Сергей Макаров
Корни тайны
И потом он решил ответить на ее вопросы:
– Питаюсь хорошо, не голодаю.
– Дома или в кафе? – не смогла удержаться от уточняющего вопроса Юлия Валерьевна.
И тут же улыбнулась, и Роман тоже улыбнулся.
– Утром и вечером дома, днём в кафе – я же учусь. С учебой все в порядке, учебу подтянул, долгов нет, на сессию вышел, по двум предметам даже на «автоматы» выхожу.
У Коминой не нашлось слов – она протянула руки и вновь крепко обняла сына. Ему показалось, что у нее увлажнились глаза.
– Мам, мне с тобой посоветоваться нужно. Как думаешь…
И дальше Роман стал задавать маме вопросы, которые он едва смог напридумывать – потому что он действительно был уже взрослым и все решения мог принимать сам – поэтому придумать темы для советования с мамой было тяжело. Но он придумал, и спрашивал, и она советовала, и никогда ранее у них не складывалось такой долгой и при этом мирной беседы.
Станислав говорил по телефону:
– Ну, Вы же не забыли, что в связи с изменением ФЗ № 214-ФЗ вы должны увеличить уставный капитал, что бы продолжить использовать договор долевого участия для привлечения денежных средств дольщиков? Вы же согласны с тем, что оптимально будет использовать перекрёстное владение с материнской компанией, поскольку на реальное увеличение уставного капитала у нас пока нет денег? Ну, вот в этих рамках и будем определять дальнейшую линию деятельности.
Закончив беседу, он хотел сосредоточиться на подготовке документа, но раздался звонок от Романа:
– Слушаю.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, Роман Геннадьевич!
Роман помолчал, а потом сказал:
– Станислав Владимирович, спасибо Вам за подсказку. Я был сейчас у мамы, извинился за все свои резкости, и советовался с нею. И все получилось хорошо.
– Прекрасно! – восхитился Белогоров.
Он не был уверен, что Роман воспользуется его рекомендацией, а он не только пришел посоветоваться с мамой, но ещё и извинился перед нею.
«Вот теперь – настоящий взрослый мужчина» – подумал Станислав.
Роман продолжал:
– Спасибо. Поговорил с мамой – и как будто от камня избавился. Мне стало легче.
А совсем вечером раздался звонок от Коминой. Белогоров за все время общения никогда ещё не слышал ее в таком умиротворённом состоянии:
– Здравствуйте, Станислав Владимирович.
– Здравствуйте, Юлия Валерьевна. Как Ваше здоровье?
– Все хорошо, спасибо. Станислав Владимирович, я Вам звоню не по нашим судебным делам. Мне очень хочется рассказать Вам, что сегодня ко мне приезжал Рома, и он как будто другой стал – он извинился за то, что резко говорил со мной, и – представляете – советовался со мной по тому, что для него важно, как поступить. И советовался не просто, что делать, а сам варианты предлагал, которые он подобрал, и советовался, какой выбрать. Я же и не заметила, что он уже совсем вырос, что он совсем уже взрослый!
Комина замолчала, но Белогоров понимал, что она хочет ещё что-то сказать. И он был прав.
– Понимаете, я счастлива – мой сын вырос, он взрослый, он самостоятельный. Я теперь спокойна за него.
– Понимаю Вас, Юлия Валерьевна, и очень рад, что Роман пришел к Вам и у вас такая беседа сложилась. Я помню первую встречу с ним – и понимаю, как для вас важно, что он изменился.
– Да! Спасибо, что Вы меня выслушали – как раз из-за той первой встречи, когда Вы увидели Рому, я и решила позвонить Вам, чтобы рассказать, как он изменился. До свидания, Станислав Владимирович.
– До свидания, Юлия Валерьевна. Выздоравливайте скорее.
Станислав действительно был рад, что отношения сына и мамы наладились. Для работы – для ведения судебных дел Коминых – ему было фиолетово, какие у них отношения, но по-человечески ему хотелось, чтобы они были если не хорошими, то хотя бы нормальными – и он очень радовался, что этого удалось достичь.
На телефоне сыграл сигнал поступления сообщения. Станислав посмотрел дисплей, это было сообщение от Романа Комина:
«Здравствуйте. Мне звонила Рита Лирова, я сказал ей звонить Вам».
Сообщение очень заинтересовало Станислава, но у него начиналась встреча, и он отвлекся мыслями. Когда он проводил важные встречи, он отключал телефон и переводил его на офис; но он сказал Алине, чтобы Маргарита Лирова звонила ему позднее.
Встреча уже завершилась, Станислав, придя в кабинет, рисовал на листе схему реорганизации компании, когда раздался звонок – номер был незнаком.
Станислав ответил:
– Аллё, слушаю.
– Здравствуйте, Станислав Владимирович. Это Маргарита Лирова.
– Здравствуйте, Маргарита Борисовна, Роман Геннадьевич сообщил, что Вы будете звонить.
– Да, когда я ему позвонила и рассказала все, он сказал звонить Вам и все рассказать.
– Слушаю Вас, Маргарита.
Наступило молчание; Станислав понимал, что его собеседница собирается с мыслями и обдумывает, как и что рассказать ему. Станислав не торопил ее, но потом всё же решил помочь ей:
– Может быть, Вам будет легче встретиться и рассказать все это мне лично, здесь, в офисе?
– Нет, приехать я не смогу точно. Отец контролирует все мои перемещения.
Станислав окончательно убедился, что звонок Риты непосредственно связан с делами, которые он ведет в интересах Коминых.
– Нет, я расскажу по телефону. Я позвонила и все рассказала Роме, и он сказал, что не может дать мне ответ без Вас.
Это звучало интригующе.
Маргарита продолжала (видимо, собравшись с духом и силами):
– Завещание, составленное на мое имя – поддельное.
Вновь наступила тишина. Очевидно, что самое важное Маргарита уже решилась сказать, поэтому далее ей уже проще все говорить:
– У нас с Геннадием был роман. Я не могу сказать, что мы уже жили одной семьёй, но знаю, что он собирался предложить мне выйти за него замуж. Мой отец очень радовался этому, он предполагал, что если Гена женится на мне и отойдет от дел, как он собирался, он будет по поручению зятя руководить корпорацией. Смерть Гены была совершенно неожиданной, когда это случилось, отец позвонил мне, и я по голосу поняла, что он растерян, но ищет, что бы в такой ситуации сделать. Он меня спросил только, не беременна ли я. Я сказала, что нет. Вечером он приехал ко мне и сказал, что Гена прямо перед смертью оформил завещание на меня как свою невесту. Я спросила папу, как же Гена успел его оформить – и по его ответу поняла, что завещание поддельное. У меня случился нервный срыв – до той минуты держалась, но рассказ папы подкосил меня. Я любила Гену. Я понимала, что он заметил меня лишь потому, что я похожа на тетю Юлю. Но я любила его.
Она замолчала. Станислав тоже тактично молчал.
Рита продолжила:
– Меня госпитализировали. Я сказала папе, что не хочу ничего фальшивого, и он отодвинул меня от всех дел. Из-за болезни я не могла возражать ему. Сейчас я дома. Он потом проговорился, что в кабинете Гены нашел листы с его подписями, позвонил нотариусу Мутновой, она прислала помощника, и они оформили завещание так, как будто бы Гена оформил его в офисе. Так что завещание точно поддельное; фамилию, имя и отчество от имени Гены написал мой папа – там подлинная только подпись. Папа оформил доверенность от моего имени и подал заявление о принятии наследства. Я знаю, что папа теперь боится раскрытия правды – ведь он официально предъявил завещание от моего имени, а теперь он и другим директорам доверять не может. Он боится и Вас, с тетей Юлей и Ромой, и других директоров боится. Я не знаю, как спасти его. Я не могу пойти и все рассказать полиции, или суду. Папа контролирует все мои перемещения. Но я и не хочу сдавать его. Я потеряла любимого человека, и теперь я боюсь потерять и папу. Я же понимаю, что из-за подделки завещания против него может быть возбуждено уголовное дело и он может быть осуждён. Как мне быть?
Наступило молчание. Потом Рита проговорила:
– Я все это рассказала Роме, он выслушал, и сказал позвонить Вам – потому что без Вас он никаких решений принимать не хочет.
Вновь наступило молчание. Позиция Романа Белогорова не удивила: понятно, что он, ничего не зная в юридической сфере, не станет ничего обещать.
Молчание затягивалось. Станислав понимал, что Маргарита волнуется, потому что боится за судьбу своего отца, а судьба отца зависит от его решения.
Белогоров начал говорить – как можно более доброжелательно:
– Маргарита Борисовна, спасибо, что Вы позвонили.
Она подтвердила то, в чем он и так был уверен – что завещание было подделано; он заподозрил это еще после того, как секретарь Валентина сказала, что Борис Лиров в день смерти Комина заходил в его кабинет и вынес оттуда какие-то бумаги. Оставалось это доказать.
Доказать.
Самое сложное – доказать.
– Маргарита Борисовна, я понял Вас. Если мой доверитель не будет настаивать на возбуждении уголовного дела по факту фальсификации завещания, я сам настаивать на этом не стану.
Рита ничего не сказала, но Станислав почувствовал, что она облегчённо выдохнула.
– Спасибо! – только и смогла выговорить Рита.
– Я не могу требовать от Вас никаких встречных обязательств, – сказал Белогоров, тем самым подтверждая отказ от возбуждения уголовного преследования Бориса Лирова. – Но может быть, Вы как-то поможете нам доказать фальшивость завещания?
– Я не смогу прийти и заявить что-то о его фальшивости! – проговорила Рита, и Станислав понял, что она вновь напрягается в своем беспокойстве об отце.
– Этого не нужно, – поспешил заверить ее Белогоров, – я понимаю, что Вы не сможете свидетельствовать против отца.
Собственно говоря, она в любом случае могла воспользоваться статьей 51 Конституции и отказаться свидетельствовать против отца как близкого родственника. Станислав решил не скрывать этого:
– Вы все равно по закону вправе отказаться свидетельствовать против отца как близкого родственника. Но и без этого я не стал бы подавать заявление о возбуждении уголовного дела, раз Роман Геннадьевич не хочет его возбуждения. Но может быть Вы как-то подскажете, как нам доказать его фальшивость?
– А что Вам нужно?
– Нам нужны документы, написанные Геннадием Максимовичем, как образцы его почерка.
Маргарита после некоторого молчания сказала:
– У меня есть документы о некоторых покупках, которые Гена делал для меня. И ещё есть договор аренды квартиры, которую он снял для меня. И ещё есть договор банковского счёта.
– Замечательно. Вы можете передать эти документы мне?
– Да, могу. Но как их передать? Я почти не выхожу из дома.
– Но всё-таки выходите?
– Да, иногда встречаюсь с подругами.
– С ними сможете передать документы?
– С ними? Даже не думала.
– Ну есть у Вас какие-то самые доверенные подруги?
– Пожалуй, что да… Наверное, да… Да, точно есть!
– Тогда может быть с ними передадите?
– Да, можно!
Чувствовалось, что Маргарита искренне рада и обеспечить безопасность своего отца, и помочь доказать поддельность завещания.
– Замечательно. Вам позвонит моя коллега, договорится о встрече с Вами и Вашими подругами. Ее зовут Виктория.
– Спасибо!
И ещё:
– Спасибо Вам, Станислав Владимирович. Спасибо!
Закончив беседу, Белогоров позвонил Виктории:
– Виктория, у меня новое поручение для Вас: Вы станете подругой Маргариты Лировой и ее подруг. Да, да, согласен, неожиданное поручение. Но очень важное! И Вы с ним точно справитесь.
В тот же день Белогорову позвонил Роман.
– Станислав Владимирович, здравствуйте.
– Здравствуйте, Роман Геннадьевич! Что случилось?
– Станислав Владимирович, неловко говорить, но за мной, похоже следят.
– Почему Вы так думаете?
– Я заметил, что один и тот же мужчина появляется рядом со мной в разных местах. У меня хорошая память на лица – я запомнил его.
Станислав понял, что охранник, которому он поручил следовать за Романом и оберегать его, «засветился». Нужно было рассказать об этом Роману – так как общение с доверителем требовало доверия доверителя.
– Роман Геннадьевич, я должен Вам сказать, что скорее всего этот человек – сотрудник нашего охранного агентства, которому я поручил защищать Вас.
Даже по молчанию Романа было понятно, что он «закипает»:
– Но я же сказал, что справлюсь сам! Зачем Вы направили этого охранника?
– Роман Геннадьевич, извините меня, что сделал это втайне от Вас. Но я понимал, что Вас не убедить согласиться быть под охраной, а Вашу безопасность нужно обеспечивать – на Вас могут напасть.
– Я же сказал, что справлюсь и позабочусь о себе сам! – в голосе Романа стал звучать непривычный металл.
– Да, понимаю, – согласился адвокат.
– Отмените указание этому охраннику следовать за мной! – в общем-то, не попросил, а прямо потребовал Роман.
– Да, хорошо. Он более не будет следовать за Вами, – вынужден был согласиться с этим требованием Станислав.
– И других охранников не назначайте! – предусмотрительно потребовал Роман.
– Понимаю, – уклончиво согласился адвокат, чтобы идею, о которой он как раз сейчас подумал, не пришлось отставить.
– До свидания! – попрощался Роман и сбросил звонок.
Белогоров был удивлен – он никак не ожидал от Романа Комина такой решительности, да еще и такой настоятельности. И он крепко задумался, как же теперь обеспечивать безопасность младшего Комина.
Через минуту Роман позвонил вновь:
– Станислав Владимирович, Вы меня извините за резкость. Ну… ну большой я уже, справлюсь сам. Я буду осторожен! – пообещал Роман.
– Хорошо, – ответил Станислав, теперь по-настоящему боясь за такого своенравного доверителя.
А что он еще мог ответить? Действовать вопреки прямому указанию доверителя, даже с целью защиты его? Наверное, да; большинство адвокатов, не задумываясь, поступили бы так. Но этот парень доверился ему, и в деловом, и в личном, и так обмануть его доверие (пусть даже ради его безопасности)?
Нельзя.
Нельзя обмануть его доверие.
Тупик.
А ведь защищать его нужно – младший Комин после убийства его отца и покушения на его мать явно под угрозой – как единственный наследник огромного бизнес-состояния.
Но кто же охотится за Комиными? кто их уничтожает? И зачем? Ведь все началось с убийства Комина-старшего.
Впрочем, если понять «зачем», то станет понятно – «кто»
Как же поступить? Как защитить Комина-младшего – по-юношески гордого и самоуверенного? Он ведь как офицеры русской армии на германском фронте в 1914-м году – принципиально не надевавшие каски – и выкошенные немецкими пулями в первые месяцы войны.
Надо защитить Романа Комина даже вопреки ему самому. Пусть даже и обманом.
Белогоров отозвал приставленного им к Комину охранника – и дал указание с завтрашнего дня тайно сопровождать его другому охраннику.
Белогоров позвонил Костромину:
– Здравствуйте, Олег Григорьевич. Ваша бывшая жена так и не подала апелляционную жалобу. Со своим адвокатом она разругалась, к новому адвокату, видимо, не обратилась. Решение вступило в силу, бизнес Ваш.
– Спасибо! – обрадовался Костромин.
И тут же озадачился:
– А дети? Вдруг она заберет детей?
В этой фразе прозвучало все его отцовское беспокойство.
– Дети живут с вами, не выпускайте их от себя, и в ближайшее время начнем процесс по определению места жительства их в Вами.
– Спасибо!
Судьба детей явно беспокоила Олега Костромина больше, чем судьба бизнеса.
Роман шёл по улице. На машине он ездил в институт, ездил за покупками, ездил к друзьям, но все же и пешком он ходил довольно много.
Шёл он довольно быстро, чтобы ни с кем не пересекаться, но при этом без спешки, чтобы ходьба не мешала думать.
А думы навалились разные. Он не хотел становиться владельцем, или даже совладельцем бизнеса отца – ему это казалось чуждым (правда, при жизни отца он так и не решился сказать ему об этом). Деньги ему нравились – как любому парню в таком же возрасте нравились бы деньги. Конечно, ему нравилось то, что он может оплатить любые покупки и для себя, и для друзей, подруг, знакомых, приятелей.
Он не роскошествовал, не кутил, не бросался деньгами и не купался в них напоказ: такой период случился у него несколько лет назад, когда его имя даже попадало в скандальный раздел светской хроники, но потом отец провел с ним беседы, рассказал, как он зарабатывал те деньги, которыми швырялся теперь Роман, и на сына это очень сильно подействовало – он, что называется, «взялся за ум». В светской хронике он по-прежнему фигурировал – всё-таки он являлся сыном крупного бизнесмена, к тому же два года длился его роман с одной известной моделью, но он теперь посещал только солидные светские мероприятия – вроде благотворительных мероприятий и открытия выставок и картинных галерей; в ночных клубах и ресторанах он более не появлялся.
Но и это осталось позади. Уже примерно полгода он находился в поиске того, чем заняться в жизни. И ему очень помогали беседы с отцом.
Отец.
Неожиданно умерший.
Самый важный для него человек.
С детства Роман проводил с ним не так много времени, как хотелось, но зато когда отец мог провести целый выходной день с сыном, это становилось праздником для них обоих. В подростком возрасте Роман жил сам по себе, с компанией друзей, в школе, вроде все шло нормально, и с отцом они общались реже. Потом отец ушел из семьи, стал жить отдельно; но он специально встретился с Романом – отвёз его в загородный парк-отель, с рыбалкой, бильярдом, боулингом и другими такими развлечениями, и там на второй день отдыха за ужином рассказал ему все – и почему он ушел от матери, и даже то, что у него роман с Ритой. И после этого они с отцом периодически встречались. Старший Комин рассказывал сыну о своем бизнесе, его устройстве, прямо говорил, что хочет приобщить сына к ведению дел и сделать своим преемником – и огорчался, что сын не проявлял никакого интереса к занятию бизнесом.
Отец стал для него главным ориентиром: не отдавая себе отчета в этом, Роман подсознательно хотел быть похожим на отца. Неожиданная мгновенная смерть отца стала сильнейшим ударом для Романа – он не оправился от этого удара за все эти месяцы.
Встречались они с отцом, в общем-то – в тайне о матери (хотя она наверняка понимала, что они с отцом сохранили общение, но не мешала этому).
Мать.
Непредсказуемо противоречивая.
То строгая и требовательная – то любящая и заботливая.
Конечно – она любит его, своего единственного сына, конечно – заботится о нем, и временами она даже – все-чутко-понимающая и все-очень-мудро-советующая. Но чаще всего она – строгая, требовательная, жёсткая, оценивающая, критикующая, недовольная им – своим единственным сыном – и любыми его словами, поступками, действиями, решениями.
Все свое детство он ругался с нею, они постоянно были «на ножах», «в контрах». То, что у матери появился новый мужчина, ещё больше отдалило их друг от друга. Но сейчас, когда мать оказалась в больнице, и они смогли спокойно поговорить, выговориться друг другу, он понял, что она действительно любит его – своего единственного сына – таким, какой он есть, и действительно по-своему желает ему добра.
И он понял, что внутри себя всегда относился к матери с любовью, без нежности – нежность она, как женщина волевая, все равно не принимала, и сына старалась воспитывать жестко – без сентиментальности («без соплей» – как она говорила).
Почему они не поговорили раньше? Почему нужно было, чтобы мать оказалась в больнице, и лишь тогда сын, придя проведывать ее, смог рассказать ей о своем отношении и узнать о ее отношении к себе? Почему лишь сейчас? Ну ладно, хорошо, что хоть сейчас.
Темнота.
Внезапно охватившая.
Полная тьма.
Все.
Через два дня нужно было подписать дополнительные документы, и Станислав стал звонить Роману, чтобы договориться о его приезде. Он всегда старался звонить ему сам, чтобы поддержать самоуважение молодого парня. Но телефон Романа не отвечал – он был наглухо выключен. Это сильно озадачило адвоката, и он поручил Алине каждые полчаса звонить на телефон Романа.
Вечером Алина доложила, что ее звонки оказались безрезультатными – телефон Комина по-прежнему не отвечал.
Белогоров обратился в партнерскую охранную фирму с просьбой начать неофициальные поиски Романа.
На следующий день звонок телефона оторвал Станислава от чтения проекта мирового соглашения.
Звонил Докин. Белогоров ответил.
– Здравствуйте, Станислав Владимирович. Тут такое дело… Я решил сначала Вам позвонить, до сообщения Юле… Тут записку прислали.
– Какую записку? о чем?
– Что Рома … убит.
– Убит?
День остановился и выключился. Белогоров опасался прихода такого сообщения, особенно после того, как Роман отказался от сопровождения его охранником, но все же очень надеялся – очень-очень сильно надеялся – что обойдется без его смерти. Ведь он всего лишь пару часов находился без охраны! Но не все зависело от него. Он пытался заставить Романа ходить с охраной (а лучше – ездить на машине с охраной), но Роман, хотя и был напуган, всё-таки изображал бодрость духа, и потому отказался от охраны, а когда узнал, что по поручению адвоката охранник все-таки сопровождал его – со скандалом заставил его отозвать охрану.
И вот теперь пришло то сообщение о его смерти, которого адвокат так надеялся никогда не получить.
– Что написано в записке?
– «Твой щенок сдох и ты сдохнешь собака».
– Как она попала?
– Письмо пришло сегодня, в конверте, отправитель из Москвы, какой-то Рокеров Б.Д. указан. Я сейчас пришлю Вам по Ватсаппу.
Докин сбросил звонок. Через 20 секунд пришло 2 сообщения, одно – с фотографией конверта, другое – с фотографией записки, где большими печатными буквами было написано
ТВОЙ ЩЕНОК СДОХ И ТЫ СДОХНЕШЬ СОБАКА
Случилось то, что Белогоров боялся.
Теперь Роман убит.
Станислав чувствовал свою вину и перед Романом, потому что не настоял на охране, и перед Юлией Валерьевной – что не уберёг ее сына.
Ее единственного сына.
Хорошо, что никто не знал о его неудачной попытке обеспечить охрану Роману.
Докин перезвонил. Белогоров сразу спросил:
– Когда отправлено письмо?
– Неделю назад. Я уже посмотрел на конверте.
Неделю назад. Значит, убийца заранее готовился, все просчитал, чтобы письмо поступило ровно на следующий день после того, как Роман перестал отвечать на звонки.
Кто он – это хитрый жестокий, хладнокровный и очень предусмотрительный враг-убийца, последовательно устраняющий всех членов семьи Коминых?
Докин тихо сказал, перекрывая слезы:
– Станислав Владимирович, что мне делать? Я сегодня вечером должен приехать к Юле, но ей же нельзя сообщать об этом – это же убьет ее!… Она же живёт ради сына…
Белогоров все это понимал: Юлии Валерьевне ни в коем случае нельзя было сообщать о похищении и убийстве Романа.
Докин продолжал:
– Но она же просила меня искать его, звонить ему, чтобы найти его. Как мне быть?…
Станислав собрался с мыслями – чтобы подавить свои переживания и успокаивать Докина.
– Виталий Павлович, нужно успокоиться. Даже если Вы промолчите об убийстве Романа, Юлия Валерьевна поймет, что что-то случилось, по Вашему беспокойному виду. И ещё – все равно нужно сообщить в полицию об этой записке. Я приеду за Вами через час – Вам удобно? – и вместе с Вами поедем в полицию.
Белогорову не нравился такой вариант, но другого пути не было: об этом письме о предполагаемом убийстве обязательно нельзя было не сообщить полиции, даже если это чей-то дурацкий розыгрыш. Он наделялся хотя бы задержать сообщение об этом письме самой Коминой, чтобы как-то ее подготовить – хотя бы врачей и медсестер позвать, чтобы они могли принять меры по ее спасению.
Станислав не мог даже самому себе сказать, что его беспокоит больше – судьба Романа или здоровье и жизнь его мамы. Но сейчас ответ на этот вопроси не был важен.
О том поиске Романа и его следов, который накануне начали сотрудники партнёрской детективно-охранной службы, в которую он уже много лет обращался при необходимости, он решил никому сообщать – ни полиции, ни Докину.
В любом случае результата поисков пока что не было.
В полиции все прошло труднее, чем Белогоров надеялся. Пройти в отделение все же удалось – тут сыграла нужную роль его известность. Но беседа с офицером полиции шла, постоянно заворачивая в тупики.
Тот выслушал и сказал:
– Так, я понял. Вы муж матери этого парня, но не отец ему, Вы отчим, так?
– Ну… нет, я не официальный отчим. Мы с Юлией Валерьевной не регистрировали брак.
– Значит, сожитель – так?
– Ну… ну… да. Ну… гражданский муж.
– Сожитель, – твердо подвёл итог уточнения полицейский. – Так, понятно. Письмо из почтового ящика Вы достали, так?
– Да.
– Так. А Вы, значит, – обратился полицейский к Станиславу, – адвокат и матери, и сына, так?
– Да. Так.
– И Вы узнали о письме от гражданина Докина, сожителя Вашей клиентки?
– Да. Виталий Павлович позвонил мне и рассказал о письме, прочитал его, а потом отправил фотографии письма и конверта.
– И Вы хотите, чтобы я возбудил дело по факту убийства, но без трупа, и не сообщал об этом матери предполагаемого убитого – то есть потерпевшей?
– Да. Все так, – подтвердил Станислав.
– Это невозможно. Либо мы возбуждаем дело и ищем труп и убийцу, но тогда мы обязаны сообщить матери этого парня, либо мы ничего не делаем.
Все трое помолчали. Докин вообще не понимал, о чем здесь идёт речь – нужно же как можно скорее начинать поиски.
Полицейский продолжил, с явным намерением выпроводить посетителей (особенно – такого известного, как адвокат Белогоров – его было бы особенно приятно выпроводить восвояси):
– А вы вообще понимаете, что вы оба сами можете стать подозреваемыми в убийстве?
Такого поворота в оценке событий Станислав не то чтобы не предполагал, но и не исключал, поэтому у него на этот случай была готова фраза:
– Вы ещё наличие организованной группы здесь усмотрите, и адвокат – как организатор группы.
– Хорошая идея! И теперь вы вдвоем делаете всё, чтобы мать парня не узнала о нем – сказал, полицейский, но Белогоров посмотрел на него таким взглядом, что он понял – развивать эту «хорошую идею» не стоит.
– Дело серьёзное – парня нет двое суток, а склонности к путешествиям и розыгрышам я за время работы по его делу за ним не заметил, – перехватил инициативу Станислав, чтобы вернуть посещение отделения полиции в правильное русло. – Хорошо, давайте сделаем так: я как его адвокат подам заявление на розыск, вы будете опрашивать его близких, начните с Виталия Павловича – Юлия Валерьевна все равно все эти дни провела в больнице, то, что она могла бы сообщить, я вам скажу, потом вы это у нее проверите. Но, товарищ капитан, я боюсь за Романа Геннадьевича – с ним что-то случилось. Он парень серьезный, к розыгрышам не склонен, поэтому и его отсутствие, и это письмо свидетельствуют, что с ним что-то случилось.
На том и порешили.
Когда они вышли из отделения полиции, Белогоров сказал Докину:
– Может быть, Романа просто похитили. Юлии Валерьевне не будем сообщать.
– Да, конечно, – согласно ответил Докин. – Но что мне говорить ей, если она будет расспрашивать, нашел ли я его?
– Правду говорить – что пока Вы его не нашли.
– Здравствуйте, Юлия Валерьевна! – сказал Белогоров, заходя в больничную палату. – Как Ваше самочувствие?
– Здравствуйте, Станислав Владимирович! – ответила Комина, приветствуя его. – Я помню, что нам нужно обсудить процесс.
Белогоров прошел в палату, сел на стул и стал доставать из портфеля блокнот, когда Комина спросила его:
– А Вам Рома не звонил?
– Нет, – честно ответил Станислав.
– У него телефон не отвечает. Сейчас позвоню Виталию. Извините…
– Да-да, конечно! – поспешно ответил Станислав. – Это подождёт.
Юлия набрала номер.
– Здравствуй. Да, это я… Да, знаю, что ты сегодня приедешь, спасибо. Нет, кроме того, что вчера говорила, ничего не нужно. Слушай, к тебе Рома не заходил? И не звонил? Просто он должен был мне позвонить вчера вечером. …Ну да, мог и забыть. Но на него это не похоже. Слушай, зайди к нему на квартиру, может быть, он там, спит, или телефон разрядился. Зайдешь? Спасибо. Да, спасибо.
– Виталий сходит на квартиру Ромы и потом позвонит мне, – пояснила Юлия Станиславу.
– Да, понимаю.
Они начали обсуждать процесс. Минут через 20 на телефоне Юлии Валерьевны раздался звонок.
– Алло… Да… Закрыто? А ты в квартиру зашёл? И там нет? А следов взлома нет? Нет впечатления, что кто-то вламывался в квартиру? Нет? Да, понимаю. Да, да – спасибо. И позвони мне тогда, хорошо? Сразу же. Да, понимаю.
Комина нажала кнопку и протянула телефон к тумбочке, и было видно, как дрожит ее рука.
– Ромы нигде нет.
Станислав быстро отложил блокнот, понимая всю серьёзность этого сообщения:
– Юлия Валерьевна, я понимаю, что Вы подумали. Не торопитесь с выводом.
Юлия молчала. Воспоминание о нападении на нее саму было слишком свежо и ярко – оно просто пылало в ее памяти.
Но она сделала все, чтобы сосредочиться.
– Да, я понимаю это. Рома наверняка забыл или потерял телефон. Может быть, он как раз пошел покупать новый аппарат.
– Да, именно так. Давайте подождем.
– Мы можем отложить обсуждение?
– Да, разумеется – да.
Белогоров упаковал блокнот и ручку в портфель и поднялся.
– Звоните мне в любой момент, по любому поводу.
– Я знаю, Станислав Владимирович, я знаю – спасибо!
Через два часа у Белогорова раздался звонок от лечащего врача Юлии Валерьевны:
– Станислав Владимирович?
– Да, это я. Здравствуйте, Людмила Константиновна.
– Если можете, приезжайте скорее – Комина без сознания.
– Еду! – ответил Станислав, решив, что причину узнает на месте, а по времени съездить в больницу он сейчас как раз мог.
– Что случилось? – спросил он у Людмилы Константиновны, войдя в палату реанимации, куда перевезли Комину.
Здесь же были и заведующий отделением, и заместитель главврача; врачи делали реанимационные действия.
– Видимо, она получила какое-то сообщение их передачи – когда медсестры прибежали на ее крик, продукты выпали у нее из рук. Мы положили все на тумбочку и ничего там не трогали.
Врачи и медсестры продолжали пытаться вернуть сознание пациентке, на которую так много бед свалилось за короткое время.
Белогоров подошёл к тумбочке и взял сумку. Там были только продукты. Осмотревшись, он увидел небольшой листок. Подняв его, он увидел подтверждение своих худших опасений:
ТВОЙ ЩЕНОК СДОХ И ТЫ СДОХНЕШЬ СОБАКА
– Кто принес передачу? – спросил Станислав.
– Не знаем. Ее муж каждый день по несколько раз приносит ей передачи, и мы и не удивились, – развел руками заведующий отделением.
– А кто принес в этот раз?
– Не знаем. На входе передачи складываются в тележку с номером отделения, и санитарка поднимает их сюда.
Белогоров хотел обратиться к Людмиле Константиновне, но она его опередила с ответом:
– Поезжайте, когда ей станет лучше – мы позвоним Вам. В конце рабочего дня обязательно позвоним, даже если улучшения не будет.
Станислав поблагодарил и вышел из палаты. В коридоре, идя к лифту, он посмотрел пропущенные звонки, по одному позвонил сразу:
– Привет, Серёж, да, видел, извини, не мог ответить. Да… О. А когда? Сегодня? Нет, сегодня, нет, извини, ну никак не могу. Да. Да, хорошо, звони. Да, пока!
