Сергей Романюк
Москва. Утраты. Уничтоженная архитектура столицы
Глава II
Китай-город
Китайгородская стена
Еще недавно, лет пятьдесят тому назад, Москва могла гордиться совершенно уникальным сооружением, подобного которому в крупных городах почти нигде не осталось. Это была Китайгородская стена, непревзойденный образец русской средневековой крепостной архитектуры.
Приземистая стена, предназначенная для защиты от артиллерии, протянулась большим полукольцом на два с половиной километра начиная от Арсенальной башни Кремля и приходя к тому же Кремлю, к его Беклемишевской башне.
Стена прерывалась четырнадцатью мощными башнями, стоявшими на важных стратегических направлениях и сторожившими выходы из крепости. Из этих четырнадцати шесть было воротных – Воскресенские (в нынешнем Историческом проезде), Троицкие (напротив Рождественки), Никольские, или Владимирские, Ильинские и Варварские (там, где одноименные улицы – Никольская, Ильинка и Варварка – пересекали линию укреплений), Космодемьянские и Москворецкие (позади церкви Покрова, что на Рву).
Строительство оборонительных сооружений вокруг Китай-города в XVI в. вызывалось необходимостью оградить быстро растущий городской посад от иноземных захватчиков. В то время с переменным успехом шла Ливонская война, а внутренние районы Московского государства подвергались нашествиям крымских татар. Так, в 1521 г. войска хана Махмет-Гирея бесчинствовали совсем рядом с городом, разорили Николо-Угрешский монастырь и «мало города Москвы не доходили».
Еще при великом князе Василии III было решено защитить посад, но строить укрепления начали в 1534 г. при правлении его вдовы Елены Глинской: «Того же лета, на весну, Государь князь великий Иван Васильевичь всеа Русии, в первое лето государство своего по представлении отца своего великого Князя Василия Ивановича, помысли с своею матерью великой Княгинеию Еленою, и с Митрополитом Даниилом, и с своими доброхоты, с князи и бояры, повеле у себя на Москве поставити град древян на посаде на болшее пространство богоспасенного и преименитого града Москвы. И по повелению Государя великого князя Ивана Васильевича всеа Русии поставиша град около всего посада, ибе же у них все торговые места». Летописец далее продолжал: «Повелением Государя великого Князя всеа Русии и благословением пресвященного митрополита Данила нарекоша граду имя Китай».
Китайгородская стена. 1887 г.
Возможно, что само название стены, а позднее и всего района города, огражденного ею, – Китай-город – обязано новому способу возведения этого сооружения. Слово «кита» обозначает связку, что-либо, сплетенное из ветвей. Есть, правда, и другие объяснения слова «Китай-город».
Конструкция нового сооружения была, вероятно, новинкой, ибо заинтересованный летописец подробно описывал ее: «И устроиша хитрецы велми мудро, начен от камения болшого древия и внутрь насыпаху землю и велми крепко утвержаху… и на версе устроиша град древян по обычаю». Остатки этого сооружения были найдены при работах метростроевцев у Никольской башни.
Это была одна из первых в Европе крепостей такого типа, которые строились в это время итальянскими фортификаторами. Московскую крепость возводил итальянец – архитектор Петрок Фрязин (его еще называли Петр Малый), которому принадлежит и разработка крепостей на западных границах Руси, а также Воскресенской церкви в Кремле и, возможно, как предположил историк русской архитектуры С.С. Подъяпольский, церквей Вознесения в Коломенском и Иоанна Предтечи в Дьякове.
Удивительно и, прямо говоря, странно то, что все это сложное сооружение не простояло и года! Уже в 1535 г. повелели «заложити каменную стену вкруг всего же града Китая» и начали строить грандиозное оборонительное сооружение, поглотившее массу труда и материальных ресурсов. 16 мая 1535 г. «Данил митрополит ходил со кресты около рва и молебны пел и место освятил, и по молебне заложил Петрок Малой новокрещеной Фрязин стрельницу, врата Троицкие, с тое же улицы к Пушечному двору, да третий врата Всесвяцские на Варварской улице, да четвертые врата Козма-Демьянские на Великой улице».
Судя по словам летописи о том, что новая стена начата делаться «на болшее утверждение граду», с первым сооружением просто вышла промашка – судя по всему, она не обеспечивала безопасности посада и весь труд пошел насмарку. Пришлось снова браться за работу. Теперь уже строили надолго – новая стена простояла четыреста лет, и ничто ее не могло разрушить: ни всепоглощающее время, ни небрежение людей, и лишь только необузданное невежество новых хозяев Москвы оказалось способным уничтожить ее.
По сравнению со стенами Кремля, Китайгородская стена представляла собой сооружение нового типа, рассчитанное на отражение артиллерийского огня. Широкие (до 6 метров) стены имели устройства для нижнего боя, бойницы и машикули, в протяженных мерлонах на верху стены были прорезаны щели для пищалей, по стене шла большая боевая площадка, приземистые крепостные башни лишь ненамного возвышались над стенами.
Надо сказать, что формы башен не были подчинены только утилитарным военным соображениям, в их разнообразии проявлялись и эстетические вкусы строителя – того же итальянца Петрока Фрязина.
После того как крепость утеряла свое значение и перестала использоваться по прямому назначению, ее башни превратились в склады, а к стене стали пристраиваться бесчисленные лавки. Угрюмые седые башни и стены стояли покинутые, поросшие кустами, равнодушно взирая на оживленную толчею у их подножия. Несколько раз возникал вопрос о сносе стены – она ветшала, земляные бастионы Петра I закрыли стоки, увеличилась влажность, и укрепление стало понемногу рушиться. Один из московских губернаторов предложил снести стену и на ее месте устроить бульвары, но уникальный памятник спас император Александр I, повелевший «сохранить все древние строения в Москве в их первобытном виде».
В 1830 г. московские власти опять предлагали снести часть стены – от Никольских ворот до Москворецкого моста, но на этот раз их поползновения остановил Николай I, который приказал не только не сносить стену, но «начать постепенное ее исправление».
К началу XX в. Китайгородская стена выглядела достаточно хорошо, многие ее башни использовались как хранилища архивных дел, а в одной из них, выходившей на Театральную площадь, был даже устроен музей птицеводства.
В 1925–1926 гг. части Китайгородской стены реставрировались Н.Д. Виноградовым, но после этого она простояла менее десяти лет. В начале 1930-х гг. на Москву обратились взоры Сталина и его прислужников, старая Москва уже не удовлетворяла их имперским вкусам, они хотели создать нечто, по их разумению, величественное, долженствующее соответствовать величию только что наступившей сталинской эпохи. Для этого в Москве предполагалось прорубить широкие проспекты, снести старую застройку, построить грандиозные новые сооружения.
В ожидаемом в скором времени светлом будущем Китайгородской стене места, конечно, не было, и ее судьба была предрешена. Естественно, тут же нашлись борзописцы, постаравшиеся оправдать действия вандалов. Вот что писал журнал «Строительство Москвы» в № 8 за 1934 г.: «Китайгородская стена обратилась по меньшей мере в никому не нужный археологический хлам, не имеющий даже ценности исторического памятника, примера оборонительной техники того времени».
И вот в 1934 г. началось разрушение Китайгородской стены. Тысячи людей в продолжение нескольких месяцев кирками, молотами, лопатами, ломами разбивали окаменевший кирпич. Тысячи сгонялись на субботники и воскресники, регулярно посылались чекисты. Так, газета «Вечерняя Москва» за 8 апреля 1934 г. опубликовала снимок: двое в военной форме, взобравшись на стену, разбивают ее молотами. Подпись под фотографией гласила: «6 апреля был проведен массовый субботник по разборке Китайгородской стены на участке Ильинка – пл. Ногина. В субботнике приняли участие командиры и красноармейцы частей войск ОГПУ».
К концу года стена от Третьяковского проезда до Варварской площади исчезла. «Старая, грязная стена волею пролетариев красной столицы сметена начисто и уступила место широкому блестящему проспекту» – это пассаж из журнала «Строительство Москвы».
Писатель из племени «что угодно» – Лев Никулин – так передавал свои впечатления: «Незабываема была ночь – канун 7 ноября – на глазах исчезала стена, отделяющая Китай-город от города Москвы… Исчезал безобразный выступ старого грузного дома на Моховой улице, мусор стройки, кирпичный и железный лом, стены и углы домов рушились и исчезали, как исчезают театральные декорации. На мостовых и тротуарах стоял изумленный прохожий… Он видел, как исчезала стена, которую он помнил с детства… Это были чудесные московские ночи».
Казанский собор
Красная площадь – место, священное для всякого русского, место, овеянное славными и горькими воспоминаниями долгой и трудной истории России. Каждое здание на ней хранит память о событиях, происходивших за сотни лет ее существования, каждое здание – памятник непреходящего значения.
Там, где на площадь выходит Никольская улица, сейчас виднеется слепой брандмауэр перед пустой площадкой, огороженной забором. На этом месте стояло церковное здание с колокольней. Это был храм-памятник, воздвигнутый в честь победы над интервентами, в память окончания долгой войны, грозившей России, по сути дела, исчезновением ее как самостоятельного государства. Это был собор во имя иконы Казанской Божией Матери, палладиума русского воинства в войне против польско-литовских интервентов в 1611–1612 гг.
Казанский собор. 1882 г.
Икона, согласно преданию, была чудесным образом обретена в Казани после страшного пожара 1579 г. Трижды являлась во сне Богоматерь десятилетней девочке, говоря, что ее образ зарыт в земле там, где находился сгоревший дом ее родителей. Стали искать и на глубине полутора метров обрели икону, которая была перенесена в соседнюю церковь священником Ермолаем. Со временем на месте обретения иконы основали Богородичный монастырь, игуменьей которого стала инокиня Марфа, та девочка, когда-то нашедшая икону.
Священник Ермолай стал позднее патриархом Гермогеном, и он из заключения призвал принести икону Казанской Богоматери в стан первого ополчения. Потом ее доставили в Ярославль как раз тогда, когда туда пришли войска второго ополчения во главе с Мининым и Пожарским, и вместе с иконой воины вошли с победою в Москву.
Второе ополчение под руководством Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского стало формироваться в конце 1611 г. в Нижнем Новгороде. В марте следующего года оно выступило в поход, и летом 1612 г. произошли основные события освобождения Москвы от власти захватчиков.
Решительная битва с войсками гетмана Ходкевича разыгралась 22–24 августа, а 22 октября отряды казаков штурмом взяли Китай-город. Через пять дней – 27 октября – поляки, затворившиеся в Кремле, сложили оружие и сдались. Русские войска собрались 1 ноября 1612 г. в разных местах Москвы, чтобы затем торжественно войти в сердце России – на Красную площадь и в Кремль. Ополчение Д.Т. Трубецкого собралось за Покровскими воротами, отряды Д.М. Пожарского – у церкви Святого Иоанна Милостивого близ Воздвиженки. Обе колонны сошлись на Красной площади у Лобного места, куда из Кремля вышло духовенство с Владимирской иконой.
Икону Казанской Божией Матери князь Пожарский перенес в свою приходскую церковь – Введенскую на Лубянке, а на Красной площади стал строить Казанский собор, памятник победе.
Ныне в различных статьях появляются самые разные и, к сожалению, не вполне проверенные сведения о соборе, особенно о времени его сооружения. Однако существует твердо установленная дата освящения Казанского собора. Она содержится в «Книге государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси выходам, каково на государе бывает платье». В книге этой было записано, что 15 октября 1636 г. «был Государь на освящении церкви пречистые Богородицы иконы Казанския, что у Земского двора на площади». Через неделю он опять посетил новоосвященную церковь на праздник Казанской иконы. Таким образом, казалось бы, можно утверждать, что собор был выстроен в 1636 г.
Но в опубликованной в конце XIX в. «Росписи жалованья, получаемого священно- и церковнослужителями московских соборов, церквей и монастырей» отмечалось, что церковь «пречистые Богородицы Казанские, что в Китай городе на площади против Николских ворот» получает годовую ругу (то есть жалованье) с 1625 г., и, следовательно, тогда она уже существовала. Для объяснения этого расхождения в датах можно предположить, что в 1636 г. освящали собор, капитальным образом возобновленный после одного из пожаров, столь часто посещавших Москву. В 1988 г. в восьмом номере сборника «Архитектурное наследство» обнародовали даже имя строителя собора – подмастерья Абросима Максимова, не обратив, правда, внимания на то, что этот Максимов, вполне вероятно, строил Казанскую церковь не на Красной площади, а в Коломенском.
Казанский собор за свою более чем двухсотлетнюю историю несколько раз подвергался переделкам – к нему пристраивались приделы, на старом основании колокольни возвели новые этажи, сам собор в XIX в. получил новое декоративное оформление.
В Казанском соборе в 1652 г. служил несгибаемый приверженец старой веры, неистовый протопоп Аввакум. Он даже жил в церкви, пользуясь приглашением священника Ивана Неронова: «Я у нево все и жил в церкве: егда куды отлучится, ино я ведаю церковь». В соборе Аввакум проповедовал и читал книги, к нему приходило много народу. Арестовали его прямо в соборе: «Взяли от всенощной Борис Нелединской со стрельцами; человек с шестьдесят со мною взяли: их в тюрьму отвели, а меня на патриарховом дворе [в Кремле. – Авт.] на чепь посадили ночью». Оттуда его в телеге, «ростянув руки», отвезли в Андроньев монастырь и бросили в «темную полатку», в которой он сидел три дня, и, как он вспоминал, «никто ко мне не приходил, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно». Позже Аввакума сослали в Сибирь, а кончил он свою жизнь заживо сожженным и нераскаянным после пятнадцати лет заточения в земляной тюрьме в Пустозерске.
На ограде Казанского собора развешивались для продажи лубочные картинки, а во время войны 1812 г. карикатуры Яковлева и Теребенева на Бонапарта и французов.
Два собора на Красной площади – Казанский и Покровский, стоявшие у двух противоположных концов ее, – напоминали о двух решительных шагах России к подлинной независимости: победе над Казанским ханством, одним из последних оплотов татаро-монгольских завоевателей, и освобождением от польского нашествия и концом Смутного времени.
И вот в годы коммунистического господства оба этих памятника оказались под угрозой разрушения.
После тщательной реставрации Казанского собора, проведенной П.Д. Барановским в 1927–1930 гг., собор закрыли, а верующих, на чьи средства и была проведена реставрация, выгнали. Храм-памятник отдали Метрострою: в 1933 г. П.Д. Барановский сообщал в отдел по делам музеев Наркомпроса, что собор разделили на два этажа: наверху собора устраивают склад, а на первом этаже – столовую. По миновании надобности в складе и столовой собор снесли. Как писал в своем дневнике историк М.И. Александровский, 27 июля 1936 г. собор еще ломали, 9 сентября его уже не было.
До войны на месте собора устроили летнее кафе, после войны долгое время тут царило запустение, и, более того, верх кощунства – здесь устроили общественный туалет.
Недавно общественности удалось добиться от властей разрешения восстановить Казанский собор на собранные народные деньги. После освящения фундаментов и места строительства восстановление началось[3].
Иверские ворота и часовня
Вместе с Китайгородской стеной исчезла и замечательная Воскресенская, или Иверская, башня. Она погибла раньше, чем остальная стена, ибо башня стояла на пути полных энтузиазма масс, широкими, неудержимыми потоками рвущихся на Красную площадь свидетельствовать беспредельное обожание вождям во время праздничных демонстраций. Кроме того, узкие ворота башни с трудом пропускали могучую военную технику Страны Советов, должную устрашать мир дважды в год. Памятник с почти четырехсотлетней историей был безжалостно уничтожен.
Среди воротных башен Китайгородской стены не было подобной этой – высокой, с двумя проездами, увенчанной изящными шатрами. Как и вся Китайгородская стена, эта башня была построена в 1535–1538 гг., но только она и противоположная ей – Москворецкая, на другой стороне Красной площади – имели по двое проездных ворот.
Иверские ворота и часовня. 1884 г.
Башня и ворота в то время назывались по-разному: Неглиненскими – они выходили к мосту через реку Неглинную, Курятными – за мостом находился рынок, где продавалась домашняя птица, или Львиными – рядом с башней, во рву около стены, стояли клетки со львами, которые привозились в подарок русским царям. Так, например, английские король Филипп и королева Мария в 1556 г. осчастливили царя Ивана IV присылкой льва со львицей и львенком.
Неглиненская башня считалась главной, ведь она выходила на одну из лучших московских улиц – Тверскую, по которой обычно въезжали в Москву иностранные посольства. Почти через полтораста лет после возведения в 1680 г. ворота были разобраны и построены заново. Они стали значительно наряднее, это уже была не суровая крепостная башня, а скорее триумфальный парадный въезд на главную площадь столицы и через нее – в Кремль. На широком основании башни возвели небольшое строение – светлицу – и увенчали ее двумя высокими шатровыми башнями.
С этого времени новопостроенные ворота поменяли свое имя. Царь Федор Алексеевич 10 июля 1689 г. указал: «По Китаю городу проезжие двое ворота, которые делают вновь, что наперед сего писаны прозванием Неглиненские, писать впредь Воскресенскими вороты, а Неглиненскими не писать». Переименование было вызвано тем, что на стене башни поместили икону Воскресения Христова.
Но примерно с того же времени ворота получили в народе и другое имя – Иверские, по особо чтимой иконе Божией Матери, называвшейся Иверской, ибо впервые эта икона чудесным образом появилась в Иверском монастыре на Афонской горе в Греции.
По преданию, появление иконы было связано с движением иконокластов, то есть иконоборцев, в Византийской империи в VIII в. Тогда в христианских храмах по указу императора Льва III изымались и уничтожались иконы.
Императорским чиновникам, посланным в город Никею, стало известно, что недалеко от города некая богатая вдова построила церковь и молится там перед образом Богоматери, держащей в руках младенца Иисуса. Они явились к этой женщине, предъявили ей императорский указ и, как бы сжалившись над нею, предложили ей откупиться. Она с радостью согласилась, но ночью, после долгой и усердной молитвы, отнесла икону к морю, где опустила ее в воду. К ее крайнему изумлению, икона, стоя на ребре, удалилась по воде от нее.
Явилась икона только через двести лет. Однажды иноки Иверского монастыря на Афоне увидели огромный огненный столб на море. Оказалось, что он находился над иконой Богоматери, однако икона никак не давалась монахам. Но одному из них, отличавшемуся строгой подвижнической жизнью, во сне явилась Богоматерь и сказала: «Я хочу вам дать мой образ. Ты с верою иди по волнам и прими его». Наутро все монахи вышли на берег моря, подвижник с молитвою без страха пошел по волнам, принял икону и поставил ее на берег, где тут же открылся источник целебной воды, существующий и доднесь.
Приняв этот бесценный дар, братия три дня и три ночи молилась, а потом поставила икону в соборный храм, но она оттуда сама собою переместилась на врата обители: Богоматерь пришла к инокам, чтобы охранять и заступаться за них. Вот откуда пошли названия Иверской иконы – «Вратарница» и «Заступница».
Прослышав о чудесной иконе-охранительнице Афонской горы, в Москве решили получить ее копию. Первый список с иконы датировался 1648 г. и был помещен в Новодевичий монастырь. Второй список заказал патриарх Никон для своего Иверского монастыря на Валдае, а третий привезли в Москву в 1669 г. и отдали Никольскому греческому монастырю, монахи которого приезжали в Москву с Афона. Этот список поместили в нарочно сделанную часовню у Воскресенских ворот Китай-города.
Часовня несколько раз перестраивалась, а в 1782 г. была выстроена заново по проекту знаменитого Матвея Казакова и знатно «украшена столярною работою». В 1801 г. часовню обшили железом, устроили медные вызолоченные пилястры, украсили гирляндами и поставили наверху золоченую фигуру ангела.
Иверская икона была одной из самых почитаемых в Москве и во всех начинаниях, будь то сдача школьного экзамена гимназистом или начало многомиллионного купеческого торгового дела, просили ее покровительства.
В часовне у Иверских ворот обычно стояла копия знаменитой иконы, а саму икону с утра до вечера возили по всей Москве в особой карете, влекомой шестеркой лошадей. Икону хотели видеть во многих домах и часто ее ожидали в продолжение многих недель.
Башня Иверских ворот использовалась в течение многих лет по самому разному назначению. Так, при императрице Анне Иоанновне наверху находилась Пробирная лаборатория Монетного двора, в конце XVIII в. тут поместилась типография Н.И. Новикова, а в XIX в. тут был архив губернского правления.
В 1920-х гг. Иверские ворота были реставрированы. На средства Исторического музея восстановили на фасадах давно утраченные резные наличники, характерные для русской архитектуры конца XVII в., но уже в июне 1928 г. началась переписка о возможном сносе Иверской часовни, ибо, как утверждалось в письме административного отдела Моссовета, «часовня сильно стесняет уличное движение и не исключает возможность несчастных случаев». Президиум Моссовета в своем постановлении от 19 июня 1928 г. отмечал, что: «Иверская часовня закрыта и в данное время разобрана». Нацеливаясь на самую башню, Моссовет просил ВЦИК РСФСР «разрешить сломку арок, соединяющих Исторический музей с владением № 1/3 по Никольской улице».
5 июля 1929 г. председатель Моссовета К.В. Уханов получил такое письмо: «Секретно. Лично. В связи с предполагаемым переустройством Красной площади предлагаю: 1) снести Иверские ворота вместе с часовней…» Подписано оно было небезызвестным Ем. Ярославским. Однако не надо думать, что только он был этаким злым гением. Это ничтожество действовало по наущению более высоких лиц.
И вот в 1931 г. не осталось и следа от древних Воскресенских, или Иверских, ворот Китайгородской стены, а через три года не стало и самой стены[4].
