Утром третьего дня хмурый и печальный Шурик повез Раечку в аэропорт. Автобус шел мимо бесконечных сопок. Белые куропатки перебегали дорогу волнами.
Встали в очередь в кассу. Когда до окошка осталось два человека, Раечка вдруг сжала руку Шурика:
– Подожди! Я не знаю, что мне делать?
– Я знаю! – почти крикнул Шурик, и выдернув, Раечку из очереди, счастливой рысью побежал с ней к еще не уехавшему автобусу.
***
Раечка осталась. О чем, впрочем, никогда потом не пожалела. Наверное, это была ее судьба, о чем ни он ни она, тогда не подозревали.
Мест в школе не было. И Раечка устроилась в детский сад воспитателем. Не из-за денег. Ну, так. Ну, да и не те годы, чтобы сидеть дома, ждать мужа с работы, варить щи.
Детский сад был один на весь поселок, в большом деревянном домике, где на первом этаже были игровые комнаты, а на втором – спальни и разные кабинеты. В саду ни дети, ни воспитатели валенки и торбазы не снимали – полы были все-таки холодные.
В середине дня, в зависимости от погоды, детей выводили на прогулку, и это было самое веселое. Во дворе детей терпеливо ожидала стая собак. Собаки были бездомные. Хозяева заводили, или привозили животных, но, как правило, никто здесь долго не жил, и уезжая на совсем на материк, собак просто бросали. Они сбивались в стаи, чтобы выжить, рожали бездомных щенят, и все начиналось сначала. Их подкармливали, никто их не прогонял, и собаки относились к людям с таким же благородством и любовью. Опасными они не были.
У каждого из детей была «своя собака» и они с радостным лаем и криками мчались навстречу друг к другу. Или запрягали их в санки и собаки терпеливо таскали их по двору.
Раечка обедала в саду, Шурик – в столовой, так что, особенно, забот по хозяйству у них не было. Зимой вечерами и в свой единственный выходной, они собирались с друзьями, или в клубе поселка, где шли бесконечные репетиции к очередному поселковому конкурсу художественной самодеятельности.
О! Это было, как подготовка к карнавалу в Рио-де-Жанейро!
Дважды в год, на Новый год и на Первое мая, это были главные события в жизни поселка. Да и то – других ведь событий не было! Шились костюмы, писались сценарии, репетировали музыкальные ансамбли, певцы и артисты!
Соревновались коллективы двенадцати бригад прииска, вместе с женами, семьями и детьми.
Все это было на полном серьезе. Во-первых, престиж и слава, во-вторых, довольно крупные премии, которыми победителей одаривало руководство прииска. Премии давали не деньгами, а гораздо более ценными вещами – всему коллективу начальство покупало билеты, оплачивало самолет, гостиницу -в какой-нибудь театр в Якутске, или оплачивало путевки в летний якутский санаторий.
Дело в том, что почти никто из-за полярных надбавок не брал отпуск каждый год, во- первых, двух месяцев положенных северянам не хватало, во-вторых – дорого, кстати, все отпускные уходили на перелет туда и обратно, допустим, домой в Свердловск через Москву с заездом в Крым на море.
Брали полугодовой отпуск раз в три года. А тут: раз в год на халяву еще и в санатории отдохнуть! Было, правда, и официальное соревнование – трудовое, социалистическое. Но о нем мало кто знал и уж совершенно никто не интересовался.
На прииске, естественно, был парторг, в чьи обязанности перед партией и государством входила организация такого соревнования – за выработку, за тонно-кубы и так далее.
Но едва когда-то встретив присланного из Якутска парторга, начальник прииска- суровый мужик, сидевший при Сталине в этих краях, сказал:
– Сиди тихой мышью. Не высовывайся. Начальник здесь один – это я. А ты пиши свои сводки, отчеты о соцсоревновании – это твоя работа, я мешать не буду!
Якутское руководство, конечно, сейчас же узнало об этих условиях, но и оно было нормальное – понимало, что сверху с них будут требовать золото и олово, добываемое на прииске, а не отчеты об идеологической работе.
Так что соревнование шло только в одном месте – в клубе.
Шурик со своим небольшим ансамблем, был, естественно, примой своего коллектива, и Раечка была допущена на репетиции. Вообще, посторонних не пускали, чтобы секрета программы не уворовали конкуренты.
Несколько раз за зиму Шурик с друзьями вывозил Раечку «на экзотику». Выпрашивал на прииске, или в милиции машину, тот же «бобик», загружались туда с женами, водкой и продуктами и ехали на охоту, как правило, к якутским пастбищам. Дело в том, что в поселке якутов практически не было, коренное население жило в тундре в своих стойбищах, не работало, жило своей вековой жизнью – охотилось, добывало пушнину, ловило рыбу. И пило водку. Которая у них не часто была, потому что им туда завозили ограниченно – чтобы нация не спилась.
Но, так или иначе, пили они все поголовно – и дети и старухи и уж, конечно, взрослое население.
По пути к стойбищу мужики охотились, если встречали зайцев или куропаток, но целью путешествия было, конечно, пить водку. Захмелевший Шурик захотел сделать Раечке подарок – настоящую якутскую кухлянку – этакую оленью шубу до пят и с капюшоном.
Ходить в ней в поселке было, конечно, нельзя – это как эскимос из зоопарка. Но вот зашла возжа под хвост!
– Давай меняться, – предложил Шурик главному якуту, – я тебе пять бутылок водки, ты мне – кухлянку!
– Не, – качал головой якут, – кухлянка наше знамя – не продается.
Разгорелась отчаянная торговля, за которой с азартом следили с той и с другой стороны.
Ставки повышались. Но якут был упрям. Национальная гордость, да и все!
– Да у тебя той гордости – целая юрта!– кипятился Шурик, и вдруг решился:
– На! – крикнул он в сердцах, – снимая свой овчинный полушубок. – Меняю! Ты только представь – ну приедешь ты в поселок в кухлянке. Кто ты такой? На тебя, как на слона в зоопарке смотреть будут! А тут – ты в цивильном полушубке. Начальник! Уважаемый человек!
Слово «начальник» подкосило якута. Начальников они уважали. От них зависела их жизнь.
–А, давай! – крикнул якут, снимая совсем новую кухлянку со стены – и не забыл старец добавить – пять бутылок водки!
Сделку обмыли. Уже в машине Раечка задумчиво спросила: – А в чем ты завтра на работу пойдешь?
Две недели Шурик в пятидесяти градусные морозы ходил на работу в осеннем пальто. Затем начальник прииска, услышав об этой истории, и одобрительно хмыкнув, велел выдать ему из складских запасов новый полушубок. Кухлянку Раечка так ни разу и не одела – висела на стене. Но было приятно – Шурик шубу подарил.