Сборник
Крестовый поход на Россию
С аналогичной просьбой по дипломатическим каналам обратился в Берлин М. Антонеску. 30 сентября в беседе с Киллингером он заявил, что Румыния имеет с начала войны 90 тыс. убитых и раненых солдат и офицеров, в том числе 56 тыс. она потеряла менее чем за месяц в боях под Одессой, и если она не получит немецкой помощи вооружением и боеприпасами, а также не будут выполняться рейхом поставки сырья и материалов для румынской военной промышленности, то все жертвы «окажутся напрасными». М. Антонеску заявил своему собеседнику, что «для снабжения германских войск и финансирования нужд вермахта Румыния отдала все, что было возможно, и продолжает делать все, что в ее силах»: отправила в Германию все запасы нефти и хлеба, пошла на развал своей денежной системы и национального бюджета, допустила инфляцию, – но если помощь не будет ей оказана, страна будет охвачена волнениями, что «не в интересах Германии»71.
Спустя несколько дней Гитлер обещал Й. Антонеску выделить тяжелую артиллерию и пехотную дивизию, чтобы «облегчить румынским войскам наступление на Одессу и избежать излишней крови»72. Выполнение распоряжения Гитлера было поручено командующему группы армии «Юг» Рундштету 11 октября он сообщил в Бухарест, что обещанная помощь «для первой фазы наступления' может быть предоставлена, „по-видимому, только 24 октября…“, следовательно, „главная атака с юго-запада может иметь место не ранее начала ноября… Наступление на Одессу, если противник намерен ее дальше защищать, следует отложить до того момента, пока немецкие подкрепления будут готовы к действиям“. Вместе с тем Рундштет объявил Антонеску, что руководство действиями по захвату города будет осуществлять командование 42-го армейского корпуса во главе с генералом Кунценом, который „считает полезным взять под свое руководство все немецкие и румынские войска для главного наступления на юго-западном участке Одесского фронта“73. Иными словами, это означало, что румынское командование отстранялось от руководства операцией, а 4-я армия переходила в подчинение немецкого генерала Кунцена.
Но, как известно, Верховное командование Красной Армии, исходя из стратегических соображений, приняло решение об эвакуации наших войск из Одессы, завершившейся 16 октября 1941 года. Насколько искусно была проведена эта операция, указывает такой факт. Еще накануне, 14 октября 1941 года, командование 4-й румынской армии в очередной сводке отмечало: «Противник продолжает удерживать занимаемые позиции, яростно защищая их даже тогда, когда его атакуют большими силами»74. Лишь к концу следующего дня румынское командование обнаружило признаки эвакуации. 15 октября румынским частям и соединениям был разослан приказ штаба армии № 302266, в котором говорилось: «Каждый армейский корпус на рассвете 16 октября предпримет наступление силами одного батальона при поддержке артиллерии в избранном им направлении с целью проверки намерения противника. Не позже 9 часов утра первые результаты атаки должны быть известны командованию 4-й армии»75.
Между тем в 9 часов 16 октября от пирсов Одесского порта ушел последний советский сторожевой катер. И только в конце дня противник осмелился вступить в город. Это не помешало фашистской пропаганде трубить о «грандиозной победе», в высокопарных словах расписывать «доблесть» войск в боях за Одессу. Еженедельник «Албина» («Пчела»), например, недвусмысленно заявлял: «…благодаря Одессе мы достигаем высокой чести находиться рядом с великими народами мира, Одессой мы показываем всем, кем мы являемся и на какой основе можем мы требовать и получить наши естественные и положенные права»76. 17 октября перед королевским дворцом был устроен митинг, на котором король Михай поздравил «маршала-победителя», а в начале ноября в Бухаресте при участии гитлеровского фельдмаршала Кейтеля был устроен торжественный «парад победы»77.
В действительности же занятие Одессы и территории до Буга было пирровой победой. Она обошлась очень дорого румынской армии. Ее потери были колоссальны. Трудно сказать, насколько верно Й. Антонеску информировал своих министров, но на заседании правительства 13 ноября 1941 года он объявил, что армия в боях между Прутом и Бугом потеряла 130 тыс. человек убитыми, ранеными и без вести пропавшими78. Немецкий историк А. Хильгрубер приводил еще более внушительные цифры: от начала войны до 6 октября 1941 года —70 тыс. погибших и около 100 тыс. раненых, при этом он подчеркивает, что эти данные были представлены руководству вермахта румынским командованием79.
Но дело не только в потерях. Уже в период самих боев под Одессой в румынских войсках господствовали страх и растерянность.
С каждым днем становилось очевиднее, что стратегия «молниеносной» войны потерпела крах. Широко разрекламированное геббельсовской пропагандой Генеральное наступление гитлеровцев на Москву, начатое 30 сентября 1941 года, разбилось о величайшую стойкость и выдержку солдат Красной Армии. В конце октября дальнейшее продвижение войск вермахта было приостановлено. Неприступной крепостью продолжал стоять перед врагом Ленинград. Предпринятое во второй половине октября наступление немцев в Крыму захлебнулось у стен Севастополя.
В связи с большими потерями немецкой армии в живой силе и технике, Гитлер требовал от своего румынского союзника новых контингентов войск. 31 октября 1941 года немецкая военная миссия в Бухаресте потребовала от румынского Генштаба в соответствии с «обещаниями Й. Антонеску» направить 1, 2 и 18-ю румынские пехотные дивизии на территорию между Бугом и Днепром и кавалерийские бригады в район Мелитополя для обеспечения там «порядка», находившиеся на фронте горнострелковый и кавалерийский корпуса передать в подчинение командованию 11-й немецкой армии, а всем остальным румынским частям, расположенным восточнее Буга, «удовлетворять требования немецких командований на местах»80. Эти, как и все предыдущие, распоряжения гитлеровцев Антонеску выполнил.
Кондукэтор полагал, и эти его убеждения пропагандистский аппарат старался внушить солдатам и офицерам, что за активное участие Румынии в войне против СССР Германия щедро вознаградит ее не только за счет территории Советского Союза, но и возвращением Северной Трансильвании.
Гитлеровцы поддерживали у своих румынских союзников иллюзии о желании Германии удовлетворить все их территориальные притязания. Геринг при вручении ему высшего румынского ордена Михая Витязу бранил венгров за «жадность» и, как сообщал румынский военный атташе в Берлине, заверил, что в его лице румыны имеют убежденного сторонника их правоты и что «настоящее положение долго не протянется»81. Румынская секретная служба информации доносила правительству, что побывавшие в стране видные представители промышленных кругов Германии Кристиан Хенк и Армии Шеве, имеющие «доступ во все политические и культурные сферы Германии», хвалили румын и ругали венгров, авторитетно заявляли, что «после войны в Центральной Европе будут изменены границы в пользу Румынии и в качестве вознаграждения за жертвы в войне она получит также Украину до Буга». Сейчас, мол, этого сделать нельзя, но после войны «справедливость будет соблюдена»82.
Большую роль в решении Антонеску продолжать активно участвовать в войне против СССР сыграла, конечно, его ненависть к большевизму. Гитлеровцы использовали в своих интересах тщеславие румынского кондукэтора, его желание войти в историю не только в качестве «спасителя» румынской нации и «воссоздателя Великой Румынии», о чем он сам неоднократно говорил, но и одного из вершителей судеб «новой» Европы и наиболее активных борцов против коммунизма. Они не скупились на лестные высказывания и похвалы в адрес кондукэтора.
С явным расчетом на то, что это тотчас же будет доложено Антонеску, личный переводчик Гитлера и начальник пресс-службы германского министерства иностранных дел Шмидт во время торжественного приема, устроенного в Берлине, передал румынскому военному атташе следующие слова: «Из всех государственных деятелей союзных и дружественных Германии стран фюрер считает маршала Антонеску самой выдающейся личностью. Фюрер считает, что на маршала Антонеску он может больше всего полагаться»83. И маршал изо всех сил старался оправдать доверие фюрера. Конечно, в ту пору Й. Антонеску еще слепо верил в победу Германии и вслед за лживой гитлеровской пропагандой объяснял неудачи немецкого наступления на Москву в октябре 1941 года климатическими условиями. Выступая на заседании правительства 13 ноября 1941 года, он следующим образом охарактеризовал положение на советско-германском фронте: «Если бы мы могли окинуть взором весь русский фронт от Черного моря до Северного Ледовитого океана, то видели бы только застывшие автомашины. Если немецкая армия не продвигается, то вовсе не потому, что ей противостоят значительные русские силы У них не более 5—6 дивизий в Петрограде, еще 6 дивизий вокруг, 7—8 дивизий перед Москвой, а от Тулы и до Донца немецкой армии никто не противостоит»84.
Спустя две недели по случаю первой годовщины присоединения фашистской Румынии к оси Берлин – Рим – Токио кондукэтор направил в Германию своего заместителя М. Антонеску с дружественным визитом. Здесь в беседах с Гитлером. Герингом и Риббентропом были подведены итоги годичного «сотрудничества» и намечены планы на будущее. Итоги, как видно из немецких записей бесед, были далеко не утешительными для румынской стороны М. Антонеску плакался на то, что финансовая система страны расшатана, золотой запас иссяк, и так как главные предметы румынского экспорта – нефть, продовольственные товары и лес – отправляют в основном в Германию и Италию, взаиморасчеты с которыми производились по клиринговой системе, то и возможности пополнения его отсутствуют. Согласно приведенным М. Антонеску данным, из 5,5 млн. т нефти, добытых в Румынии в 1941 году, 3,3 млн. т было отправлено в Германию и Италию, в том числе за 4 месяца войны, начиная с июля 1941 года, – 1,5 млн. т, не считая запаса высококачественного бензина, который весь был отдан военно-воздушным силам Германии85. Румынский вице-премьер просил во имя облегчения финансового положения его страны уменьшить в ней численность немецкой «военной миссии», достигшей 65 тыс. человек. На содержание этой «миссии» только в последние 8 месяцев было истрачено 20 млрд. леев, а еще 30 млрд. было затребовано немецким командованием86. М. Антонеску жаловался и на нелегальные закупки продовольствия, производимые немецкими службами на рынках Румынии, что вызвало только за два последних месяца повышение цен в два раза87 и дальнейший рост инфляции.
Правительство Германии обещало рассмотреть просьбу своих союзников об уменьшении численности «немецкой миссии» в Румынии, но при этом Геринг не без ехидства спросил М. Антонеску: действительно ли кондукэтор настолько верит в прочность своего внутриполитического положения, что решается отказаться от части немецких войск?88 Это был недвусмысленный намек на то, что диктатура Антонеску удерживается у власти благодаря наличию в стране немецких войск и зависит от благожелательного отношения к ней Берлина89.
Румынский вице-премьер не добился от правительства Германии ничего, кроме общих обещаний помочь стране в какой-то мере преодолеть тяжелое экономическое бремя войны. Стоило М. Антонеску заговорить о том, что Румыния собирается вложить значительные средства в химическую промышленность, как тут же Геринг напомнил об отведенной упомянутой стране роли аграрного придатка в новой Европе… «Что касается планов индустриализации, – читаем в немецкой записи беседы, – рейхсмаршал предупредил румынского вице-премьера относительно их проведения. В будущем Румыния, – говорил Геринг, – станет страной с громадными зерновыми богатствами, и ей нужно будет думать о продаже этих излишков»90.
В один голос правители рейха потребовали от своего румынского союзника увеличить поставки Германии нефти, зерна и продовольствия91. Геринг заявил, в частности, что во имя победы над Россией «добыча нефти должна быть увеличена даже с риском истощения румынских нефтяных скважин». Он утешал румынского вице-премьера обещаниями, что затраты его страны в будущем будут компенсированы за счет ближневосточной нефти, что Румыния примет участие «в русских и иранских нефтяных компаниях» и еще в декабре, самое позднее в январе, 1942 года «германские и союзные войска доберутся до нефтеносной территории Майкопа»92. Тогда, говорил Геринг, можно будет продолжать наступление «до Урала и, если будет необходимо, на Свердловск, Омск или Иркутск»93.
Чтобы подбодрить своего союзника, с хвастливыми заявлениями выступили также Гитлер и Риббентроп. Последний прямо заявил, что «война уже выиграна» и остается «просто закрепить конечную победу Германии, Италии и других союзников над Англией и Россией в самое короткое время и с минимальными потерями». Гитлеровский министр иностранных дел обещал, что еще до зимы немецкие войска продвинутся до «Кавказа и окружат Москву», что «Ленинград будет вскоре взят», после чего придется до мая 1942 года сделать передышку, чтобы затем снова «приняться за русских» и «изгнать их из Европы навсегда»94. Фюрер также внушал своему румынскому собеседнику, что «Ленинград и Москва сдадутся зимой», а «Севастополь будет в руках Германии через несколько дней», т. е. в декабре. Он утешал М. Антонеску, что вторая мировая война вообще продлится не более двух лет и за это время «Румыния ни в коем случае не выдохнется…»95.
Румынский вице-премьер, в свою очередь, обещал правителям рейха, что поставки нефти и сельскохозяйственных продуктов «очень быстро увеличатся» как за счет роста производства, так и за счет сокращения внутреннего потребления. Он повторил слова своего кондукэтора, что Румыния, которая рассматривает альянс с Германией не только как союз политический, но и главным образом как идеологический, «всегда будет идти вместе с ней» и сражаться на ее стороне «до конечной победы»96.
М. Антонеску пытался обсудить вопрос о румыно-венгерских отношениях, чтобы заручиться поддержкой немецких правителей в спорах с Венгрией. Однако Риббентроп оборвал его, заявив, что «преступление останавливаться на вопросах, представляющих наименьшую важность по сравнению с громадными задачами на Востоке». Гитлеровский министр дал понять, что не может быть и речи о пересмотре сейчас венского «арбитража», и, чтобы еще больше привязать своего младшего партнера к колеснице антисоветской войны, рисовал ему радужные перспективы на Востоке. «Завоеванные восточные территории, – заявил Риббентроп, – должны быть полностью освоены. В этом Румыния тоже должна принять большое участие. А для того чтобы осуществить это, нужно оставить в стороне все расхождения по европейским делам»97. В конце беседы германский министр иностранных дел назвал германо-румынский союз «краеугольным камнем их открытой борьбы против Советской России».
Гитлер подтвердил румынскому министру, что сфера взаимных интересов Германии и Румынии лежит не на Западе, а «в колонизации громадных территорий на Востоке»98. Согласно румынской записи беседы М. Антонеску и Гитлера, последний заявил: «Моя миссия, если мне удастся, – уничтожить славян». На это М. Антонеску ответил: «… славянские народы являются для Европы не политической или духовной проблемой, а серьезным биологическим вопросом, связанным с рождаемостью в Европе. Этот вопрос должен быть серьезно и радикально разрешен… По отношению славян необходимо занять непоколебимую позицию, а поэтому любое разделение, любая нейтрализация или занятие славянской территории являются законными актами». Довольный тем, что в лице М. Антонеску он нашел почитателя своей расистской человеконенавистнической «концепции», Гитлер продолжал: «Вы правы, славянство представляет собой биологический вопрос, а не идеологический… В будущем в Европе должны быть две расы: германская и латинская. Эти две расы должны сообща работать в России для того, чтобы уменьшить количество славян. К России нельзя подходить с юридическими или политическими формулами, так как русский вопрос гораздо опаснее, чем это кажется, и мы должны применить колонизаторские и биологические средства для уничтожения славян»99.
Гитлер обещал с пониманием относиться к территориальным притязаниям фашистской Румынии на Востоке, оснастить румынскую армию «всем, чем сможет ее снабдить Германия», и заверил своего собеседника, что он «желает увидеть сильную и могущественную Румынию»100. Не скупились правители рейха и на похвалы в адрес кондукэтора. Гитлер объявил его «национальным вождем своего народа».
Отправляясь домой, М. Антонеску никаких письменных документов, фиксирующих обязательства гитлеровцев по отношению к своему союзнику, не увез. Гитлер в ходе беседы сказал, что германо-румынское сотрудничество не нуждается в формальных договорах, иными словами, дал понять, что дальше устных обещаний он не пойдет.
Вскоре правители военно-фашистской Румынии сумели убедиться, чего стоили хвалебные слова и обещания их берлинских коллег. На Восточном фронте ничего из того, о чем говорили главари рейха, не осуществилось. Более того, те самые «остатки» советских дивизий, о которых с пренебрежением говорил Й. Антонеску 13 ноября 1941 года, успешно отразили и второе, ноябрьское, генеральное наступление гитлеровцев на Москву, предприняли контрнаступление на Южном фронте, освободив 29 ноября Ростов-на-Дону, за три дня до этого начали контрнаступательные операции под Тихвином, а 5 декабря развернули мощное контрнаступление под Москвой. В то же время несколько попыток немецких войск в Крыму захватить в декабре 1941 года Севастополь кончились провалом. Военные успехи гитлеровцев первых месяцев войны сменились тяжелыми поражениями. В результате контрнаступления Красной Армии под Москвой в декабре 1941 года – начале января 1942 года было разгромлено 38 немецких дивизий. Вермахт потерпел первое крупное поражение во Второй мировой войне. Стратегия «молниеносной войны» с треском провалилась. Политический и военный престиж Гитлера и его генералитета заметно упал.
Между тем в конце 1941 года рамки Второй мировой войны расширились. 7 декабря 1941 года Япония совершила нападение на тихоокеанский флот США в Пёрл-Харборе, а на второй день официально объявила войну США и Англии. 11 декабря Германия и Италия заявили, что находятся в состоянии войны с США, а еще через день королевская Румыния была принуждена своими союзниками по фашистскому блоку объявить войну Англии и США. Все это ускорило оформление антигитлеровской коалиции. 1 января 1942 года 26 государств, среди которых Советский Союз, США и Великобритания, подписали декларацию об объединении военных и экономических ресурсов для разгрома фашистского блока.
В королевской Румынии, как и во многих других странах, поняли, что война на Востоке не только не выиграна, как заранее объявили гитлеровские стратеги, а лишь только развертывается, притом не так, как этого хотели бы правители оси. Красная Армия, разгромив гитлеровские войска под Москвой, продолжала теснить противника все дальше на Запад. В ходе зимней кампании 1941—1942 года советские войска освободили свыше 60 городов и около 11 тыс. других населенных пунктов. В самой же Германии и в государствах гитлеровской коалиции, в том числе в фашистской Румынии, настроение ухудшилось: стали поговаривать о поражениях. В жандармском обзоре за декабрь 1941 года указывается: «…прекращение оперативных успехов на Восточном фронте, наступление большевиков на Востоке и англичан в Африке, а также вступление в войну Америки поставили под вопрос исход войны…»101
Неудачи на фронте несколько сбили спесь с руководителей фашистской Румынии. На заседании правительства 16 декабря 1941 года, в разгар советского наступления под Москвой, Й. Антонеску, который всего месяц назад вслед за фюрером грубил о поражении России и скорой победе, вдруг заговорил «о возможности достижения компромиссного мира»107. Спустя два месяца на заседании правительства 26 февраля 1942 года кондукэтор признал, что он «не представлял себе, что война примет сегодняшний оборот, ибо сведения тогда были другие. Согласно полученной информации из Берлина, думалось, что русская армия уже побеждена. Но она не была побеждена, она дала отпор, и этот отпор заставил нас приложить новые усилия и направить свои вооруженные силы дальше, не только в Транснистрию, а на Донец. Отсюда и новые потери, расходы и затраты материалов. Следовательно, изменилось исходное положение, которое заставило меня принять августовское решение»103, т. е. вести до конца войну на стороне Германии. Эти нотки растерянности и неуверенности проскальзывали и в заявлениях М. Антонеску. На заседании правительства 23 января 1942 года он сказал: «Мы не можем знать, как развернутся дальше военные события в России»104.
Можно было ожидать, что правители Румынии сделают для себя выводы из хода военных действий на Восточном фронте. Но этого не случилось. Они продолжали находиться под гипнозом временных успехов германских войск в начале войны и возлагали надежды на разрекламированное гитлеровцами «решающее наступление» вермахта летом 1942 года.105
В последних числах декабря 1941 года после поражений гитлеровских армий под Москвой, Тихвином и Ростовом-на-Дону Гитлер через полковника Шпалке отправил Антонеску письмо, в котором, поблагодарив его за согласие «участвовать с многочисленными дивизиями в новом весеннем наступлении против большевизма»106, выразил пожелание, чтобы выделяемые дивизии «были отправлены на фронт до начала таяния снегов», чтобы тотчас же, как подсохнет, начать наступление. Вместе с тем Гитлер просил своего «товарища по борьбе» сделать «все возможное и поставить на службу общей войны то, чем Румыния больше всего может помочь; нефть и бензин». Польщенный высокой оценкой своей личности и признанием его «заслуг» в борьбе против большевизма, Й. Антонеску просил полковника Шпалке «заверить фюрера, что, чем больше будут трудности, тем больше он и может полагаться на него, на армию и румынский народ»107. Единственное, на чем настаивал Антонеску перед Гитлером, – это «ускорить присылку обещанных Румынии вооружения и обмундирования».
4 января 1942 года кондукэтор издал приказ, в котором, напомнив «о славе румынского оружия», объявил, что румынскую армию ждет «новая миссия». «Наши немецкие союзники, – сказано в приказе, – ведя тяжелые бои, зовут нас на фронт…»108 В распоряжении немецкого командования находилось в феврале 1942 года около 10 крупных румынских соединений, общая численность которых составляла 170—180 тыс. человек109.
Начав готовиться к новому походу на Восток, на заседании правительства 15 января 1942 года М. Антонеску распорядился, чтобы «все зерновые из Транснистрии и даже из Бессарабии и Буковины… были предоставлены для удовлетворения эвентуальных военных потребностей», чтобы к моменту, когда начнутся «переброски войск», были созданы «базы снабжения» для них110.
В феврале Й. Антонеску выехал в Германию, где в течение нескольких дней он вел переговоры с Гитлером, Герингом, Риббентропом и Кейтелем. Одно из центральных мест в беседах занял вопрос об участии румынских войск в подготавливаемом гитлеровцами летнем наступлении111. Румынский диктатор подтвердил свое обещание направить большое число войск на советско-германский фронт.
Германское командование, ни во что не ставя жизнь румынских солдат, часто бросало их на самые опасные участки и, как рассказывали военнопленные, силой заставляло идти на прорыв112. Плохо вооруженные румынские части несли огромные потери. 1-я горнострелковая бригада, 8 и 10-й кавалерийские полки в ходе наступательных боев 17 и 18 декабря 1941 года потеряли у Севастополя до 50% личного состава113. Эта же горнострелковая бригада в январско-февральских боях 1942 года лишилась около 2400 солдат и офицеров. Большой урон был нанесен 4-й горнострелковой бригаде у Феодосии и Судака114. 31 декабря 1941 года приставленная к румынскому горнострелковому корпусу в Крыму немецкая группа связи докладывала командованию 11-й армии, что «моральное состояние румынских войск на пределе», и, чтобы заставить их воевать, предлагала во главе батальонов и рот поставить немецких офицеров. Штаб 3-й румынской армии, зная настроение своих войск, посчитал эту меру «опасной и чреватой противоположными последствиями». Гитлеровцы ограничились посылкой своих офицеров только в части и подразделения 4-й смешанной бригады115.
Значительные потери понесли румынские войска и в районе Харькова, где в составе немецкой армейской группы Кортцфлейта в боях участвовали части 6-го армейского корпуса. 2 февраля 1942 года, как явствует из сводки румынского командования, 85 и 95-й пехотные полки, имея много убитых и раненых, при паническом бегстве с поля боя потеряли свои знамена116.
Чем больше выявлялось нежелание румынских солдат воевать на советско-германском фронте, тем более открыто выражали гитлеровцы свое пренебрежение к румынам. Число стычек между румынскими и немецкими солдатами непрерывно возрастало. В связи с этим 29 ноября 1941 года появился приказ № 28010, подписанный командующим 3-й румынской армией генералом Думитреску, в котором указывалось, что «во избежание в будущем недоразумений и печальных инцидентов, имевших место между румынскими и немецкими солдатами», румынским частям «в случае жалоб по спорным вопросам с немцами следует соблюдать полнейшую вежливость», ибо, как отмечается далее в приказе, эти конфликты «могут иметь тяжелые последствия для осуществления наших пожеланий в будущем…»117.
Издевательское отношение к рядовым румынским солдатам проявляли не только гитлеровцы, но и румынские офицеры. Как показали многие румынские солдаты 5-го егерского полка, взятые в плен 8 и 9 февраля 1942 года, за малейшую провинность офицеры их «зло избивали», полковые интенданты вместе с офицерами присваивали себе из солдатского пайка жиры, сахар, мыло118.
Солдаты страдали от холода, голода, антисанитарии, многокилометровых переходов. Уповая на успех «блицкрига», военно-фашистское правительство Румынии не подготовило армию к действиям в зимних условиях. В результате большое число солдат было обморожено. 23 января 1942 года командир 2-го батальона 5-го егерского полка рапортовал начальству, что «приблизительно 50—60% строевого состава 2-го батальона обморожено вследствие перехода, совершенного вчера, 22 января»119.
Такое же положение сложилось в целом в 1-й пехотной дивизии, в связи с чем приказом № 12/215 от 5 февраля 1942 года командирам полков дивизии было предложено «принять меры к реорганизации подразделений, понесших потери…»120. О настроении солдатских масс красноречиво говорит содержание дневника сержанта Думитриу из второй роты 18-го пехотного полка. В нем встречаются такие слова: «два дня ничего не ел», «отправляемся в 25-километровый поход без хлеба», «уничтожаем вшей», «передвигаюсь на коленях, ноги замерзли», «питаюсь грязной пшеницей», «плачу и вспоминаю домашнюю пищу» и т. д.121
Сильно сказывалось на моральном состоянии румынских солдат тяжелое положение их семей в тылу. Известия об этом доходили до солдат, несмотря на преграды, устанавливаемые военной цензурой. В письме от 13 ноября 1941 года, адресованном солдату Гиля, жена просила: «Приезжай домой, отец больной, не двигается, некому пахать. Попроси отпуск, иначе мы погибнем, умрем от голода, некому было провести сев». Жена солдата Теодору в письме от 11 января 1942 года писала: «Ты оставил меня и семерых детей, чтобы умереть от холода и голода. Мы очень страдаем и глубоко несчастны»122. В письмах родные и близкие рассказывали о конфискации властями зерна и продовольствия, реквизиции лошадей и т. д. Все это усиливало у солдат антивоенные настроения.
Прямым следствием указанных фактов явился рост дезертирства из румынской армии. В 4-й горнострелковой бригаде за 2—3 месяца из каждого батальона сбежало примерно по 60 человек123. Бывали случаи, когда отдельные румынские солдаты или небольшие группы переходили линию фронта и сдавались в плен124. О фактах перехода румынских солдат на сторону Красной Армии сообщали и политорганы Юго-Западного фронта125.
Обеспокоенные таким положением дел, румынские офицеры запугивали солдат небылицами о «русском плене», старались внушить им, что их будут расстреливать. Как рассказывали военнопленные, солдаты еще находились под влиянием этой пропаганды и боялись переходить на сторону советских войск. В связи с этим политорганы Красной Армии выпустили ряд листовок, обращенных к румынским солдатам, в которых говорилось, что «советское командование обеспечивает всем, кто перейдет на сторону Красной Армии, жизнь, хорошее обращение и возвращение на родину после войны»126.
В тылу, как и на фронте, тяготы войны давали о себе знать все больше и больше. Материальное положение румын, и без того тяжелое, за 7—8 месяцев военных действий еще больше ухудшилось. «Население с малыми доходами (служащие, пенсионеры, рабочие) и беднота. – читаем в обзоре Генеральной дирекции о внутреннем положении за январь 1942 года, – недовольны, озабочены и явно обеспокоены из-за дороговизны, отсутствия товаров первой необходимости, роста спекуляции. Чтобы получить хлебный паек, с трех часов ночи создаются очереди у пекарен, и многим не удается его получить (Сучава). То же самое имеет место и у дровяных складов, и у лавок по продаже керосина»127. Полиция г. Сучава доносила, что в очередях за хлебом «раздаются протесты, возникают драки, в конечном счете большинство людей уходит без ничего». В то же время, сказано далее в этом документе, «из-за отсутствия рабочих рук и транспортных средств большие засеянные площади остались неубранными»128. В стране, отдававшей Германии миллионы тонн нефти, леса, продовольствия, народ испытывал голод и холод.
В начале 1942 года правительство Антонеску объявило о снижении норм потребления хлеба для жителей городов и о реквизиции всех зерновых у крестьян. На личное потребление оставлялось по 40 кг зерна на ребенка и до 80 кг – на взрослого. Это вызвало сильное недовольство на селе. Крестьяне были обречены на полуголодное существование, лишены возможности держать скот и птицу. Катастрофическое положение создалось в горных районах и в уездах, где отмечался неурожай. Дорохойская полиция сообщала, что сельскохозяйственные работы не выполняются, ибо многие крестьяне «не имеют что кушать, ходят по улицам города, попрошайничают и плачут от голода…». Некоторые, сказано далее, «три дня ничего не ели». Полицейские чины просили вышестоящее начальство принять меры, «ибо брожение среди населения с каждым днем нарастает»129.