В Петровке в храм приходил раб Божий Николай из Калиновки.
В каждый пост исповедовался, причащался. Сорок пять лет, четверо детей. Любимая тема – костерить власть предержащих.
– Ну, что ты постоянно ропщешь? – пытался всякий раз остудить его, когда Николай начинал седлать любимого коня. – Бес тебя подзуживает, ты ему на потеху вспыхиваешь порохом.
– А что если слуги народа народ ни во что не ставят! На выборах покрасуются, наврут-наврут сорок бочек арестантов, и век бы им снова нас в глаза не видеть. Ничего в голове, кроме доллара! На Пасху со свечкой в соборе перед телекамерой постоит, а страха Божьего ни на грош копейку!
Потом Николай исчез. Что произошло, не знаю. С год не появлялся, вдруг приносит две иконы на сжигание. Собственно, сразу не разобрать, иконы или нет. Одна – чёрная жестянка семь на десять сантиметров, края со всех сторон под девяносто градусов аккуратно загнуты. Вторая – старая-старая тёмно-коричневая картонка. Смотрели с ним, смотрели – ни на одной, ни на другой совершенно ничего не видать. Иконы от бабушки достались в таком виде.
– Бабушка тряслась над ними – не выкидывайте, Бог накажет!
– Правильно тряслась.
– А с жестянкой как поступите? – спросил Николай.
– В костёр положу, благодать с огнём уйдёт. Потом можно со спокойной душой в утиль.
На проповеди не один раз призывал: ни в коем случае не выбрасывать иконы, какие бы ни были, – деревянные, картонные, металлические. Время от времени приносили на сжигание. На чердаке попадётся или в старой кладовке.
Во дворе за храмом отвёл я специальное место, кирпичами огородил, сжигал там записки церковные, бутылочки из-под освящённого масла, старые церковные календари, иконы…
В ту субботу разложил костёр. Иконы, что Николай принёс, в храме на подоконнике лежали. Пошёл за ними, руки протягиваю взять, а мне голос в голове «не надо». Не мой голос. Я руки опустил в недоумении, отошёл на середину храма, походил, походил. «Господи, – говорю, – я не знаю, что это». Встал лицом к алтарю, прочитал «Отче наш». Второй раз подхожу к иконам, второй раз руки поднимаю, снова «не надо». Да твёрдо так. Не надо, так не надо.
Вернулся к костру, сжёг, что было приготовлено, сам думаю-гадаю, а что делать с иконами Николая? Жестянку занёс в алтарь и поставил у иконы Петра и Павла. Что вы думаете – понемногу стала проявляться. Была единственная микроскопическая светлая точка. От неё дальше пошло. Сам металл чёрный и как тиснёный. Тиснение начало заполняться красками, становиться гладким. Лик Спасителя проявился, одеяние, ангел в левом верхнем углу, лучи от него к центру, дерево, камешки под ним. И чёткая надпись «Моление о Чаше».
Близкая по композиции икона «Моление о Чаше», написанная на картоне, у меня года за два до этого проявилась. Женщину немощную причащал на дому, соборовал. Сама из Омска, из Старого Кировска, когда совсем занемогла, сын забрал в Петровку. Зинаидой звали. Она мне отдала икону:
– Возьмите, батюшка, это ещё мамина. Для сына ценности не представляет, выбросит, как я умру.
Икона не совсем тёмная была, чуть-чуть что-то проглядывало. Её сразу в алтарь поставил. Сначала появился свет от ангела, солнечный закат. Затем сам ангел возник, за ним – Спаситель.
Со второй иконой Николая, что на картонке, и того чудесней получилось. Был у меня в церкви сейф, от детского садика остался, на нём хранилась стопка икон праздников. Я картонку сверху положил и забыл. Наступил Покров Пресвятой Богородицы, икону праздника достаю на аналой положить, смотрю, на ней картонка. Не место, думаю, ей здесь, дай-ка в алтарь занесу. В алтаре на северной стене у меня кадила висели, над ними полочка, на неё поставил.
Проходит октябрь, ноябрь, потом зима, весна, лето… Картонка стоит и стоит. Наступил сентябрь, подошло Рождество Пресвятой Богородицы. Вечером службу провели, утром захожу в алтарь… Перед литургией рано приходил в церковь. Готовился к службе, частички из просфор вынимал… Жил, приезжая в Петровку, тут же, за стенкой, удобно… Захожу в алтарь, а с северной стороны, как луч на меня, будто автомобильной фарой издалека осветило. Что такое? Откуда свет? Я ведь ничего включить не успел. Щёлкаю выключателем, на картонке, что на полке стояла, проявилась Вифлеемская Звезда и луч света от неё. Вся картонка по-прежнему тёмно-коричневая, только Звезда и луч…
До того мне хорошо стало, до того празднично на душе… Святой водой протёр образ, на Престол поставил, к семисвечнику прислонив.
Провожу литургию, не до иконы, причастил всех, человек десять причастников было. Для нашего храма хорошо. Причастил, Чашу ставлю на Престол, а у меня как всполох в голове – икона полностью проявилась. Вертеп, Иосиф с Марией, коровка, три пастуха – «Рождество Христово». Едва не год простояла, тут за каких-то полтора часа. На Рождество Пресвятой Богородицы проявилась икона «Рождество Христово».
У меня рамка хорошая без дела лежала, как раз по размерам иконы, лишь по высоте на сантиметр меньше, обрезал верхний край иконы, на нём ничего не было написано, тёмно-коричневая, как картонка до проявления иконы, полоска.
Дня через два ко мне приехал благотворитель, замечательный человек, большой начальник, хорошо помогает церквам. Я заторопился поделиться радостью, выношу икону из алтаря и полоску…
– Вот, – показываю, – какая была и какая стала.
– Не может быть! – не поверил.
И тут же, даже благословения у меня не попросил, решительно поворачивает икону тыльной стороной, разгибает фиксаторы и вынимает образ из рамки. После чего прикладывает полоску к краю.
– И вправду отсюда, – покачал удивлённо головой. – Смотри-ка.
– Нет, Александр Николаевич, – говорю, – это я вам сказки Андерсена сочиняю, на ночь глядя.
Посмеялись… Хороший человек, но из породы: доверяй, да на зуб пробуй-проверяй. По образованию, как и я, инженер, тоже советской школы… Кстати, часовенку на Ильинской горке, где я служу каждую пятницу, он строил. Целая детективная история. Митрополит решил поставить часовню, но город ни в какую, парковая зона. Александр Николаевич взял у владыки тайное благословение, нанял бригаду строителей, они махом за ночь построили. Вечером не было – утром готовая. Ни у одного мэра рука не поднялась подогнать бульдозер и снести… По сей день ни электричества в часовне, ни воды, ни тепла…
За всю жизнь на моих глазах три иконы проявились, две – «Моление о Чаше». Дорожу ими, само собой! Как за штат вышел, домой забрал. Ценности художественной не представляют, для меня бесценные – Бог веру мою укреплял ими.
Мы рассматриваем с батюшкой проявившиеся иконы. Кто-то о подобном факте говорит, как о само собой разумеющемся, считая явление привычным, для меня – тихое чудо. Вот она, полоска потемневшего картона, лет, может, сто ему или около того. И вдруг выступают краски на его поверхности. Спрашивается, где они столько лет были?
Входит матушка:
– Вы такую икону видели?
Протягивает образ Богородицы «Трубчевская».
– Это батюшкина прихожанка из Пензы привезла в подарок. А ещё баночку мёда. Любили его на приходе…
– Да ладно ты… – перебивает батюшка.
Задаю матушке провокационный вопрос:
– Батюшка, наверное, по вашим молитвам иереем стал.
– Вы что? Вы что? – машет руками матушка. – Я в шоке была.
Совершенно была неготовой. Конечно, много лет хотела, чтобы покрестился. Молилась, просила у Бога. Ему напоминала время от времени.
Батюшка улыбается её словам. Он из тихушников. Помните, два года молчал, не говорил дома о своём крещении в армянском монастыре Эчмиадзине. На этот раз быстрее получилось. Дома ничего не сказал о рукоположении в диаконы. Сын, само собой, доложил бы, будь в Омске, да на то время служил в другой епархии. Владыка в День Святаго Духа рукоположил батюшку. Из Ачаирского монастыря приехал новоиспечённый иерей домой. Знакомый священник подвёз на машине. Батюшка в чёрном подряснике с серебряным крестом на груди поднимается на свой этаж, нажимает на звонок, матушка, ещё не зная того, что она матушка, открывает дверь и узнаёт…
– Конечно, в шоке была. Мне бы заподозрить, когда он предложил обвенчаться. Я на радостях даже не подумала, что неспроста… Но слава Богу за всё…
Матушка приглашает за стол. День постный – среда.
– Вы когда-нибудь пробовали плов с красной рыбой? – спрашивает матушка.
– Не приходилось, – признаюсь честно. – Интересно, плов и вдруг с рыбой!
Матушка улыбается.
– Попробуйте-попробуйте!
Она довольна – удивила гостя.
Плов действительно вкусный. Запиваю его чайным грибом и нахваливаю:
– Матушка, за вами подробный рецепт, после трапезы запишу непременно!
– И чайный гриб дома обязательно заводите! – даёт наставление батюшка.
После трапезы молимся, идёт третья неделя после Пасхи, дружно поём:
Ангел вопияше Благодатней:
Чистая Дево, радуйся!
И паки реку: радуйся!
Твой Сын воскресе тридневен от гроба,
и мертвыя воздвигнувый:
людие, веселитеся.
Светися, светися, новый Иерусалиме,
слава бо Господня на тебе возсия.
Ликуй ныне и веселися, Сионе.
Ты же, Чистая, красуйся, Богородице,
о востании Рождества Твоего.
После чего батюшка предлагает:
– Присядем. Владыка Феодосий имел обыкновение говорить в таких случаях: «Присядем, чтобы благодать осела».
«Благодать осела», после чего я заторопился домой. На улице было пасмурно. Серое небо без единого просвета, серая земля, до новой травки ещё дней десять, нудный дождик, который то прекращался, то снова начинал сыпать с тоскливого неба… Но у меня на душе было светло…
В оформлении обложки использован рисунок Владимира Чупилко