Сергей Жарков
Викинги

3.4. Устройство судебной системы викингов – тинг

«Тинг» (древнескандинавское, исл. ping, современное скандинавское ting) – это древнескандинавское правительственное собрание, состоящее из свободных мужчин страны или области. В эпоху викингов в Скандинавских странах тинги, как правило, имели не только законодательные полномочия, но и право избирать местных вождей или конунгов. Под скандинавским влиянием тинги появились в Северной Англии и на острове Мэн. До сих пор многие из парламентов и местных законодательных собраний Скандинавии включают в свое название слово «тинг», как, например, датский Фолькетинг и норвежский Стортинг. Исландский Альтинг считается старейшим в мире до сих пор активным парламентом. Кстати, ранее существовала наивная тенденция рисовать жизнь скандинавов эпохи викингов как некую демократическую идиллию, где весь уклад определялся только совместными решениями всех свободных мужей, которые принимались после споров и вынесения приговоров на тингах. На самом деле, как будет показано ниже, юридические и политические решения тингов были в руках местных вождей, и исход споров решала отнюдь не абстрактная справедливость, а сила. Конечно, вполне очевиден яркий контраст между Скандинавией и исключительным социальным неравенством в феодальной Европе, и точно так же очевидно, что средний скандинавский мужчина эпохи викингов во многом был предприимчивым индивидуалистом. Тем не менее мир викингов отнюдь не был миром, где все люди равны. Итак, главная функция тинга заключалась в том, чтобы служить ареной для обсуждения дел преимущественно местного характера. Там выбирались конунги, велись дискуссии в отношении какого-нибудь нового закона, разрешались споры в отношении владения движимым и недвижимым имуществом, здесь же судили преступников, совершивших злостные деяния и проступки. Над местным тингом стоял, если можно так выразиться, региональный, где ратифицировались наиболее важные из решений районного собрания.

Если человек приходил на тинг, требуя разобраться в его вопросе, обсуждением и выработкой вердикта занимались все собравшиеся, от которых ожидалось вынесение единодушного приговора. Когда же он объявлялся, победившему в тяжбе надлежало самостоятельно восстанавливать справедливость, ибо тинг не обладал властью исполнительной структуры. Не подчиняться решению, однако же, считалось бесчестным и позорным деянием, такой шаг мог повлечь за собой серьезные последствия: вплоть до того, что строптивец рисковал быть объявленным вне закона и лишиться всех прав; такому лицу запрещалось предоставлять пищу и кров, тогда как любой человек получал возможность убить его без всяких последствий для себя. Если дело истца касалось чести семьи или же мести за убийство, он мог потребовать решить дело поединком, который проходил перед лицом всего собрания. Как видно, викинги находили такую форму управления достаточно работоспособной, чтобы не только пользоваться ею в родных странах, но и экспортировать в заморские колонии. Упоминание о тингах есть в разных источниках. Так, например, еще в IX веке архиепископ Гамбург-Бременский, агиограф святой неразделенной церкви Римберт (нем. Rimbert; фр. Rembert; лат. Rimbertus; умер 11 июня 888, Бремен) в биографическом труде «Житие святого Ансгария», рассказывая о скандинавах, отмечает, что «…таков у них обычай, что любое общественное дело более зависит от единодушной воли народа, чем от королевской власти». И несмотря на то что этот источник посвящен в основном Швеции, вышеприведенную цитату можно отнести ко всем скандинавским народам эпохи викингов. Правда, надо сказать, что в эпоху викингов развитие Скандинавских стран шло различными путями. Если в Норвегии в X веке стараниями конунга Харальда Прекрасноволосого уже появилось довольно обширное государство с сильной централизованной властью, то на острове Готланд, например, существовало полное внутреннее самоуправление, хотя готландцы и были подчинены шведскому конунгу; что же касается Исландии, то до середины XIII в. – т. е. до подчинения Норвегии – она являет собой ярчайший пример самоуправления на основе тингов. Однако, несмотря на такую разницу в государственном устройстве, во всех этих регионах тинги продолжали играть важную роль еще долгое время. Правда, надо отметить, что уже к концу XI века, когда Дания, Норвегия и Швеция, каждая управлялась довольно могущественным монархом, сей факт существенно повлиял на умаление властных полномочий тинга. В целом можно сказать, что тинговые организации Скандинавских стран в эпоху викингов были сходны между собой и зачастую служили отражением административного деления. Так, на Готланде существовали следующие виды тинга: тинг хундери (тинг сотни), тинг сеттунга (тинг одной шестой), тинг тридьунга (тинг трети). А верховным органом готландского самоуправления был альтинг (тинг всего острова), который концентрировал в себе всю власть на острове со всеми ее аспектами: суд, налоги, военное дело, внешняя и внутренняя политика, законодательство. Характерно, что чем выше был тинг, тем большие штрафы он мог взыскивать за нарушения (сет-тунг— не более 3 марок, тридьунг— 6, альтинг— 12 марок). В Исландии существовало деление на четверти: каждая четверть объединяла в себе три тинговых округа с местными тингами, а все четверти составляли альтинг, на котором принимались законы и производился суд по всем делам, что не могли быть решены местными тингами. Альтинг, учрежденный в 930 г. от Р.Х. в Исландии, представлял собой национальную ассамблею, проводившуюся в Тингвеллире, в живописном месте, что неподалеку от Рейкьявика, каждое лето в течение двух недель. Все свободное население Исландии с чадами и домочадцами собиралось в вышеназванной точке. И такое сборище представляло собой то же социальное явление и имело точно такую же важность, как заседание любого официального парламента. Законодательный орган из 36 исландских вождей созывался для обсуждения наиважнейших вопросов, вожди в свой черед выбирали 36 судей, отправлявших правосудие по мере поступления дел на их рассмотрение. Председательство на альтинге принадлежало «гласу закона», которого выбирали каждые три года и который служил гарантом правосудия. Предстательствовал он с так называемой «Скалы закона», откуда ежегодно в соответствии с должностными обязанностями на память цитировал одну третью часть статей исландского законодательства, чтобы за время его пребывания в должности все люди ознакомились с ними. При закрытии альтинга исландцам полагалось выказать одобрение решений ассамблеи массовым потрясанием оружия, называвшимся «вапнатак» (vapnatak). Источники указывают на существование подобной системы и в Норвегии, где всеобщий тинг носил название Гулатинг. На Гулатинге суд осуществляли 36 судей: «двенадцать из фюлька (округа) Фирдир, двенадцать из фюлька Согн и двенадцать из фюлька Хардаланд». Как местные, так и всеобщие тинги имели ряд общих черт в организации и проведении. «Сага об Эгиле» дает нам краткое описание Гулатинга: «Местом суда было ровное место, окруженное вехами из орешника. Между вехами протянута была веревка. Она называлась границей суда. А в кругу сидели судьи… эти судьи разбирали тяжбы». Как правило, местом тинга было достаточно большое пространство, зачастую с возвышенностью, с которой удобно было говорить перед большим количеством людей. В исландских сагах упоминается «Скала закона», с которой объявлялись тяжбы и произносились речи истца и ответчика на альтинге; кроме того, встречаются упоминания различных других топонимов (например, Ущелье Сходок), что дает основание полагать, что альтинг занимал довольно большое пространство. Каждая группа участников тинга или даже отдельная семья имела свою землянку (в «Саге об Эгиле»– палатки), что говорит как о длительности альтинга, так и о неизменности места его проведения. Местные тинги, скорее всего, были не так продолжительны. Так, в саге «Гуталага» в главе «О тинге» говорится, что практически любые тинги должны начинаться не позже полудня— «…суды судятся и клятвы принимаются не позже захода солнца». Скорее всего, такие обычаи были не только на Готланде, но и во всей Скандинавии, так как ночь связывалась у Скандинавов обычно с темными, недобрыми делами. Что касается формы проведения суда, то источники, в том числе и законы, рассказывают в основном о процессах, об убийствах, ограничиваясь в остальных случаях указанием суммы штрафа. Впрочем, неудивительно, что именно убийствам уделено такое внимание. Очень долгое время в скандинавских странах существовал обычай кровной мести, когда потерпевшая сторона предпочитала взять жизнь обидчика вместо денег, причем зачастую не обращая внимания на решения тинга. В целом можно сказать, что одним из основных жизненных принципов в скандинавском мире эпохи викингов было то, что рано или поздно человек обязательно становится участником кровной мести. Вся сложная система взаимоотношений, в которые вступал скандинавский мужчина эпохи викингов— кровное родство, связь с семьей приемных родителей, дружба, брак, преданность вождю, – должна была прийти ему на помощь, когда возникал конфликт. Как это осуществлялось на практике, легко понять, рассмотрев ход хотя бы одной типичной семейной распри, о которых рассказывается в столь многих исландских сагах. Так, первоначальная ссора могла возникнуть из-за какого-то совершенно незначительного дела, которому обе стороны сначала не придавали никакого значения, так что до возникновения открытой вражды могло пройти много времени. Однако рано или поздно член одной семьи оскорблял члена другой словесно или физически. Честь семьи оказывалась задета. Самым мудрым и мирным выходом для жертвы было потребовать денег в возмещение ущерба: только самые высокомерные и нечестные люди могли отказаться от уплаты. Но многие пострадавшие считали, что отомстить с помощью кровопролития – это более мужественно. Быстро возникала кровная вражда, поскольку было просто немыслимо, чтобы один родич позволил убить другого, не убив, по крайней мере, одного человека в качестве возмещения, причем это необязательно должен был быть убийца, поскольку, как говорится в одном норвежском кодексе законов: «В этой стране издавна существовал злой обычай: когда человека убивали, его родичи нападали на любого человека, который в роду убийцы считался самым лучшим (хотя убийство могло быть совершено без его ведома или желания и он не принимал в нем участия), и они не мстили самому убийце, хотя это легко можно было сделать». Итак, месть влекла за собой месть, которая иногда увенчивалась настоящим сражением между двумя семьями, их друзьями и подвластными им людьми, а то и такими радикальными действиями, как сожжение, когда одна сторона запирала другую в доме и поджигала его. У взрослых мужчин не было другого выбора, как сгореть или выйти наружу и вступить в неравный бой. В конце концов, или потому, что силы обеих сторон истощались, или потому, что их лидеры погибали, наставало время для мирного урегулирования. Штраф за убийство удовлетворял оскорбленную честь, и кровопролития прекращались. На этой стадии существовало три дальнейших способа действия: дать «единственное суждение» пострадавшей стороне, обратиться к третейским судьям или начать судебный процесс. В первом случае одна из сторон признавала свою вину и шла на уступки противникам, прося их назначить любую компенсацию, на которую они, по их мнению, имеют право, и соглашаясь принять любые наказания, которые будут ими наложены. Обычай и общественное мнение должны были удержать противника от злоупотребления этим соглашением. Этот способ удовлетворял чувство чести и поэтому был наиболее приемлем для пострадавшего. А вот в сложных случаях, когда с обеих сторон были правые и виноватые, дело зачастую передавали третейским судьям, чье решение все клялись выполнить. Судьи оценивали компенсацию, на которую каждая сторона имела право за ущерб, нанесенный другой стороной. При таких расчетах равные потери, понесенные обеими сторонами, погашали друг друга. Рана приравнивалась к ране, отрубленная рука или нога – к отрубленной руке или ноге, смерть – к смерти, при условии, однако, что жертвы были примерно одной «ценности», то есть имели равное положение в обществе: так, смерть слуги в одной семье не могла «погасить» убийства хозяина в другой, а гибель крестьянина – гибели сына вождя. Другим фактором в расчетах была словесная или физическая провокация: считалось, что некоторые оскорбления дают право на любую месть. Приняв все в расчет, судьи подводили итог, объявляя, что одна сторона должна другой такую-то и такую-то сумму в возмещение убийств и увечий. Были основные масштабы уплат, определенные традицией: например, в Исландии цена за жизнь свободного человека составляла 120 унций серебра. В противном случае (или вдобавок) судьи могли приговорить человека к изгнанию из области, а то и из страны – на определенный срок, на всю жизнь или до тех пор, пока живы его враги. Это отчасти было наказанием, а отчасти средством предотвратить возобновление распри. Изгнаннику давали определенный срок на то, чтобы уладить свои дела и организовать поездку. В это время никто не имел права ему досаждать. Однако, если он не уезжал, враги могли напасть на него, по закону ничем не рискуя. Третий способ состоял в том, чтобы начать судебный процесс перед народным собранием – тингом. Как уже говорилось выше, тинг был неотъемлемой частью всех скандинавских обществ. Он действовал одновременно как суд и как первобытный парламент: все свободные люди, владевшие более чем скромным минимумом собственности, должны были присутствовать на тинге, хотя фактически решения зачастую отражали волю наиболее могущественных из присутствующих.

Скорее всего, процедура подачи иска в Скандинавских странах эпохи викингов перед тингом была различной. Благодаря сагам нам лучше всего известно, как это происходило в Исландии. Так, много интересной информации о судебном процессе, происходящем в Исландии в эпоху викингов, можно узнать из «Саги о Ньяле». Это самая известная и длинная из так называемых саг об исландцах. Описанные в ней события происходили в Исландии в 980-1010-х годах. Так, в «Саге о Ньяле», например, рассказывается о вражде двух родов, протянувших кровавую вереницу убийств через несколько лет, несмотря на то что за каждого убитого оба рода платили виру, надеясь, что соседи этим удовлетворятся. Стремясь предотвратить подобные случаи, законы устанавливают строгий порядок вызова ответчика на тинг, назначения свидетелей и т. п. Несоблюдение этих правил (а тем более самостоятельная расправа) могло привести к тому, что сам истец рисковал оказаться в положении подсудимого. «Гуталаг» дает нам поразительный пример подобного закона: это глава «Об убийстве человека». В ней говорится о так называемом «круге мира», который может провести человек, совершивший убийство, и который дарует ему неприкосновенность до суда (кстати, такую же неприкосновенность дают церковь и дом священника). А вот следуя «Вестгёталагу», была разрешена немедленная месть за убийство. Наследники убитого имели право сразу же, «по его следам» зарубить убийцу. Тогда клали одного человека против другого, и никакие штрафы не должны были уплачиваться ни одной из сторон. Если немедленной мести не происходило, то убийца должен был немедленно объявить об убийстве на ближайшем тинге; если он этого не делал, то наследник мог добиться немедленного лишения мира (объявления вне закона). Если же об убийстве было объявлено, дело возбуждалось только на третьем по счету тинге после убийства, т. к. до этого убийца мог договориться с потерпевшей стороной, заплатив виру. На третьем тинге наследник должен был возбудить обвинение; если убийц было несколько, он имел право обвинить до шести человек, обозначив их как соучастников, советчиков и присутствовавших. После этого тинг назначал эндаг – как предполагают, фиксированный день для слушания дела (в этом же значении эндаг упоминается и в норвежских источниках). На эндаге наследник с клятвой должен был ввести шестерых свидетелей тинга для подтверждения своего обвинения и обвинить убийцу уже, так сказать, в лицо: «Ты направил в него острие, и ты его истинный убийца». На следующем тинге, носившем название сегнартинг, наследник должен был подтвердить, что на эндаге он выполнил все, что предписано законом, а затем должны были вынести приговор и присудить убийцу к лишению мира. Даже на этом этапе убийца имел шанс договориться с наследником о выплате виры. Все участники преступления, кроме того, кто был обозначен как убийца, имели право защищаться против обвинения.

В «Саге о Ньяле» есть подробное описание подобной тяжбы, поэтому имеет смысл проследить ход суда по этому источнику, чтобы заметить характерные особенности процессов на тинге – тем более что в Исландии тинги получили, пожалуй, наибольшее развитие. Так, в случае убийства родственники убитого в первую очередь решали, кто из них будет истцом, или, если ни один из них не считал себя способным справиться с этим делом из-за отсутствия юридических знаний или влиятельных знакомых, должны были просить кого-нибудь действовать от их имени. Далее жалобщик должен был отправиться в дом убийцы в определенный законом день, провозгласить обвинение перед свидетелями и потребовать, чтобы он явился перед тингом. Личность убийцы, как правило, была известна, поскольку он должен был объявить о факте убийства, как только оно случилось, поскольку если он этого не делал, то обычное, непредумышленное убийство превращалось в тайное убийство из-за угла – самое позорное преступление. Далее истец должен был объявить об обвинении в убийстве девятерым ближайшим соседям места убийства – они становились свидетелями обвинения. До начала следующего тинга как истец, так и ответчик старались получить как можно более широкую поддержку среди своих родственников и друзей, а также добиться поддержки вождя. Если двое противников были дружинниками разных вождей, то каждый мог автоматически рассчитывать на то, что господин ему поможет, но если оба служили у одного и того же человека, то одному или другому приходилось искать поддержки в другом месте – если только, конечно, они не просили его выступить в качестве судьи описанным выше образом. Иногда велась и закулисная борьба за то, чтобы дело слушалось на одном тинге, а не на другом, поскольку было более выгодно, если дело слушалось там, где у человека имелось много друзей. Если сами тяжущиеся были вождями, то они добивались того, чтобы на тинг их сопровождало как можно больше вооруженных дружинников. Кстати, вооруженная охрана была нелишней, так как добраться до тинга само по себе могло оказаться проблемой: противники могли силой мешать друг другу проехать туда, поскольку считалось, что тот, кто не являлся на тинг, проигрывал дело. Оказавшись на месте, истец и ответчик должны были облечь свои жалобы в сложные юридические формулы (одна ошибка в изложении могла провалить все дело!) и каждый должен был представить «свидетелей». Это не были свидетели в современном смысле слова, а просто соседи, которые были готовы поклясться, что, по их мнению, все сказанное— правда и что каждый шаг в юридической процедуре выполнен правильно. Жалобу выслушивала коллегия из 36 «судей», функции которых были примерно теми же, что и у современных присяжных, – они не должны были вести следствие или обладать какой-то особой юридической подготовкой: их делом было просто вынести решение в пользу той или другой стороны. «Судьи» назначались председательствовавшими на тинге вождями: на местном исландском тинге три ближайших вождя назначали каждый по 12 судей. Однако на альтинге этим занималось большее число вождей, так что каждый назначал меньшее число судей, поскольку и здесь их было всего 36. Именно поэтому для каждой стороны было жизненно важно обеспечить себе поддержку. Фактически суды были лишь слегка замаскированной проверкой сил истца и ответчика, и если ни одному не удавалось подловить другого на какой-либо юридической тонкости, то на судей почти всегда влияла та поддержка, которой могла заручиться та или другая сторона, и особенно отношение к делу вождей, которое, конечно, было всем известно. Нередко, несмотря на все законы о соблюдении мира, судьи, запуганные открытой демонстрацией силы, расходились, не вынеся никакого решения. Кстати, жалоба истца на тинге в основном представляла собой простое обвинение в убийстве. Так, на тинге истец (или человек, которому истец по тем или иным причинам при свидетелях передал ведение дела) приносил присягу в том, что он будет честно вести дело, и оглашал обвинение. Кстати, обвинения по всем делам предъявлялись в один день, так что на альтингах на это часто уходил весь первый день. Только после объявления всех дел начинались суды.

– Я призываю вас в свидетели того, что я обвиняю (имя ответчика) в том, что он нанес (имя убитого) рану внутренностей или костей, которая оказалась смертельной и от которой (убитый) умер на месте, где (обвиняемый) незаконно напал на (убитого). Я говорю, что за это он должен быть объявлен вне закона и изгнан, и никто не должен давать ему пищу и оказывать ему какую-либо помощь. Я говорю, что он должен лишиться всего добра и половина его должна отойти мне, а другая половина— тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявляю об этом суду четверти, в котором по закону должно рассматриваться это обвинение. Я объявляю об этом по закону. Я объявляю об этом со «Скалы Закона» так, чтобы все слышали. Я объявляю, что (обвиняемый) должен быть судим этим летом и объявлен вне закона. В свою очередь, обвиняемый пытался защищаться, утверждая, что погибший так спровоцировал его своими предшествующими нападениями или оскорблениями, что убийство было вполне оправданным и за него не следует ни платить штраф, ни нести наказания. Если судьи с ним соглашались, они объявляли, что на время убийства убитый был «нечистым» и что его родственники не могут требовать возмещения. Если же они вставали на сторону истца, то могли наложить на ответчика такое же изгнание, как нередко делали третейские судьи, но чаще налагали более жестокое наказание – ставили убийцу полностью вне закона. Человек, оказавшийся вне закона, не имел никаких прав. Его собственность переходила к тому, кто подал на него в суд (причем определенная доля отходила к приговорившим его к изгнанию судьям).

Любой, кто хотел, мог убить его безнаказанно, и его родичи не могли требовать за это никакого законного возмещения (хотя имели право мстить по личной инициативе). Теоретически никто не должен был помогать изгнаннику или прятать его. Единственным выходом для него было покинуть страну, или спрятаться в лесу, или в каком-нибудь диком месте и жить разбоем. Но на самом деле все было не так страшно. Наблюдать за исполнением приговора должны были личные враги приговоренного: им поручалось прийти, силой захватить его дом и имущество и, если возможно, убить его на месте. Если истец не мог найти желающих поддержать его в этом деле, то друзья изгнанника могли помочь ему выбраться из страны или найти себе убежище в доме могущественного покровителя, а то и вообще остаться в собственном доме, полагаясь на свою популярность среди местного населения. Конечно, если его преступление привело общественность в ужас, то у него было меньше шансов уйти. Как правило, преступников, к которым относились с презрением— воров или колдунов, занимавшихся черной магией, – ловили и казнили без лишних проволочек, как только суд выносил приговор. Однако тот, кто был приговорен за обычное убийство, вполне мог с помощью родных и друзей начать новую жизнь в другой стране.

Кстати, до XII–XIII вв. в Скандинавии практически не существовало письменных законов и все положения необходимо было запоминать. Это была обязанность лагманов, «хранителей законов», в Швеции и Норвегии и законоговорителей в Исландии. Они чаще всего и были судьями или могли давать консультации в случае запутанного дела, даже если не участвовали в суде. Как гласит «Вестгёталаг», «…лагман должен быть сыном бонда», т. е. свободнорожденным человеком, владеющим землей. Там же говорится, что ландстинг, тинг всего округа, обретал свои полномочия только в том случае, если на нем присутствовал лагман – это было гарантией того, что законы будут соблюдены. По всей видимости, подобные же установления действовали на территории всего рассматриваемого региона. В исландских сагах с большим уважением говорится о законоговорителях. Наличие такого человека на своей стороне во время ведения тяжбы часто означало успех или провал всего дела. Поэтому законоговорители должны были быть абсолютно нейтральны, склонение их на свою сторону с помощью денег или подарков во время тинга было незаконным.

Впрочем, лагманов было не так уж много, чтобы разбираться со всеми делами, особенно на альтингах, поэтому основную часть судей составляли бонды, исполнявшие и своеобразную административную функцию. В Исландии они назывались годи. Это название, обозначавшее также языческого жреца, распространявшего духовную власть на свою область – годорд, – сохранилось в Исландии и после принятия христианства. Из годордов образовывались суды четвертей, по три дюжины судей в каждой четверти. Эти судьи не только выносили решение, но и следили за тем, чтобы порядок ведения дела был соблюден. Иногда во время суда для вынесения окончательного решения каждая из сторон назначала по шесть судей, которые сообща и решали дело. Такой же порядок описывается и в «Саге о Ньяле».

В «Саге о Ньяле» защите удалось схитрить. Сразу же после объявления обвинения обвиняемый (совершивший, кстати говоря, серьезное преступление) срочно перешел в годорд другого тинга, после чего тяжба была объявлена несостоятельной, т. к. ее следовало начинать в суде другой четверти. Это дало основания для возбуждения обвинения в неправильном ведении дела, которое было передано в пятый суд.

Пятый суд – орган, имевший место, судя по всему, только в Исландии и показывающий, что тинг как правовая инстанция продолжал развиваться. В той же «Саге о Ньяле» рассказывается, что Ньяль, бывший одним из лучших знатоков законов, предложил Скафти, главному законоговорителю Исландии, в 1004 году устроить еще один суд, в дополнение к четырем судам четвертей, который разбирал бы дела «…о всяких непорядках на тинге, о лжесвидетельствах и неверных показаниях… о тех, кто давал взятки», а также «…нерешенные дела, по которым судьи в судах четвертей не смогли прийти к согласию». Таких дел, судя по сложности процесса суда, было достаточно. Для нового суда были учреждены новые годорды, а в состав суда должны были входить лучшие знатоки законов в четвертях, по двенадцать из четверти. Для того чтобы законное число судей – тридцать шесть – не нарушалось, каждая сторона перед обсуждением решения должна была вывести из состава суда по шесть судей. При этом защитник мог не отводить своих судей – тогда истец должен был вывести всех двенадцать. Характерно, что даже эта деталь могла сильно повлиять на исход дела. В «Саге о Ньяле» описан случай, когда обвиняющая сторона, имея на руках все свидетельства и доказательства, не вывела нужное количество судей (которые даже вынесли приговор) и из-за этого проиграла дело.

Таким образом, как видно из вышеприведенных примеров, тинговое судопроизводство было довольно развитым. Однако нельзя не заметить, что намерение всячески ограничить древний обычай кровной мести различными правовыми мерами предоставило участникам процесса массу поводов для «крючкотворства» (интересный пример приведен в «Саге о Храфнкеле Годи» – обвиняемый не смог отвести от себя обвинение лишь потому, что из-за толпы не услышал речи обвинителя). Не удалось решить и проблему силового решения споров. Но, несмотря на стремление решать споры правовыми способами, старые обычаи, особенно в Исландии, были еще слишком крепки в эпоху викингов. Впрочем, даже в объединенной Норвегии конунга Харальда бывали случаи, когда тяжба решалась, например, поединком. В частности, «Сага об Эгиле» рассказывает об имущественной тяжбе между двумя бондами, и в то время как суд шел своим чередом – приводились свидетели, приносились клятвы, – один из них, сам Эгиль, сказал: «Мне не нужны клятвы вместо имущества. Я предлагаю другой закон, а именно биться здесь, на тинге, и пусть получит добро, кто победит». Предложение Эгиля было законным и обычным в прежние времена. Каждый имел тогда право вызвать другого на поединок, будь то ответчик или истец. Этот же обычай можно проследить и по другим источникам. Так, в «Гуталаге» в главе «О мире тинга» говорится, что строго преследовались любые нарушения мира тинга, будь то удар кулаком и, конечно, убийство, но «…кроме случая, когда человек был убит из мести». «Вестгёталаг», в свою очередь, вообще приравнивает убийство на тинге к «злодеянию», то есть к преступлению, не искупаемому штрафом. В таких случаях человек изгонялся из страны.

Теперь рассмотрим взаимоотношения тингов и централизованной власти в эпоху викингов в Скандинавских странах. Так, говоря о Норвегии эпохи викингов, необходимо затронуть такую важную проблему, как взаимоотношения тингов и централизованной власти, начало которой было положено в IX веке стараниями конунга Харальда Прекрасноволосого. «Сага об Эгиле» показывает, что конунг соблюдал обычаи, старался не вмешиваться в ход суда и даже не имел оружия (хотя, конечно, полностью готовая дружина находилась на его стоянке). Тем не менее теперь обе стороны обращались уже не к судьям, а к конунгу. Еще более показательно, что судьи перед слушанием свидетельств по делу спрашивают у конунга, не запретит ли он их выслушивать. Наконец, когда дело коснулось одного из родственников конунга (причем все складывалось не в пользу родственника), его дружинники «…побежали к месту суда, сломали орешниковые вехи, разрубили натянутые между ними веревки и разогнали судей. На тинге поднялся сильный шум, но все люди там были без оружия». Таким образом, конунг чувствовал свою силу и при необходимости давал понять, что власть принадлежит отнюдь не тингу. В то же время он сохранял институт тингов, ведь, во-первых, они брали на себя немаловажную судебную функцию, а во-вторых, являлись старой и привычной традицией, слом которой мог восстановить против конунга слишком многих.

А вот несколько другая ситуация сложилась в Швеции, о чем можно судить по «Вестгёталагу», закону, написанному в XIII веке. Хотя к этому времени Швеция уже формально была единым королевством, на деле представляла собой две федерации: Свеаланд и Гёталанд, которые, в свою очередь, делились на множество земель – ландов. Поэтому тинги здесь обладали большей независимостью от конунгов. Так, в «Вестгёталаге» говорится, что, если конунг хочет осуществлять суд, он должен назначить комиссию. На тинге же всегда судит выборный лагман.