Во время строительства часовни скорби Лену не оставили. Квартиру забрали за долги, с мужем развелась, с двумя детьми мыкалась по чужим углам. Даже в монастыре с сыном жила, дочь к мужу отправила.
– Сынок бывало, – вспоминает весело Лена, – в монастыре на сундуке спал.
Матушка Евгения переживала все душой, нашла вариант – одинокая старушка, родственников никого, трёхкомнатная квартира.
– Ты, ведь не обманешь её, придёт срок, досмотришь, – говорила Лене. – Она перепишет на тебя квартиру.
Однако не выгорело.
– Не достойна была того варианта, – комментирует Лена, – слишком хорош был
– Значит, не твоё, – говорила матушка, – будет что-то другое. И молись Николаю Угоднику.
Потом владыка Феодосий пустил Лену в пустующий дом, принадлежавший епархии. Дом добротный, старинный, состоятельные люди ставили, но в запустении, электричество отключено. Лена одно лето месяца два жила в нём.
Выкарабкалась Лена из трудного положения, с нуля поднялась, во второй раз бурную предпринимательскую деятельность развернула. Не зря текла в ней купеческая кровь. Смеясь, рассказывает, как сокрушалась бабушка Августа: «Лена, какая ты непутёвая, умру, что ты без меня будешь делать?» «Непутёвая» в итоге оказалась самой «путёвой».
– Бабушка Августа умница была, – говорит Лена, – без дела, без работы не помню. Чтобы с соседками на лавочке лясы точить – никогда. Дом на Северных большой у нас был, забот много. И всё-то она толклась по дому. Я тоже не могу праздно сидеть.
Лена сначала квартиру купила, а потом и дом за городом построила. Считает, по молитвам матушки оказалась на том месте. Её отговаривали – ни воды, ни людей, ни подъезда нормального с трассы. Так-то природа лучше не надо – солёное озеро рядом, до Иртыша пешочком пройтись, в остальном никаких благоустройств. И всё же Лена решилась строиться именно там. Отличный дом поставила, веранда тридцать квадратных метров… Переселилась, года два миновало, однажды села у окошка, смотрит на юго-запад и делает открытие – если дома убрать и по прямой смотреть – будет часовня над могилкой матушки Евгении. Богатое воображение Лены нарисовало часовню. Открыла карту в интернете. Всё правильно. Пусть более десяти километров, а всё одно рядом для мысленного взора.
На второй или третий год после смерти матушки Лена поехала к ней. Часовню над могилой уже строили – ни крыши, ни оконных рам не было, но стены вывели до конца. Лена постояла у могилки, голову подняла, посмотрела в оконный проём. За ним Иртыш, лес, живописный обрыв, в небе облака беспечно гуляют…
– Матушка, – воскликнула Лена, – в каком месте ты лежишь! Какая красота вокруг! Бог удостоил тебя таким последним местом на земле! Заслужила, что там говорить. Я, конечно, ничего подобного не достойна!
А когда Лена, глядя в окно из своего дома, сделала открытие, она с матушкой почти рядом, покаялась:
– Матушка, прости меня – долго раздумывала, строиться или нет на этом участке. Это ведь по твоим молитвам я около тебя. А тогда мысли не было. Другим голова была забита.
Каждое лето Лена ездит в Тамбовку на празднование иконы Владимирской Божией Матери. В иное лето на все три праздника умудряется. Вернувшись домой, обращает взор в сторону Ачаирского монастыря и рассказывает матушке о празднике. Звучит примерно так:
– Матушка, дорогая моя, мира, как всегда, собралось много. Владыка Савватий служил литургию. Игумен Серафим и батюшка Василий сослужили ему. Батюшка Василий, это который служил при тебе в Никольском соборе. Он теперь настоятель храма в Тамбовке, где алтарём наша с тобой часовня. Крестный ход как всегда первую остановку сделал на чтение Евангелия на месте, с которого ты, матушка, Богородицу увидела, там ещё берёза искривлена, почти до земли согнулась. Следующая остановка у Поклонного креста. Новый недавно поставили вместо второго деревянного. Металлический, на века. Высоченный, на перекладине надпись золотистой краской: «Пресвятая Богородица, спаси нас». Издалека видать. Погода лучше не надо была, не жарко и солнечно, ветерок освежающий, хорошо. От Креста пошли к часовне на опушке леса. Помнишь, показывала мне место, куда Богородица из березняка вышла. На нём кирпичная часовня построена. В ней икона Божией Матери «Материнское Услышание». Большая икона. Пречистая в бордово-синем одеянии со скрещёнными на груди руками спускается с неба, ножки на маленьком облачке, голова слегка наклонена, взгляд устремлён на двух женщин, они на земле на коленях стоят. Обе с надеждой на Богородицу смотрят. Одна в левом нижнем углу, как бы твоя матушка, молитвенно руки подняла, в правом, как бы ты. Длинная очередь у часовни выстроилась, приложиться к иконе. Подождали, пока последний поклонится образу, а потом крестоходцы направились к святому источнику архангелов Гавриила и Михаила. Он недалеко от часовни. Владыка Савватий окропил нас святой водой. И хорошо так, капельки святые на лицо падают, рукой проведёшь и как омоешься. Владыка святую воду не жалел, щедро кропил. И так хорошо обратно в Тамбовку шагалось, так радостно!
Лена подробно опишет праздник и обязательно в конце скажет:
– Матушка, всё получилось, как ты говорила. Я не верила, а ты права – и храм, и часовня, и святой источник, и мира много на святое место, как всегда, приехало. Игумен Серафим рассказывал, одна женщина поведала ему историю: на закате в иной день видит из Тамбовки церковь в небе, купола сверкают. Игумен попросил нарисовать, она изобразила пятикупольный храм. Другая женщина сказала: по вечерам слышит колокольный звон оттуда. Не удивлюсь, матушка, если доживу до поры, когда поставят большой храм на месте, где ты встретилась с Пресвятой Владычицей. Храм, может, нескоро будет, а вот келейный корпус отец Василий построил, монашескую общину создаёт.
Первого июня, в день смерти матушки, Лена утро начинает с того, что садится в машину и едет к матушке в Ачаирский монастырь. Большой букет покупает накануне. И всякий раз по дороге пытается вспомнить, но никак не может, что помешало ей быть на погребении? Что оставило в городе?
Хоронили матушку на «Владимирскую» – третьего июня. Отпевали в Казачьем Никольском соборе. Отпевал владыка Феодосий и много-много батюшек. Лена хорошо запомнила момент, сын матушки, что в Подмосковье живёт, в последний момент, гроб уже собирались выносить, едва не с вокзала или с аэропорта приехал в храм. Как и подобает усопшим монахам, лицо у матушки было закрыто платом. Сын попросил открыть, попрощаться. Просьбу выполнили, Лена стояла у гроба и увидела, что щёки у матушки розовые.
И ещё хорошо запомнила, такого не забудешь – не было на сердце безутешного горя. Понимала разумом, окончилась земная дружба с матушкой. Год с небольшим пролетел, как один день. Начался с того, что в этом храме, в Никольском, она подлетела с квадратными глазами к матушке – «будем вместе часовню строить». Столько всего произошло хорошего после этого, и вот наступила пора навсегда прощаться. А на сердце светло. Светло и всё.
Собираясь в Никольский собор, Лена достала подобающий скорбному случаю чёрный платок, была у неё косынка, покупала подругу хоронить, накинула на голову и тут же сняла – нет, нет и нет. Покрутила в руках, что делать? На глаза попался белый лёгкий шарфик, набросила на голову. И никакого отторжения. Сменила на чёрную косынку – снова всё внутри воспротивилось. Позвонила знакомому батюшке, обрисовала ситуацию.
– Батюшка, как в белом идти на похороны? И кого хороню – бесконечно дорого человека. Траур ведь! А я не могу, во мне всё восстаёт против чёрного. Надеваю белый платок – мне хорошо! Что это, батюшка? Как быть?
– Лена, священники в каких облачениях отпевают усопших христианин? В белых, радостных. Вот тебе и весь сказ. Господь Бог призвал матушку в свои обители, твоя душа радуется!