Венере было около шести лет, когда произошло эта странная история с ее участием. Дети росли вместе с ней, у них были красивые длинные волосы, с которыми они делали все, что им вздумается, и, в отличие от нее, обладали средненькими умственными способностям. Во многом это и стало причиной избегать ее остальными. Нет, с ней не так уж и часто обращались жестоко, а тем более задирали. Просто ее сделали изгоем, больным птенцом, с которым сторонились всяческого общения и совместных игр. А возможно, страшась ее особенности, и часто по неведению, открыто показывали ей это пренебрежение.
Конечно же, были и задевающие душу оскорбления, с уклоном на физические недостатки. Да и что скрывать, дети научились изображать ее медлительность и манеру говорить. Такое обстоятельство, разумеется, не могло пройти даром и она, мало-помалу, становилась отрешенной и замкнутой.
Я пытался как-то сгладить обстановку и даже, по своему великодушию, заказал ей маленький паричок со светленькими кудряшками и он ей очень понравился. Да и выглядела она в нем вполне миловидно. А однажды, взял ее вместе женой в парк аттракционов и сводил в художественный музей. Но Венера упорно молчала, все совместно проведенное время, пока я из кожи лез вон, чтобы она приглянулась моей жене. Видимо, я снова скользил на месте.
Но как-то раз, до меня донеслись довольно странные слухи, которым я нисколько не поверил, и даже открыто возмущался глупым предрассудкам слишком болтливых сестер. Как выяснилось позже, одна из воспитательниц обратила внимание, что все койки, находившиеся вблизи от моей Венеры, оказались пусты, а их постоянные обладатели, по той или иной причине, пребывали в больницах да клиниках. Кто-то с пневмонией, кто-то с ветрянкой, а у кого-то просто тяжелейшая форма аллергии, бог весть на что. И таких семь человек из одного и того же угла.
Постепенно предположения переросли в уверенность и в мою сторону пошли нападки, чтобы я вконец разобрался с этой проблемой. Я же с величайшей иронией отнесся к их разбушевавшимся фантазиям и, в конечном счете, предложил взять ее в свою семью, буквально на неделю. Пусть убедятся в своей неприкрытой глупости.
Идея была встречена едва ли не аплодисментами, и тем же вечером я вел Венеру домой за ручку, по дороге скупив половину магазина сладостей, и даже потратился на цветочника.
Диалог с женой был принеприятнейшим. С ее стороны последовал прямой взгляд, будто на сумасшедшего, с языком, глубоко увязшим в глубинах своих же ноздрей. Я же ответил, что это всего лишь на неделю. Вроде как дети неожиданно разболелись, и пришлось пообещать, что так оно и будет.
К своему величайшему удивлению, пока я находился на службе в интернате, моя жена очень сдружилась с ней. Мало того, стала как-то теплее относится и к моей персоне. Мне было очень приятно наблюдать признаки родительской заботы жены по отношению к Венере, во время ужина и в прочих местах, где мы бывали вместе. Часто она переглядывалась с ней, как-то по-женски, и даже посылала воздушные поцелуи через стол. Та же, ей в ответ. А у меня вновь появилась надежда в скором осуществлении задуманного.
По истечению недели уже нельзя было не заметить, что моя благоверная хочет сказать мне о какой-то очередной своей прихоти. Буквально видно было, как ее прорывало выговориться, но все же, до дела никак не доходило. В последний день я вернулся домой, с цветами наперевес, и пригласил ее посовещаться в уединенном месте, где, будто в последнем отчаянном прыжке, предложил удочерить Венеру. Ответ последовал незамедлительно и чуть не поставил меня в слезах на колени.
– Да, давай, согласна на все сто, – уверенно ответила она. – Давай сделаем это.
Черт возьми, дайте продышаться! Фу…! До сих пор задевает. С тех пор я стал отцом самого гениального ребенка, о котором может мечтать любой отец. И пусть он не был от моей плоти и крови, меня это нисколько не смущало. Я накупил массу вещей и игрушек в ее комнату, чего она была лишена в интернате, а жена вызвалась пройтись с ней по магазинам. И вскоре, все платяные шкафы были битком набиты самым необходимым. Очень помогла соседская многодетная семья. Они были счастливы подсказать, где и что дешевле и лучше для ребенка.
Осенью Венера отправилась в школу, откуда с первой же недели, я получил восторженные отзывы преподавателей. Моя гордыня же росла от того не по дням, а по часам. После школы следовали курсы рисования, затем танцы, а между перерывами музыкальная школа. И при всем при этом, ей хватало энергии и сил. Нет-нет, мы с женой не пытались приткнуть ее всюду, куда это только возможно. Венера самолично просила устроить ее на занятия, и было видно, что такой график жизни ее полностью удовлетворяет. Каждую свою свободную секунду на алтарь познания, – таков был ее главный девиз.
Вот так, мне, в отличие от большинства отцов юных скрипачей, не пришлось долго страдать и съеживаться, выслушивая унылые гаммы и арпеджо, тысячу раз за вечер. А довольно скоро, я мог наслаждаться виртуозно положенной музыкой из маленькой, почти игрушечной скрипочки. За скрипкой следовало фортепиано, потому, был новый повод для радости моей души и гордыни моего эго.
Увы, четыре года спустя, достигнув весьма впечатляющих результатов в музыкальном ремесле, она потеряла к нему интерес. Хотя, полученные навыки не теряла, а на просьбу сыграть мне или гостям, всегда отвечала согласием. Я же с неутолимым азартом продолжал подталкивать ее к новым успехам, к недостижимым высотам заснеженных вершин, практически осыпая подарками.
Я покупал ей вещи, игрушки, даже детскую косметику для выступлений. У нее была целая коллекция всяких разных паричков и я нисколько не жалел ни денег ни времени на это. Когда я осознал, что она довольно прохладно относится к моим стараниям, я отважился подарить ей волнистого попугайчика. Воспользовавшись нашим отсутствием, она выпустила его на волю, почти в тот же день, объясняя, что не будет держать за решеткой свободное животное. Затем подарил ей кошку, но та убежала. Три раза подряд я приносил щеночков, но те не приживались, а гибли один за другим, по непонятным нам причинам.
Да, признаюсь, я баловал ее, но как может быть избалован тот ребенок, которому и пяти минут времени нет на то, чтобы счастливо растрачивать своей детство. Просто бездельничать на солнышке, слоняться по двору и не иметь никаких больше забот. Друзей она так и не завела, но я сразу нашел причину, наблюдая как она сходится со сверстниками. Слишком умна, вот же беда! Она и сама отмечала нелогичность поступков ее окружения, что, как она призналась, сводило ее с ума.
Зато в моей семье Венера была самой желанной дочерью, о какой более и мечтать невозможно. Я был лучшим в мире папочкой, а жена, – лучшей мамочкой, и большего нам за все блага мира не хотелось. Нас, вечно занятых, всегда объединял общий ужин, где я с женой почти не отрывали от нее своих горделивых взглядов.
Как жаль, что в те времена я не слишком много знал о детях, похожих на Венеру. И даже представить себе не мог, какие ошибки совершал. Лишь много позже, для меня стало очевидным, на что следовало обратить пристальное внимание в ее воспитании. Я был просто обязан посеять в ней зерна железного самообладания, особенно в кризисные минуты. Потратить все силы на выращивание способности подчинять свои самые мимолетные эмоции, а главное, уметь противостоять обидам.
На самом деле, все было таким очевидным, если смотреть на это сейчас, со стороны. Столько было прямых и косвенных подсказок, а я…. Да, она не обычный человек, да, она не похожа на других и не стремилась к этому. И да, у нее есть из ряда вон выходящие физические особенности, чуждые нашему обществу. Но почему я был настолько глуп, чтобы не связать это с последствиями, ожидавшими ее в будущем. Почему я не готовил ее к этому.
Увы, мудрецом меня трудно назвать и сейчас, а тем более, я был полностью ослеплен ее гением. По правде сказать, слишком рано потирал руки, готовясь пожинать плоды своих трудов, своих стараний, не редко представляя, каким меня увидит мир под теплыми лучами света сияющей славы Венеры.
Проклятая гордыня, – великое солнце глупцов. Но как обычно и бывает с гордыней, она обязательно подводит. Да что я говорю, – просто окунает тебя лицом в грязь. Да если бы только в грязь! Вот и расплата объявилась там и тогда, где и когда ее вовсе не ждали.
Одним прекрасным весенним утром я проводил Венеру в школу, и спокойно направился на службу, рассуждая, что за день меня ждет впереди. К полудню, как будто ничего не произошло, а спустя два часа мне позвонил директор школы, где и училась Венера, объяснив свое неожиданное обращение неким неприятным инцидентом, касающимся и моей дочери.
В принципе, ничего страшного не произошло и ситуация довольно обыденная. Очередной глупый задира, – плотный такой мальчишка из неблагополучной семьи, отыгрывался на своих одноклассниках, щедро подтрунивая над ними и рассыпаясь пакостями. Как выяснилось, он намеренно пролил банку с водой на акварельный рисунок Венеры, отчего очередной шедевр был безвозвратно утрачен.
Ее реакция последовала незамедлительно. В ту же самую секунду, она вылила остатки воды в лицо обидчика, а тот свел свой поступок к несчастному случаю, объясняя это преподавателю. Далее последовала словесная перепалка, в которой безусловно одержала вверх Венера, подобрав задевающие за живое определения, и мальчишку едва удержали от броска на нее с кулаками.
Ну, бывает, что тут сказать. Мы шли домой из кабинета директора, я молчал, а Венеру, нет-нет, но прорывали всплески огненной лавы. Она даже пару раз пожелала ему смерти. Так знаете, в сердцах, как обычно это бывает, ничего на самом деле не подразумевая под этим. Я же решил не подливать масла в огонь, а разговор о своих опасных пожеланиях оставил на потом.
В общем, наш так называемый объект ненависти, пришел в свой дом к ужину, поскольку на том настаивал отец, насыпал в тарелку хлопьев, налил молока и уселся за столом в кругу семьи. Другого шалуну, ничего в рот не лезло. Отец читал газету и ворчал на политиканов. Мать трепалась по телефону, а он, молча черпал ложкой свои хлопья.
Вдруг, его будто озарила какая-то гениальная идея, в глазах возникло некое просветление и он взглянул на своего отца. Хотя нет, не отца, а выше его, будто увидел нимб над его головой. Глава семейства даже оглянулся назад, но ничего не обнаружил. Рот приоткрыт, молоко льется по подбородку, а глаза… Сынок смотрел-смотрел, остекленевшим взглядом в незримую точку, и как рухнет прямо лбом о край тарелки, так что она со звоном ударилась о его макушку.
Я представляю замешательство его родителей, когда они наблюдали странное поведение их ребенка за столом, с мокрыми, омерзительно слипшимися волосами, в которых застряли желтоватые комки хлопьев. Но главное, – подозрительно-неподвижного. К такому точно не готовят в школе.
Мать замолкает и замирает, а отец, молча сворачивает газету в рулон и как даст ею оглушительный подзатыльник. Но результат не дает о себе знать. Тогда он еще сильнее ударяет свертком по затылку, но опять нет ответа. Первой пришла в себя мать. Она выпустила из рук телефон и бросилась к ребенку. Но подняв его голову, в глазах мальчишки она прочитала безмыслие и отрешенность.
Родители в конце концов свесили причину своей утраты на злой рок. Будто неумолимая участь посетила их дом без всякого приглашения. Но только не древняя набожная бабушка. Она изучила все обстоятельства гибели парня и почему-то увязала его смерть с предшествующим эпизодом в школе. Однажды она даже объявилась на пороге моего дома, желая поговорить со мной, с глазу на глаз, и заодно, взглянуть на мою дочь.
Вы не представляете каких трудов мне стоило выпроводить ее из своего дома, чтобы не слушать тот бред, что она мела. Уже перед выходом, когда я собирался захлопнуть дверь перед ее носом, она начала разряжаться проклятиями и обвинять мою дочь к причастности к бесовщине. Я практически вышвырнул ее наружу, заперся на замки, но та и не думала сдаваться. Она принялась выкрикивать на весь квартал довольно своеобразным, знаете, голосом, противным таким, старческим, слово «убийца».
Господи, как тяжко было слушать за дверьми собственного дома ее проклятия и оскорбления. Право, тяжелейшее за всю мою жизнь испытание. Это было похоже на то, как над городом летят тяжелые бомбардировщики и их смертельный груз разрывался едва-едва за дверьми моего убежища. Казалось, еще чуть-чуть и они попадут в цель, разнесут мой дом в щепки, вместе со всем его мирком.
Для меня, человека причастного к святой церкви, эти два часа были худшими в моей жизни. А для репутации и вовсе разрушительны. Мне только и оставалось, что молить Бога, простить ее заблудшую душу.
Но на этом дело, конечно же, не закончилось! Обезумевшая бабка стояла и ждала нас перед воротами школы, источая ненависть. И когда мы шли на занятия, то приветствовала нас, с недавних времен полюбившимся словцом, все тем же душещипательным заунывным голоском, выдавливая из моего нутра остатки умиротворения.
– Убииийцаааа! Убииийцаааа!
Вот же старая безумная ворона, думал я. Отчаявшись, я вызвал полицию, а те в свою очередь, уже не смогли довести ее до дома в целости и сохранности. Не дотянув пару кварталов до пункта назначения, они свернули в сторону больницы, а далее, живой да здравствующей ее уже никто не видел. Говорят, инфаркт нашел свою очередную жертву, и даже я с этим примерился. Но в глубине души почувствовал какое-то торжество справедливости. Простите, мне не стоило так говорить, но все-таки я человек со всеми своими пороками.
***
Зато житья в этом городишке мне и моей семье больше не было. Слухи, знаете ли, они такие. Пусть они будут миллиард раз беспочвенны, но раз они есть, то придется в них верить. Что и делала вся округа без оглядки на логику и здравый смысл. Оставалось одно, уехать как можно дальше, чтобы продолжать жить обычной счастливой жизнью маленького и незаметного человека-семьянина.
***
По странной случайности, я как-то легко получил в свое распоряжение приход, где-то на другом конце континента. И всего-то требовалось, что собрать свои пожитки и отправиться в путь. Что мы вскоре и сделали.
Новое место с первого дня вызывало жуткое разочарование. Вездесущая сырость, гнилой от времени дом, к тому же прилично поеденный термитами. Окружавшие нас люди были непроглядными деревенщинами, со всем вытекающими последствиями. Нет, я не хочу сказать, что я не люблю деревенских. Они, на самом, деле добрейшие и искреннейшие люди. Просто мне даже поговорить было не с кем, да и знакомых тоже здесь не оказалось. Урожай да погода, вот и все общение. Слава богу, местный доктор однажды появился на моем пороге и, можно сказать, мы нашли друг друга.
Лишь одно меня успокаивало. Моя Венера смотрела на все эти трудности сквозь пальцы, и даже бровью не вела, по крайней мере, пока не пошла в школу. Зато жене достался еще один повод сожалеть о своем главном выборе на жизненном пути. Она будто назло, каждый день стенала о том, как все «хорошее» легко достается в этом мире.
Таким образом, на новом месте, я целыми днями проводил церковные обряды, читал мессы и отпевал усопших. То есть, занимался тем, что раньше в своей жизни почти не делал. Жена взялась за домашнее хозяйство, а Венера, как и прежде, двигалась к успеху, пусть уже из глубин такого захолустья. Ничего, думал я, это всего лишь на время.
Местная школа для Венеры оказалась самым настоящим испытанием. Тем более, она вскоре достигла того возраста, когда внешние данные почти полностью определяют благосклонность этого мира лично к твоей персоне. По крайней мере, со стороны одноклассников. И мне порой казалось, что она здорово переживала по этому поводу. А возможно с ужасом предвкушала, что когда-нибудь вскроются ее тайные недостатки.
Порядком ей мешало жить и то, что я был священником. Жестокие дети, будто рады были найти в этом причину, чтобы еще раз подстегнуть Венеру. Хвала Господу, что она была достаточно умна и спокойно переживала мелкие нападки своих одноклассников. А значит, до какого-то момента, все было тихо и спокойно.
Училась она больше чем успешно, хотя, по ее признанию, слишком длительная и нудная схема получения знаний ее приводила в уныние. Я сам нашел ей занятие, предложив изучать итальянский, французский и китайский языки, а в награду за успехи, обещал свозить ее на европейский континент и в Азию. Дело пошло, и мне больше не приходилось наблюдать ее унылый вид. О, как же я умен, думал я тогда.
Но все же, кое-что появилось в поведении моей Венеры, постоянно озадачившее меня с нарастающей силой. С некоторых пор, она резко оборвала свои рассказы о событиях в школе, а иногда, с трудом удавалось выудить и о ее успехах. Не долго думая, я посчитал это тенью недавнего пребывания в учреждении, где она и подхватила странную замкнутость. Но я не терял настойчивости и шел на все, чтобы она была полностью нам открыта и доверяла все больше.
Поверьте мне, до наступления событий, что произошли на новом месте, я не верил ни в какие ее особые способности, о чем прежде распускались слухи. Но искренне верил в ее талант.
***
Первые проблемы на новом месте приключились с женой. Она, с ее же слов, оказалась неспособной жить в богом забытом городке и даже причитала, что ее тошнит от нашего спокойствия. Жена просила меня бросить это место, и вернуться туда, где жизнь хотя бы не ползет по земле, как дождевой червяк. Хотя бы что-то да происходит. Здесь нет театров, здесь нет музеев, здесь некуда пойти вечером, кроме закусочной. А уж тем более негде развиваться. Только пойло пить да слоняться из угла в угол, ворчала она. Да здесь за добрую сотню миль и больницы-то нет нормальной. Кого ты вырастишь в этом захолустье непрестанно стенала она.
Да, отношения однозначно портились и самое худшее в этой ситуации, портились они между женой и Венерой. В конце концов, за семейным ужином, когда моя благоверная очередной раз обрабатывала нас своими недовольствами, завязалась пренеприятнейшая семейная склока.
– Как вы можете жить здесь? Мы же тут сгнием и будем, как и все прочие вокруг, удобрять местную почву задолго до своей смерти. У тебя дочь гений, а ты ее прячешь в глухом чулане, на привязи. Чему она здесь научиться, кроме того, как коров пасти да смачно плеваться?
– Мама хватит, – оборвала ее Венера, – прошу тебя!
– Не указывай мне, что мне делать! – прошипела жена, переместив свое внимание на нее.
– Мама, мне здесь нравится, правда нравится, здесь спокойно.
– Тебе должно нравится то, что я скажу! Ты еще молода и глупа, чтобы понимать в этом.
– Это ты не понимаешь, не чувствуешь, как здесь хорошо!
– Закрой свой рот ребенок! Будет так, как я скажу!
– Мама!
– Замолчала и ушла в свою комнату, пока не начнешь уважать взрослых, – скомандовала жена.
Венера ушла, а у меня продолжился четырехчасовой спор на весь дом до самой ночи, с небрежным громыханием мебелью, посудой и ударами по столу. И естественно, который ни к чему в итоге не привел.
Вы знаете, жена у меня была и вправду строгой, хотя, по-своему, и справедливой. Иногда, конечно, казалась непреклонной. Я же был добрым папочкой, готовый на многое пойти ради счастья Венеры. И только сейчас я начал понимать, что здесь имела место небольшая доля ревности.
Утром жена почувствовала себя плохо, в основном, из-за раскалывающей голову боли, и я повез ее к доктору, в гробовом молчании всю дорогу. От доктора уже пришлось мчаться за упомянутую сотню миль до «нормального госпиталя», где тут же ее приняли в смотровой.
К моему ужасу, пополам с облегчением, простите меня за возмутительное жестокосердие, она там и умерла от прогрессирующего геморрагического инсульта. Прямо в кабинете невролога, представляете! Еще раз простите, но это правда. Тем более столько времени уже прошло. Просто я был очень измотан тогда и чувства мои оказались притуплены.
Конечно же, я посчитал что это была моя вина, ведь мелкие, но увы нередкие скандалы у нас происходили исключительно между нами двоими. Потому, испытывая невероятные муки стыда, полностью оплатил все расходы на ее пышные похороны, в ее родном городке за тысячу миль от нашего нового дома.
С собой я взял Венеру, самочувствие которой оказалось тоже весьма болезненным. И этот факт еще раз дал повод винить себя. Ее трясло, будто от холода, всю дорогу, до самого начала похорон. Но когда она увидела открытый гроб с телом, мне и вовсе пришлось держать ее крепко в руках. Ее била сильнейшая дрожь и я, к своему еще большему стыду, участвовал только на части церемонии, поскольку отвозил дочь в гостиницу.
Я дал ей успокоительное и положил в кровать, чтобы она могла отдохнуть. Странно, но ни я ни Венера и слезинки не выдавили из себя. А вместо того, каждый из нас замкнулся на своих мыслях-странниках.
***
Как же непривычно возвращаться в дом, в котором все ключевые порядки внезапно перевернулись с ног на голову. Раньше жена занималась готовкой и уборкой, поскольку, нигде больше не работала. А я с Венерой и куриного яйца разбить не могли без серьезного и тщательного изучения этого вопроса.
Первую неделю готовил я, хотя, как сказать готовил. То, что я подавал на стол, есть категорически было нельзя. Очередной раз нас спасли наши добродушные соседи, о которых я выше слишком жестоко высказался. Они приходили к нам, выражали соболезнования и заодно, оставляли свою стряпню. Тем мы и жили какое-то время, пополам с походами в закусочную.
К счастью, гений Венеры проявился и в кулинарии. Никогда прежде я не называл готовку искусством, но только не с этих пор. Шаг за шагом и ее блюда поражали своим изысканностью и вкусом. Никакое блюдо не было приготовлено дважды, кроме как, по настоятельной просьбе. Да и честно признать, большинство из них я пробовал впервые.
Была у нее одно навязчивое желание изобрести рецепт совершеннейшего стейка, хотя мы ни один час потратили в спорах на этот счет. Но она продолжала свои изыскания и мариновала мясо во всем, что только можно. Были и соусы, киви, и минеральная вода и даже пиво. А однажды, в магазине, ее осенило:
– Теперь мне нужно вино, разное вино, – сказала она, чем подвергла меня в глубокий шок.
Единственное, что меня смущало, так это то, что в один я ужинал седлом барашка под вишневым соусом, а на следующий, передо мной блистало какое-нибудь французское пирожное с замысловатым названием. А это не совсем годилось для набивания желудка.
Но все же, я был щедр на благодарности, и с величайшим вдохновением махал половой тряпкой и мыл горы грязной посуды. К тому же, сильно переживал, что свесил на ребенка столь неблагодарный промысел. Не буду скрывать, кухня отнимала у нее слишком много времени и сил, от ее личностного роста и развития.
***
Шли месяцы, а вместе с ними и годы. Мы же довольно быстро согласились привыкнуть к новым условиям жизни, и даже показалось, что на самом деле все не так уж и плохо, как виделось прежде. Конечно же, мы извлекли свои радости от новой повседневности, почувствовали себя более подвижными. Нередко, на выходных, мы отправлялись в большой город за сотню миль, чтобы сходить на мьюзикл или в художественный музей.
Венера уже училась в старших классах, а я мучительно корпел над каждым центом, стараясь накопить ей на хороший колледж, достойный ее талантам. И в это самое время, меня изматывал один беспокойный вопрос: а какой путь она предпочтет? Кем захочет встретить большую жизнь. Конечно же, я имел свои какие-то планы, ведь искренне хотелось, чтобы она выбрала медицину. Но до ужаса страшился, если она склоняется к искусству.
Ладно, к чему это я. Да, вспомнил! Про старшие классы я говорил, но вот какое обстоятельство меня обижало, так это то, что местные мальчишки пренебрегали ею. Да и друзей ее я почти не видел. Обычно знаете в маленьких городках как: у старшеклассников автомобили, у девушек парни, алкоголь и вечеринки. Но только не у Венеры. Она как Эммануил Кант каждый день возвращалась домой с точностью до миллисекунды, и что более странно, ее на первый взгляд, это не расстраивало.
Я пытался тонко подойти к этому вопросу, но вы же знаете этих подростков. Начинаешь спрашивать что-то такое, а они в ответ, еще крепче запираются от своих родителей, как черепахи. Но все-таки я разведал кое-что от посторонних лиц, ведь я уже говорил, городок был маленький, да и я оказался в должности человека, посвященного в самые тяжкие тайны многих здесь живущих.
В общем, один соседский паренек влюбился в нее по уши и она вроде бы в ответ. Но я смотрел на нее со стороны, и мне продолжало казаться, что она упорно отказывалась подпускать кого-либо к себе слишком близко. Даже подумал поначалу, что Венеру с кем-то спутали, рассказывая об ее увлеченности. Но кое-что ее все-таки выдавало.
Как-то за ужином она упомянула про свои недостатки и о том, как горько она сожалеет, что не похожа на обычных людей. Я же в уме связал этот разговор с ее новыми чувствами и тем самым пресловутым пареньком, которого она, как мне казалось, полюбила. Однозначно она очень беспокоилась за свое изъяны, я же в свою очередь, потратил невероятное количество усилий, пытаясь сгладить эти шероховатости.
На самом деле, внешне она выглядела очень благовидно. Да ее лицо было довольно необычным: тонкий треугольник подбородка, красивый разрез рта, а ее глаза… Вряд ли у кого-то в целом штате есть такие красивые глаза. Это отмечали все, кто встречался на ее жизненном пути, в том числе и я, когда увидел Венеру впервые.
Но все-таки, это были бесполезные усилия. Видимо ей надоело меня слушать, и сделала вид, что тронута моими словами. Что уверенность вновь вернулась к ней, а самооценка поднялась выше прежнего уровня, но …