bannerbannerbanner
полная версияПопутчица Пречистой

Сергей Николаевич Прокопьев
Попутчица Пречистой

Полная версия

После долгого перерыва матушка оказалась на том месте, где увидела спускающегося с неба человека.

– Из того леска, – показывала матушка отцу Николаю, – вышла Пресвятая Богородица, а я Её за цыганку приняла. Пошла в мою сторону и вот здесь мы встретились.

– Здесь поставим поклонный крест, – сказал батюшка Николай. – Владыка распорядился поклонным крестом отметить место.

Вскоре на поляне, где стояла Катя, глядя на приближающуюся к ней в странном наряде незнакомку, будет водружён Поклонный крест, сваренный из стальных труб.

Матушка Евгения взяла у владыки благословение строить в Тамбовке часовню в честь иконы Божией Матери «Владимирская».

Вскоре появилась в газете статья о явлении Пречистой Девы девушке Екатерине. Та самая статья, которую прочитала на железнодорожном вокзале наша героиня Лена и вдохновилась помогать матушке в строительстве часовни.

Часовня во имя «Владимирской»

Взялась матушка Евгения за часовню с благословения владыки Феодосия. Благословить он благословил, да денег не дал. Матушка и не надеялась. Считала, часовню сама должна построить. Денег у матушки – одна пенсия. Были кой-какие сбережения, их тоже вложила. Но крохи для такого дела. Как уже говорилось, матушка Евгения жила на улице Чапаева, неподалёку от госпитального храма в честь иконы «Всех скорбящих радость». По благословению владыки Феодосия помогала настоятелю храма отцу Николаю. Приход вокруг него подобрался дружный. Была в этом и матушкина заслуга. Женщины любили эту маленького роста, старающуюся держаться незаметно монахиню, тянулись к ней. От неё исходили тепло, любовь. Было в ней то, о чём говорится в Евангелии – не от мира сего. Шло время церковного подъёма, приход Скорбященской в основном состоял из женщин, недавно обратившихся к Богу. Матушка для них была примером служения Богу, веру в Него несла из советского времени. А потом открылась история, от одного упоминания о которой мурашки бежали по коже – Пресвятая Богородица сошла с неба на помощь матушке…

Приход Скорбященской принялся активно собирать деньги на часовню и вложил свою лепту в строительство. И всё же денег катастрофически недоставало.

Лена сокрушалась:

– Почему, матушка, мы раньше с вами, когда я в силе была, не встретились? Построили бы часовню на раз!

– Значит, Лена, Богородице угодно миром строить. Каждому понемногу-понемногу поучаствовать, кому копеечкой, кому рубликом, а кто труд свой приложит. И не случайные люди, а свои. В Скорбященской сестры с такой радостью жертвуют. Я взяла благословение у владыки с кружкой у Иверской часовни собирать. Глядишь, люди что-то подадут.

– Матушка, я бы сама, нисколько не стыдно, встала рядом с вами с кружкой. Но милостыню просить – долгая история. Много ли подадут наши сограждане? То-то и оно, что нет. Длинная получится песня. Нам кирпич нужен, доски, железо на крышу, техника. Тот же кран даже на один день пригнать – приличная сумма потребуется. Кружкой не наберёшь, пойду-ка я по всем небедным знакомым просить. Это вернее будет. Пусть раскошеливаются на святое дело! Глядишь, зачтётся, когда придёт время держать ответ перед Богом.

Лена была преисполнена оптимизма – круг состоятельных знакомых имела большой. И просит не себе любимой, на Богоугодное дело собирает средства, каждый по чуть-чуть выделит (а их «чуть-чуть» совсем иное, чем «чуть-чуть», кто в церковную кружку денежку бросает) – и часовня готова.

Пожертвовал на неё раб Божий Никита. У него был мясокомбинат в районе. Материалами помог – дал кирпич и цемент. Одно в данной истории но – жена Никиты назвала Лену сумасшедшей. Прямо в лицо бросила обидное.

– Сегодня я бы только и всего рассмеялась, – делилась Лена своими воспоминаниями, – а тогда ком застрял в горле. Будто для себя клянчила. Жена Никиты бухгалтер в его фирме. Жадная, злая. В его кабинете находилась, когда я помощи попросила. Через губу бросила: «Если всяким сумасшедшим давать, сами по миру пойдём!» – развернулась демонстративно и ушла. Никита, как она ушла, махнул рукой: «Не бери, Лена, в голову! Тебя я давно знаю – помогу, чем могу, строй свою часовню!» Хороший мужик, жаль неверующий. Кроме всего прочего, машину дал материалы вывезти.

Вышла Лена от благодетеля и разрыдалась. Дело сделано, и какое – кирпич, цемент на фундамент заимели, а слёзы душат – «сумасшедшая» стоит в ушах. Хотела матушке поплакаться, потом осадила себя: «К чему малым дитём бегать к матушке, плакаться, грузить дурацкими эмоциями».

В голове у Лены постоянно крутилось: у кого, что можно попросить? Поначалу думала: да что там часовню крохотулечку поставить, это не Христорождественский собор, его к тому времени только-только освятили, губернаторские СМИ всё уши прожужжали по данному поводу. Вот это, на самом деле объёмы, а тут часовенка каких-то шесть на шесть по внешнему периметру. Однако никого из знакомых предпринимателей не смогла уговорить на это самое «чуть-чуть».

Неожиданно помог генеральный директор одного акционерного предприятия… Не будем делать рекламы, назовём просто ОАО. Лену пригласили на банкет, она оказалась в одной компании с генеральным директором этого ОАО. Увидела и сразу в голове: «Попытка – не пытка! Куй, Лена, железо, пока горячо!» Голова которую неделю была заточена под «ковку». Уловила момент и приступила к делу. Лена женщина яркая, привлекательная. Свой плюс при поиске меценатов… Начала гендиректору рассказывать о постройке часовни в Тамбовке. Речь успела к тому времени отточить, к кому только не обращалась с ней. Большой руководитель посмотрел снисходительно на красивую женщину и коротко бросил, не дослушав:

– Пиши заявление, денег не жди, что надо из материалов – изложи. Всё не обещаю, что-то выделю.

Лена, вернувшись из ресторана, быстренько заявление накатала, утром в ОАО занесла. Неделю выждала и отправилась за результатом. Предварительно пошла в Серафимо-Алексеевскую часовню, прочитала несколько раз «Взбранной Воеводе Победительная…» перед иконой Божией Матери…

– Помолилась я Богородице, – рассказывала Лена о походе в ОАО, – ко мне пришла уверенность – заявление уже подписано. Захожу в приемную к помощнику генерального директора, мы с ним давно были знакомы. К нему тоже обращалась: «Денис, – просила, – пожертвуй на часовню, ты человек небедный. Он захихикал: «Лет в семьдесят пойду в монахи, буду жертвовать, а пока у меня железный принцип: никакой благотворительности!» Не сужу Дениса. Много добра мне сделал. С нужными людьми познакомил, когда бизнес раскручивала. Разным был человеком. Успешно вёл адвокатские дела, но и тёмного много за ним. Кидал людей, мошенничал. Дверь открываю в кабинет к нему: «Денис, давай мою бумагу, должна быть подписана». Он в смех: «Шустрячка ты, Лена, покажи колено! Прямо электровеник! Генеральный такие прошения месяцами не подписывает. С ним нередко бывает, подловят в хорошем настроении такие с протянутой рукой, как ты, он пообещает, а потом тянет с умыслом, ждёт – просителю надоест клянчить, сам отвянет!» В этот момент приносят папку с бумагами от генерального директора, в ней моё заявление. Подписанное. «Ну, ничего себе! – удивился Днис. – Как ты ухитрилась?» «Богородица, – говорю, – помогла! Ты скупердяйничаешь пожертвовать на часовню, вот и не знаешь, что такое Её помощь». Он захихикал: «На Богородиц надейся, сам не плошай! Вот я и не плошаю!» Как ни бравировал, в главном оплошал. Сгорел от онкологии в пятьдесят с небольшим. Буквально за два месяца. И куда, спрашивается, после смерти попал? Сколько грязи, подлости, мути оставил после себя. С криминалом тесно знался. И денег ради заводил такие связи, и гордыню тешил – всё могу, всех сделаю, у меня крутые знакомые в Москве, Питере! Денис перед смертью не исповедался, не причастился. Умирал, сестра его рассказывала, озлобленным на весь белый свет, домашних извёл.

Фактически всего двое и откликнулись на просьбу Лены – директор мясокомбината Никита да гендиректор ОАО. Последний выделил краску, гипсокартон, пару кубометров деловой доски.

Лена в то лето часто ездила с матушкой в Тамбовку. И в каждый приезд отправлялись они к Поклонному кресту той самой дорогой, по которой матушка бежала в войну в Новопокровку, на которой явилась перед её взором Пресвятая Богородица. В первые разы Лена беспокоилась, как матушка дойдёт? А потом удивлялась:

– Матушка, мне двадцать восемь, а вам восемьдесят четыре на Покров будет, а я за вами угнаться не могу.

– Лена, я как на крыльях на этой дороге!

В тот раз подошли к Кресту, матушка говорит:

– Лена, здесь со временем будет храм стоять.

Лена задохнулась от этих слов.

– Матушка, – дерзновенно возразила, – да какой ещё храм в чистом поле? Мы в Тамбовке с часовней бьёмся-бьёмся и не можем окончить. А сюда дороги нормальной нет, чуть дожди – не проехать! И зачем здесь храм, зачем? В Тамбовке строим, а деревня разваливается. Со всей деревни одна учительница Маргарита Алексеевна нам помогает. Ни одного верующего кроме неё.

– Лена, – говорила матушка, – не может оставаться в забвении место, где ступала нога Богородицы. Вот увидишь, я-то не доживу, а ты увидишь, и храм будет, и источник святой будет, святое место не может быть без святого источника, и мира много будет. С разных мест будут люди приезжать. Даже из заграницы.

«Какая, думаю, заграница, – вспоминает Лена тот разговор, – местные хотя бы заходили свечку поставить. Не верилось, будет, как она говорит. Но прикушу язык, молчу, боялась матушку обидеть. А сейчас храм в Тамбовке, часовня у леса, из которого вышла Пресвятая Богородица стоит, святой источник есть. Обязательно паломники на праздник Владимирской иконы Божьей матери в Тамбовку приезжают».

У Поклонного креста, они читали акафист Пресвятой Богородице, отдыхали. Лена просила снова рассказать про явление Пресвятой Богородицы. Безоговорочно верила матушке, в то же время не вмещалось до конца, как это Пресвятая Богородица спустилась с неба. Вот поляна, поодаль берёзовый лес, купол небес, и человек летит на вершины берёз.

 

– Матушка, у меня бы сердце разорвалось от такой картины! Человек с без всякого парашюта в небе. Как такое может произойти? Будь ангел с крылами и то, а тут обычный с виду человек.

– Почему и подумала – цыгане колдуют. Ясно вижу – человек, руки на груди сложены, голова опущена, будто смотрит по ноги, куда приземлится. Исчез в лесу, ну и хорошо, думаю. Не испугалась, как ты говоришь – «сердце разорвалось». Бесстрашная была. Не по себе сделалось – да. Ведь никого вокруг, Тамбовка далеко…

Матушка рассказывала, а Лена пыталась нарисовать картину: человек бесшумно и плавно спускается с неба.

– Я в кино видела, как из самолёта прыгают парашютисты, – рассказывала матушка, – и наяву в Омске на аэродроме за Иртышём. Здесь без парашюта плавно вниз ногами летит человек и опускается на лес. В него мы дня за три-четыре до этого заходили с двумя женщинам из нашей бригады, грибы надумали проверить, вдруг есть. Я сейчас грибы люблю, а тогда подавно. Возвращались вечером с покоса на телеге и решили посмотреть. Березняк чистый, ни гнилья под берёзами, ни завалов, ни густой травы, но и грибов ни одного. Нам так хотелось с картошкой нажарить, поесть вволю. Надоел этот творог…

– Матушка, а чё вы не пошли к директору совхоза, не поругались, мало того, что блохи спать не дают и работаете с утра до ночи, ещё и кормёжка…

– Война ведь, Лена, была. Не доведись никому узнать войну. Не допусти Господь. И в городе мы впроголодь жили. У нас в мастерской женщина работала, трое детей, всё им отдавала, сама как придётся. Бывало, сидит за машинкой, вдруг раз и голодный обморок. Одна подружка даст ей какой кусочек подкормиться, другая… Мне проще было, я одна, да и молодая… А как с малыми детьми маялись женщины у кого родных никого, а мужья на фронте…

Они стояли у Поклонного креста. Матушка показывала рукой направление, куда пошла, ведомая Богородицей. Всякий раз говорила:

– Лена, надо будет нам как-нибудь поход совершить, дойти этой дорогой до Новопокровки. Или хотя бы до поворота на Преображеновку. «Коммуны «Колос» уже нет, от неё осталось одно кладбище, а Преображеновка, люди говорят, стоит, как и наша Новопокровка. Многие разъехались, но остались жители.

– Часовню построим и пойдём! – говорила Лена. – Я хочу знать дорогу, по которой шли вы с Богородицей!

– Какая, Лена, Богородица, красивая, – продолжала матушка. – И лицо, и голос, и ступни. Много позже вспомнила ножки Её, кожа, будто шла, не касаясь земли. Старомодной одеждой, широкой юбкой походила на цыганку, а больше ничем. Те-то наглые, шуму вечно напустят и норовят заговорить человека, запутать его словами, сбить с толку, тараторят-тараторят… А у Богородицы голос, будто ручеёк журчит… Успокаивающий. Маме я не решилась рассказать об этой встрече. Что-то удержало. Боялась, не поймёт – женщина с неба спустилась. Сейчас думаю, мама, как раз и поняла бы всё правильно… А тогда лицом потемнела после моих слов про гриву. Я с одним из тех дезертиров в детстве играла, через четыре дома от нас жил, на год старше меня… Наткнись я на них, не оставили бы в живых…

Вставая дома на молитву, Лена покрывает голову косынкой, которую матушка ей подарила. Собственными руками специально сшила. Они как-то вернулись из Тамбовки, матушка пригласила Лену к себе домой, достала косынку.

– Это тебе на молитвенную память, – вручила подарок. – Спасибо, Лена, без тебя не знаю, как бы я часовню строила.

– Матушка, как я благодарна Богу, что свёл меня с вами. Я, конечно, заполошная, налетела на вас тогда в храме: давайте часовню строить!

– За сумасшедшую тебя не приняла, – улыбнулась матушка, – кого только не приходилась в жизни и в церкви встречать. Но напором озадачила ты меня. А потом думаю: что-то ведь привело меня в Никольский собор сегодня.

– А часовню, матушка, мы обязательно построим.

– Надо, Лена. Жизни мне немного осталось. Хочу успеть помолиться в ней.

Помолилась. Часовню владыка Феодосий освятил за три месяца до упокоения матушки Евгении.

Чёрная доска

Всего ничего осталось по часовне – купол поставить, крест на него водрузить. Но дело застопорилось. Ни купола, ни креста, ни денег заказать и смонтировать. Лена обещала матушке к зиме кровлю закончить, купол поставить, а тут хоть расписывайся в собственном бессилии.

– Плохо мы, Лена, молимся! – говорила матушка.

Кто-то надоумил Лену поклониться Симеону Верхотурскому. Он-де для сибиряков такой же святой, как в Москве Сергий Радонежский, в Дивеево Серафим Саровский. И кроме всего прочего – помогает в строительстве храмов. Лене и сейчас ничего не стоит собраться и через всю страну куда-нибудь улететь, в двадцать восемь лет и подавно была легка на подъём. Сына в охапку и в Верхотурье. Там узнала о старце Сергии – схиархимандрите Сергии (Комарове). Достоялась к нему и начала плакаться:

– Строим часовню, средств не хватает, помощники поначалу были, да все вышли. Батюшка, что нам делать?

– А ты как хотела, чтобы всё как по маслу текло? – батюшка вопросом на вопрос. – Потрудиться надо, помолиться. Враг день и ночь норовит помешать твоей часовне. Ты думаешь что – он стоит в сторонке и любуется, как ты строишь дом Божий? Куда там, он из кожи вон лезет, старается навредить тебе. И ты старайся, читай каждый день акафист Николаю Угоднику, проси у Чудотворца помощи!

– Буду, – с жаром ответила Лена. – Буду!

Вернулась в Омск, купила акафист. Каким бы трудным день ни выдался, как бы поздно ни окончился, пусть глаза слипаются, ноги не держат – читает.

Неделя в таком ритме проходит, другая. Вдруг Лену пробило: а кому, собственно, она молится? Кому акафист читает? В доме ни одного образа святителя Николая Мирликийского.

На следующий день отправилась в антикварный магазин. Месяца за два до этого подруга затащила в антикварный, подсвечник искала, Лена обратила внимание – много старинных икон на витрине. Пришла в магазин, взгляд сразу выхватил чёрную икону. Другие иконы как иконы, эта чёрнущая, будто гудроном намазана, ничего не видать.

– А эта чернота зачем? – напрямую спросила Лена.

– Эка вы хватили, – сказала продавец, женщина в очках со стильной оправой, достала икону и подала Лене. – Посмотрите внимательно.

Лена повернулась к свету, поднесла икону к лицу и увидела глаза святого.

– Николай Чудотворец? – спросила Лена.

– Он самый.

Продавец, подогревая интерес покупателя, принялась рекламировать товар: икона старинная, скорее всего. Хозяйка образа давно умерла, перед смертью передала родственникам, у тех икона в кладовке стояла, в результате почернела.

– Полное ощущение, – сказала Лена, – гудроном облили!

И тут же попыталась подковырнуть ногтем «гудрон».

– Нет-нет, это обычная чернота икон, которая говорит о старинности образа, – пояснила продавец. – Вещь дорогая, но никто не решается купить из-за черноты. Я вам сделаю хорошую скидку. Поверьте мне, иконы со временем светлеют.

Икона небольшая, сантиметров двадцать или около того высотой. Без киота, одна доска. Лена подержала в руках, приложилась лбом к образу (губы накрашены) и обратилась к святому:

– Николай Чудотворец, я тебя спасу. Никто тебя не купит, а у меня тебе будет хорошо.

Не остановила цена, даже со скидкой сумма выходила приличной. А с деньгами у Лены дело в ту пору обстояло туго, много на часовню уходило.

Принесла образ домой, поставила рядом с другими на комод и обратилась к святителю:

– Николай Угодник, я тебе каждый день буду акафист читать, а ты проступай из черноты. Иконы просветляются, и ты давай светлей.

И позже запросто с Николаем Угодником разговаривала, но лишь до той поры, пока ни открыла для себя – слышит. Вот когда испугалась.

А поначалу дерзко – «давай светлей». Как с ровней. Только что не сказала «по рукам?»

– Я здесь буду молиться, а ты у себя на небе, чтобы мы с матушкой Евгенией часовню в Тамбовке достроили. Вроде немного осталось, да как обрубило. А просветлеешь ликом – отдам в часовню. Паломники будут приходить, а тут чудо: была доска чёрная, стала икона любимого нашего Николушки Чудотворца

Можно сказать, поставила условие – Николай Угодник, ты должен явить чудо для укрепления веры. Тебе ничего не стоит, а в часовню люди потянутся, местным в Тамбовке никому часовня не нужна, пальцем не пошевелят помочь. А так, глядишь, заглянут посмотреть на чудо.

Сфотографировала Лена икону, дабы предъявлять маловерам: вот на снимке икона в «чёрном» виде, а вот каким стал образ.

Читает Лена акафист месяц, читает второй… И вдруг, батюшки свет, на иконе лоб святителя начал обозначаться, щёки проступили, борода стала читаться.

Вот тут-то Лена заволновалась: получается, Николай Угодник слышит её. Старец Сергий в Верхотурье наказал Николаю Чудотворцу молиться, она и молилась. И вдруг образ начал светлеть. Лену страх обуял. Святой, который жил шестнадцать веков назад, даёт ответ. Он слышит её. Житие читаешь, многое сказкой звучит, а тут наяву…

Недолго думая, Лена схватила икону и повезла в Тамбовку. Раз обещала Николаю Угоднику отдать в часовню, тянуть нечего. Он просьбу услышал, надо слово держать, не то возьмёт и обидится.

К тому времени часовню окончательно достроили. Поставили купол, крест на него водрузили, полы настелили. Весной владыка Феодосий освятил. Всё как положено.

Смотрела за часовней Маргарита Алексеевна. В прошлом учительница, она одна из сельчан была настоящей помощницей при строительстве. Матушка Евгения и Лена, приезжая в Тамбовку, у неё останавливались.

Маргарита Алексеевна без особого восторга приняла образ Николая Чудотворца. Лена, передавая икону, взахлёб рассказывала о паломничестве к Симеону Верхотурскому, о наставлении схиархимандрита Сергия читать акафист Николаю Чудотворцу, дабы святой Никола помог преодолеть бесовские козни и достроить часовню. В своём эмоциональном ключе Лена поведала историю о походе в антикварный магазин и приобретении иконы «гудроном намазанной».

– Вы только посмотрите, Маргарита Сергеевна, чернота отступает, одни глаза были видны и вот… Он слышит нас! Слышит! Я обещала ему, что в часовню отдам, как построим с его помощью. Часовню мы построили, а он светлеть начал.

Маргарита Алексеевна посмотрела на икону, пожала плечами, но место образу определила.

На обратной дороге из Тамбовки Лена заехала в Казачий Никольский собор купила домой образ Николая Угодника. С этой поры перед ним продолжала читать акафист. С ещё большим рвением.

Время от времени звонила Маргарите Алексеевне, спрашивала про икону Николая Угодника. В надежде услышать – «светлеет».

– На месте твоя доска чёрная, – звучало каждый раз в ответ.

Лену задевала скептическая формулировка «доска чёрная», она еле сдерживалась, чтобы не сделать замечание Маргарите Алексеевне, непочтительно об иконе говорит.

С этой оценкой уже сталкивалась. Когда дома образ стоял, гости частенько спрашивали:

– Лена, что за чёрная доска среди икон? Или так надо сейчас?

Лена обижалась на «доску» и гвоздила дилетантов:

– Не знаете – не говорите! Не «доска», а Николай Чудотворец! Великий святой! Смотреть надо лучше – вон глаза его видать!

Прошло больше года, и Лена в конце концов перестала звонить в Тамбовку, к чему лишний раз расстраиваться – слышать «твоя чёрная доска».

Акафист читала ежедневно и терялась в догадках: почему образ перестал светлеть. Может, поспешила передать в часовню? Там никто акафист святому не читает… Да не будешь обратно икону забирать… Что сделано, то сделано…

Дальше Лена рассказывает так:

«Привозят в Омск святые мощи, к своему стыду, не скажу, забыла, какого святого. В Христорождественский собор их доставили, тогда ещё на месте Свято-Успенского собора Поклонный крест стоял, основные события происходили в Христорождественском. Я в самый первый день пришла к мощам, а священник говорит:

– У нас в Омской области, в Тамбовке, это Саргатский район, недавно чудо произошло!

Я ушки навострила, какое может быть чудо в Тамбовке, о котором я не знаю? Чудо там одно – явление Пресвятой Богородицы девушке Екатерине. Оно давным-давно случилось. А тут «недавно произошло».

– Женщина принесла в часовню икону, – продолжает священник, – образ был в жутком состоянии, просто чёрная доска, чуть-чуть глаза Николы Угодника проступают из черноты, борода. Больше ничего. Икона в часовне несколько месяцев в таком виде висела. И вдруг начала обновляться и сейчас полностью обновилась. Своими глазами видел фотографию, сделанную до просветления, и икону в сегодняшнем состоянии…

Я чуть не закричала: как обновилась?

Если бы услышала не от священника – не поверила.

Хотелось сказать во всеуслышание: подтверждаю – чёрная была, как гудроном залитая доска! Это я купила её в антикварном магазине, а потом отнесла в часовню!»

 

Разволновалась Лена от слов священника, приложилась к мощам, и бегом из храма на автовокзал, благо он в десяти минутах ходьбы. В голове одно: только бы какой-нибудь транспорт шёл в сторону Тамбовки. На её счастье успела на автобус в Саргатку. Вышла на повороте в Тамбовку, тут же попалась попутка. К Маргарите Алексеевне домой забежала. С таким лицом, что хозяйка подумала: плохое произошло.

– Что случилось, Лена? – обеспокоенно спросила.

– Где икона с чудом? – выпалила гостя с порога. – Почему не позвонили?

– Пыталась, но ты знаешь, какая здесь связь!

Образ просветлел, будто в помине черноты не существовало. Стали различимы все детали до самых мелких! Ни капельки «гудрона»! В нижней части краска в нескольких местах облуплена до светлой доски, саму доску видно. В левом верхнем углу Иисус Христос, в правом – Пресвятая Богородица. Их вообще не видно было. Нисколько не различались! В левой руке у Николая Чудотворца закрытое Евангелие, цветá обложки – коричневый с золотом и зелёный. Тоненькие золотистые лучики чётко прорисованы. Тоже не было! Пальцы правой руки святителя сложены для благословения, панагия на груди.

Лена расцеловала икону, и тут же возникла идея идти с образом к Поклонному кресту. Маргарита Алексеевна отказалась, нездоровилось ей, а Лена с Николаем Чудотворцем отправились к месту встречи девушки Екатерины с Пресвятой Богородицей. Солнце садилось за спину, в листве желтеющих берёз гулял ветер, просёлочная дорога была пустынной, Лена, делая широкие шаги, в полный голос запела тропарь:

Правило веры и образ кротости, воздержания учителя

яви тя стаду твоему яже вещей истина; сего ради

стяжал еси смирением высокая, нищетою

богатая, отче священноначальниче Николае,

моли Христа Бога спастися душам нашим.

Один раз пропела, второй…

Эх, думала Лена, как бы хорошо вот так на пару с матушкой идти. Сколько раз они ходили с молитвой этой дорогой. Сколько раз…

Но матушка Евгения молилась уже в небесных обителях.

Рейтинг@Mail.ru