Сергей Николаевич Прокопьев
Вперёд на мамонтов
– Шуметь начинаю, – рассказывал Саня. – Банки-склянки стучать-колотить. Уходит.
Конечно, Саня мог бы завалить опасного гостя, но зря не убивает. Потому и надулся на нас: Чолбона оскорбили – раз, лишнего зайца убили – два. Всё было рассчитано: пару зайчикам нам на еду, один – собаке.
На медведя Саня охотился, если желчь медвежью заказывали. На вес золота у иностранцев желчь. А так бил соболя, песца, рысь.
Забросчики
Во время нашего визита к Сане имел место случай, которому поначалу не придали значения. Сложились пазлы в шпионскую картину позже. На второе гостевое утро слышим – моторка на реке. Видеть её не могли, находились у Сан, лес реку закрывал. Моторка мимо не прошла, мотор затих, минут через пять к избушке подошли якуты. Одного Саня знал, земляк из улуса. И ещё трое. Поздоровались…
Потом-то, когда пазлы сложились, мы поняли, что были за гости, будто невзначай к Сане заглянувшие. Документы не спрашивали, сами не представились. Поинтересовались, как бы из чистого любопытства, откуда мы взялись да куда путь держим. Сказали, дескать, путешествуем, кости мамонта немного собираем.
– Почём продаёте? – полюбопытствовали визитёры, закуривая вместе с нами.
– Исключительно для себя, – пояснили. – продажа не наш профиль.
Вроде как светский ничего не значащий разговор.
Саня попросил земляка, чтобы хлеба при случае забросили.
– Съел, – показал на меня, – шибко-шибко хлеб кушает!
Минут пятнадцать визитёры пробыли и распрощались, направляясь к реке.
Взревела моторка и пошла вниз по течению…
– Пойдём-ка к плоту сходим, – предложил Денис.
Предчувствие не обмануло. Наши вещи были аккуратно сложены, однако было видно, кто-то руки запускал в них.
– Пошарились, заразы! – сказал Денис.
Надо сказать, мы предусмотрительно ценные вещи, как приплыли, сняли с плота и унесли к Саниной избушке. Доверяй, да не зевай.
Ничего не исчезло, да осадок на душе остался. С появлением осадка пазлы начали складываться: неспроста всё это. Когда мы стояли у кладбища мамонтов, день на четвёртый я заметил дымок над лесом километрах в двух от нас. Конечно, совсем пустынным край не назовёшь, выше по Яне прииск – золотишко драгой мыли. А так никаких людных мест, никаких улусов на сотню километров вокруг. Однако кому-то дома не сиделось – варил чай или кашу на костре неподалёку от нас. До этого моторка вверх пролетела. А потом вниз с заглушенным мотором проследовала, два якута в ней сидели.
На следующий день после обнаружения дыма нашёл я зуб мамонта и понёс к табору. Отнесу, думаю, заодно кишки чайком горячим прополощу. Дениса чаепитие не прельстило, не пошёл со мной за компанию. Тащу добычу, зуб килограммов на восемь, нести неудобно, перед собой держу… Наконец выруливаю на финишную прямую и вижу странную картину – от нашего табора мужик с фотоаппаратом скачками удаляется. В брюках защитного цвета, такой же куртке. Своим появлением я спугнул его. Резво стартанул к лесу, как меня увидел…
Дурачась, крикнул ему в спину:
– Стой! Стрелять буду!
Он ещё сильнее припустил. В спешке не заметил, что у меня кроме зуба мамонта другого оружия не имелось.
Тогда ещё цифровые фотоаппараты не вошли в обиход, «Зенит» или «Фэд» у него был. Чехол открыт, объектив наружу…
Конечно, за такую фотосамодеятельность следовало по шее накостылять… Будь со мной ружьё, шмальнул бы для острастки в воздух. Что за манера устраивать фотосессию чужого лагеря без разрешения хозяев? И рвать когти, при появлении оных на горизонте. Так в тайге не делается.
Первым делом я осмотрел табор на предмет – из вещей ничего не исчезло вместе с фотографом? Сунул руку на дно рюкзака, где в полиэтиленовом пакете лежали паспорта, авиабилеты на обратную дорогу и деньги – на месте. Крикнул в сторону леса:
– В следующий раз голову оторву!
И сел пить чай. Тут-то и заметил, мой радиоприёмник подвергался ревизии. Хорошо помнил – выключил его перед уходом и поставил на пенёк. Он лежал на траве.
Люди мы городские, нам без шума большого мира тоска зелёная. Даже в тайге душа просит музыкой уши прочистить, новостями себя побаловать. Поэтому прихватил небольшенький приёмник. Был японского рода-племени – однако на внутреннюю антенну ловил слабо. Я нашёл кусок, метров пятнадцать, проволоки. Тоже нюанс: натуральная глушь, а плоды цивилизации, точнее, её хлам – налицо. Не успел озадачиться: вот бы антенну соорудить для принятия вестей из далёких волостей, как наткнулся на моток изолированной проволоки – валялась на берегу. Водой ли принесло, или кто-то из таких же бродяг бросил… Привязал к проволоке свинцовое грузило, на сосну конец забросил. Около нашего табора росли высокие сосны, одну выбрал в качестве мачты для антенны. «Японец», оснащённый антенной, взбодрился, стал бравенько вылавливать из эфира музыку и новости.
На допросе в Батагае одним из пунктов обвинений будет использование в преступных целях приёмника-передатчика с антенной. Он окончательно убедил якутских контрразведчиков, что мы – шпионы, работающие под прикрытием сбора костей мамонта. По радио получаем инструкции из центра и сами передаём стратегическую информацию. Посчитали, что под обыкновенный ширпотребовский, пусть и японский, корпус заделана шпионская аппаратура.
В Батагае мы окажемся под конвоем. И, как на машине времени, в прошлое провалилимся – в Советский Союз. Середина девяностых годов, СССР приказал долго жить, однако батагайские власти не торопились менять уличную наглядную агитацию, пронизанную коммунистическим вчера. На самых видных местах висели плакаты: «Слава КПСС», «Советский Союз – оплот мира во всём мире», «Слава Советской Армии». Дежурные, набившие оскомину, намозолившие глаза лозунги, которые в Якутске давным-давно выбросили и забыли, украшали Батагай.
И жизнь, что самое интересное, продолжалась в духе лозунгов. Горбачёвская перестройка переросла в ельцинскую неразбериху, иностранцы повалили пачками на наши сверхсекретные заводы, воинские части расформировывались, резались в утиль ракеты, подводные лодки, а новенькие танки и пушки ржавели под открытым небом. И только в Батагае продолжали ловить шпионов и диверсантов. «Слава КПСС» давно не слава, однако подозрительность оставалась на прежнем уровне. Якутская глубинка бдительности не теряла, продолжала идти проверенным курсом. Дескать, пусть в Москве резвятся, мы на всякий случай будем стоять на страже.
Трудно сказать, в какой момент записали нас в диверсанты (бабушка моя говорила – забросчики) и взяли в разработку. Нам и в голову не могло прийти, что мы под колпаком. Ничего не заподозрили. Ну, бегал какой-то ненормальный с фотоаппаратом, ну, моторка пролетала несколько раз мимо кладбища мамонтов. Дымок поднимался невдалеке… Тоже можно найти объяснение – кто-то не хуже нас в отпуск не к морю отправился бока греть, а в глухомань.
На деле получилось – за нами с самыми серьёзными намерениями следили.
Но в один момент контрразведка нас упустила. От Сани мы сплавились на плоту до улуса Коли-якута, и, не останавливаясь, прошли ниже километров на тридцать. Коля, давая наводку на кости мамонта, поделился координатами двух кладбищ. Первое – вверх по Яне от его улуса, второе – вниз по течению, у так называемой Медвежьей горы. И предупредил: у Медвежьей горы как повезёт, костей, там мало.
Нам не повезло, ничего стоящего не нашли. А место интересное. В Яну впадает речка. Из тех, что бурно разливаются во время таяния снегов, а к лету пересыхают. В половодье склон горы речка подмыла, слои вечной мерзлоты обнажились, взору открылась обалденная картина. В нижнем слое скопление доисторических растений – травы, листвы. Тысячи лет назад её мороз законсервировал, в вечную мерзлоту упрятал, текущим летом она вышла из глубины веков. С самого края ископаемая трава под воздействием тепла и воздуха порыжела, загнила, стоит копнуть глубже, куда не проникло тепло – зелёная травка, будто вчера замороженная. В первозданном виде сохранилась с тех времён, когда стада мамонтов бродили по этой траве-мураве, нагуливали многотонные туши… Какие-то лопухи с широченными листьями. Сроду подобных не видел…
Ощущение непередаваемое. Дома из морозилки достанешь зелень для супа – укроп, петрушку, осенью заморозил, и вот она свеженькая, аппетитная… И здесь точно такая по виду… Хотя в природе давным-давно не растёт… Тысячи лет не растёт. Она в твоих руках, а самом деле – это призрак, фантом, травы этой больше не существует… Чудеса в решете – дырок много, а выскочить некуда.
Я увлёкся описанием ископаемой травы и в который раз нарушил хронологию, забежал вперёд на целый день. Перед этим не менее впечатляющая история приключилась. На подходе к Медвежьей горе сидим с Денисом на плоту, течение его потихоньку тащит, вёслами не помогаем. Только-только чайку попили, я термос ополоснул. Сидим в расслабленном состоянии. Ласковое солнышко греет, ветерок свежий обдувает, волнишка о брёвна плота бьёт. Мы вполголоса ведём неспешную беседу за жизнь. Течение на Яне небыстрое, можно сказать ленивое. Красота картины реки, берегов наполняла душу покоем, располагала к философским рассуждениям о суетности бытия больших городов. Как бы хорошо вот так жить среди первозданной природы… И вдруг посреди этой идиллии из-за поворота навстречу нам вылетает «Казанка» с ревущем на всех оборотах мотором. И ужас – раздаётся настоящая автоматная очередь. Над нашими головами проходят настоящие боевые (какими они могут ещё быть!) пули, звучит резкая команда:
– Стоять!
Будто плот наш был оснащён движком, и мы могли ударить по газам и, набирая крейсерскую скорость, уйти в отрыв. Два наших плохоньких весла никак не могли конкурировать с «Вихрем».
