Сергей Михайлович Кравцов
Кто есть who, или Почем фунт лиха?
Глава 3
Где начало того конца, которым оканчивается начало?
(Козьма Прутков)
…Часам к трём, наконец-то, разделавшись с прививками сельского «свинства» и, подкрепившись, Андрей и его помощницы встретились в бытовке МТФ. Когда Березинцев вошёл в помещение, всё ещё не утратившее примет минувшей советской эпохи (на стене висела ещё когда-то прилепленная большая карта СССР, а под потолком было крупно написано «Пятилетку – за три года!»), в дверях он столкнулся с зав МТФ Зазнобиным. Увидев его, Фёдор, похохатывая, сообщил, что сегодня Андрей едва не стал «героем» видеосюжета областного телевидения.
– …Представляешь, – со смехом повествовал он, – около часа назад прикатила сюда машина, типа джип, вышли из неё парень, девка, и ещё один мужик с телекамерой на плече. Все по модЕ разодеты, все понтовые – на пьяной козе к таковским близко не подъедешь. Ага! Включили камеру, и – давай снимать направо-налево. Тут идут наши доярки. Они к ним: «Что вы можете сказать про вашего ветврача? Как могло случиться, что он допустил вспышку опасной болезни? Может быть, он сильно употребляет?» Бабоньки на них глянули, и с ходу их огорошили: какая пьянка? – говорят. Он вообще не пьёт. Работу выполняет, как положено, у нас в колхозе никаких болезней не вспыхивает, а что творится в этом долбаном «Шанхае», что там за «кильдим» – нас не касается. Мы не знаем, какую заразу и откуда они привозят, эти уроды! Телевизионщики глянули – облом! Ловить им тут нечего. «Репу» почесали, собрались, и уехали.
– Ну, это, скорее всего, Свербилов расстарался… – Андрей усмехнулся. – Его работа! Очень уж он меня «любит».
– Не прогибаешься, не лебезишь, вот потому и «любит»… – Фёдор достал сигарету. – Он здесь, в Даниловке, ещё в восьмидесятых, года три с лишком предом был. Ещё то-о-т «перец»! Задолбал всех конкретно…
* * *
Нелирическое отступление: быль о том, сколь полезно для карьеры заглядывать в рот начальству, и зубрить цитаты из его речей.
Как явствовало из повествования Фёдора, председателем тогдашнего колхоза имени Фрунзе Свербилова в середине восьмидесятых назначил первый секретарь райкома Четырёхин, которому очень уж понравились выступления главветврача совхоза «Урожайный» на партхозактивах. Выйдя на трибуну, Хрупкий обильно сыпал цитатами из выступлений Четырёхина, которые старательно штудировал в тогдашней районной газете «Путь к коммунизму». Все свои выступления Свербилов, под смешки в зале, завершал пламенным призывом, наподобие: давайте же ляжем костьми, но план перевыполним!
И однажды его заметили – он попал в кадровый резерв райкома, и почти сразу же был выдвинут в колхозные преды. Впрочем, кое-кто поговаривал, что ускорил его карьерный рост толстый конверт с чем-то шуршащим, который получил один из райкомовских «серых кардиналов». И вот, Хрупкий и оказался во главе колхоза. На отчётно-выборном собрании, где его представлял колхозникам начальник управления сельского хозяйства, Арсений Витальевич в очередной раз «блеснул» речью из цитат Первого. Слушая его, народ понял и без подсказок: дурак, да ещё и с прибабахами.
Так оно и оказалось. Не блистая избытком творческой фантазии, Хрупкий был уверен в том, что больших успехов можно достичь всего лишь размахивая кулаками. Поэтому в жизни колхоза с некоторых пор установился «нойе орднунг» – нормой стали случаи, когда Свербилов лично, на своей «персоналке», увозил далеко в поле того или иного проштрафившегося механизатора, где «вразумлял» его кулаками. Избитого работягу он оставлял на месте проведения экзекуции, откуда тот до дому добирался пешком.
Так бы, наверное, всё и шло, если бы Хрупкий не нарвался на тракториста Ваську Жилина. Тот росточка невеликого – «метр с кепкой», но по-воловьи крепок и вынослив. Когда Хрупкий доставил Ваську на «дальняк», и попытался вытащить его из кабины, чтобы начать «воспитательную беседу», тот с такой силой сдавил его руку, что верзила Свербилов даже взвыл от боли. Ну а после того, как Жилин известил Хрупкого о том, что служил в морской пехоте, и может без особого труда даже голыми руками порвать его на фрагменты, тот, никогда не служивший в армии, сразу же заробел, и поспешил отказаться от своей затеи. Он отвёз Ваську обратно до мастерской, и больше уже не рисковал кого-либо возить в поля.
Просидев в кресле колхозного преда несколько лет, Свербилов почувствовал, что в этом хозяйствишке ему тесновато – масштаб не тот, не развернуться! И снова неким «чудесным» образом обстоятельства сложились столь благоприятно, что Свербилов пересел в кресло директора большого совхоза «Красная звезда» в другом конце района. Это хозяйство его устраивало во всём: пять отделений, три тысячи населения… Есть где себя показать! И Хрупкий показал! Отгрохав себе двухэтажный особняк, Свербилов снова начал практиковать кулачные методы «воспитания».
Однако и в «Красной звезде» его ждал крупный облом. Однажды Свербилов, как следует не подумав, побил в поле молодого комбайнёра, который в жатву надумал отметить свой день рождения. Он не знал, что всего несколько дней назад из армии пришёл младший брат механизатора, который служил в ВДВ и прошёл Афган. Следующим же вечером в контору, когда оттуда все уже разошлись, и в своём кабинете засиделся один лишь Хрупкий, к нему пришли братья «поговорить». «Разговор» оказался столь бурным, что в окна кабинета вылетали стулья, телефоны, пишущие машинки и прочие детали кабинетной обстановки.
Закончив «разговор», братья предупредили Свербилова о том, что если он надумает накатать на них заявление в милицию, они ему помогут сесть по «грязной» статье за принуждение к интиму с использованием служебного положения. Только тут он узнал, что молоденькая учётчица, которую он уже несколько раз «оприходовал» в полях, доводится им дальней родственницей, и она готова написать на него заявление в райком. Хрупкий с женским полом «пошаливал» и в Даниловке, но там ему это сошло с рук, и он даже не отделался лёгким испугом. А вот в «Красной звезде» запахло исключением из партии и реальной отсидкой…
Впрочем, как оказалось в дальнейшем, руководить большим хозяйством – это не с трибуны сыпать цитатами, и не кулаками махать. За, без малого, три года Хрупкий довёл некогда зажиточную «Красную звезду» до предбанкротного состояния. Поэтому районное начальство поняв, что очень даже погорячилось, назначив Свербилова директором совхоза, решило на бюро заслушать «коммуниста Свербилова» об «исполнении им уставных обязанностей».
Смекнув, что дела его плохи, Хрупкий помчался на поклон к тогдашнему начальнику райветстанции Корнильцу. Тот, на свою голову, его пожалел, и согласился взять в штат. А зря! Когда уже в начале девяностых Корнилец отпраздновал своё шестидесятилетие, предполагая продолжить работу на этом же посту, ветотдел внезапно отправил его на пенсию, а вместо него и.о. начальника назначил Свербилова. Ошарашенный случившимся, Корнилец довольно резко поговорил с Хрупким, обвинив того в предательстве. Но тот свою причастность к случившемуся, конечно же, отрицал, сам недоумевал и удивлялся. Мол, «ни сном, ни духом» ни о чём не знал, не ведал. Однако всего пару месяцев спустя, стало известно, кому и сколько сунул Хрупкий, чтобы спихнуть того, кто его совсем недавно выручил (денежки, наворованные в Даниловке и «Красной звезде» пришлись очень даже кстати).
* * *
– …Подсидеть кого-нибудь, устроить подставу, провернуть какую-нибудь хитрую комбинацию, он, скажу тебе, мастак, – Зазнобин знающе покачал головой. – А в остальном – дурак дураком. Он, говорят, когда его только назначили вместо Корнильца, всё бахвалился, что будет сотворять себе новый тип ветеринарских кадров. Вроде того, буду лепить их как из пластилина… Ну, что он может вылепить? Холуёв и шестёрок. Тех, кто с ним не согласен, будет выживать. Вот, ты ему не подходишь – сразу скажу. Ты – кандидат на «вылет».
Березинцев на это лишь рассмеялся.
– Фёдор Николаевич, да, кто б держался за эту нашу работу?! Получаем-то, блин – только для «поддержки штанов». Круглый год не вылезаешь из этого грязного халата и сапог. Да, пусть он меня выживает, пусть! Плевать! Хуже уже не будет. Вот, пережить бы эту чёртову заразу, и уйти, пусть даже в дворники. Наверное, так и сделаю!
– Андрей Васильевич, ты это серьёзно? – встревожился Зазнобин. – Если ты уйдёшь, кто же тут тогда будет?
– Не знаю… Но терпение уже на пределе!
В этот момент в бытовку заглянула Марина.
– Андрей Васильевич, – окликнула она, – мы всё уже приготовили, можно начинать.
…После завершения процедуры вакцинации молодняка, Березинцев провёл врачебный обход по ферме. Проходя по телятникам и коровникам, он ловил любопытствующие, сочувственные и даже недоумевающие взгляды. Все уже знали, что сегодня днём в Даниловку приезжал их бывший пред Свербилов, который возле колхозной конторы прилюдно грозился отправить Березинцева «куда Макар телят не гонял». Покончив с МТФ, Андрей отправился на свиноферму, где тоже провёл блиц-обход. Глядя на то, как он, в синем халате нараспашку, сунув руки в карманы, хмуро идёт по центральному, посыпанному сухой извёсткой проходу свинарника-маточника, свинарки сочувственно молчали.
Объявив на завтра прививки поросят от болезни Ауески, Березинцев пошёл на колхозный скотомогильник – поросший бурьяном пустырь, с вырытыми экскаватором ямами, куда сбрасывались трупы павших животных. Ещё издалека он заметил догорающий чадный костёр из старых автопокрышек и стоящую невдалеке от него «тройку» Хахарнова. Подойдя поближе, Андрей увидел и самого Руслана, который закатывал на костёр очередной ЗИЛовский баллон.
– Васильич, я уже закончил! – указывая рукой на столб густого, чёрного дыма, доложился он. – Сжёг всё, как было сказано.
– Ну, сжёг, и сжёг… – с безразличием в голосе отметил Андрей и тут же спросил. – Это меня мало волнует. К тебе у меня самый главный, единственный вопрос: всё-таки, откуда ты же привёз больных овец? Они из нашего района или из соседнего?
Разом скиснув и сникнув, Руслан свесил голову и лишь промямлил в ответ, что овец он ниоткуда не привозил, что это его собственные.
– …Андрей Васильевич, я сейчас уже еду домой. А хотите, и вас подброшу? – поспешил он сменить тему.
– Ладно, поехали, – Березинцев устало махнул рукой.
…Дома Андрей сел писать объявления по поводу завтрашнего обследования сельского поголовья овец. Потом отправился по селу. Развешивал он эти «дацзыбао» и оповещал устно всех встреченных по пути владельцев мелкого рогатого до глубоких сумерек. По другим частям села ходили с уведомлениями его помощницы…
* * *
Глава 4
Если вас никто не критикует – значит, успеха вы ещё не добились.
(Малькольм Форбс)
Эта ночь для Березинцева выдалась очень беспокойной. Его без конца преследовали какие-то маловразумительные, бестолковые кошмары. То он шёл по пустыне без конца и края, наводнённой змеями, пауками, скорпионами и всякой иной ядовитой живностью, то каким-то образом оказался на горящем корабле без экипажа и спасательных шлюпок в самом центре океана…
Вдобавок к этому, около двух часов ночи его разбудил осторожный стук в окно. Выходя из дому, Андрей ожидал увидеть кого-то из своих односельчан, но возле калитки стоял какой-то молодой мужчина в белом халате. Присмотревшись, Березинцев вспомнил, что это один из тех двоих инфекционистов, которые минувшим днём приезжали к Хахарновым.
– …Андрей Васильевич, мне поручено развезти всем, кто соприкасался с сибиреязвенным материалом новые антибиотики. Их только вечером прислали из Староновска… – дав конвалютку с заключёнными в ней шестью продолговатыми капсулами, пояснил тот. – Вот, пришлось ехать в Даниловку среди ночи. Это вам на три приёма, принимать каждые шесть часов.
…Несмотря на скверный, к тому же, прерванный сон, Андрей уже по привычке, без будильника, поднялся в пятом часу утра и начал собираться на работу. Торопливо выпив чаю с бутербродами, он поспешил на ферму. Сибирка ли – не сибирка ли, карантин ли – не карантин ли, а обычной повседневной работы никто не отменял. Животина на ферме и без эпизоотии, и при эпизоотии продолжает страдать от всевозможных хвороб. И её надлежит лечить – от травм, маститов, пневмоний, гастроэнтеритов, и иных недугов. Не выспавшийся, с тяжёлой головой, Березинцев шёл на МТФ, вспоминая увиденное во сне…
* * *
Нелирическое отступление о том, как, будучи сельским ветеринаром, можно запросто оказаться и без вины виноватым
Однажды с Андреем нечто похожее уже происходило. Лет десять с лишним назад, когда он ещё только начинал свою ветеринарскую «карьеру», ему довелось года три проработать в похожем селе, с громким названием Королёвка, главврачом такого же колхоза-«миллионера». Да-а-а… Уж это был колхоз! Обещанное ему жильё там так и не предоставили (ютился он тогда с Ольгой и только-только родившимися Колькой в кособоком домишке, который не знал на какой бок завалиться). Работы было полно, а гарантированные предом двести рублей зарплаты оказались фикцией.
И вот там, уже на третью зиму, Андрей столкнулся с какой-то непонятной болезнью свиней, от которой те дохли, как мухи, невзирая ни на какие лечебные процедуры. Таблетки, уколы, кормовые добавки (кто-то из спецов ветстанции надумал, будто у свиней нехватка каких-то микроэлементов) не помогали. На утренней планёрке пред колхоза всё чаще начал упоминать про прокурора, а ежедневно наведывающиеся в Королёвку районные ветеринары требовали навести люксовую санитарию. Вроде того, как только ферма засияет чистотой, от болезни не останется и следа. Попробуй, наведи зеркальный блеск в свинарниках, построенных ещё во времена царя Гороха!
И вот, очередной визитёр из ветстанции – врач-эпизоотолог Пегалин (и, одновременно, большой поклонник семидесятиградусного ректификата) объявил Березинцеву, что в отношении него уже возбуждено уголовное дело. Вспылив, Андрей бросил:
– Суд? Добро! На суде я обязательно скажу, что отвечать должен не только я. Ко мне вся ветстанция уже не по одному разу приезжала, а никто так и не сказал, что это за болезнь. Если сами ни хрена не знаете, чего на меня собак вешать?! Если наша лаборатория по каким-то причинам не может выявить инфекцию, почему бы патматериал не отвезти в областную?
Включив свои голосовые связки на полную громкость, любитель ректификата, разозлённый строптивостью «какого-то врачишки», пригрозил тем, что по суду, кроме срока, Березинцеву «припаяют» ещё и выплату за падёж.
– …До пенсии будешь платить! – помотал он, подобно сказочному Чуду-Юду Беззаконному, требовавшему с царя должок, высоко поднятым указательным пальцем.
И вот, той же ночью, Андрей впервые в жизни увидел настоящий кошмар. Ему приснилось, будто он с топором идёт по ночному лесу, и на него вдруг набросилось какое-то жуткое создание – некто, покрытый длинной шерстью, с когтистыми лапами, но без головы! Холодея от ужаса, Андрей вскинул топор наизготовку и начал пятиться. А безголовый, широко раскинув руки, быстро приближался к нему, угрожающе хрипя. Надо было что-то делать. И тогда, решительно шагнув навстречу этому чудовищу, Андрей изо всей силы обрушил на него остриё топора, выкрикнув: «На-а-а!!!», и тут же проснулся от собственного вскрика. Ольга, которую он тоже разбудил, испуганно трясла его за плечо… По её мнению, этот сон был дурным знаком, и нужно было готовиться к худшему.
Однако на следующий день из района пришло указание отвезти в областную ветлабораторию одного из павших поросят. Судя по всему, обещание Березинцева, сделать на суде заявление, кого-то не на шутку напугало, и господа начальники (в ту пору ещё «товарищи») решили, и в самом деле, обратиться к областным конторам. Ещё через два дня Андрею позвонил директор районной ветлаборатории Белых и в приватном разговоре сообщил:
– …Ну, Андрей Васильевич, поздравляю… Из трупа поросёнка выделили вирус ложного бешенства, или, по-другому, болезни Ауески. Скорее всего, вам её из соседнего района занесли падальщики – вороны, сороки. В Коминтерновском этой заразы полно. В планы прививок эта инфекция не включена – у нас она почти не встречалась, поэтому винить тебя не в чем. Уголовное дело закрыто. Так что, начинай прививки, и всё будет в полном порядке.
И, в самом деле, кривая падежа очень скоро пошла вниз. Когда Березинцев привёз в ветстанцию месячный отчёт, в коридоре он случайно столкнулся с Пегалиным. Тот, сделав вид, что его не замечает, поспешил скрыться за дверью аптечного склада, оставив после себя густой шлейф спиртового перегара…
* * *
…Вот и теперь, шагая на ферму, Андрей словно переживал какое-то дежавю. Опять непонятно почему и каким образом, теперь уже в этом селе, объявилась опасная скотская зараза, опять ему угрожают судебной расправой.
Сделав обход и, поручив подошедшей на ферму Валентине Юрьевне провести обследование нескольких коров на мастит, Березинцев пошёл взглянуть на пастушескую лошадь Буланку, у которой минувшим днём седлом сбили спину. Его попросил об этом Зазнобин:
– …Васильич, ты там прикинь – годится она сегодня для пастьбы, или Степанушкину дать другую лошадь. Лады?
– Сейчас посмотрим… – вскидывая на плечо ремень своей сумки, Березинцев направился в конюшню.
…Лишь взглянув на свою четвероногую пациентку, он не смог удержаться от весьма крепкого «комментария». Спина бедолаги-лошади с двух сторон была сбита до крови и даже распухла.
– …Это что за дебил на ней ездил? – спросил Березинцев, увидев подошедшего к нему пастуха Гришку Степанушкина.
– Андрей Васильевич, это не я! Да, Буланка числится за мной, но это не моя работа. Я вчера был выходной, вместо меня пас Гешка Ляпухин.
Обстригая изъязвления и, обрабатывая их перекисью водорода, Березинцев проворчал:
– Нашли, кому животину доверить! Он же ходит-то, как в штаны навалявши, также и ездит. Потник, скорее всего, под седло не положил… Подпруги как следует не затянул.. Да и с седла, поди, даже по нужде весь день не слазил… Вот и причина этих болячек! Ты ему говорил, что лошади надо давать передышку, рассёдлывать её, чтобы спина просохла?
– Конечно, говорил! – Степанушкин убедительно махнул рукой. – Но он же тупой, как полено! Ему хоть кол на голове теши – всё бестолку.
– Вон, и копыта поотрастали, аж потрескались. Это уже твой «косяк». Ну-ка, давай, хотя бы, немного их обрежем. А то ещё без ног останется лошадёнка, – доставая из чехла большие щипцы для обрезки копыт, Андрей сокрушённо покачал головой. – О-о-о, смотри-ка! Да она жерёбая! Всё, Гриша, да будущего года ты на ней ездить уже не будешь. Спину подлечим, и переведём на лёгкие работы.
Слушая его, пастух огорчился.
– До будущего года?! Бли-и-и-н! А на чём мне тогда пасти? На Орлике? Он, мало того, что бегает, как будто ноги спутаны, так ещё и шуганый, до дури. Чуть-что – вбок кидается, и бежит, куда попало. Как бы шею не свернуть. Вон, помнишь же, года три назад Костя Осколин с него навернулся, руку сломал? Спасибо, ты о нём побеспокоился, а то без руки остался бы мужик!..
* * *
Нелирическое отступление о блеске и нищете уездной медицины
…Да-а, уж, это был случай, и впрямь, из ряда вон выходящий. Как-то раз утром, придя на работу, Березинцев увидел спешащую в его сторону учётчицу МТФ Веру Осколину.
– Андрей Васильевич, а вас можно спросить? – запыхавшись, на бегу окликнула она. – Ой, неприятность у нас большая… Костя мой вчера с лошади упал, сильно ушиб руку. Ходил перед вечером в больницу, его посмотрели, дали назначения. А ему чего-то всё хуже и хуже… Руку ломит – аж глаза на лоб лезут. Он сегодня почти всю ночь не спал. Как вы думаете, что у него там может быть?
– Да, всё, что угодно… – Андрей пожал плечами. – От простого растяжения связок, до перелома костей. Ему что назначили?
– Прописали таблетки, туго забинтовали руку и велели её греть. – Вера чуть развела руками.
– Гре-е-ть?!! – Березинцева услышанное ошарашило донельзя. – Кто же греет ушибы? К ним, наоборот, холод надо прикладывать! Что за дурак делал ему назначения? Уж, не Любовь ли Борисовна?
– Нет, какой-то практикант… Или, как его там? Ординатор, что ль?.. Виктория Ивановна сейчас в отпуску, вот его и прислали вместо неё…
В ускоренном темпе сделав обход, Андрей поспешил к Осколиным. На его стук из дома вышел осунувшийся Константин. С мученической гримасой он подтвердил сказанное Верой.
– Дурдом! – однозначно определил Березинцев. – Сейчас же, немедленно гони в Кипарово, и иди прямо к хирургу. Скорее всего, у тебя перелом лучевой кости. Быстрее, быстрее, а то можешь со своей рукой расстаться.
– Андрей Васильевич, но новый доктор сказал, чтобы я делал всё так, как он назначил… – засомневался Осколин. – Всё-таки, вы – ветеринар, а он медик.
Андрей на это лишь усмехнулся и сдержанно пояснил:
– Да, я – ветеринар. А вот он, надо понимать – коновал. Я в армии после института полтора года был санинструктором батальона, и кое в чём разбираюсь. Так что, езжай в больницу, и поскорее! – добавил он, выходя со двора.
Осколин решил его послушаться, и поспешил к своему родственнику. Тот на дряхленьком «Москвиче» через час доставил Константина к хирургу. Как потом Костя рассказывал жене и соседям, ещё ни разу в жизни он не слышал, чтобы так матерился хирург, лишь взглянув на его руку. Осколина немедленно отправили на рентген делать снимок, а врач, сорвав трубку телефона, заорал чуть ли не на всю поликлинику:
– Ты, баран, дебил, дегенерат, … … … … … … ! Ты где учился, затупок? Тебя к медицине нельзя подпускать и на пушечный выстрел. Сегодня же выметайся из Даниловки, чтобы и духу твоего там не было!
У Константина, и в самом деле, обнаружился закрытый перелом лучевой кости, с уже начавшимся опасным инфекционным процессом в месте перелома, который мог привести к очень тяжёлым последствиям. Когда он вернулся из Кипарово с гипсом на левой руке, то тут же стал объектом повышенного внимания односельчан. Всякий встречный считал своим долгом поинтересоваться: «Костя, а доктора тебе в гипс золотишка и брюликов не закатали, как Никулину? А то выпили бы на них за твоё здоровье…»
* * *
…Закончив лечебные процедуры, Березинцев потрепал Буланку ладонью по шее и направился к выходу.
– Андрей Васильевич! – как бы что-то припомнив, снова окликнул его Степанушкин, перейдя на полушёпот. – Тут разговоры ходят всякие… Ну, будто некоторые наши члены правления в феврале на отчётно-выборном хотят предложить тебя на место председателя. Не слышал?
– Нет, впервые слышу… – Березинцев пожал плечами. – И, думаю, это мне ни к чему. Если бы ещё лет десять назад предложили, то можно было бы и подумать. А сейчас – какой смысл? Долги у колхоза такие, что всего его нынешнего имущества не хватит расплатиться. Наше ТОО обречено. Ещё год-два, и тут ничего не останется.
– Считаешь, колхозу хана! – расширив глаза, огорчённо вопросил Григорий.
– А ты считаешь, его ждёт неслыханный взлёт? – Андрей саркастично усмехнулся. – Тут уже по тому, что молодёжь не первый год из нашего села по городам разбегаются, видно, что оно идёт под откос. Если разобраться, то уже сейчас работать некому…
Он шёл домой, и неспешно обдумывал только что услышанное. Сообщение Григория о возможном выдвижении в преды для него, и в самом деле, было полной неожиданностью. Но, что тут странного? Экс-колхоз, ныне – ТОО, и в самом деле уверенно идёт ко дну. Дела с каждым годом всё хуже и хуже.
* * *
Нелирическое отступление о том, что, и в самом деле: обещать – ещё не значит жениться.
В принципе, Даниловка могла бы выжить. Но ей край, как не повезло, когда предом выбрали Льва Пупырина, в прошлом – простого механизатора. Коренной даниловец Лёвчик Пупырин славился хозяйственной хваткой. В его капитально отстроенном коровнике всегда стояло не меньше трёх коров, да ещё больше молодняка «рогатки». В свином хлеву – не меньше десятка свиней. Не будучи и пары пядей во лбу, Лёвчик, тем не менее, экстерном ухитрился закончить кипаровский техникум на механика. Правда, по некоторым, неофициальным сведениям, это обошлось ему в немалые бабки. Но, как показало дальнейшее, такая игра стоила свеч. Существенно большей ценой, в дальнейшем, Лёвчик заочно (точнее, «заушно») «закончил» мехфак областного сельхозвуза, став дипломированным инженером.
В конце восьмидесятых колхоз имени Фрунзе возглавил сменивший Свербилова родственник какой-то районной «шишки», недавний выпускник агрофака. Парень закончил областной вуз и, после года работы агрономом третьеразрядного совхозишки, стал предом этого, хоть и не передового, но вполне зажиточного колхоза. Юлий Михайлович Вешконцев (так звали молодое руководящее дарование), получивший в Даниловке прозвище Цезарь, показал себя предом жёстким, но отходчивым. Несколько лет он рулил колхозом, пусть, и не хватая с неба звёзд, но и, в общем-то, не сползая в «калачный ряд» конченной районной нищеты. Как руководителю даниловцы ему доверяли уже потому, что, в отличие от Хрупкого, он завёл себе большое личное хозяйство – и коров, и свиней (это в Даниловке ценилось и уважалось). За время работы Цезаря, колхозники вполне привыкли к его бзикам и причудам (любил лесть и легкодоступных сельчанок, терпеть не мог тех, кто с ним не соглашался).
Именно при нём и началось восхождение Пупырина. А начиналось это так… Как-то ранним утром, пойдя доить своих коров, супруга Вешконцева обнаружила, что в их коровнике хозяйничает тракторист Пупырин – чистит навоз. На недоумённый вопрос: что происходит? – тот, широко улыбаясь и, орудуя вилами, пояснил, что он, просто, хочет помочь своему любимому председателю. Юлий к этому шагу тракториста отнёсся благосклонно, и через пару месяцев Лёвчик стал бригадиром. Потом – механиком. Ещё через полгода – главным инженером…
А в начале девяностых в колхозе всё вдруг резко переменилось. После не самой жёсткой ссоры Вешконцева с главным зоотехником Мамакиным, колхоз вдруг не на шутку залихорадило. Все вдруг стали нервными и злыми, на Юлия в район посыпались жалобы. Но, в принципе, это можно было бы считать сущей ерундой: мало ли, на кого и что пишут? Однако жалобы на Цезаря почему-то возымели своё действие. Районые власти тоже вдруг возбудились, и дали команду провести колхозное собрание для разбора претензий. И, на беду Вешконцева, оно состоялось, как-то так, резко, перейдя из отчётного, в выборное.
Сражённый происходящим Юлий был смят и деморализован. Когда началось выдвижение кандидатов в преды, он даже не попытался выдвинуться сам (хотя, большинство его могло бы и поддержать!). Выдвиженцев оказалось двое: Мамакин и… Да, да, да – Пупырин! Это Цезаря добило окончательно. Он и в дурном сне не мог бы предвидеть того, что услужливый и угодливый Лёвчик вдруг сыграет роль Брута, вонзившего свой меч в его тёзку Юлия Цезаря. Только теперь он понял, кто именно организовал всю эту смуту, вознамерившись спихнуть его с кресла…
Избранный подавляющим большинством колхозников, в своей «тронной» речи Пупырин нарисовал самые радужные перспективы и колхоза в целом, и каждого колхозника в отдельности. Однако, как показали дальнейшие события, получилось всё совсем не так. Распрекрасно жили лишь подхалимы и прихлебатели Лёвчика и он сам. А вот все остальные не раз пожалели о том, что не оставили предом Вешконцева. При всех своих бзиках и прибабахах, как руководитель он был на голову выше Пупырина. А потом в село просочилась информация о том, кто из чинов в районе, каким образом и за какое бабло, помог убрать Цезаря.
С той поры прошло лет семь или восемь. За это время колхоз сначала превратился в АОЗТ, потом стал ТОО. Но это никак не повлияло на доходы сельчан. Они стабильно снижались, казна колхоза пустела. И хотя Пупырина чехвостили за каждым углом, открыто выступать против него никто не решался – уж так он сумел прижать самых неподкупных, и подкупить самых несговорчивых. Однако, судя по всему, уже настал тот момент, когда даже среди его холуёв вдруг забродили «революционные» настроения. И, понятно почему. Хозяйство нищало и рушилось, тогда как его председатель стабильно богател. По всей видимости, среди правленцев произошёл раскол, и те, что обеспокоились судьбой колхоза, уже начали заранее подбирать потенциальные кандидатуры на место Пупырина…
* * *
…Шагая в сторону дома, Андрей вдруг подумал: а не здесь ли «собака зарыта»?! Что, если сибирка – это и не сибирка вовсе, а хитрый способ устранить, как, наверное, считает Лёвчик, своего конкурента?!.. А ведь, и в самом деле! О том, что зреет «бунт на корабле», Пупырин, скорее всего, уже знает, даже в деталях. И не от кого-то, а от самих «заговорщиков» – в Даниловке это обычное дело: призвать к бунту, а потом первым бежать к преду, и сдавать бунтовщиков. Ну а Пупырин теперь начинает операцию по зачистке возможных конкурентов. Мамакина-то он «съел» почти сразу же после вступления в должность, а за последние несколько лет «зачистил» агронома и инженера, да и своего, колхозного ветврача выпер с работы (после этого-то Андрея и пригласили на полставки). Поскольку Березинцев Лёвчику напрямую не подчиняется, числясь сотрудником ветстанции, тот запросто мог обратиться за помощью к Свербилову.
И в этом – ничего загадочного: знакомы-то, между прочим, Лёвчик и Хрупкий давно, ещё с той поры, когда Свербилов работал предом колхоза Фрунзе. Говорили, что Пупырин в ту пору состоял в его приближённых, и даже был главным информатором. А теперь они вообще, что называется, не разлей вода… Куда бы Хрупкий ни ехал, обязательно заворачивает в Даниловку. Сначала к Лёвчику домой, потом, понятное дело, на мясосклад…
Правда, не совсем было понятно, как именно Пупырин и Свербилов смогли бы, даже если бы вдруг очень этого захотели, организовать фальшивую эпизоотию? Ведь тогда Хрупкому нужно было бы привлечь к такой афере и Белых. Но тот и под дулом пистолета на такое не согласится. Да, многое тут никак не вяжется. Версия, вроде бы, и интересная, но не реальная. Жаль…
И, всё же… С какой стати Гришка сегодня надумал сболтнуть о планах правленцев двинуть Березинцева в преды? А вдруг, Гришка был специально подослан самим Лёвчиком, с вполне определённой целью – «прощупать» ветврача, выяснить его настроения? Ведь баллотируйся Андрей прямо сегодня, Пупырин проиграл бы выборы с треском. И не потому, что даниловцы очень любят Березинцева, а потому, что уже до тошноты не любят Пупырина.
Хотя… Нет! Гришка не тот человек, чтобы участвовать в каких-то провокациях преда. Мужик он серьёзный, не трепло, да и по характеру – не «шестёрка». Поэтому, скорее всего, он от кого-то из своих (тут полсела друг другу роднёй доводятся) получил занятную информацию, и решил её проверить. Только и всего лишь…
