Сергей Александрович Арьков
Дева и дракон
9
Паша и Женя, спешившись, стояли перед телом убитой лошади. Кто-то зверски перерезал животному горло, и оно умерло в страшных муках, захлебываясь собственной кровью. На черном боку несчастной скотины чья-то рука, вероятно, рука безжалостного убийцы, вырезала стрелку, указывающую направление.
– Это сделали не зомби, – сухо произнес Паша.
– Нет, – ответил Женя, с трудом сдерживая слезы. Он очень любил лошадей, и вид жестоко убиенного животного едва не поверг его в истерику. Каким же монстром нужно быть, чтобы расправиться с безобидной лошадкой таким чудовищным образом? И, главное – зачем? Напрашивался один единственный вывод – это было сделано ради удовольствия. Тут поработал какой-то больной на всю голову маньяк, истязатель и живодер. Он и убил бедную лошадь. И Мишка Гуд, их старый друг и верный соратник, в данный момент находился в лапах этого безумного истязателя.
То, что убийство лошади совершили не мертвецы, и Паше и Жене было очевидно. Те вообще не проявляли гастрономического интереса к лошадям. Да и холодным оружием не пользовались, если уж на то пошло. А лошадь была убита ножом, и им же на ее боку вырезали указательную стрелку. Вырезали, разумеется, не просто так. Стрелка предназначалась для них. Убийца хотел, чтобы они последовали за ним. Куда? Вероятнее всего, в ловушку. Это было очевидно. А еще им было очевидно кое-что другое. Если они промедлят, если решат потратить время на то, чтобы вернуться в лагерь и позвать с собой остальных, Мишка Гуд может не дожить до их прихода. Придется выручать соратника вдвоем.
К этому выводу они пришли не сговариваясь. Да, нужно немедленно отправляться в погоню. Звать весь отряд долго, слишком долго. И потом, была еще одна причина, побудившая их пуститься в погоню без участия всего коллектива. Этой причиной была Машка. Очень уж хотелось парням выставить себя героями в глазах красавицы. Героями, что отважно пустились в погоню за злодеями, победили их, и спасли Мишку от верной смерти. Это деяние сразу добавит им очков в борьбе за сердце прекрасной девы.
Туда, куда указывала стрелка на боку несчастной лошади, вела плохая, заросшая бурьяном, дорога. Фактически, то была даже не дорога, а просто колея, которой не пользовались уже многие годы. Едва выехав на эту дорогу, Паша и Женя увидели торчащую из высокой травы стрелу, которая привлекла к себе внимание своим ярко-красным оперением. Оба парня ни на секунду не усомнились в том, что эту стрелу здесь оставили нарочно. Оставили для того, чтобы они увидели ее.
Метров через двести ими была обнаружена вторая стрела. К тому времени на мир уже опустились сумерки, но зоркий Женя сумел разглядеть ее. Стрела была воткнута наконечником в землю, и на ее древке они обнаружили следы свежей крови.
Паша поглядел на темнеющее небо, смекнул, что скоро настанет ночь, и страх пополз в его душу. Ему, конечно, хотелось предстать героем в Машкиных глазах, но только не посмертно. Было очевидно, что злодеи, похитившие Мишку, нарочно заманивают их куда-то. И там, впереди, ловушка. Врагов едва ли слишком много, иначе они напали бы на весь их отряд, но даже небольшой численный перевес может сыграть решающую роль. Да и доспехи могут защитить далеко не от всего. Едва ли они остановят пулю.
– Жень, может, повернем? – осторожно предложил Паша.
– А как же Мишка? – спросил его друг. – Ты ведь понимаешь, что он не протянет долго в лапах у этих нелюдей. Если они сделали такое с лошадью, представь, что сделают с ним.
Паша понял, что ведет себя малодушно. Мало что ли мертвецов они порубили своими мечами? Да и с живыми противниками сталкиваться доводилось. И тем не помогло ни огнестрельное оружие, ни численный перевес.
– Ты прав, – согласился он с соратником. – Едем. Мы должны спасти Мишку.
К тому моменту, как они заметили впереди крыши каких-то строений, уже почти наступила ночь. За время пути они подобрали еще три стрелы. Возможно, тех было больше, но заметили они только три штуки. Эти стрелы вели их, как нить Ариадны, но не к выходу из лабиринта, а прямо в логово чудовища. Там, впереди, была то ли деревня, то ли какой-то животноводческий комплекс, давно заброшенный и пришедший в упадок. И оба друга интуитивно почувствовали, что злодеи, похитившие Мишку, поджидают их там.
На подъезде к строениям они спешились. Вопреки расхожему заблуждению, человек в тяжелых латах мог не только самостоятельно сесть на лошадь или поднятья с земли, но и вполне успешно передвигаться пешком, бегом, а так же совершать всевозможные маневры. Конечно, атаковать верхом было бы удобнее, но только не в ночной темноте. Еще не хватало, чтобы лошади переломали себе ноги, а всадники, вылетев из седел, все кости.
Лошадей они привязали к дереву, что росло возле колеи, а сами, обнажив мечи, медленно двинулись вперед, навстречу неизвестности. По мере приближения к строениям, они видели, что это жилые дома, но настолько древние и ветхие, что люди, вероятно, покинули их десятилетия назад. У одного строения крыша обвалилась, у второго она еще была цела, и друзья с удивлением выяснили, что крыта она потемневшей от времени и непогоды соломой. Они, конечно, слышали о таком, но оба полагали, что данный кровельный материал остался где-то в далеком прошлом.
Хижины выглядели зловещими руинами без дверей и окон. Затруднительно было сказать, как велика брошенная деревня. Вся она густо заросла зеленью, которая лет через двадцать неминуемо превратится в дремучий лес, навсегда поглотив остатки человеческого жилья. Уже сейчас кое-где молодые побеги вставали настоящей непроходимой стеной, скрывая за собой целые подворья. В некоторых местах уцелели участки плетеного забора и хозяйственные постройки в виде ветхих покосившихся сараев, в стенах которых зияли огромные дыры. И над всем этим стояла звенящая неестественная тишина, будто сама природа затаилась, предчувствуя нечто недоброе. Что-то было здесь, в этом жутком месте. Что-то таилось среди руин. Паша и Женя кожей чувствовали на себе пристальный взгляд чьих-то злобных глаз. То были не глаза человека, но какого-то монстра. У более впечатлительного Жени даже прихватило живот – так сильно было ощущение этого зловещего взгляда.
Они медленно шли мимо полуразвалившихся хижин по заросшей травой дороге. Каждый из них контролировал свою сторону улицы, внимательно следя и прислушиваясь – не мелькнет ли среди развалин черный силуэт, не хрустнет ли ветка под чьей-нибудь недоброй ногой. Ощущение чужого присутствия усиливалось с каждым шагом. Им казалось, что они вступили в логово монстра, в пещеру ужасного дракона, что обитал в этом месте тысячу лет, и пропитал его своими злобой и яростью. Монстр был здесь, они знали это. И он следил за ними, выжидая удобный момент для атаки.
Зайдя глубоко в деревню, и невольно поддавшись страху, что внушало им это мертвое, давно оставленное людьми, место, Паша и Женя поняли, что погорячились с героизмом. Друга Мишку им было, конечно, жалко, они хотели бы его спасти, но кого они смогут найти здесь, в страшной брошенной деревне, окутанной зловещей ночной тьмой? Что они отыщут здесь, кроме крупных неприятностей?
– Знаешь что, – прошептал Паша, обращаясь к другу, – надо бы нам уходить.
И в этот раз Женя не стал ему возражать. Вся решимость настичь и покарать злодеев, дабы вернуться в лагерь героями и со спасенным Мишкой, из него выветрилась.
– Да, уходим, – согласился он. – Вернемся в лагерь, расскажем все, и тогда уже….
Договорить он не успел, поскольку могильную тишину ночи внезапно нарушил громкий крик. То был крик боли и отчаяния, не содержащий в себе никаких разумных слов. Просто звук, вырвавшийся изо рта несчастного, подвергнувшегося адским истязаниям.
Паша и Женя узнали этот голос. Он принадлежал Мишке.
Не сговариваясь, они бросились вперед по дороге, громыхая латами. Мишка кричал где-то неподалеку. Он был совсем рядом. И, судя по крику, подвергался чудовищным мучениям. Возможно, похитители заняты пыткой, и не ждут их появления. А если и ожидают, пускай пеняют на себя.
Крик повторился. Паша и Женя поняли, что он звучит из большого дома с гостеприимно распахнутой дверью и окнами, грубо заколоченными досками. Внутри дома было темно, но у Паши имелся при себе крошечный фонарик. Его света хватит, чтобы рассеять царящий в хижине мрак.
Они стремительно ворвались в избу, держа мечи перед собой. Паша быстро включил фонарик, и провел лучом света по голым стенам сруба. А Женя в это время понял, что чувствует какой-то сильный резкий запах. Вроде бы как знакомый запах, но он все никак не мог вспомнить, что это.
– Смотри! – вскрикнул Паша, чем привлек внимание друга.
В свете крошечного фонарика они увидели жуткую картину, словно явившуюся в реальный мир из какого-то мрачного ужастика, из той серии, где главные герои не доживают до финала, становясь жертвами монстров или маньяков.
Мишка Гуд был привязан за руки и за ноги к большому старому столу. Его кожаные штаны были не просто сняты, а разорваны в клочья некой неведомой силой. Но неведомая зловещая сила на этом не успокоилась. Потому что из заднего прохода Мишки торчал наполовину засунутый внутрь его же любимый лук. Страдалец еще был жив, об этом свидетельствовали его круглые от боли и ужаса глаза, но огромный кляп во рту мешал ему кричать. А кричать Мишке явно хотелось. Потому что помещение лука в зад стало финалом долгих и мучительных истязаний, которые он вытерпел. Об этом свидетельствовали многочисленные гематомы, порезы и ушибы, а так же многократно сломанный нос, который потерял всякую форму, превратившись в большой набухший прыщ посреди посиневшего от побоев лица.
Паша и Женя бросились к несчастному другу, отложили мечи, стащили с рук латные перчатки, и стали торопливо извлекать кляп из его рта. Сделать это оказалось непросто. Неведомые злодеи постарались, и затолкали в Мишкин рот всю его рубаху целиком.
– Сейчас, друг, – умолял мученика Паша. – Потерпи. Мы тебя освободим. Все будет хорошо.
Но в Мишкиных глазах он прочел железную уверенность в том, что хорошо ему уже не будет. Никогда.
– Вот уроды! – чуть не плача, причитал Женя. – Я их найду. Клянусь! Я им кишки выпущу, и заставлю их сожрать.
Наконец, совместными усилиями, они вытащили кляп из Мишкиного рта. Едва тот обрел право голоса, как тут же разразился долгим и громким криком. То был крик боли и отчаяния. И друзья не осуждали своего соратника. Судя по всему, тот прошел через немыслимый кошмар.
– Миша, кто это сделал? – начал выспрашивать Женя. – Миша, брат, ответь нам – кто сделал это с тобой?
Но Мишка не мог сказать ничего членораздельного. Он пытался, но отдельные слова не связывались в предложения. Паша расслышал только «лук», «зад» и «больно».
– Мы заберем тебя отсюда, – сказал ему Женя, мечом пытаясь перерезать веревки, что фиксировали Мишкино тело на столе. – Мы тебя на ноги поставим. Ты, главное, не сдавайся.
В этот момент до того безумный от боли и ужаса взгляд Мишки обрел временную ясность, он уставился на своих друзей, и громко выпалил:
– Бегите, глупцы!
А вслед за этим входная дверь в избу с грохотом захлопнулась. И Паша с Женей расслышали, как снаружи ее подпирают чем-то тяжелым.
Мишка кричал все громче, судорожно дергаясь на столе. Торчащий из его зада лук задорно раскачивался из стороны в сторону. Кажется, несчастный страдалец что-то знал. Это знание жуткой болью светилось в его очах. Он знал о том, что за кошмарный монстр обитает здесь. Паша, заглянув в глаза истерзанному другу, невольно содрогнулся. Нет, здесь орудовал не человек. Обычный человек не мог повергать в такой ужас. Тут обитало нечто. Нечто, выползшее на свет божий из темных глубин, где властвует вечный мрак и хлад замогильный. И это нечто было голодно. Оно явилось в мир, чтобы питаться чужими страданиями.
Паша и Женя бросились к двери, и попытались открыть ее. Безрезультатно. Они стали толкать ее плечами, лягать ногами, но та даже не шелохнулась. Судя по всему, снаружи ее подперли чем-то большим и тяжелым, возможно – бревном.
– Что будем делать? – закричал Женя, и Паша понял, что его друг балансирует на краю паники. Ему и самому было дико страшно. Они угодили в ловушку чудовища, и одному богу было известно, как собирался поступить с ними кровожадный монстр.
Паша попытался взять себя в руки и с трудом возвратил себе здравомыслие. Дверь им, похоже, не сломать, но, возможно, удаться пробиться сквозь окна. Те были заколочены толстыми досками, но разве они не сумеют выбить их? Или разрубить мечами?
– Окно! – крикнул Паша, тряся истеричного друга за плечи. – Женя, окно! Бери меч, мы сломаем доски.
Они бросились к своему оружию, повернулись к окну, и обомлели от ужаса. Потому что снаружи был огонь. Паше почудилось, что сквозь щели между досками он видит морду дракона, ощетинившуюся рогами и покрытую темной чешуей. Огонь вырывался из его оскаленной пасти, сквозь ряд острых зубов, а прищуренные глаза, полные нечеловеческой злобы, смотрели на двух рыцарей. Затем огонь полез внутрь, и Паша понял – это факел. Кто-то снаружи пропихивал горящий факел в избу.
Женя в этот момент тоже кое-что понял. Понял, запах чего почувствовал, когда они вошли сюда. Это был запах керосина.
Факел упал на покрытый мусором пол, и огонь тут же вспыхнул с невероятной силой, начав стремительно расползаться по всей избе, взбираться на бревенчатые стены, вскидывая языки, лизал солому кровли. Как оказалось, вся изба изнутри была залита керосином. Кто-то очень постарался, превращая заброшенное жилище в крематорий.
Паша и Женя быстро отступили к столу, на котором корчился и кричал Мишка Гуд. Огонь стремительно набрал силу, и наступал на них стеной жара и смерти. Языки пламени скользили по стенам, удушливый дым стремительно заполнял избу. Ребята бросились к окну в противоположной от входа стене, стали колотить кулаками по толстым доскам, но гвозди держали крепко и не поддавались. А огонь уже подступил к ним вплотную. Он перекинулся на стол с привязанным к нему Мишкой, и тот в один миг превратился в живой факел. Его крик перешел в какой-то жуткий монотонный вой, которому вторил жадный рев набравшего силу пламени.
Паша и Женя продолжали колотить сбитыми в кровь кулаками по доскам в окне, когда огонь охватил их, нырнул под доспехи, и впился в кожу своими смертоносными языками. Их хоровой крик разнесся по мертвой округе, ненадолго потревожив тишину брошенной деревни. Разнесся, отзвучал, и довольно быстро смолк. Смолк навеки.
Изба полностью скрылась в вихре бушующего пламени, а дым, валящий густым столбом, казался темной колеблющейся колонной, подпирающей усыпанный звездами небесный свод. Два человека стояли перед гигантским костром, и, щурясь от накатывающего волнами жара, смотрели на огонь.
– Хорошо горит, – заметил Цент, сунув в рот сигарету. Он подобрал горящую палку, которая вылетела из костра и упала ему под ноги, и прикурил от нее.
Рядом с ним трясся бледный Владик. Зверская расправа над тремя людьми повергла его в шок. Даже с учетом того, что эти трое являлись похитителями Машки, которые, возможно, успели сделать с его возлюбленной всякие нехорошие вещи, они не заслуживали подобной смерти. Ее никто не заслуживал. Даже самого злобного злодея, которого нет никакой возможности терпеть на этом свете, можно умертвить быстро и гуманно, не превращая казнь в сатанинское жертвоприношение. Но Цент, похоже, был на этот счет иного мнения.
– Запеканка в стиле девяностых, – сказал он, выпуская изо рта клуб табачного дыма. – Что ж, начало зверской мести неплохое. Даст бог, и продолжение не разочарует.
Владик вздрогнул, представив себе, сколькие несчастные еще расстанутся с жизнями на его глазах. Расстанутся страшно, болезненно, с дикими криками.
И с этим непосильным грузом ужасов, свидетелем которым он непременно станет, ему теперь придется как-то жить.
10
Сложившись пополам, юный Петя, бледный и потный, мощным фонтаном извергал из себя недавно съеденный завтрак. Завтрак пошел наружу коротким путем, через рот. Он решил срезать маршрут, когда глаза Пети увидели то, что осталось от троих его друзей. А осталось от них немного. От бедняги Мишки только кости, обугленные черные кости, да и тех не слишком много. Пламя было такой силы и продолжительности, что почти уничтожило тело полностью.
От Паши и Жени сохранилась кучка черного металла – то, во что превратились их некогда сверкающие на солнце латы. Только благодаря латам и удалось понять, что эти останки принадлежат их друзьям, а не каким-то левым людям.
– Какие же нелюди могли сделать такое? – простонал Артур. Он едва держался на ногах, но, в отличие от юного Пети, его желудок оказался чуть крепче, и он не извергал из себя рвоту.
– Нелюди, – согласился Ратибор.
Вождь был мрачнее ночи. Он глядел на пепелище, на черное от копоти железо, некогда бывшее доспехами, и трухлявые головешки – то, во что превратились тела их соратников, и на его вечно невозмутимом лице проступило выражение страха. Тот, кто сделал это, не был человеком. Возможно, он выглядел, как человек, ходил на двух ногах и разговаривал ртом, но это ничего не значило. За человеческой внешностью скрывался ужасный монстр.
– Что мы будем делать? – спросил Артур.
На языке Ратибора вертелся ответ – мстить! Выследить и уничтожить тех злодеев, что так зверски расправились с Мишкой, Пашей и Женей. Поубивать их, как бешеных собак, ибо они такие и есть.
Но одновременно с желанием мести в душе Ратибора противными волнами распространялся какой-то суеверный ужас. Интуиция подсказывала ему, что в этот раз они столкнулись с чем-то, что не смогут ни убить, ни пленить. От этого чего-то можно было только убегать без оглядки.
Столб дыма, поднимающийся к небу, они заметили еще ночью из своего лагеря, но не решились отправиться к его источнику в темноте. Ни Мишка Гуд, ни Паша с Женей, что отправились на его поиски, так и не вернулись в лагерь до утра. И Ратибор уже тогда почувствовал, что с соратниками произошло нечто ужасное.
Едва рассвело, как он приказал своей дружине собираться. Следовало выяснить, что произошло с их друзьями. Тем, возможно, требовалась помощь. Они даже могли быть ранены, потому и не смогли добраться до лагеря прошлым вечером.
Но не все рыцари пожелали отправляться на поиски. Виталик и Костик, которые непрерывно метали друг на друга полные лютости взгляды, заявили, что не могут оставить Машку одну.
– У нее ведь ножка болит, – заметил Костик. – Как мы можем бросить здесь бедняжку? А если поблизости окажутся мертвецы?
Машка одарила заботливого ухажера благодарным взглядом.
– Вот именно, – поддакнул Виталик, с ненавистью косясь на бывшего друга. – Если на лагерь нападут зомби, кто-то должен будет защитить от них Машу. Поэтому, я должен остаться.
Машка и для него не поскупилась выделить благодарственный взгляд.
Ратибор явно придерживался иного мнения. Он не хотел дробить силы, и предпочел бы ехать всем личным составом. Ведь еще неизвестно, что случилось с их соратниками. Вдруг они в плену? В этом случае наверняка придется драться. Но и бросать Машку одну было нельзя. Та выглядела такой беспомощной, такой слабой. Всем своим видом она говорила: разве вы не видите, что я нуждаюсь в непрерывной защите и заботе? Да одна я не сумею отбиться даже от комарика, вздумай он совершить покушение на мою кровушку. Нет-нет, вы уж меня не бросайте, одна я сразу здесь погибну.
И Ратибор сдался. Взял с собой Артура и Петю, и направился обратно по их же следам. Чрез какое-то время они нашли зверски убитую лошадь с вырезанным на ее боку указателем, а потом, по разбросанным на дороге стрелам, добрались до старой, давно брошенной людьми, деревни. Там увидели огромное пепелище на месте бревенчатой избы, немного покопались в еще теплых углях, и были повергнуты в ужас чудовищными находками. Их соратники нашлись. Мертвыми. Точнее – зверски убитыми. Кто-то запер их в избе и сжег заживо.
– Так что будем делать, Ратибор? – повторил свой вопрос Артур.
Вождь медленно повернулся к соратнику, и тихо выговорил:
– Надо уходить отсюда.
– А наши друзья? – вскрикнул Артур.
– Они мертвы.
– Зато их убийцы живы!
– И мы должны их пока… ка….
Юный Петя не успел окончить фразы – его вновь начало обильно рвать.
– Вот именно, – согласился с ним Артур. – Должны.
Ратибор вплотную подступил к соратнику, положил ладонь на его плечо, и негромко заговорил:
– Послушай, мы даже не знаем, с кем имеем дело.
Он сказал « с кем», а хотел сказать «с чем», поскольку не был уверен, что учиненное зверство являлось делом рук человеческих.
– Мы не знаем, кто они, сколько их, каковы их планы, – продолжил объяснять Ратибор. – Может быть, их намного больше, чем нас. И вооружены они могут быть лучше.
– Но нельзя же просто поехать дальше, будто ничего не случилось, – вспыльчиво прокричал Артур. Он понимал, что вождь прав, но не желал мириться с этой правдой.
– Ты не хуже меня знаешь, что ныне суровые времена, – убедительным тоном внушал ему Ратибор. – Поверь, я, как и ты, хочу отомстить за наших братьев, но что-то подсказывает мне, что убившие их злодеи того и добиваются. Хотят втянуть нас в это дело. Задержать на одном месте.
– Зачем?
– Чтобы убить всех.
– Но зачем они хотят нас убить? – недоумевал Артур. – У нас ведь нет ничего сколь-либо ценного.
Ратибор не стал пугать молодого соратника своими соображениями на этот счет. А кое-какие соображения у него имелись. Подозревал он, в частности, и подозревал крепко, что им не повезло столкнуться с какими-то отбитыми на всю голову маньяками. Не с киношными маньяками, которые и умные, и милые, и порой даже вызывают симпатию у зрителя, а с самими настоящими. Зверьми в человеческом обличии. Монстрами, что упиваются чужими страданиями. С такими извергами, которых тушенкой не корми, дай кого-нибудь умучить изощренным манером.
Этим маньякам не нужно было их имущество. Они не собирались их грабить. Лишь одну цель преследовали эти больные отморозки – убивать, убивать и еще раз убивать.
– Послушай меня, Артур, – серьезно произнес Ратибор. – Эти люди, они, я думаю, ненормальные. Не нужно с ними связываться. Возможно, когда-нибудь, мы найдем их и отомстим за наших павших братьев, но сейчас нужно уносить ноги. Иначе с нами будет то же самое, что с Мишкой, Пашей и Женей.
Артур покосился на огромное черное пепелище, ставшее для их соратников братской духовкой, и с некоторым трудом проглотил ставший поперек горла ком. Хоть он и рвался мстить за погибших друзей, ему тоже было страшно. Очень страшно.
Наконец, он сумел выговорить:
– Наверное, ты прав.
– Прав, – подтвердил Ратибор. – Петя, ты как?
– Уже лучше, – прохрипел бледный паренек.
– Тогда все на коней. Незачем тут задерживаться.
Они взобрались в седла и покинули брошенную деревню. Уезжали, часто оборачиваясь и со страхом глядя на черный круг углей и золы. И даже не подозревая, что холодные, полные злобы глаза, неотрывно следят за ними.
В лагере, тем временем, любовные страсти набирали обороты. Поскольку этим утром поединок не состоялся по уважительной причине, Виталик не получил возможности разделаться со своим бывшим другом. А бывший друг, ощутив полнейшую безнаказанность, как с цепи сорвался.
Начал тем, что откопал где-то на дне повозки пакет вкусных шоколадных конфет, и презентовал его Машке. Виталик узнал эти конфеты. Он-то их когда-то и нашел, и бросил в телегу. А теперь гнусный разлучник Костик преподнес Машке им добытые конфеты, и заявил, что достал их специально для красавицы. Машка очень обрадовалась подарку. Конечно, не колечко и не цепочка, и даже не новый мобильник, но ей уже так давно ничего не дарили. От прежних своих спутников она подарков не видела. Цент был просто скупердяй, и в таких вопросах сразу же превращался в яростного поборника равноправия полов, заявляя Машке, что если той нужен какой-то подарок, пусть идет и сама его себе найдет, как и полагается делать сильной и независимой женщине. Владик, возможно, и подарил бы ей что-нибудь, но у программиста и самого ничего не было за душой. Все, что он ел, пил и носил на себе, было пожаловано ему Центом. А поскольку тот отличался феноменальной жадностью, питался Владик скудно, а одевался не по сезону.
Но вот, наконец, кончилась в жизни черная полоса. Вновь милые мальчики ублажали ее подарками, и от этого Машка аж задышала свободнее. Все-таки было очень приятно, что тебя осыпают дарами просто за то, что ты есть на свете.
– Большое спасибо, – сказала она Костику, приняв от того пакет с конфетами. – Это так мило с твоей стороны. Я уже четыре месяца не ела шоколадных конфет.
Тут Машка немного приврала, потому что ела, и довольно часто. А вот кто действительно жил, не ведая сладкого, так это Владик. Цент запретил ему конфеты на том основании, что от них толстеют, а программист предрасположен к полноте. Худой, как щепка, Владик, не стал возражать против поставленного диагноза.
Пока Машка пила чая с конфетами, коварный совратитель Костик продолжил покорять сердце красавицы. Вытащил из повозки гитару, и принялся бренчать на ней. Играл он плохенько, но все-таки играл. А вот снедаемый ревностью Виталик играть не умел вообще.
– Ты так хорошо играешь, – расщедрилась на похвалу Машка. – Спой что-нибудь. Про любовь.
А затем протянула Виталику свою пустую кружку, и потребовала сделать ей еще одну порцию чая.
Несчастный Виталик едва не разрыдался от горя и унижения. Коварный Костик влюбил в себя девушку его мечты, а он для нее был теперь не более чем официантом или слугой, должным исполнять бытовые поручения. А тут еще Костик взял да и запел. Обычно пел он так, что увядали уши, но сегодня злодей был в ударе, и довольно неплохо исполнил какую-то сопливую песню о несчастной любви. Машку она тронула до слез, и девушка заявила, что не слышала пения лучше.
Виталик принес ей чай, который сделал со старанием и любовью, но те не были оценены по заслугам – красавица даже не удостоила его благодарности. Вместо этого она потребовала от Костика, чтобы тот продолжил ублажать ее серенадами. А бывший друг и рад стараться – опять принялся бренчать и рвать глотку.
Виталик зашел за повозку, дабы уже здесь, вдали от посторонних глаз, дать волю слезам. Но те лились недолго. Обида и горечь сменились иным чувством – холодной безжалостной яростью. Если вчерашний вызов бывшего друга на поединок был продиктован бушующими в нем эмоциями, то сегодняшнее решение убить гада было принято в состоянии злобного хладнокровия. Костик должен был умереть, и он умрет. Пусть наслаждается последними часами на этом свете. Не успеет этот день закончиться, как мнимый друг и ныне действующий заклятый враг, расстанется со своей никчемной жизнью.
К тому моменту, когда вернулись Ратибор, Артур и Петя, Виталик уже был близок к тому, чтобы наброситься на Костика, прямо на глазах возлюбленной, и убить его не благородным манером – клинком в поединке, а путем бытового удушения. Его даже не удивило, что соратники вернулись в том же составе, то и отбыли на поиски. Виталику было не до пропавших друзей. Тут бы с одним бывшим другом разобраться.
– Запрягайте лошадей в повозку, – приказал Ратибор.
– А где остальные? – спросил подошедший к нему Костик.
Вождь снизил голос, дабы не шокировать Машку ужасными известиями, и сообщил:
– Их больше нет.
– То есть? – удивился Виталик.
– Их убили, – тихо ответил Ратибор.
– Кто?
– Я не знаю.
– Но как?
– Не важно. Не хочу об этом вспоминать. Одно лишь могу вам поведать – смерть их была ужасна.
– Разве мы не станем мстить? – удивился Костик.
Ратибор испустил тяжкий вздох.
– Не в этот раз, – сказал он. – Мы в опасности здесь. Нам нужно уезжать. Чем дальше уберемся отсюда, тем лучше.
Ни Виталик, ни Костик не стали спорить с Ратибором. Его авторитет в отряде был непререкаем. Они взялись запрягать лошадей в повозку, другие собирали и упаковывали палатки. Лагерь свернули быстро, и уже через полчаса выступили в дальнейший путь. Машка вновь ехала в повозке, а ловелас Костик пристроился рядом и вел с ней веселые беседы. Виталик, глядя на бывшего друга с возрастающей ненавистью, не мог поверить своим глазам. Они лишились троих своих соратников, а этот гад ведет себя так, будто ничего не случилось.
А про себя подумал – сегодня же вечером я его на клинок-то насажу. Сегодня же. А если Маша спросит, куда он пропал, совру что-нибудь.
Тут голову Виталика посетила блестящая идея. Он решил не только убить бывшего друга, но и опорочить память о нем. Сказать Машке, что тот струсил и сбежал. И добавить, что он всегда был трусом.
В этот день они ехали быстрее обычного. Ратибор стремился увести свой отряд из земель, где властвовали кровожадные маньяки. Ему казалось маловероятным, чтобы те стали преследовать их бесконечно долго. Наверняка, эти нелюди сидят на одном месте, терпеливо поджидая, когда мимо проедут беспечные путники.
Но как же сильно он заблуждался, этот наивный Ратибор.
