циферблате вокзальных часов показывали восемь часов утра. Людская толпа расступалась. В синих мундирах и вооруженные шашками, в сопровождении офицера, шел патруль жандармов. Офицер прокручивал ус, подозрительно разглядывая пассажиров.
Руки рядовых, облаченные в белые перчатки, покоились на рукоятях уставных шашек, готовые пустить их вход.
Люди зло перешептывались и косо глядели на жандармский патруль.
Я обратил внимание, что в окне второго этажа вокзала стоял седоволосый офицер и внимательно следил за действиями патруля. Скорее всего, начальник жандармской команды.
Толпа забурлила, когда вдалеке раздался гудок. Стальной стрелой приближался пассажирский состав. Вскоре человеческий гомон растворился в шипении остановившегося поезда.
II
Пассажиры занимали свои места. Госпожа Вересова разгладила полы платья, сняла перчатки, аккуратно взяв их в правую руку, и добродушно улыбнулась старухе с гусями. Полный бесстрастия взгляд был как кирпичная стена. Ни один мускул не дрожал на лице. Лишь гуси, устремив свои взгляды на Азиру, выказывали больший интерес к пассажирке.
Сдержанно выдохнув, госпожа Вересова ненавязчиво повернулась к окну.
Я неспешно уложил наш багаж на полки и сел рядом со своей ученицей.
– Как долго по времени займет наша поездка? – спросила Азира, не поворачиваясь ко мне.
– Два с половиной часа, – мирно отрапортовал я.
– Прекрасно, – в ее интонации не слышался восторг.
Я положил ладони на колени и улыбнулся пассажирке напротив нас.
– Вы, видимо, едете на ярмарку? В этом году она должна быть лучше прошлогодней, – вежливо обратился я к старушке.
Но ее лицо не меняло выражение, а взгляд был сквозь меня. Гуси даже не обратили на меня внимание, а продолжали таращится на Азиру.
– Очень долгая поездка, – растягивала госпожа Вересова каждое слово.
Мы проехали большую часть пути, когда послышался скрип тормозов. Поезд остановился без видимой причины.
– Ну что ещё? – Азира устремила взор к потолку, как будто спрашивая у неба «за что?».
– Не переживайте. Сейчас мы всё узнаем, – сказал я.
Мои слова были услышаны – появился проводник.
– Уважаемые пассажиры, мы приносим свои извинения. В нашем поезде возникли технические проблемы, решение которых займёт время.
Пассажиры возмущенно загомонили.
– Азира, как Вы относитесь к прогулке? – спросил я шёпотом.
– Думаю, в сложившейся ситуации у нас нет другого выбора.
Осенняя дорога. Желтая роща на фоне черного грозового неба выглядела как последний оплот летнего света и тепла. Я нёс обе сумки и задумчивым взглядом обводил деревья. Порыв холодного ветра заставил поёжиться.
Азира надела перчатки.
– Хотите, я поделюсь своими мыслями о мире? – спросил я.
– Что мне терять, так хоть веселее будет идти.
Мой монолог сопровождало шуршание первой опавшей листвы.
– «Мир широк настолько, насколько широко твоё сознание». Чем больше граней, сторон жизни тебе известно, тем объёмнее ты воспринимаешь мир. Хорошо, если в твоём сознании нет стереотипов. Это своего рода рамки, ограничивающие как мир от тебя, так и твой внутренний мир от себя же самого. Словно ты мотылек, застрявший между двух оконных рам.
– Дорогой Рад, пожалейте меня и скажите более простым языком.
– Хорошо… Возьмём узкого специалиста, к примеру, учёного физика. На мир он будет смотреть лишь с позиций науки и, возможно, от его внимания будет что-то ускользать. Положим, на дерево во время грозы он будет смотреть, как на предмет, который прекрасно будет гореть при поражении его молнией. Понятиями искусства он не будет руководствоваться. Или возьмём выдающегося художника. Он, в свою очередь, разглядит все цвета этого же дерева, игру света и тени. Но не будет знать прочности, плотности и других свойств древесины. И тот, и другой специалисты будут видеть дерево в рамках своей науки и своего дела. В их головах будут части мозаики.
– И что же Вы предлагаете, Рад?
– Для того, чтобы мир воспринимался богаче и шире, надо знать основы разных дисциплин. На границе науки и искусства может лежать зерно нового, – улыбнулся я.
Азира промолчала, переваривая информацию.
Словно услышав мои слова о «поражении дерева во время грозы», над рощей раздался треск сверкнувшей молнии.
– Только дождя нам и не хватало, – невесело сказала Азира.
– Давайте не будем думать о плохом. Пока всё хорошо идёт, – спокойно бросил я.
– Да? А вот меня не радует перспектива слушать Ваши философствования с воспалением лёгких.
– А кто сказал, что Вы доживёте до воспаления лёгких? Вас запросто может убить молнией, – буднично отрапортовал я.
– Ну спасибо, Рад! Вы можете поддержать в трудную минуту, – чуть не плача сказала девушка.
Кажется, я перегнул с шуткой.
– Простите меня, друг мой.
Но погода начала меняться – заморосил холодный дождь. Земля и листва быстро мокли.
Нос Азиры покраснел, щеки побледнели, а блеск в глазах пропадал с каждой минутой. С такими темпами я мог потерять собеседника.
Я остановился и поставил сумки. Девушка молча замерла рядом. Покопавшись в своем саквояже, я вытащил черный вязаный свитер и складной черный зонт.
– Что Вы собираетесь делать? – поинтересовалась госпожа Вересова.
– Снимите свое пальто и поднимите руки вверх, – скомандовал я.
Она подчинилась, и я надел на неё свитер. Он был ей великоват. Особенно в плечах. Я собрал зонт, вкрутив ручку трость, и вручил его ей. Взяв сумки, снова пошёл впереди.
– Не отставайте, мой дорогой друг. Мы должны к шести вечера быть в городе, если, конечно, мои часы не отстают, – слова паром уносились вверх.
Щелкнула пружина и зонт спрятал Азиру от непогоды.
Девушка догнала меня.
– Благодарю Вас, Рад, – тихонько сказала она.
– Не преувеличивайте мой дружеский жест. – бросил я.
– Рад, простите мне мою нетерпеливость. Но как рассуждения о расширении сознания помогут нам разгадать секрет Странника?
– Ммм. Вам нужен стимул в виде обоснованности. Хорошо. Вы же не считаете, что выявить Странника среди людей достаточно? Конечно, нет! Помимо изучения его биографии, нам необходимо развиться до его уровня, а это и значит расширить своё сознание. А с таким сознанием можно и разгадать его секрет.
– Рад, вы говорите так, словно отыскали Странника.
– Хорошо спрятанная вещь обычно лежит на самом видном месте, дорогая Азира. Странник – это личность большого калибра. Он возвышается над всеми нами. Посему изучение биографий заурядных личностей будет бесплодным занятием. Нужно искать среди гениев. Я изучал великих людей последних столетий и нашёл всесторонне развитого эрудита. Писатель, художник, инженер и физик – это его основные маркеры в летописи человечества, – улыбнулся я.
– Боже мой, да кто же это?
– Некто господин Соколов. Кстати, мы направляемся в город Лужичи, где он родился и прожил шестнадцать лет.
– В нашем княжестве Соколовых просто пруд пруди, тем более в столице! – сразу же угас энтузиазм девушки.
– Не переживайте, нам нужен лишь Андрей Соколов. И Лужичи хранят память о нем.
Лес изменился. Если раньше нас сопровождали золотолиственные березки и еще не поддающиеся осени клены, то теперь нас окружали толстоствольные дубы. Ветви нависали над нами, закрывая серое грозовое небо. Вспышки молний едва могли прорваться через дубовые кроны, поэтому мы шли в сумраке. Деревья росли будто волнами: полоса на возвышенности – полоса в низменности. Рад шел, держа прямую осанку. Плыл словно призрак. Его саквояж, видимо, был хорошо подогнан, потому как совсем не болтался и был единым целым со своим хозяином. Мой же саквояж в его руках болтался.
– Не поддавайтесь хандре, друг мой, – тепло говорил он, не оборачиваясь. Это подбадривало, и я не отставала.
Среди деревьев в одном месте темнел холм. Он явно выделялся, будто это – нечто постороннее.
– Подумать только, чудовищная сила первозданной стихии породила это, – провозгласил Рад.
– Вы о чем?– не сразу я ухватила его мысль.
– Когда-то здесь шел ледник. Он всё сметал на своем пути. Под гнетом времени и сопротивлением природы он остановился. Возможно, даже его воды дали начало этой чаще, но под листвой и травами прячутся чудовищные раны. А этот грот,– Рад указал на холм, – нечто иномирное для растительного сообщества. В данном акте творения лежит разрушение.
-Рад? – я вопросительно посмотрела на собеседника.
-Несмотря на разные блага настоящего, в них живёт тень страдания и боли, а может даже тьма ошибок прошлого.
– Отчего такой пессимизм? – я удивилась такой быстрой смене его настроения.
– Полагаю, нужно уметь видеть все грани бытия. Уметь называть вещи своими именами.
Дождь начинал усиливаться.
– Спрячемся в гроте. – предложил Рад.
Пришлось обойти холм. Догадка Рада подтвердилась – это был грот. Старая крона одного дуба сцепилась с могучими корнями другого, образовывая арку, которая открывала путь в маленькую пещерку. Осколок горы оплыл грязью, на которой зеленел мох. Две стихии, камень и земля, не уступали друг другу: словно царапины от огромной лапы, неровными бороздами они сменяли друг друга.
Дождь разыгрался не на шутку. Вспышки молний отдавались гулким треском. Ветер менял направление дождя несколько раз и, помимо капель, нес листья. Земля быстро темнела, а тучи становились тяжелее. По корням, свисавшим с грота, бежали ручейки.
Мы шагнули в темноту.
– Нам повезло с вами, что эта пещерка обжитая, – сказал Рад
– Почему вы так решили?
– Я вижу в углу сложенный хворост и какое-то подобие грубо сколоченных лавок, – пояснил он.
У Рада что-то блеснуло в руках. Послышался небольшой грохот и вспыхнуло пламя.
– Как вы это сделали? – удивилась я.
– Хорошо отточенные навыки по химии, – просто ответил он.
Хворост гулко трещал, заполняя всю внутренность пещеры. Огонь переливался от лимонного цвета к апельсиновому. Лишь от кончиков языков закручивались струйки смолянистого дыма. Холод стал убегать в углы пещеры, уступая власть горячему воздуху.
– Огонь – молодая свирепая энергия, уничтожающая практически всё, но согревшая первых людей. В таких вот пещерах первобытные племена прятались во тьме, холоде, антисанитарии, а затем они увидели огонь. Эта стихия пугала и завораживала их, но стала им служить. Энергия, которая толкнула нашу цивилизацию эволюционно дальше. Противоречие.
– Какое? – не поняла я.
– Огонь – разрушение, но надежда на цивилизацию, холод – смерть, но тренажёр для развития. Выходит, огонь тебя спасает, но делает слабым, и ты можешь умереть. А холод, который изначально пытается убить, делает тебя сильнее. Такое же противоречие у эмоций и разума. Вот только интересно, какую энергию смог открыть Странник?
– И какую же? – спросила я.
– Пока у нас нет ответов, – благодушно улыбнулся Рад.
– Значит, есть возможность отдохнуть, – заметила я.
– Мне не хотелось бы терять время впустую, пока дождь заставил нас остановиться. Вы согласились быть моей ученицей, поэтому начнем урок. Эту технику мы будем с вами практиковать изо дня в день. И поверьте, она вам пригодится.
Рад взял зонт и его острием начертил на земле круг. После чего стал в центр получившейся фигуры.
– Ваша задача – вступить в круг, моя задача – уколоть вас зонтом.
– Но зонт…Стальное навершие… – начала я колебаться.
– Отбросьте сомнения, учеба началась.
Он был в середине, отделенный от меня границей, которую следовало прорвать. Я кружилась вокруг него. Он колол зонтом в мою сторону. Все удары были острые и прямолинейные. Очень отвлекали дождевые капли, слетавшие с зонта. Я ходила будто по краю бури, которая то и дело из своего черного чрева рождала короткие вспышки молний. Зонт двигался все быстрее и быстрее, намереваясь вонзиться или в лицо, или в ноги.
– Доверьтесь инстинктам и своей сущности. Помните, что я вас не пожалею. Но и не поддавайтесь страху, иначе из вас ничего толкового не выйдет.
Я по-прежнему не могла переступить начертанной границы.
– Учитесь делать расчет. Не уходите назад, вас так или иначе прижмут. Старайтесь подныривать и держать свою границу, – он остановился.
Я потерла запястья, унимая дрожь.
– Теперь вы берите зонт и пронзайте меня. Я же попробую показать вам технику.
Я начала делать уколы, как это делал Рад. Но он не делал шаг назад, а едва поворачивался. Моя рука начала немного дрожать. Если он так будет делать, я в него точно попаду.
– Не щадите меня. Вы не даете мне возможность показать полный потенциал техники, – прочел он мои мысли.
– Хорошо. Раз хотите лишиться глаза, получайте.
Он продолжил едва поворачиваться. Навершие зонта уже вскользь прошло по щеке. Но с каждым разом мне все меньше и меньше приходилось выпрямлять руку. Хватало даже полусогнутой руки. Навершие прошило прядь волос Рада, и я резко вдохнула. Его ладони сомкнулись на моих плечах, взгляд был чистым, но холодным. Я чувствовала на щеках тепло его дыхания.
– Так-то.
– Как? – опешила я.
– Вы должны быть на границе страха: не скатитесь в бездну паники, но и не уходите в чрезмерную самоуверенность. Взлетите над эмоцией, преодолейте ее сопротивление, и вам откроется состояние, которое поможет вам острее ощущать уколы зонта.
– Как это?
– Возьмите зонт. Теперь пытайтесь уколоть меня как можно быстрее.
В этот раз он едва отошел от линии. Глаза были спокойны. Так же я заметила, что ни в ногах, ни в руках не было напряжения. Он спокойно был готов принять любой исход.
– Эмоции – это инструменты. Если вы злитесь, это еще не говорит о том, что вы зло. Злость – это запечатанная энергия, которая помогает преодолевать препятствия. Все не так однобоко в этом мире, – и он пошел.
Он был движением и, кажется, у него не было никаких мыслей – он был покоем. Я даже не знаю, как Рад это сделал, но его слова понимались моим внутренним существом. Он обошел мое сознание в виде привратника и нашел глубинную меня.
Зонт был выбит из моих рук. Но ни в Раде, ни во мне не было злобы, лишь пустота.
– Вам нужно почувствовать эту грань – отделяющую будний мир от волшебного, а также грань, отделяющую ваше обыденную роль от внутренней силы. Поможет вам в этом ребро эмоций и разума – интуиция.
III
Лужичи – степная столица, славящаяся своими осенними ярмарками. Шумные торги, хмельной розлив пива и кваса, ряды, заваленные сдобой: булочки, ватрушки, пироги, караваи. Мешки муки, мешки зерна на телегах. Питейные заведения, открытые до утра, с громкой музыкой. Полногрудые красавицы и широкоплечие парни, снующие между рядами.
В городе мы быстро нашли гостиницу. Сняли номера напротив друг друга.