Сергей Александрович Арьков
Дева и дракон
5
– И где ее черти носят? – проворчал Цент, швырнув в костер ветку, которую до этого вертел в руках.
Владик, сидящий в сторонке, испуганно вздрогнул. Его красные от пролитых слез глаза со страхом смотрели на изверга из девяностых. Цент сидел у костра, огромный и бородатый, похожий на кошмарного монстра людоедской наружности.
Лагерь они разбили в трех километрах от злополучной деревни, рядом с небольшой жиденькой рощицей. Эта роща выглядела мирно и безопасно, но Владику она таковой не казалась. С ней у него отныне были связаны крайне мрачные воспоминания.
В этой роще Цент осуществил акт благородного возмездия – так он назвал то беззаконное и несправедливое истязание, коему подверг несчастного программиста. Внезапно выяснилось, что Владик виноват во всем. Вот просто вообще во всем. Вина его была настолько всеобъемлющей и многогранной, что программист всерьез обеспокоился за свою жизнь. Потому что такому эпическому злодею прямая дорога на тот свет.
В этот раз Цент не стал изобретать новых методов истязания. Воспользовался старой доброй поркой, хорошо зарекомендовавшей себя карой, проверенной временем и миллионами пострадавших от нее задов. Злодей Владик без суда и следствия был привязан к березке, затем рука палача стащила с него штаны, оголив воспитательную область, а потом страдалец увидел его. Ремень. И это был всем ремням ремень. Широкий, толстый, длинный, из качественной кожи.
– Не надо! – всхлипывая, взмолился Владик, вообразив себе те незабываемые ощущения, коими мог одарить его этот кошмарный ремень. – Я больше не буду! Никогда!
– И я больше не буду, – ответил ему Цент. – Никогда. Никогда больше не буду сечь тебя, гада, воспитательным образом. Это твоя последняя порка.
Владик робко обрадовался. Неужели Цент обещает не подвергать его впредь физическим карам? О, это было бы чудесно. По правде говоря, Цент не так уж часто распускал руки, а если не брать в расчет дружеских подзатыльников и стимулирующих пинков, то настоящих, полноценных взбучек набралось бы всего штуки три. Но и эти три не показались Владику пустяком.
– Да, – вновь заговорил Цент, – это твой последний шанс на исправление. Больше никаких наказаний. Если, а точнее – когда, когда ты вновь опечалишь меня своим скверным поведением, то я возьмусь не за ремень, а за топор.
Рано Владик обрадовался. Цент вовсе не собирался объявлять мораторий на порку. Он просто решил перейти на новый уровень садизма, не бить безответного страдальца, а сразу убить. Ну, не сразу, нет. Медленно и вдумчиво, расчленяя тело жертвы маленькими кусочками.
– Вот какое дело, Владик, – сказал Цент, расставляя ноги и занося руку с ремнем. – В следующий раз, совершив очередную преступную тупость, не обижайся. Мы с тобой сыграем в ролевую игру «Мясная лавка». Я буду мясником, а ты нет. Тебе достанется другая роль. А теперь изволь-ка получить заслуженную награду.
И толстый кожаный ремень с грохотом обрушился на ягодицы страдальца. Владик закричал, ударяясь лбом о твердый ствол березы.
– Вот и первый пошел, – радостно произнес Цент. – Ничего, не падай духом. Не успеешь опомниться, как получишь все, что причитается.
– А сколько ударов мне полагается? – глотая слезы, спросил Владик.
– Шесть, – ответил Цент.
Программист едва не рассмеялся от радости. Всего-то шесть. Это он переживет.
– Да, шесть, – повторил Цент. – Шесть часов славной порки – вот что тебе причитается. А если будешь отвлекать меня глупыми вопросами, накину дополнительное время.
Шесть часов! У Владика глаза поползли на лоб. Нет, этого он точно не переживет. Он не переживет и один час. Ведь он изведал всего лишь один удар этим страшным ремнем, а уже такое чувство, будто зад, подобно золотому яичку из сказки, разбился вдребезги.
– Эх! – выдохнул Цент, и ремень повторно обрушился на ягодицы Владика. – Вот тебе, паразит, за все хорошее. Долго я терпел, долго сдерживался. Думал, в тебе совесть однажды проснется. А потом меня как осенило – да ведь у тебя, гада, ее и вовсе нет.
Владик кричал и плакал, дергаясь рядом с молодой березкой, к которой он был достаточно прочно привязан. Он так и не смог взять в толк, за какие злодеяния подвергается столь чудовищной каре. За собой Владик не помнил никаких преступлений. Да и Центу он ничего плохого не делал – он ведь не самоубийца, чтобы нарочно злить этого кровожадного душегуба. А что касалось операции по спасению грузовика с консервами…. Так ведь там он все сделал как надо. Мертвецов увел? Увел. Центу путь к грузовику расчистил? Расчистил. Ну, да, привел он зомби обратно в деревню, но ведь на этот счет у него никаких инструкций не было. Цент ему этого не запрещал. Да и что ему еще, горемычному, было делать? Погибать? Ведь в чистом поле он от зомби бы не убежал.
Он все это мог бы объяснить, мог бы оправдать каждый свой поступок, но Цент даже не пытался выслушать его. Сразу привязал к дереву, достал из машины этот кошмарный ремень, и устроил ночное истязание.
Порка, к счастью для Владика, продлилась не шесть часов, и даже не час. Уже через пятнадцать минут Цент устал от этого однообразного и утомительного занятия, и объявил, что на сегодня сеанс окончен, а остальную причитающуюся дозу Владик получит в другой раз. Он отвязал рыдающего программиста, и приказал тому заняться костром, а сам, глянув на часы, недовольно спросил:
– Так, я не понял, а где Машка?
Девушка до сих пор не вернулась, хотя должна была объявиться уже давным-давно. Задание ей досталось легкое, и Цент даже мысли не допускал, что с той могло стрястись какое-то несчастье. Машка, это ведь не Владик. За четыре прошедших месяца она поднабралась ума, благо учитель ей достался толковый, и теперь ее можно было смело отпускать гулять после заката.
Так, во всяком случае, Центу казалось до сегодняшнего дня.
– Где можно лазать столько времени? – возмутился он. – Небось, и ужин прогуляет. Явится в полночь, начнет шуршать пакетами, разогревать еду, меня разбудит…. Дождется, егоза. И ей перепадет на орехи. Мой ремень приверженец равноправия полов. Одинаково хорошо гуляет и по попам мальчиков, и по попам девочек.
Тут он обратил свое внимание на Владика, и проворчал:
– Эй, симулянт. Хватит притворяться умирающим. То, что тебе перепало, это даже не порка, это оздоровительный массаж ягодичных образований.
Но Владик придерживался иного мнения. Он чувствовал себя спидраннером, который за пятнадцать минут прошел на харде все круги ада. Дрожащей рукой Владик осторожно пощупал то место, которое прежде являлось мягким, а теперь превратилось в больное, дабы убедиться, что пятая точка до сих пор на месте. Потому что в какой-то момент порки ему показалось, что она взорвалась, разлетевшись на осколки.
Затем состоялся ужин. Цент ел разогретую на костре тушенку, закусывая оную сухариками, а вот Владику, в этот вечер, досталось нетипичное блюдо. Вместо положенной пайки Цент выдал ему две головки лука, и предложил угощаться.
– Это все? – спросил Владик, глядя на лук со смесью удивления и отвращения. Он никогда не являлся любителем этого овоща. И уж точно никогда не употреблял лук в голом виде, даже без хлеба.
– Экий ты, однако, живоглот, – возмутился Цент. – Ладно, я сегодня добрый. Держи. Трескай на здоровье.
И он добавил к двум головкам лука третью.
Не это Владик имел в виду, совсем не это. Его не устраивало не количество пищи, а ее качество.
– А можно мне сухариков? – осторожно спросил Владик.
Приканчивая вторую банку тушенки, Цент отрицательно мотнул головой.
– От сухариков тебе лучше воздержаться, дружище, – ответил он, не прерывая ужина. – В них ведь канцерогены. А это, поверь мне, вредная штука.
– Мне бы чуть-чуть, – взмолился Владик.
– Там чуть-чуть, тут чуть-чуть. А канцерогены-то в организме накапливаются. Так недолго здоровье подорвать. Не успеешь опомниться, как уже инвалид.
– Тогда можно мне тушенку?
– Да что это за напасть такая? – возмутился Цент, и Владик в страхе шарахнулся от него. – Ты что же, в могилу себя решил загнать? Да это тушенка…. Господи, в ней же сплошная химия. Я удивляюсь, как мы от этой тушенки еще в темноте не светимся. Владик, друг, гони ты прочь из своей головы мысли о нездоровой пище. Тушенка и сухарики, это верная дорога на кладбище. А ты ведь туда не хочешь?
– Нет, – пискнул Владик. На кладбище он не хотел.
– Тогда прекрати отравлять свой подростковый организм всякой гадостью. Тебе требуется здоровое питание, понимаешь? Пища, содержащая в себе всю гамму витаминов и микроэлементов. К счастью, на свете существует такая еда. Самая полезная еда. И это лук.
– Лук? – удивился Владик. Он, конечно, слышал, что лук полезен, но что-то сомневался, что тот является самой полезной пищей на свете. И уж точно он не является самой вкусной пищей.
– Да, лук, – подтвердил Цент. – С сегодняшнего дня я объявляю войну за твое здоровье. И первым шагом к победе станет твой переход на здоровую пищу. А теперь перестань капризничать, и ешь лук. Сам увидишь, какое благотворное влияние он окажет на твое самочувствие.
Делать нечего – пришлось давиться луком. Как там насчет полезности, того Владик не знал, но вкусовые рецепторы ничуть не обрадовались его новому рациону. Третья головка далась особенно тяжело. Владик чувствовал, что сейчас лук полезет из него обратно. Ему было противно и тошно питаться этим. Из глаз потоками лились слезы, изо рта капала горькая луковая слюна.
Он осилил свою порцию. Съел все. И почувствовал себя отвратительно. Надеялся, что хотя бы чаем перебьет мерзкий привкус во рту, но Цент не дал ему чая. Сказал, что чай вреден, после чего сам выхлебал три кружки, закусывая его чудовищно вредными шоколадными конфетами.
С отбитым задом и луковой отрыжкой, Владик отошел ко сну. Машка так и не вернулась, и он немного беспокоился за девушку. Немного, потому что в основном он беспокоился за себя. Очень надеялся, что завтра Цент забудет о том, что решил приобщать его к здоровому образу жизни, и позволит питаться как прежде, человеческой едой.
Но надеждам сим не суждено было оправдаться. Наутро в качестве завтрака он получил еще две головки лука. И все. Только лук.
– Выглядишь отлично, – сказал Цент, наблюдая кислую физиономию Владика. – Цвет лица улучшился, внешне кажешься омолодившимся. Лук буквально творит чудеса.
О цвете своего лица Владик судить не мог, но вот общее самочувствие указывало на то, что луковая диета не идет на пользу его многострадальному организму. Всю ночь его мучила изжога и луковая отрыжка, а утром он обнаружил, что изо рта его несет луковой плантацией.
– Мне бы попить чаю, – взмолился Владик. По утрам он всегда пил чай, иногда ему даже перепадали конфеты.
– Что я тебе вчера о чае сказал? – напомнил Цент. – Никакой химии. Только натуральные продукты. Мучает жажда – попей водицы. Вода – источник жизни.
Завтрак был гнусным. Владик съел лук, выпил кружку воды, и понял, что больше ему не хочется жить.
К рассвету Машка так не объявилась, и теперь уже им обоим стало ясно, что с девушкой стряслась беда. После завтрака они взяли оружие, и отправились в обход деревни, к тому месту, где Машка осуществляла свою часть плана. Они обнаружили поваленный забор, затем кучу порубленных на куски мертвецов. Цент точно знал, что Машка не брала на дело свой меч, тот валялся у них в машине. Следовательно, рубить зомби ей было нечем. Значит, сделал это кто-то другой.
Тут Владик наклонился, и поднял из травы Машкин пистолет. Цент, осмотрев его, выяснил, что патрон заклинило и оружие вышло из строя.
Но куда больше всего этого его заинтересовали странные следы. Как будто – следы от копыт.
– Что с Машенькой? – заныл Владик, горько оплакивая свою безответную возлюбленную. – Где она?
Цент присел на корточки и рукой раздвинул траву. Да, точно, копыта. Притом подкованные. Что бы это значило? Что Машку похитили какие-то всадники? Но кому бы пришло в голову передвигаться верхом на лошадях, когда в мире еще полно техники и топлива?
В любом случае, эти всадники были живыми людьми, потому что мертвецам не хватило бы ума влезть на лошадь, да и животные едва ли позволили бы им это. Центу не было доподлинно известно, едят ли мертвецы зверей, но он точно знал – меньшие братья недолюбливали зомби и старались держаться от них подальше.
Значит, живые люди. Похитители. Схватили Машку, связали, перекинули через конскую спину и куда-то увезли.
О том, зачем кому-то могла понадобиться Машка, Цент долго не гадал. Девка молодая, симпатичная. Понятно, с какими грязными целями ее умыкнули.
– Машенька! – тихо рыдал Владик.
– Хватит сопли пузырить! – прикрикнул на него Цент.
– Она пропала, – гнул свое Владик. – Она умерла.
– Не каркай, дятел. Мы этого не знаем.
Он присмотрелся, и заметил, конские следы, оставленные зловещими всадниками, похитителями Машки. Те уводили прочь от деревни в неизвестном направлении.
– Ладно, – произнес Цент. – Хорошо.
Он пнул ногой Владика, заставив того подняться и унять рыдания.
– Что мы будем делать? – шмыгая носом, спросил программист.
– Спасать Машку, что же еще? – удивился Цент. – Наша соратница оказалась в грязных руках похотливых развратников, насильников и извращенцев. Но пробудет она там недолго. Шевелись, прыщавый. Видишь след. Бегом по нему. Я сразу за тобой.
Через два часа блужданий они достигли оставленного кем-то лагеря. На земле чернело темное пятно затушенного костра, вокруг была вытоптана трава, валялся мусор, объедки, а чуть в стороне, в кустах, по запаху были обнаружены свежие человеческие экскременты в количестве пяти кучек. От лагеря в две стороны тянулись следы. Цент, изучив их, быстро понял, откуда явились насильники, и куда направились. Еще, судя по следам, у них была телега или возок.
Он потрогал угли костра – те еще не успели полностью остыть. Извращенцы отбыли в путь не так давно. Ехали верхом и на телеге, автотранспорта у них не было. И передвигались они, вероятно, не слишком быстро.
– Что они сделают с Машенькой? – стенал Владик.
– То, что мечтаешь сделать с ней ты, – подсказал ему Цент. – Но твоим мечтам не дано осуществиться, ибо Машка вполне справедливо не считает тебя мужчиной. А вот извращенцам, возможно, что-то и перепадет.
– Они обидят Машеньку. Господи! Какой ужас.
– Это пустяки. Ужас грянет, когда я обижу их.
Цент отвесил распустившему нюни Владику бодрящий подзатыльник, и скомандовал:
– За мной, прыщавый. Мы должны спасти Машку и покарать злодеев.
– А как же наша машина? – вспомнил Владик.
– После за ней вернемся. Возможно. Не до машины сейчас. Машку похитили, и уже наверняка успели надругаться над ней. А что будет дальше? Кого эти конные извращенцы изберут своей следующей жертвой? Могут и тебя. Ты чутка на девочку похож, если смотреть со спины и в сильный туман.
– Идем спасать Машу! – выпалил Владик.
И они заспешили по следу коварных похитителей.
6
Машка пришла в себя от тряски. Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на спальном мешке в какой-то крытой тентом повозке. Тент был белого цвета, сквозь него просвечивался солнечный круг.
Повозка двигалась медленно, переваливаясь на ухабах и проваливаясь в ямы. Машка осторожно повернула голову, и увидела сгорбленную спину возницы. Эта спина точно не принадлежала ни Центу, ни Владику. А поскольку других знакомых у Машки после зомби-апокалипсиса не осталось, она пришла к закономерному выводу, что угодила в лапы к каким-то чужим людям. Те уложили ее в повозку, и куда-то везли.
Она очень смутно помнила последние минуты перед тем, как утратила сознание. Вроде бы на нее напали мертвецы, затем она, кажется, вывихнула ногу и не могла бежать.
Машка подвигала вначале одной ступней, а затем второй. Одна из них функционировала исправно, а вот вторая, при движении, отзывалась легкой болью. Судя по всему, повреждение оказалось не таким уж и серьезным. Машка была уверена, что идти она сможет. Бежать, скорее всего, нет.
А что же было дальше? Она помнила, как на нее наваливались мертвецы, намереваясь отведать ее нежной девичьей плоти, но что-то помешало им осуществить задуманное. Кажется, там были лошади. И всадники на лошадях. Впрочем, все это могло присниться ей, пока она находилась в забытье. Кто в нынешние времена будет разъезжать верхом? Это же глупо и непрактично. Куда лучше и безопаснее путешествовать на автомобиле.
Машка приподнялась на локте и осторожно выглянула из повозки. И тут же невольно вздрогнула. Потому что прямо за телегой ехали два всадника на лошадях. Да не просто всадники. Они словно сошли с какой-то иллюстрации на историческую тему, поскольку выглядели как настоящие рыцари. На них были надеты доспехи, их оружие состояло из мечей, топоров и копий.
Машка опять откинулась на спальный мешок, пытаясь понять, что же с ней случилось. Она лежит в телеге, снаружи едут рыцари. Неужели произошло нечто невероятное, и она каким-то чудом угодила в далекое прошлое?
Еще четыре месяца назад подобная мысль никогда не пришла бы ей в голову, но после зомби-апокалипсиса стало казаться, что ничего невозможного уже просто нет. Если большая часть человечества невероятным образом превратилась в чудовищ, то почему бы и ей не переместиться в прошлое, лет, этак, на семьсот?
Но затем она внимательно осмотрела повозку, и с некоторой долей облегчения убедилась, что, похоже, все еще находится в своем родном времени. В телеге стояли сумки, вполне современные, из которых выглядывали консервные банки, пачки сухарей и чипсов, горлышки пластиковых бутылок. А затем до нее донесся запах сигаретного дыма, и она поняла, что возница, ведущий телегу, изволил закурить.
Про чипсы и консервы у Машки уверенности не было, но зато она точно знала, что во времена рыцарей не было сигарет. А если рыцари что-то и курили, то не табак.
Значит, она все еще в своей эпохе. А эти люди на лошадях и в доспехах ее современники. Теперь оставалось только выяснить, зачем они похитили ее, поместили в телегу, и куда везут.
От Цента, который ко всем вокруг относился как к своим заклятым врагам, которые спят и видят, как бы навредить лично ему, Машка нахваталась подозрительности и недоверия. Да и не только Цент был тому причиной. После конца света люди им встречались регулярно, и почти все они были в той или иной степени настроены враждебно. Сразу в драку лезли редко, но и дружелюбия не излучали. Вероятность того, что эти ряженые всадники окажутся добрыми людьми, была крайне мала. Полагаться на это не стоило. И Машка стала разрабатывать план побега. Она попыталась представить, как бы на ее месте действовал Цент. Это оказалось несложно. Он бы, первым делом, свернул шею вознице, а затем и всем остальным. Убил бы всю компанию голыми руками, и еще хорошо, если бы не подверг их предварительным пыткам. Машка так не умела. Для учинения повсеместного геноцида ей не хватало физической силы, опыта и подходящего уровня кровожадности.
Но, тем не менее, она понимала, что нельзя просто лежать и покорно ждать уготованной участи, которая может оказаться крайне незавидной. Она стала шарить руками по сумкам и пакетам, надеясь найти там какое-то оружие, желательно огнестрельное и автоматическое, чрезмерно увлеклась, и своим шуршанием привлекла внимание возницы. Тот повернул голову, и увидел, что она очнулась.
Телега мгновенно остановилась. Машка, сжавшись от ужаса, поняла, что ее раскрыли, и сейчас незнакомцы в доспехах начнут делать с ней что-то. Возможно, что-то естественное, что она сумеет пережить, а возможно, что и нет. Кто их знает, этих странных людей. Вдруг они маньяки, или, что того хуже, людоеды. До сих пор, правда, Машка людоедов не встречала, но полагала, что кто-то из выживших людей, обезумев и озверев, мог докатиться и до подобного кошмара.
Она услышала, как всадники спешиваются. Их доспехи звякали металлом, сами они о чем-то тихо переговаривались. Возможно, строили планы относительно своей пленницы. Кровожадные, зверские планы.
– Не подходите, у меня ножик! – крикнула Машка, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно, и не дрожал от страха.
В телегу заглянуло сразу несколько лиц. Мужских лиц. Эти лица не показались Машке физиономиями ужасных маньяков, но внешность могла быть обманчивой.
– Кто вы такие? – спросила она. – Что вам нужно?
– Не бойтесь, – ласково обратился к ней старший из мужиков, плешивый дядя лет сорока с хвостиком неопределенной длины.
– А я и не боюсь, – соврала Машка. – Зачем вы меня похитили?
– Похитили? – удивленно переспросил высокий молодой парень, на Машкин вкус – ничего особенного, но на безрыбье, что воцарилось после конца света, вполне себе могущий считаться в меру симпатичным.
– Да, похитили, – подтвердила Машка, которая не сомневалась в том, что с ней произошло именно похищение. Ну, просто потому, что сама она, по доброй воле, в эту телегу не садилась, и никого из этих типов не знала.
– Вы ничего не помните? – спросил другой парень.
– Чего не помню? – насторожилась Машка.
– Как мы вас спасли.
– Меня?
Вновь она смутно припомнила всадников, которые налетели в самый последний момент, и, кажется, действительно спасли ее от мертвецов. Не появись они, и она уже была бы мертва. Либо валялась на траве с перегрызенным горлом, либо пополнила поголовье зомби, стала бы одной из них.
– Что-то такое припоминаю, – призналась Машка.
– На вас напали мертвецы, – стал рассказывать Виталик, который взирал на спасенную девушку влюбленными глазами. Машка показалась ему какой-то сказочной красавицей, что было неудивительно, с учетом того, что она была первой девушкой, которую он увидел за последние два месяца.
– Мы подоспели в самый последний момент, – добавил Костик. Он тоже смотрел на Машку с восторгом, и по его физиономии медленно расползалась краска.
В голове у Машки наконец-то сложилась вся картина целиком. Она подвернула ногу, не смогла бежать, едва не пошла на корм мертвецам, а затем подоспевшие незнакомцы вырвали ее из лап неминуемой гибели. После чего, очевидно, взяли с собой, что было логично. Не могли же они бросить ее валяться там, на околице деревни, кишащей нежитью.
Но почему они не вернули ее Центу и Владику? Могли же они сообразить, что она не одна, что у нее есть друзья, которые будут волноваться о ней.
А будут ли?
Машка вдруг ужасно разозлилась на своих так называемых друзей. Да им обоим было на нее наплевать. Цента только и заботило, как бы добыть всю тушенку на свете, сложить ее большой кучей и никого к той куче не подпускать. Владик тоже был хорош, только и знал, что ныл да эгоистично волновался о себе одном. Никому из этой парочки не было до нее никакого дела. И в итоге от ужасной смерти ее спасли не мнимые друзья, а чужие люди. Спасли, взяли с собой, уложили в телегу на мягком спальном мешке, и даже перевязали вывихнутую ногу. Дождалась бы она подобного обращения от Цента и Владика? Нет и еще раз нет! Цент бы не понес ее на руках, даже если бы у нее оторвало обе ноги. И Владик не понес бы, начал бы ныть, что ему доктора запретили тяжести поднимать.
– Знаете что, – вдруг произнесла Машка, и на ее лице изобразилась самая очаровательная из тех улыбок, на которые она была способна, – извините меня. Я просто очнулась и не сразу поняла, где нахожусь. И еще я хотела бы поблагодарить вас за спасение. Кто из вас спас меня?
– Я, – скромно признался Виталик, и густо покраснел.
– И я, – добавил Костик. Краснеть ему не пришлось, потому что он и так успел славно побуреть к этому моменту.
– Спасибо вам, мальчики! – воскликнула Машка. – Вы настоящие герои!
На Виталика и Костю стало больно смотреть. Они до того засмущались, что едва не попадали в обморок.
Затем состоялась процедура знакомства. Рыцари представились, называя свои имена, Машка всякий раз заявляла, что ей очень-очень приятно. Затем девушка осведомилась, почему ее новые знакомые и уже почти друзья одеты таким странным образом. Новые знакомые, и уже почти друзья, объяснили, кто они и чем занимались до зомби-апокалипсиса. Машка немного знала о том, кто такие реконструкторы. Фактически, ничего она о них не знала. Еще когда она училась в школе, один из ее одноклассников, чем-то похожий на Владика, по выходным устраивал с такими же друзьями-очкариками какие-то игры в лесу за городом, в ходе которых они бегали среди деревьев с деревянными мечами, представляя себя эльфами и паладинами. Все в школе смеялись над этим пареньком, он был рекордсменом по числу обидных прозвищ. Но новые знакомые Машки не были похожи на клоунов. Доспехи их были именно доспехами, а не бутафорией, и мечи у них были не из дерева, а из железа.
Затем новые друзья спросили Машку, что она делала возле той деревни, и почему была одна. Девушка, все еще дуясь на своих прежних спутников, не краснея ответила, что прежде она состояла в группе, но там ее не ценили, не любили, плохо с ней обращались, заставляли выполнять всевозможную унизительную работу, вроде мытья посуды, и потому она покинула неприятный коллектив.
– Меня там даже иногда били, – шмыгая носом, и вот-вот планируя разрыдаться от жалости к себе, талантливо приврала Машка.
Это был чистой воды поклеп. Цент за все четыре месяца ее пальцем не тронул. Ругал часто, это да. Наслушавшись от него невыносимо обидных комплиментов, Машка долго и горько плакала. Но все побои доставались исключительно Владику. Вот он выхватывал часто, за дело и просто так, в целях профилактики, и потому, что у садиста-Цента случалось скверное настроение, из-за чего ему требовалось сорвать на ком-то зло.
Информация о том, что несчастная красавица подвергалась насилию в своей бывшей группе, вызвала волну возмущения среди благородных рыцарей. Костик даже заявил, что такое спускать нельзя, и они должны найти и наказать Машкиных обидчиков. Но та, проявив благородное великодушие, ответила, что уже простила этих жестоких людей. И пусть они принуждали ее к самым отвратительным вещам на свете, заставляя стирать, убирать и готовить, она не держит на них зла.
– Это все в прошлом, – сказала Машка, продолжая мило улыбаться. От ее улыбки рыцарский коллектив в полном составе таял как брикет мороженого, забытый на июльском солнце.
– Надеюсь, больше мне не придется пережить подобных ужасов, – со вздохом призналась Машка.
Рыцари наперебой стали уверять ее, что отныне они не допустят, чтобы такая красавица оскверняла свои рученьки какой-либо неподобающей работой. Стали хвастаться, что они и стирать, и готовить умеют, и посуду мыть. Да у них и в мыслях не было, наперебой галдели рыцари, даже просить такую девушку стряпать или штопать.
– Мальчики, это так мило, – проворковала Машка, одарив благородных мужей очаровательной улыбкой. – Я и не думала, что на свете еще остались настоящие мужчины.
Вскоре они двинулась в дальнейший путь. Машка сидела на краю повозки, стараясь не высовываться из-под тента под солнечные лучи, и мило беседовала со своими новыми друзьями. Те утроили настоящую давку у повозки, так сильно всем им хотелось оказаться поближе к красавице.
– Жизнь теперь очень тяжелая, особенно для одинокой девушки, – жаловалась Машка, наслаждаясь поездкой. Рыцари парились на солнце в своих доспехах, с них градом катил пот, но каждый из них старался казаться эпическим героем.
– Питание, опять же, скверное, – посетовала Машка. – Одни консервы да сухари. Так хочется свежего мяса.
– Будет мясо! – выпалил Мишка Гуд. – Как остановимся на привал, отправлюсь на охоту. И не вернулись без добычи.
Машка одарила его благодарным взглядом, и лучник едва не вывалился из седла.
– Это было бы чудесно, – робко призналась девушка. – Я бы с удовольствием съела куриную ножку.
Лагерь они разбили задолго до наступления сумерек. Фактически сразу же после того, как Машка заявила, что немного устала от тряски в повозке. Ее на руках сняли с телеги, и бережно усадили на одеяло, постеленное поверх травы. Вокруг закипела деятельность – рыцари ставили палатки, готовили, поминутно подбегали к Машке, и спрашивали, не нужно ли ей чего-нибудь. Та старалась не разочаровать никого, и сообщала, что да, нужно то-то и тот-то. И все ее желания мгновенно исполнялись. Мишка Гуд, обещавший ей сегодня свежее мясо, ускакал на охоту, но остальные услужливые рыцари были в ее распоряжении. Стоило Машке заикнуться, что она с удовольствием выпила бы кофе, как тут же с костра сняли котелок с кашей, и повесели наполненный водой закопченный чайник. Стоило Машке намекнуть, что заходящее солнце слегка напекает ей головушку, как тут же из повозки извлекли большой зонт, и водрузили его так, чтобы он защищал красавицу от воздействия губительного ультрафиолета.
Все это Машка воспринимала с видом робкой благодарности. За каждую услугу она неизменно благодарила своих благодетелей ласковыми словами, выглядя при этом кроткой овечкой, не способной самостоятельно даже отогнать от себя комарика, попытавшегося отведать ее юной кровушки. Комарик недолго досаждал ей. Рыцари устроили на него настоящую облаву, стоило только Машке намекнуть, что это зловредное насекомое дерзает причинить ей некоторый дискомфорт.
В общем, Машка почувствовала себя настоящей женщиной, такой, какой ее представляли всевозможные романы про любовь, которые она периодически почитывала. Настоящая женщина, явленная в этих романах, восседала на золотом троне, подложив под попу три мягкие подушки, а вокруг нее суетились мужики, с превеликой радостью исполняющие все капризы богини. Наконец-то она обрела подобающее обращение, нашла тех самых настоящих мужчин, что будут плясать вокруг нее, обожая ее уже только за то, что она женщина, и не требуя от нее ничего. О Центе и Владике она уже благополучно забыла. Этот этап ее жизни остался в прошлом. Пусть уголовник из девяностых и программист из нулевых идут дальше без нее. Раз они не любили ее, не ценили, принуждали мыть посуду и делать прочие подобные гадости, пускай теперь не обижаются.
– А нет ли чего-нибудь к кофе? – застенчиво спросила Машка, получив чашку с горячим напитком.
Рыцари, едва не затоптав друг друга, бросились к повозке, дабы найти красавице конфет или пряников.
