Сергей Николаевич Прокопьев
Иго во благо
Глава шестая
Два пути
Случилось это до Португалии. Жена моя страдает гайморитом. Дело подошло к операции, а жена побаивалась. Кто-то подсказал, в Москве вырезают полипы лазером. Всё не на живую, собрались и поехали. Операцию сделали, я тороплюсь в Омск, любовь-морковь продолжается, мысли все в Омске. Тороплю жену, надо возвращаться, мол, работа ждёт.
Садимся в поезд, до Екатеринбурга ехали одни в купе, в столице Урала заходят двое мужчин. Один чуть моложе меня, лет тридцать пять, среднего роста, копна дикорастущих волос, голубые глаза, выпивши. Второму лет пятьдесят пять, лысоват. Бывший лётчик-истребитель и интересный собеседник. Дослужился до подполковника и попал в аварию, при посадке подломилась стойка шасси, самолёт кувыркнулся, благо не взорвался. Подполковник весь переломался. Массу операций перенёс. Из авиации списали. Пенсия пенсией, но должно быть какое-то занятие. Он обрёл второе дыхание в жизни – занялся пчеловодством, мёдом. У него, как и у меня, два сына, дочь. Внуки уже есть. И не просто купил пасеку, качает мёд с одной думкой, как бы подороже продать. Засел за литературу, стал своим человеком в сельхозакадемии, ездил за опытом в Башкирию, на Алтай. Стал изучать методы лечения разных болезней при помощи мёда, прополиса, подмора. Увлечённо об этом рассказывал, видно, человек горит этим делом.
Ехал к дочери в Пермь, вёз мёд, подарки. Помогал дочери деньгами, та строила квартиру. Человек в здоровых житейских хлопотах. У самого квартира в Екатеринбурге, дом в деревне, где живёт с весны до осени, там у него ульи, омшаник для зимовки пчёл.
Угощал мёдом, очень вкусный, рассказывал.
С таким попутчиком ехать легко и интересно.
О втором мужчине так не скажу. Он усиленно звал меня в ресторан:
– Пойдём, посидим, поговорим.
Геной звали.
В ресторан идти не было никакого желания. Пить не собирался, Гена мечтал добавить.
Лётчик с рестораном сразу его отшил:
– Не пью и тебе не советую!
От лётчика Гена отстал, меня всё тянул.
О себе рассказал, что едет в Тюменскую область, там у него жена, две дочки, одной восемь лет, во второй класс пойдёт, второй четыре с половиной.
– А знаешь, – говорил, – как сердце тает, когда тебя девчонки встречают. Приедешь с поля на тракторе, они выскакивают за ворота, на шею тебе кидаются, облепят: «Папка, приехал!»
Вскользь вырвалось, никому наши поля не нужны больше. Работы не стало, он запил.
Несколько раз выходил из купе, искал компаньона в ресторан. Поиски не давали результата. Возвращался в купе. Пожаловался мне:
– Представляешь, в роду из мужиков я последний. Полгода назад дядька погиб, на стройке кран упал, его придавило. До этого племянник на машине разбился. Всё, я последний остался.
Ехал к жене в Тюмень налаживать отношения. Она не выдержала его пьянства, безденежья, в деревне для Гены работы не было, собрала детей и уехала в Тюмень к родителям.
– Буду работать, – говорил. – В Тюмени нефтянка, там работы навалом. А я механизатор широкого профиля, на любой технике могу.
Слушал его из вежливости, с одним желанием, скорее бы снова куда-нибудь ушёл. Опять начинал тянуть в ресторан.
– Гена, – скажу, – да пойми ты, мил человек, не хочу туда. Поесть я здесь поел, пить не буду.
– Просто посидишь со мной, кофе попьёшь, поговорим.
Выйдет из купе, в коридоре с одним постоит, к другому подойдёт. Никто не желал разделить с ним ресторанную трапезу. Народ в вагоне ехал солидный, в возрасте.
Один Гена почему-то не шёл в ресторан. Ему нужен был напарник, скорее всего – собеседник.
Не запомнил, какая была остановка. Поезд набрал ход, вдруг стук в дверь, заходит проводница, милиционер, спрашивают:
– Где ваш попутчик?
Я ещё подумал, ну вот, нашёл приключение на свою пьяную голову, нет бы, лечь да спать. Всё оказалось серьёзнее. Гена помыкался, помыкался, никого не нашёл, кому душу излить, увидел открытую дверь в купе проводников, открытое окно. Вагон был старой конструкции, где окно отпускается вниз. Гена парень субтильный, встал на столик и в окно на полном ходу выбросился.
Милиционер достал его чемодан, открыл, сверху лежали детские ношенные туфельки. Видимо, старшей девочки. Игрушка новая, надо понимать, в подарок вёз…
Если бы Гена душу мне выложил, возможно, всё получилось по-другому. Да государство его бросило, поля его заросли. Но и я не помог участием. Как Господь говорит в Евангелии: «…ибо алкал Я, и вы не дали мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был нагим, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня».
Не сделали одному из нуждающихся меньших, а значит, Господу.
Господь промыслительно показал мне две вещи. Ко мне в купе садятся два человека. У лётчика, два сына и дочка, он едет к дочке. И у меня два сына и дочка. Я могу нормально развиваться, жить по законам Божьим, заботиться о семье, и у меня всё будет хорошо в жизни. Второй вариант, я продолжаю раздваиваться между двумя Маринами, идти этим путём… В конечном итоге… Почему Гена выбросился? Он реально понимал – в Тюмени его не ждут. Не верил в то, что говорил мне, да и другим: жена его примет, они помирятся. Понимал, приедет, а ему от ворот поворот.
Все пути были перечёркнуты.
Глава седьмая
Вадим и Нина
Моя жена пошла в церковь, когда я пустился во все тяжкие, тогда как Нина Соловьёва, оказавшись в подобной ситуации, запила.
До армии я серьёзно занимался в «Динамо» борьбой. После армии снова вернулся в спорт. В Омск только-только пришло каратэ, на то время экзотика. Появились первые тренеры. В эту волну я попал. Вадим Соловьёв на полгода раньше начал заниматься, но я его догнал. Выступали в разных весовых категориях, однажды сошлись. Я хоть и выиграл, но зуба лишился…
Он лидировал в категории до семидесяти килограммов, я – до восьмидесяти. В то первенство «Динамо» Вадим победил в своей категории, я – в своей. Начались поединки на абсолютного чемпиона. Мы с Вадимом сошлись. Работаю с ним… У Вадима была мощная ударная техника, а мне главное в борьбу перейти. Боролся он хуже. Я его переигрываю, но пропускаю удар маваши – ногой. При падении делаю вид, что поскользнулся. Есть такой трюк. Мне судьи поверили. Вадиму дают вазари, не иппон – чистая победа, а малый балл. Я чувствую, у меня под зубами косточки. Часть зуба он мне просто отколол. Мало того, что зуб повредил, оказывается, это был нокдаун. Я не сразу понял, что к чему, тем не менее бой довёл до конца и по очкам переиграл Вадима. Его убирают, мне ставят нового, тоже легче меня. Переиграл его, ещё двух или трёх. И вдруг сознание меркнет, я куда-то отъезжаю… Очнулся на скамейке, сижу спиной к стене… Ничего не могу понять. Где я? Что я? Передо мной кто-то бегает, прыгает в белых кимоно. Делаю глубокомысленный вывод – это наш спортзал. Дальше веду расследование – где находятся двери? Ага, вон они – на месте. Всё правильно. Интересно, задаюсь вопросом, на чём я сюда мог приехать? Сам себе отвечаю: скорее всего, на автобусе. На каком автобусе? С Амурского посёлка ходит «пятьдесят первый»…
Тяжелейший нокдаун перенёс на ногах. И зуб потерял.
Вадим был чемпионом России по рукопашному бою. Я на тот период от активных занятий спорта отошёл. Закрутила работа на заводе, был всплеск организаторских способностей. Провёл первую безалкогольную комсомольско-молодёжную свадьбу, возглавил молодёжный жилой комплекс, проводил соревнования «Весёлые старты». При этом шёл рост по карьерной линии, а ещё семья, дети. Сейчас удивляюсь, как успевал, как на всё хватало.
С Вадимом пересекались изредка, а потом, как сыновья подросли, я снова вернулся в спортзал, уже с ними. Мы с Вадимом сошлись семьями. Жена у него Нина, хорошая женщина, девчонки-двойняшки. Подшучивали друг над другом: у вас невесты, у нас женихи. Как делить будем, какому жениху какая девчонка? Хоть жребий бросай – не различить, где Даша, а где Наташа. У Соловьёвых был маленький бизнес, попросту говоря – киоск, торговали порошками, химией. Занималась этим Нина. Вадим работал тренером.
Я развернулся с мебельным производством. Для салона арендовали помещение в самом центре города. В доме, в котором в пятидесятых годах любители организовали первую в Омске телестудию. В советское время на первом этаже работало кафе, потом помещение забросили, его облюбовали бомжи. Мы бывшее кафе отремонтировали, отделали и в результате получили отличный салон.
Спорткомплекс, где Вадим тренировал детей и взрослых, находился в десяти минутах ходьбы от моего салона. Частенько Вадим между тренировками заглядывал ко мне, кофе попьём, побеседуем.
Его закрутила ситуация аналогичная моей – появилась женщина на стороне. Звал за глаза «дамой». «Моя дама», «ночевал у дамы». Я её пару раз видел. Статная, широкой кости женщина. Возрастом, чуть моложе его.
Как-то Вадим заходит ко мне в салон, возбуждённый, не в себе.
– Ты, знаешь, – нервно начинает рассказывать, – меня только что машина сбила. Хорошо, скорость небольшая, отбросило, я успел сгруппироваться, удачно упал.
– Это, – говорю, – тебе предупреждение. Завязывать надо с дамой. Как, впрочем, и мне.
Дама в своё время была замужем, муж умер, осталось двое детей.
Для жены Вадима появление «дамы» в их жизни стало шоком, от которого она так и не смогла оправиться.
Тот раз был последним, когда они вдвоём приходили на мой день рождения. Посидели, мы с женой пошли их провожать. Нина взяла меня под руку, идём, она поворачивает ко мне голову (под фонарём проходили, зима, снег и свет от фонаря неестественный), смотрю, а у Нины в глазах слёзы блестят:
– Саша, и ты такой же!
Мне и сказать в своё оправдание нечего.
Ляпнул вроде того:
– Нина, не бери ты в голову! Всё образумится.
А потом она пропала. Вадим в салон пришёл, не снимая пуховика, упал на стул.
– Чувствую, – говорит, – всё.
У Нины и раньше были уходы. Никогда бы не подумал, Нина могла вот так опуститься. Отличный программист, политех окончила, чистюля, девочки всегда как куколки. Дома полный порядок, и скатилась. В роду не без червоточины – отец алкоголизмом страдал… Да ведь сколько лет знал Нину, намёка не было… Стала пропадать на два, три дня. Вадим находил её в бомжатниках. Или сама возвращалась домой в жутком состоянии.
– Да брось ты, – начал успокаивать его, – ищи, не опускай руки, милицию держи в тонусе, чтобы не расслаблялись.
Он грустно улыбнулся:
– Знаешь, Саша, так хочется, чтобы Нина, как раньше, уткнулась носом в плечо!
Нашли Нину месяца через два, снег начал сходить, и труп вытаял из сугроба.
С дамой своей Вадим в конечном итоге завязал.
– Что я в ней нашёл? – сам себе удивлялся.
Женился, взял женщину с ребёнком, и ещё и общего родили. Дочки его близняшки замуж вышли.
Кстати, поучительная история его крещения. Скептически относился к моим словам о необходимости креститься, пока жареный петух не клюнул. Прямо из спортзала увезли в больницу – тромб оторвался. Благо, застрял в ноге. Врачи так и сказали: если бы не тормознулся – всё.
Вадим из больницы позвонил, спросил, когда можно покреститься.
– Я же, – говорит, – постоянно руками и ногами бью, где-то что-то всегда может оторваться.
Сразу по выписке из больницы повёз его в Крестовоздвиженский собор. Отец Владимир крестил…
В последние годы редко с Вадимом сталкиваемся. В прошлом году в Троичную поминальную субботу после панихиды сразу из церкви поехал я на кладбище к своим. С автобусной остановки иду, машина обгоняет, посигналила, смотрю – Вадим. Обнялись. Он приехал к Нине.
– Сейчас, – пояснил, – мастер должен подъехать, мерку снять, плиточку хочу постелить, – и добавил: – Не знаю, как там дальше, но место рядом с ней для меня. Ты тоже запомни.
Глава восьмая
Вытащить пулю из головы
Португалию предложил мой сотрудник Витя Романовский. У Вити дядя заведовал турагентством. Не знаю, по какой причине, он, мягко говоря, ввёл племянника в заблуждение, железно пообещав: «Езжай, денег заработаешь».
Занимаясь мебелью, я открыл вторую линию бизнеса – евроремонт. Витю мне представили как дизайнера и художника. Витя из военных, майор, авиационный технарь, воевал в Афганистане – ремонтировал вертолёты. У них, наверное, это в роду, умел, как и его дядя, убедительно врать. Никаким дизайнером не был, художником – тоже. Чего не отнять – умел себя подать. После Португалии сделал визитку, гласящую, что Виктор Романовский психолог по семейным проблемам. И ведь находились такие, что верили. Забросив направление «семейные проблемы», занялся червями для производства биогумуса, в этой области подавал себя как учёный-биолог.
Я ухватился за идею с Португалией.
Витин дядя пообещал оперативно оформить визу. Она действует пятнадцать дней, исхитришься легализоваться, что практически невозможно, живи дальше на законных основаниях, нет – ты нелегал, но это не беда – гастарбайтеры сплошь и рядом имели такой статус.
На Витю виза быстро пришла, моя тормознулась. Дядя звонит в Москву, оттуда говорят: все документы оформлены, их проверяют органы. А те – ни «да», ни «нет». Я работал на режимном предприятии, имел вторую форму допуска, но это было десять лет назад. Завод уже давным-давно не такой закрытый. Двое моих коллег, вместе на одних секретах сидели, в Германию уехали, а меня не пускают.
До того тоскливо сделалось. Настроился, а получается – никуда не еду. Мне нужно было уехать как можно дальше, разорвать узел, «вытащить пулю из головы». Столько всего сошлось. Катавасия с Мариной, скандалы в семье, провал в бизнесе.
Выше рассказывал о сне, который видел Максимыч, когда компаньоны выбрасывали меня из самолета. Союз наш нехорошим образом распался. Своё дело сделали деньги. Не зря о пагубности сребролюбия говорят все святые. Нас было три учредители, создали производственное предприятие. Изготавливали мягкую мебель. Раскручивали предприятие мы с Лёней Арбузиным. Третий учредитель, Аркаша Васильев, вложил деньги, была у него мысль, когда мы пошли в гору, на себя одеяло потянуть. Мы с Лёней сказали: нет, так не пойдёт, пусть у нас будет по тридцать три процента доли, у тебя тридцать четыре – и всё. Выступили солидарно, Аркаша согласился.
В принципе, нормальный мужик, как и Лёня. С Лёней мы вообще отлично работали почти четыре года. Наша мягкая мебель шла на ура. Она сильно отличалась от того, что было в магазинах. Арендовали помещение в аэропорту. Кадры в прямом смысле золотые – инженеры и технологи электромеханического завода. Предприятие, как и вся оборонка, лежало на боку, зарплату по полгода не платили или платили макаронами, люди сидели в административных отпусках и готовы были на любую работу. Мы платили вовремя и хорошо, они собирали диваны, кресла, разрабатывали мебель, а всю подсобную работу делали учредители – я и Лёня. Подвозили материал, развозили диваны, кресла (у нас поначалу был «москвич» с прицепом, потом «жигуль» взяли), поднимали её на любой этаж. Поднаторели так, что в любую дверь диван могли затащить. Конечно, вся экономическая работа была на нас, мы решали вопросы с бандитами, если вдруг хотели своё урвать на дармовщину.
Один за другим мы в течение года открыли пять магазинов, один салон прямо в центре, наладили производство. Месяц на третий съездили на выставку в Тюмень. Замечательно там поработали. Всю нашу экспозицию скупили в Тюмени на корню, и заказов мы набрали. Были клиенты готовые на стопроцентную предоплату в желании как можно быстрее обрести наши диваны, кресла.
Всё до поры до времени складывалось отлично. Не могу не рассказать весёлое. Однажды целый день проездили. С утра маковой росинки во рту не было. Ближе к вечеру из налоговой едем, я за рулём, останавливаюсь у продовольственного магазина, говорю:
– Лёня, купи что-нибудь, иначе мой желудок не выдержит.
Он покупает с килограмм колбасы и батон хлеба. Мы все это приговариваем. Не остановило, что колбаса мороженая. Приезжаю домой, а меня начинает трясти. А тут брат за чем-то приехал. Жена его усаживает за стол, только что борщ приготовила. Я достаю бутылку. Со мной это бывает крайне редко, тут захотелось выпить, унять лихорадку. Выпиваю граммов двести. Брат уезжает, у меня температура тридцать девять.
Жена забеспокоилась. Что, мол, такое с тобой. Я начал грешить на колбасу. Думаю, подсунули плохую, ей и отравился. Интоксикация, вот температура и прёт.
Жена вызывает «скорую». Приезжают две молоденькие соплюшки, что врач, что медсестра.
Я им изложил своё видение причины болезни, они согласились. Ну, поехали, говорят в больницу, там промывание желудка вам сделают.
Ни в какую больницу не поехал. Какие-то таблетки дали, но температура не останавливается на достигнутом – растёт. Под сорок подкатывает. Сна ни в одном глазу. Под утро жена видит, мне хуже и хуже.
– Давай, – говорит, – будем промывать желудок клизмой.
Нагнал её с таким предложением:
– Ещё чего? Клизму я буду делать! Ты головой-то подумай.
Фыркал-фыркал, потом вижу, пора к кардинальным средствам прибегать. Сама собой интоксикация не рассасывается.
Только не помогла в борьбе с ней и клизма. Температура не падает, я как сомнамбула.
Снова вызвали «скорую». Приехала многоопытная предпенсионного возраста тётя.
– Рот откройте, – потребовала.
Рот беглым взглядом осмотрела, Лёгкие послушала и выписывает рецепт, какие-то таблетки и микстуру для полоскания рта.
– Как, – говорю, – рот полоскать? Зачем?
– А вы что хотели? – тётя на меня из-под очков посмотрела. – У вас гнойная ангина!
Я как зыркнул на жену. Не слабо лечить ангину клизмой.
После этого долго на предприятии смеялись. Если кто вдруг приболеет, обязательно деланно обеспокоенным голосом спросят: клизму делал? И что – не помогло?
Лёне хоть бы что после той колбасы, а моё горло не выдержало.
Четыре года с Арбузиным проработали и начались трения. Я был официально генеральным директором, он моим замом. Визитка другая, как бы престиж не тот. Засвербило его.
Праздновали Новый год. У нас всё было как на нормальном, уважающем себя, предприятии, в том числе своя столовая. Устроили в ней праздничный вечер. Я где-то задержался, приехал ко второму или третьему тосту, захожу в зал, столы буквой «П» расставлены, все сидят… Такого ни до, ни после не испытывал. Народ возликовал при моём появлении. Более ста человек как один встали, на меня хлынула волна такой радости, такого уважения… «Ура» кричат, рюмки поднимают: «За Иваныча!»
Лёня парень неглупый, понимал моё значение для фирмы, но гордыня. Мы потом открыли ещё одну фирму в рамках холдинга, арендовали два этажа на Северных. Он стал генеральным директором одной фирмы, я его зам, во второй – наоборот. И всё же кошка между нами пробежала.
Он развёлся с женой, женился по новой, срочно понадобились деньги на квартиру. Где взять? Пошёл к Аркаше.
Как-то втроём собрались, я им говорю: знаю, что у вас на уме. Известный вам Максимыч, пересказал сон про нас, как вы меня выбрасываете с самолёта. Они: да брось ты всяким бабушкиным сказкам верить, всё нормально.
Однако вскоре сказали, мол, ты больше не генеральный директор. Я молча согласился: честно свою работу делаю, веду производство и сеть магазинов. Лёня по отношению ко мне стал держаться сугубо официально. Однажды я не выдержал этой мрачной атмосферы, поводом стал конфликт: Лёня ни с того ни с сего взялся меня учить, как надо работать. Я не сдержался и послал «учителя» подальше, и тут же написал заявление.
Думал, заберу свои деньги, начну новое дело. В принципе, если бы начал кампанию противодействия, многие специалисты пошли за мной. С клиентурой, в основном, я работал, меня хорошо знали на рынке, доверяли. Они это предусмотрели, нашли юридическую возможность отдавать мне деньги частями. Кроме этого, чтобы ключевые люди не ушли за мной, вдруг возьму кредит на новое предприятия – повысили им зарплату. Потом, правда, она пошла вниз. И жена моя, как говорил выше, помогла Лёне с Аркашей – оформила развод и пришла свою долю требовать.
Я подумал-подумал и не стал ввязываться в борьбу, что-то кому-то доказывать, умерла так умерла. Тут как раз предложение с Португалией, где, якобы, денег в виде долларов заработать проще простого – только не ленись. И я решаю: всё – меняю воду в аквариуме. Португалия для этого наилучший вариант. Во-первых, избавлюсь от всех этих пут, сетей, сброшу гири с ног, вырвусь на свободу, во-вторых, подзаработаю на новый бизнес.
Но и здесь затык – не дают визу.
Пошёл на кладбище. Говорил выше, с бабулей по отцу, бабушкой Августиной, был у меня контакт. Сердцем чувствовал, если обращался к ней, – слышала. Сел у могилки в плачущем настроении. «Бабуля, – прошу, – помоги, помолись за меня, запутался, вылезти не могу, нужно уехать, здесь я погибну. Если слышишь, дай мне знак».
Говорю, говорю… Вдруг прилетает синичка и бросает почку от тополя мне на голову.
Два дня прошло, звонят из турагентства: все нормально, визу дали.
Из Москвы в Лиссабон добирался, вместе с такими же гасторбайтерами, на автобусе. Стартовали с Киевского вокзала, проезжали Белоруссию Минск, Польшу, Германию. Во Франции пересели на другой автобус. Водитель, не знаю на самом деле какой национальности, но очень на армянина смахивал, повёз нас с таким ветерком, что кое-кто готов был на ходу выскочить. Как утопил педаль газа в начале пути, так и гнал на предельной, за сто километров скорости до финиша. Пассажиры шумят, претензии на русском, английском, будто бы португальском выражают, ему хоть бы хны. В Испании все притихли. Узкая горная петляющая серпантином дорога, в каких-то шагах от неё вместо обочины пропасть – метров восемьсот лететь. Лучше держать язык за зубами, не лезть под руку водителю с недовольствами скоростным режимом поездки.
Тут-то и начались разговоры про нашу братву, что обосновалась под лазурным небом Португалии. Я не поверил, посчитал – бабские страхи. Ну ладно, в России беспредел, но это ведь Европа.
Не исключаю, водитель потому и гнал, намереваясь приехать раньше графика в Лиссабон, чтобы на его глазах наша братва не дербанила нас. Пожалел русо туристов.
Смысл действий братвы следующий. Она прекрасно знает расписание, к приходу автобуса появляются сборщики дани и облупливают земляков, чтоб жизнь на чужбине мёдом не казалась. Автобус на вокзал прибыл, кого-то из попутчиков встретили знакомые, увезли, остальные разбрелись.
Я с первого раза не дозвонился до донны Розы, владелицы нашего так называемого отеля, через неё была связь с Витей. Сел на лавочку, рядом две женщины мои попутчицы, одной лет сорок и молодуха, к мужу приехала. Щекастая деваха и разговорчивая – не остановить. Муж её на БМВ копит, мечтает пусть не новый взять, но БМВ. И ещё один мужичок подсел, тоже из нашего автобуса. Этакое землячество образовалось.
Вдруг подруливают к нам два молодца. По виду один борец, второй просто здоровый. Может, в прошлом волейболист – высокий, длинноногий.
– Здравствуйте, – борец слащаво улыбается.
Кот увидел мышку.
– Здравствуй, коль не шутишь, – говорю не тоном мышки.
– Откуда прибыли? – борец с той же улыбочкой продолжает интервью.
Волейболист жвачку на высоте своих примерно ста девяноста сантиметрах молча терзает.
Любезничать с ними я не собирался:
– Тебя, – говорю, – это не должно интересовать. Ты проходишь мимо.
Борец изменился в лице, улыбку тошнотворную согнал:
– А чё это ты со мной так разговариваешь?
– А чё бы я с тобой по-другому разговаривал. Ты проходишь мимо и дело в шляпе!
На их накат ответил своим. Я знал, что с ними справлюсь. Последний раз на чемпионате страны по рукопашному бою выступал в 36 лет. Это было три года назад.
Борец с ноткой угрозы в голосе бросил:
– Ну ладно, посмотрим.
Они ушли. Вскоре ещё двое нарисовались. Серьёзнее первых, один, скорее всего кикбоксёр и второй не волейболист. Эти двое и те – мне не по зубам. Мужичок, сидящий с нами – не подмога.
На руку сыграла несогласованность братвы. Кикбоксёр спрашивает:
– К вам подходили?
– Конечно, – говорю и показываю рукой, – туда пошли.
Они решили, нас уже облупили, и отправились в указанном направлении. Говорю соседкам:
– Девоньки, что-то душно становится. Берём вещи и с вокзала быстренько идём на скамеечки, что рядом с полицаем.
Так и сделали. Молодуха дозвонилась до мужа, тот приехал, забрал её и женщину заодно. Я тоже, дозвонившись до Донны Розы, взял такси и поехал к Вите, он обосновался в пригороде Лиссабона.
У донны Розы был двухэтажный дом, на втором жила с семьёй сама, а первый сдавала. Кроме этого в соседней пятиэтажке ей принадлежал один подъезд. Квартиры в нём тоже сдавала. Там, в частности, жили ребята, работавшие на мощении дороги, человек пятнадцать. Братва знала (служба оповещения не дремлет), когда «день дорожника» – работодатель привозил зарплату, и приезжали за данью. Двое из ребят-дорожников несколько раз приносили мне деньги, просили поберечь. Сбербанком работал.
В Португалии братва в основном хохлы и молдаване.
К нам однажды заявился представитель этого рода племени. Позиционировался под сицилийского мафиози – в костюме, широкополой шляпе. Мордоворот. Ну, мы тоже не хилые и не из пугливых. В соседней от нас комнате жили негры, Эрик и Дерик, не любили, когда их называли неполиткорректно – неграми. Были они из бывшей португальской колонии – Гвинеи-Бисау, да негр он и в Гвинее-Бисау негр, поэтому случалось непроизвольно выскакивал обидный для чернокожих термин.
У Вити, было дело, при Эрике случился подобный казус. Гвинеец тут же засветил обидчику. Витя хоть и говорил нам, что занимался боксом, удар пропустил. Эрик ростом за метр восемьдесят, в плечах шкаф, кулак под стать. Витя посыпался в угол комнаты, правда тут же вскочил на ноги и схватил кухонный нож со стола. Эрик не стал больше защищать чувство гвинейского достоинства, показал спину и бросился за дверь.
Не испугались мы и «сицилийского мафиози». Он по-хозяйски начал задавать вопросы, мол, где работаете, что вам платят. Мы ему с иронией, без всякого почтения, мол, да разве можно задавать вот так вот напрямую такие нежные вопросы, это ведь коммерческая тайна.
– Как бы вам тайна боком не вышла! – начал угрожать.
– Да ладно, братан, – Витя ему, – мы же земляки!
– Тамбовский волк тебе земляк.
– Ну, тогда, – говорю, – гусь свинье не товарищ!
– Откуда вы такие разговорчивые?
– Сибирские лапти мы.
– Оно и видно!
– По твоей физиономии тоже не скажешь, что на Елисейских полях коровам хвосты крутил.
Попикировались, одним словом.
– Ещё зайду, – пропустил мимо ушей Елисейские поля наш «мафиози».
Но больше не появлялся.
Они действовали на испуг. Уши прижал, жди, начнут доить.
Признаюсь, когда очутился в глубокой финансовой яме (случилось один раз такое), созрела нехорошая мысль. В отчаянном положении вышел на большую дорогу: поехал в Лиссабон с твёрдым намерением кого-нибудь из братвы грабануть. У работяг совесть бы не позволила, а экспроприировать у экспроприаторов разрешила. Сколько слышал историй, как эти уроды людей лишали заработанного, без копейки оставляли, домой не на что было уехать, или на вокзале приехавшего оберут до нитки. Вот и подумал, пусть хоть один почувствует, как это оказаться в шкуре ограбленного.
Господь отвёл от греха – никого не встретил из тех, кого бы потрясти. А когда вернулся на базу, мне сказали, что Дельфин набирает бригаду на стройку. Был такой патрон Дельф, мы его звали Дельфин. Сам бывший футболист, с уважением относился к спортсменам, на этой почве сошлись с ним.
Это я забежал вперёд, приезжаю к Вите, он ждёт меня в страшном нетерпении. С работой не складывалось. Я-то думал, Витя без меня развернётся, контакты наладит, а он последние свои деньги проел и ждал моих.
Где только омича не встретишь. Вова Хохлов сам Витю нашёл. Почти мой сосед – с Богдашки – улицы Богдана Хмельницкого. Болтун и проныра. Оказывал посреднические услуги между гасторбайтерами и работодателями. Подыскивал работу для нашего брата, имел деньги как от хозяина, так и от нас. Витю завтраками кормил-кормил, наконец, нас вместе устроил, мы поработали пару дней и поняли, на такие деньги, при такой работе не прожить. Да и Вова не понравился, слишком уж себе на уме тип – хитропопый, что называется.
Распрощались, а через два месяца по сарафанному радио узнали – посадили Вову. Он проворачивал дела с документами на легализацию (нам тоже предлагал свои услуги), на махинациях и прихватила полиция земляка. Правда, как говорили знающие люди, португальским заключённым живётся сытнее, чем нам гасторбайтерам. По помойкам ходить не надо.
Последние десять дней в ожидании меня Витя жил на подножном корму. Собирал в заброшенных садах мандарины и апельсины, а также щёлкал кедровые орешки. Они в Португалии крупные и с толстой кожурой, как в дальневосточной тайге. Местные их не употребляют, зато Витя (голод не тётка – пирожка не подсунет) щёлкал их в большом количестве. Сидел сугубо на растительной пище.
На день раньше меня приехали к донне Розе на постой три хохла с Западной Украины. Один моего возраста, в прошлом подполковником на зоне служил, а двоим хлопцам по двадцать с небольшим. Тётка Розка, как мы звали за глаза нашу донну, была где-то в отлучке, Витя увидел новеньких, гостеприимно зазвал к себе в комнату, дескать, подождите, чё на улице торчать. Приглашал с дальним прицелом. Хохлы посидели десять минут и «прицел» сработал, спрашивают, а можно перекусить.
– Какой разговор, – сглатывая обильную слюну, гостеприимно ответил Витя. Он всеми фибрами души чувствовал наличие в сумках сала.
Хохлы есть хохлы, появилась курочка с хрустящей корочкой, три вида сала, колбаса украинская.
Пригласили хозяина комнаты к богатому столу, Витя даже для приличия не стал отказываться, сразу согласился, но не с пустыми руками сел за трапезу, вытащил из-под кровати сумку.
– Ребята, угощайтесь, – начал щедро доставать фрукты, – апельсинчики, мандаринчики, сплошные витаминчики.
Жили мы у тётки Розки в двухэтажном доме на первом этаже. В одной комнате мы с Витей на двухэтажных нарах, рядом на кровати Аркаша Смолин, директор школы из Подмосковья, из Можайска. Кто-то зло посмеялся над ним, наговорил, как Витин дядя, что в Португалии можно заработает много денег. Аркаша у бывшего ученика, тот держал несколько ларьков, занял две тысячи долларов, которые бандюки дальше вокзала увезти не дали. Оставили без копейки. Бомжевал первое время. Больше года перебивался, найдёт работу, его кинут. Тотальное невезение. На поесть денег выдадут, придёт время расчёта, ему досвидос. Нелегалу бесполезно справедливость искать.
С Аркашей в одной комнате спать было невозможно. Во сне стонал, зубами скрипел. Довели человека. В конце концов, кое-как набрал денег на дорогу, я ему сто долларов дал, он уехал. Про негров уже говорил. Третью комнату занимали хохлы из Мелитополя – Ленка и Володя. Отличные ребята. Не обижались, что хохлами их звал.
