Сергей Германович Ребцовский
Ребекка
Тут нужно сказать, что слева, в стене, к которой крепилась железная лестница, было внутреннее окно. Представьте себе, вы поднимаетесь или спускаетесь мимо этого окна. Тогда мне показалось, что в этом окне сидит вахтёр, охранник или кто-то в этом роде. В окне было темно, и я, помню, решил, что оно давным-давно не используется.
Поднявшись на две ступени за качающимися бёдрами Лины, я вдруг вздрогнул. Из-за этого самого внутреннего окна на меня кто-то смотрел. Меня взяла лёгкая оторопь от неожиданности, и я инстинктивно глянул на окно. Точно, на меня смотрят! Пару секунд и я не мог оторвать свой взгляд от окна. Да, на меня смотрели глаза. В темноте коридорчика за запылёнными стеклами я едва смог угадать женский силуэт. Но тут же мой страх прошёл, потому что в глядящих на меня глазах я не заметил никакой угрозы. Я сделал ещё несколько медленных шагов вверх и спросил у Лины:
– Кто это?
– Кто? Где? – переспросила она, обернувшись на мой голос.
– Там, – я показал рукой на окно.
– А, это Ребекка, – ответила Лина и продолжила идти вверх.
Когда мы поднялись на второй этаж и пошли по узкому коридору, Лина сказала:
– Это Ребекка. Старуха. Ей принадлежит вся гостиница. Сама она ужасно, – при этом слове «ужасно» Лина сильно растягивала каждый звук, – некрасивая, да ещё и хромает. Мне рассказывали, что и живёт она где-то в какой-то своей каморке прямо в гостинице, – Лина замолчала и потом добавила шёпотом. – А по ночам пугает гостей: выглядывает из своего окна, как сова из дупла: у-у-у!
Лина весело глянула на меня, открыла дверь в номер, и вошла внутрь.
– Добро пожаловать! – сказала она мне.
Я переступил порог номера.
Часа через два, теперь уже спускаясь вниз по лестнице, я уже неотрывно глядел на окно. Если спросите меня, почему я так уставился на него, то я вам и не отвечу – сам не знаю. И снова этот силуэт, и снова эти глаза за пыльными стёклами. Я ожидал увидеть в этих глазах упрёк, но его не было. Взгляд женщины, Ребекки, был спокоен. Я попробовал разглядеть её пристальнее. На это у меня было всего-то несколько секунд. Темнота, усталость и непрозрачность стекол препятствовали этому. По этим причинам я совсем не был уверен в том, что мне удалось разглядеть тогда. Я заметил, или мне это только причудилось, что она худощава, волосы чёрные или по крайней мере очень тёмные, я не заметил в них и проблеска седины – а ещё говорят старуха! – они были собраны сзади в хвостик. Овальное лицо с тонкими чертами, кажется, слегка запавшие щеки, тонкие сжатые губы, удлинённый подбородок. Нос, конечно, показался весьма странным: тонкий, длинный, с выраженной горбинкой. Вот почему, мелькнула у меня мысль, почему её считают некрасивой – из-за носа.
На ней самой было что-то тёмное, закрывавшее тонкие плечи. Больше всего меня поразили её глаза. Они были большие, ясные, несмотря на глубокую ночь. И эти глаза очень выразительно и пристально глядели на меня. Взгляд примагнитил меня на несколько секунд, потом я отвернулся и, будто не обратив на Ребекку особого внимания, вышел наружу. Холодный ночной воздух мгновенно стал освежать меня, но перед глазами так и стоял взгляд Ребекки.
3
В январе я почувствовал какой-то прилив энергии. На меня всегда хорошо влияет прибывание светового дня. Позитив усилился тем, что в середине месяца позвонил старый клиент банка и попросил проконсультировать его на предмет получения инвестиций. Я сделал это с энтузиазмом и заработал примерно треть от своего прежнего банковского ежемесячного жалования. И хотя эта сумма стала для меня хорошим подспорьем и несколько укрепила мой оптимизм касательно работы, я должен был смотреть правде в глаза. А эта правда оказалась не такой уж утешительной. Мои финансовые закрома пустели с каждым днём. У меня ещё не было оснований для панических настроений, но настороженность возникла.
И тут случилась со мною неприятность. Кому-то может показаться, что я слишком уж верю в предзнаменования и тому подобное, однако сами посудите, как к этому относиться. Случилось вот что. Как раз возвращаясь со встречи, где я получил расчёт за консультацию, я совершенно случайно встретил в одном городском бизнес-центре Ирэн. Я спускался по лестнице, она – поднималась.
– Добрый день, Майк! – сказала она мне.
– Здрасте, – процедил я ей сквозь зубы.
Хотите верьте, хотите нет, но взгляд у неё был недобрый. Сглазила она меня, вот что! На следующий день мне стало так плохо, что пришлось вызвать неотложку. Загремел я в больницу. Всю ночь изрыгалась из меня всякая гадость. Спасибо медсестре, которая почти всю ту тяжёлую ночь ухаживала за таким типом, как я. Два дня я чувствовал себя очень плохо, потом стало получше. Оказалось, что это какой-то вирус под названием норд-уолк. Через неделю я, можно сказать, сбежал из больницы: надоело лежать в отрыве от цивилизации.
Но вот почему решил рассказать об этом случае. Несколько дней, лёжа на больничной койке в палате, где не было никаких развлечений, я был предоставлен в полное распоряжение своих собственных мыслей. И много, много думалось мне о женщине, которую я видел через пыльное окно. Я пытался понять, что заставило эту орлицу – а нос её походил, пожалуй, на орлиный – сидеть в совином дупле и вести-то себя по-совиному? Почему она смотрит на посетителей гостиницы, не спит по ночам? Много у меня тогда возникло разных неразрешаемых вопросов и предположений, много. Возможно, что болезненная слабость снова и снова наводила меня на образ Ребекки, и он, как призрак, витал постоянно рядом со мной. Она даже снилась мне.
Такой странный был тот сон – вот только не говорите, что снам верят одни лишь древние старухи, – я знаю несколько случаев по-настоящему вещих снов. Так вот, снилось мне, что я запускаю воздушного змея. Он поднялся высоко-высоко. А я вижу: на его полотнище изображён силуэт Ребекки. Я кручу катушку, чтобы приблизить полотно к себе. В следующем эпизоде сна я уже сижу перед растворённым окном, за которым идёт сильный дождь. А силуэт Ребекки сидит на кресле рядом со мной. Я гляжу на неё, поворачиваюсь в сторону окна, снова на кресло… а её уже там нет. Кресло опустело.
Сбежав из больницы, я чувствовал, что ещё не окончательно поправился, и провёл некоторое время так, чтобы восстановить физические силы. Восстановившись физически, я понимал, что до морального восстановления ещё очень далёк. Тогда я подумал, что стоит поискать какие-то подработки, вовлечься снова в деловую жизнь, окунуться в нескончаемый круговорот дел. Но все мои попытки, выражавшиеся во встречах со старыми и новыми приятелями, оказывались тщетны.
К середине февраля я уже почти полностью вернулся к тому образу жизни, который вёл осенью, с некоторыми изменениями. Изменения эти касались того, что сильнее прежнего оказался стеснён в средствах, поэтому уже не сорил деньгами по барам и ресторанам. Но всё-таки иногда, особенно по выходным, когда там было много посетителей, захаживал. И вот я снова пришёл в тот бар, где проводил некогда так много времени. К моему удивлению, краем глаза я заметил Лину, но не стал сам подходить, сидя к ней вполоборота. Она сама подошла к моему столику, села и сказала: «Привет, дорогой. Давно не виделись». Мы выпили и поболтали. На сей раз «древний разговор» оказался значительно короче, и я согласился пойти с Линой при условии, что мы направимся в ту же гостиницу. Теперь я уверен, что быстро согласился на её предложение вовсе не из-за неё, а только ради того, чтобы снова пройти мимо загадочного окна и попытаться увидеть в нём те глаза.
Действительно, я увидел их! Ребекка стояла примерно там же и примерно так же смотрела на меня. В гостиничном номере я сел на край кровати и сказал Лине:
– Послушай, я расплатился с тобой. Но мне ничего больше от тебя не нужно. Давай посидим тут, а потом просто уйдём.
– Ну что ты, голубчик? – отвечала мне Лина. – Что такое с тобой, м?
– Ничего, – коротко ответил я, давая понять, что разговор окончен.
Лина хмыкнула, пожала плечом и села на кресло, положив ногу на ногу, и стала рисовать носком стопы в воздухе непонятные фигуры. Так мы просидели с полчаса. Всё это время я думал: как мне поступить? Желание разгадать тайну взгляда в окне крутилось в моей голове. Потом я сказал Лине:
– Довольно. Идём. Только дай мне ключ, я сам хочу сдать его.
– Не волнуйся, дорогой. Номер оплачен, тебе не о чем беспокоиться. Я окажу тебе хотя бы эту услугу: сдам ключ.
Но я был непреклонен. Взяв ключ от номера, я снова спускался по той же лестнице. Лина шла впереди меня и уже находилась внизу, когда я поравнялся с окном, развернулся и стал смотреть через стекло. Она была на своём посту. Наши взгляды встретились, и я заметил, или мне это только почудилось, что у Ребекки дрогнули и приподнялись брови. Вы играли в гляделки? Вот тут было что-то в том же роде. Мои глаза будто примагнитились к её глазам. Она спокойно глядела на меня, а я силился хоть что-нибудь угадать. Но тщетно, ничего нового для себя я так и не заметил.
В этот момент Лина окликнула меня снизу:
– Эй, дружок, ты что там, решил трамвая ждать?
Я спустился вниз и вошёл в комнатку администратора, надеясь найти там хоть какой-нибудь намёк на разгадку. Это оказалось маленькое помещение со стойкой, из-за которой с приветливой дежурной улыбкой поднялась молодая девушка в форменной одежде. Кроме той двери, в которую я вошёл, там были ещё две такие же двери, они были закрыты. Так и не найдя ничего полезного для себя, я оставил ключ и молча вышел наружу.
С того дня в моей душе стало много беспокойства. Одно из них было основано на состоянии моего уменьшающегося в то время счёта, а другое – на секрете окна. Если бы хотя бы тогда доктор-психоаналитик мог приставить своей стетоскоп к моей голове, он наверняка услыхал бы много вопросов и очень мало ответов. Причём эти вопросы сыпались и сыпались, порождали сами себя, словно играли в чехарду, и никаким образом не желали превращаться из вопросительных предложений в повествовательные.
В таком состоянии я провёл пару недель, потом понял, что нужно решить хотя бы один тревожащий меня вопрос: работа! К тому времени я перестал пить, пытаясь взять себя в руки, делать хоть что-то, чтобы не скатиться вниз по дорожке. О, видывал я такие скатывания! Итак, отправил резюме в несколько мест, прошёл разные собеседования. Я уже не претендовал на высокую должность в банке, поэтому и собеседования были на такие должности: руководитель отделения третьесортного банка, директор завода по производству деревянных окон, заведующий хозяйством в открывающемся торговом центре. И везде результат был один – отказ.
