– Вот уже и подселила.
Думаю: да кто это такой?
Не сказать, панически испугалась, лежу в оцепенении и жду, что дальше-то будет?
Вдруг слышу папин голос, чётко-чётко:
– Ладно, пусть. Это мои.
Голос у папы был с лёгкой хрипотцой. Он из-за спины этого человека раздался. Самого папу не видела, один голос.
Затем незнакомый человек, как облачко, растворился.
Вот тут я испытала страх. Что это было? Что? Всю ночь не спала. Утром муж проснулся, дочь ещё спала, мы на кухне сели пить чай, я ему давай рассказывать…
– Ты, дорогая, слишком впечатлительная, – начал меня успокаивать. –
Вчера перевозбудилась: долгий перелёт, новое место, смена часовых поясов… Сегодня отдохнём, поплаваем, подышим морским воздухом, и всё будет хорошо.
Дочь проснулась, покормили её и на весь день ушли. Купались, загорали, гуляли.
Вечером возвращаемся, перед подъездом на лавочке сидит хозяйка нашей квартиры.
– Специально вас жду, – поднялась навстречу, – узнать, как отдохнули?
Я, не скрывая, говорю:
– Плохо. Всю ночь не спала.
Она обеспокоенно посмотрела на меня. Хорошая женщина, мы и на следующий год приезжали к ней. Списались загодя…
– Что случилось? – спрашивает. – Почему не спали?
Начинаю подробно рассказывать про визит мужчины. И вдруг ей становится плохо, мгновенно кровь от лица отхлынула, побледнела и хлоп в обморок.
Муж еле успел подхватить.
Потом говорил:
– Хорошо, худенькая, шпалой повалилась, еле удержал.
Хозяйка быстро пришла в себя:
– Это мой муж был, он так похоронен: в тёмно-синих брюках, в такой рубашке. Купила рубашку, ещё здоровый был, ни разу не надевал при жизни. Да – круглолицый, среднего роста. Да – волосы на лысину зачёсывал. Не хотел быть лысым. После его смерти старушки наказывали мне: до сорока дней, пока душа летает, никого не пускай в вашу квартиру, ты заселишь квартирантов, душа прилетит, а там чужие.
Хозяйке нужны были деньги, чтобы поминки на сорок дней устроить мужу, на похороны издержалась, потому нас пустила.
Мы поднялись в квартиру, она достала фотографию из ящика серванта, молча подаёт, у меня мурашки по коже: этого мужчину я видела ночью.
Такая история. Я себя успокаивала: это Господь меня укрепляет в вере, а мужа вразумляет: есть у человека душа, есть жизнь после смерти, есть Господь Бог.
Батюшку много лет потихонечку обрабатывала: живёшь без Бога, некрещёный, не молишься – это неправильно. Он не сопротивлялся. Вопрос «есть Бог или нет» жил в нём. Потому и папу спросил именно об этом. Получилось так. Папа на сороковой день после смерти приснился мужу. Он спрашивает:
– Отец, а Бог есть?
Звал папу отцом, тому нравилось. Папа помолчал, исподлобья посмотрел, взгляд был такой, каким смотрел, когда о чём-то напряжённо думал. Посмотрел и говорит:
– А завтра иду к Нему на страшный суд.
В декабре отправили меня в командировку в Ташкент. В Омске в декабре зима без скидок – снег толстым слоем, мороз, в Узбекистане тоже зима, но узбекская – днём под солнцем тает, ночью под луной замерзает…
В командировку наладили в срочном порядке, по принципу: пять минут на сборы, так как надо было ехать вчера. В нашем научно-производственном объединении в семидесятые годы прошлого века разработали и начали внедрять «Зелёную волну» – автоматизированную систему управления дорожным движением. Такого явления, как автомобильные пробки, тогда Омск не знал, да и в Москве ничего подобно не наблюдалось. Зато нередкой была картина – на перекрёстке выстроилась под светофором вереница машин, при этом перпендикулярная дорога пуста, но тебе тупо горит «красный» – жди. «Зелёная волна» в автоматическом режиме регулировала работу светофоров. Если ты с потоком машин попадал в «волну», на каждом светофоре горел тебе «зелёный». Мы внедряли систему в разных городах. В Ташкенте проходил семинар по данной теме. Кто-то из замов директора собирался поехать, узбекского плова поесть, других восточных деликатесов отведать, но не срослось, послали меня в авральном порядке.
До Ташкента в тот день рейса не было, пришлось брать билет на ночной самолёт до Чимкента, дальше автобусом к месту назначения. По-хорошему, надо было вылетать на день раньше. Получалось, я прилетаю рано утром и с корабля на бал, в этот же день совещание. На первый, самый ранний автобус не успел, самолёт с опозданием прибыл в Чимкент. Стою, думаю, что делать, могу опоздать на совещание? Тут парень лет двадцати семи выныривает, русский с примесью восточной крови.
– Еду в Ташкент – кто со мной?
Две женщины тут же откликнулись:
– Мы.
Я тоже проголосовал «за».
У парня «жигули» первой модели, «копейкой» в народе звали. Я с водителем на переднем сиденье разместился, женщины сзади. Машина новая, шла хорошо.
Матушка, когда я из командировки вернулся, рассказала… Тогда никакой матушкой не была, как и я – батюшкой. Под утро её ангел-хранитель (а кто другой мог быть?) толкнул, проснулась с тревогой в сердце и встала на молитву…
Едем на хорошей скорости, поворот, выходим из него, а дорога перед нами чистое зеркало – лёд. Хорошо, парень не стал руль крутить, на тормоза резко жать, мы бы кувырком полетели… Как шёл (тогда шипованных шин не знали), так и полетел носом вперёд в пропасть. Высота на уровне примерно двенадцатого этажа. Конечно, у страха глаза велики, но мне показалась, такая высота. У меня друг в Казани, квартира на двенадцатом этаже. В Москву на учёбу как-то послали, думаю, дай к Юре (молюсь, как за Георгия) на денёк смотаюсь, ночь на поезде и вот она красавица Казань. Посидели вечером за столом, рассказал Юре о полёте на «копейке», потом на балкон вышли.
– Вот с такой высоты, – прикинул я, посмотрев вниз, – летели.
А летели, что удивительно, параллельно земле. Пропасть, слава Богу, не такая, что на дне беспорядочное нагромождение камней. Но тоже не соломка подстелена. Под нами две горы щебня. У одной экскаватор, а между горами дорога. Экскаватор для погрузки машин, что по этой дороге возят щебень. Днём возят. А так как раннее утро, дорога пустая, экскаватор стоит в бездействии…
Мы приземляемся прямо на дорогу. Как на самолёте… Что удивительно, не было зубодробительного удара, как по касательной, приземлились и поехали. Водитель тут же по тормозам. Голову откинул на спинку сиденья в изнеможении. Одна из женщины медленно произносит:
– Кто-то из нас счастливый.
Летели в полной тишине. Ни одного «ой» не раздалось. Все сидели в прострации.
Открываю дверцу, выхожу… Из щебня торчит серая «Волга». Приземлилась не так удачно, как мы. Водитель в отключке, кровь из носа и ушей. Пассажир пытался отгрести щебёнку и открыл дверцу с водительской стороны. По его виду с ним всё нормально.
Я начал помогать щебёнку отгребать, он говорит:
– Не надо, я сам, вы нам здесь ничем не поможете. Перед Ташкентом пост ГАИ, сообщите им и вызовите «скорую».
Я вернулся в машину, говорю водителю: поехали. Он пришёл в себя, тронулись, больше не гнал, ехали километров шестьдесят в час.
Сообщили гаишникам об аварии, попросили вызвать «скорую».
О своём полёте в пропасть распространяться не стали.