– В моем присутствии они не посмеют к вам приставать. Так что давайте представим, что мы за разными столиками, и поедим спокойно.
Я явно не вызывала у него теплых чувств.
– Почему вы мне помогаете?
– Вы, конечно, еще тот подарок, но я никому не позволю домогаться женщины против ее воли. Кроме того, я ваш должник. А я не люблю быть кому-то должен. Так что теперь мы будем квиты.
– Надеюсь, вы не рассчитываете на мою благодарность? – я вернула ему его же слова, сказанные в самолете.
Его губы дрогнули от желания расхохотаться на мою колкость, однако он овладел собой и промолчал, вместо ответа отхлебнув виски, которое принес с собой.
Так мы сидели и молчали, смотря куда угодно, только не друг на друга, и напряжение между нами сгущалось.
Нет, серьезно? Мы вот так и будем сидеть, игнорируя друг друга, как дети?
Я нарушила тишину:
– Если мы будем сидеть и молчать, как посторонние, вряд ли одного вашего присутствия будет достаточно, чтобы они прекратили свои домогательства.
Он прервал разглядывание зала и повернул ко мне голову:
– Поверьте, его будет достаточно.
Что ж, судя по тому, как он заполнил собой кабинку, возможно, он прав… Но… он делал сейчас для меня такое доброе дело, что я не могла не почувствовать к нему симпатию. Даже несмотря на его оскорбительное поведение и грубость. А кроме того, я хотела – во многом потому что меня все-таки сильно влекло к нему, чего уж скрывать, – убедиться в том, что у него есть и положительные качества.
– Я Эва Бриворт.
– А что, кто-то предлагал познакомиться?
Я вздохнула:
– Ну хорошо. Тогда продолжу мысленно называть вас «чертовым шотландцем».
Он посмотрел на меня недобрым взглядом. А чего ты хотел, дружок?
Тем не менее, чуть помедлив, он неохотно ответил:
– Калеб. Калеб Скотт.
– Почему мужчины делают это?
– Делают что?
– Говорят свое имя, а потом повторяют его вместе с фамилией. Это что, подсознательное подражание Джеймсу Бонду?
– Я уже жалею, что решил вам помочь.
Положительные качества? У него? Очнись, Эва!
– Знаете, Калеб, я не нуждалась в вашей помощи и не нуждаюсь. Я бы и сама могла решить свою проблему.
– Спасаясь бегством?
Я взглянула на столик бизнесменов. Они вернулись к своим тарелкам и беседовали между собой. Я повела плечами:
– Будь он один, я бы справилась. Но они, похоже, хотели развлечься, а я хотела спокойно поесть.
– Почему тогда вы приняли мою помощь? Вы могли просто встать и уйти, как собирались, – он с любопытством смотрел на меня и ждал ответа.
– Не все мужчины мерзавцы. Я это знаю. Но те, которые мерзавцы, в свою очередь, подразделяются на несколько подкатегорий. И хотя вы, несомненно, мерзавец, но из другой подкатегории, нежели они, – я махнула рукой в сторону мужчин, пристававших ко мне. – Вы все-таки получше. А это значит, что я готова смириться с вашим обществом, если это позволит мне спокойно съесть среднепрожаренный филе-миньон, вместо того чтобы давиться жестким куском неизвестно чего, что они присылают в номера под видом стейка.
– Довольно откровенно, – он снова отхлебнул виски.
– Итак, чем вы занимаетесь, Калеб?
Он поднял бровь:
– Светская беседа?
– А вам больше нравится слушать оскорбления? Я могу продолжить.
Его губы снова дернулись от еле сдерживаемого смеха, но он снова подавил свою реакцию. Хм-м-м. Твердый орешек.
– Я финансовый директор подразделения «Кото»[16] в Великобритании.
Вот это да. Шокированная этой информацией, я решила уточнить:
– Мы говорим об известной автомобильной компании?
– О ней, – он свысока посмотрел на меня и самодовольно ухмыльнулся. – Что, не ожидали?
– Честно говоря, нет. И вы занимаете там такую высокую должность! Я слышала, что «Кото» уже составляет серьезную конкуренцию известным техническим гигантам.
В глазах Калеба загорелся жесткий огонек:
– Мы их почти сделали. И планируем обогнать.
– В таком случае вы, должно быть, любите считать.
– Я умею считать.
Это был не совсем тот ответ, которого я ожидала, поэтому я хотела перефразировать вопрос, но он опередил меня:
– А чем вы зарабатываете на жизнь? Личный консультант по покупкам?
Я не повелась на его насмешливый тон:
– Почти угадали. Дизайнер интерьеров.
– В таком случае вы либо действительно хороший профессионал, либо содержанка.
Моя выдержка тут же улетела в форточку. С чего я взяла, что он из другой подкатегории, чем те мерзавцы в костюмах? Наивная.
– Потому что летела первым классом? – я вложила в эту фразу весь свой яд.
– Да, – он даже глазом не моргнул, – а еще дизайнерские туфли, бриллиантовые побрякушки…
– Вы угадали, разумеется, я содержанка. Причем у меня не один благодетель, которого я развожу на деньги, а целых три! Три папика! Вот повезло-то, да?
Калеб закатил глаза:
– Вы обижаетесь на любую фразу.
– Потому что все ваши фразы обидные.
– Ах, вот вы где, – внезапно у нашей кабинки появилась Эмили, глядя на Калеба несколько обеспокоенно. – Вы пересели за другой столик.
– Да, – он протянул руку, чтобы взять тарелку, на которой, как я заметила, тоже лежал филе-миньон.
– Приятного аппетита. Не нужно ли еще чего, сэр?
– Нет, – он немедленно приступил к еде, как всегда, без всякого «спасибо».
Я взглянула на Эмили, и она ответила мне грустной улыбкой:
– Я сейчас принесу ваш заказ.
– Большое вам спасибо.
Она ушла, а я посмотрела на Калеба со смесью неприязни и вожделения. Неприязни к нему и вожделения к филе-миньону.
Мой желудок громко заурчал, и я поспешно допила шампанское. Калеб поднял глаза от тарелки и весело посмотрел на меня. Это выражение шло ему в пять миллионов раз больше, чем высокомерная мина.
– Вы голодны?
– Умираю от голода. Вкусно?
– Да, – он ухмыльнулся и, дразня меня, отправил в рот большой кусок.
К счастью, Эмили пришла с моим ужином прежде, чем я успела выхватить у него стейк.
– Боже, спасибо вам! – я практически вырвала тарелку у нее из рук.
Она рассмеялась:
– На здоровье! Принести вам чего-нибудь еще?
– Шампанского, пожалуйста, – я постучала вилкой по боку моего пустого бокала.
– Может, желаете целую бутылку?
Что ж, если мне предстоит провести этот вечер в компании противного шотландца, то, наверно, желаю.
– Да, будьте так добры, – я улыбнулась ей и немедленно приступила к еде.
Я отрезала кусок сочного филе, набрала на вилку нежнейшее пюре, подхватила ею отрезанный кусок мяса, обмакнула все это в соус и отправила в рот.
От удовольствия я закрыла глаза и застонала, наслаждаясь божественный вкусом… Когда я проглотила и открыла глаза, чтобы отрезать следующий кусок, то вместо тарелки натолкнулась на взгляд Калеба.
Он как зачарованный смотрел на меня с полной вилкой, застывшей на полпути ко рту. Его лицо было напряжено, а черты искажены желанием, превратившим лед в его глазах в голубое пламя. У меня перехватило дыхание.
– Что? – прошептала я.
Он прищурился:
– Вы всегда едите так, как будто испытываете оргазм, или это шоу только для меня?
У меня загорелись щеки:
– Простите?
– В самолете кофе. Теперь стейк…
На моих щеках можно было жарить яичницу. Неужели я вела себя непристойно?
– Я… Я просто люблю кофе. И стейк.
То, что случилось дальше, поразило меня больше, чем его предположение, что я испытываю одинаковые эмоции от еды и от секса.
Калеб Скотт улыбнулся.
И это была не злобная ухмылка и не высокомерная усмешка. А теплая, веселая улыбка, которая вызвала в моей груди легкий трепет.
– Ты, конечно, уникальна, детка.
Я хотела найти в нем что-то хорошее, чтобы как-то оправдать свое физическое влечение, но это внезапное стеснение в груди и чувство, что не могу дышать (впервые такие симптомы проявились, когда я поняла, что влюбилась в Ника), обескуражили меня.
Точнее, напугали.
Подумать только, один нормальный поступок – и я уже готова забыть все те гадости, которые он наговорил и сделал мне сегодня. Я нахмурилась и наклонилась к тарелке:
– Не называйте меня деткой.
Он не ответил, и мы продолжили ужинать в тишине. Когда мы закончили, появилась Эмили, чтобы забрать у нас тарелки и предложить карту десертов.
– Спасибо, – сказала я ей, передавая пустую тарелку.
Я надеялась, что Калеб подхватит эстафету вежливости, но нет, он был верен себе – Эмили ушла, не дождавшись от него слов благодарности.
– Почему? – я сделала большой глоток шампанского.
– Что почему? – он смотрел непонимающе.
– Почему вы никогда не говорите «спасибо» и «пожалуйста»?
– Еще много лет назад я заметил, что подчиненные быстрее слушаются, когда я не употребляю слов типа «спасибо» и «пожалуйста», а просто ожидаю, что они сделают свою работу. Это психология.
– Во-первых, это в любом случае нехорошо. Во-вторых, ладно, это все-таки ваши подчиненные и вам виднее там, в офисе. Но сейчас вы не в офисе. Люди проявляют к вам доброту, а вы их даже не благодарите.
– Они не проявляют ко мне доброту, они делают свою работу.
– Если так, то вы будете правы, если вам попадется невнимательная официантка или нерадивый бортпроводник. Не за что благодарить людей, которые плохо делают свою работу. Но сегодня все, кто нам попадался, делали свою работу хорошо. И выразить им свою признательность – просто вопрос воспитания.
– Почему вас так на этом заклинило?
– Элементарная вежливость. Я из личного опыта знаю, когда несколько недель, а то и месяцев работаешь над каким-то проектом, какое это восхитительное чувство, если клиенты тебя потом благодарят. И как ужасно себя чувствуешь, если они не говорят ни слова. Причем ты прекрасно знаешь, что дом им очень понравился, потому что они позвали глянцевый журнал поснимать свой новый интерьер и выставили кучу фоток на страницах в соцсетях, чтобы похвастаться. Но ты так и не услышала от них ни «спасибо», ни хотя бы «молодец». Ты как привидение: они знают, что когда-то ты тут была, оставила свои следы, но они забыли о твоем существовании раньше, чем ты закрыла за собой дверь. Это некрасиво. И пусть работа бортпроводников не такая значимая, как украшение чьего-то дома или руководство финансовыми потоками крупной автомобильной компании, но они заботятся о людях. Кто-то боится летать, кто-то еле живой от усталости, у кого-то недавно случилось большое горе – и они изо всех сил стараются сделать так, чтобы хотя бы этот полет был для людей комфортным. Чтобы они не страдали от плохого обслуживания. Вот и Эмили. Принесла нам еду, улыбалась… А ведь мы даже не знаем, что у нее на душе, какой у нее был день. Не обижали ли ее те хамоватые парни за столиком… Возможно, для вас «спасибо» и «пожалуйста» ничего не значат. Но я абсолютно уверена в том, что каждое мое «спасибо» – в том числе выражающееся в двадцатипроцентных чаевых – дает Эмили силы работать дальше, и в том числе обслуживать неприятных клиентов, которым плевать на то, что она уже сутки на ногах, бегая на своих десятисантиметровых каблуках, потому что так требует босс.
Я перевела дух после этой длинной тирады и откинулась в кресле, ожидая его саркастического комментария. Но он молчал. Просто пристально смотрел на меня с непонятным выражением на лице.
– Что?
Вместо ответа он уткнулся в меню:
– Вы десерт будете заказывать?
Интересно, если я плесну на него шампанским, это будет сильно нехорошо с моей стороны?
Да ладно, я все понимаю. Но очень уж хочется.
Вздохнув, я тоже заглянула в меню:
– Буду.
Мы ждали Эмили, сидя в тишине. Наконец она подошла:
– Готовы заказать десерт?
– Можно мне шоколадное пирожное?
– Со взбитыми сливками или мороженым?
– С мороженым, пожалуйста.
– Прекрасно, – она повернулась к Калебу, но он отрицательно покачал головой и отдал ей меню:
– Ничего.
Эмили ушла, а я, нахмурившись, посмотрела на своего собеседника. Если так и дальше пойдет, у меня между бровями преждевременно появится морщинка.
– Я думала, что вы тоже будете заказывать десерт. Если бы я знала, что вы не будете, я бы тоже не стала.
– Почему нет? Кстати, прямо приятно, что вы едите стейк и пирожное.
– Обычно не ем. Но сегодня сделаю исключение, в качестве утешения.
– У вас большое горе или вы еле живая от усталости?
Удивленная, что он соизволил этим поинтересоваться (да еще моими же словами – оказывается, он меня внимательно слушал?), я пожала плечами:
– Я недостаточно выпила, чтобы это обсуждать.
– Понятно. Но я все-таки посижу с вами, пока вы будете есть свой десерт.
– Что ж, хоть и не хочется, но вынуждена признать, что я вам благодарна, – засмеялась я. – Жду не дождусь этого пирожного.
На этот раз никакой ошибки не было – он смотрел на меня мужским оценивающим взглядом.
– Да. Я тоже этого жду.
Он явно намекал на мою манеру наслаждаться вкусной едой. Я покраснела, надеясь, что он подумает, что это из-за шампанского. Но судя по его дерзкой ухмылке, он так не подумал.
Ох, мамочки.
Не знаю, как так получилось, но мы не расстались и после пирожного.
После того как мы расплатились за ужин (по отдельности, разумеется), Калеб заявил, что хочет еще выпить. Когда я встала, чтобы выйти из кабинки, он приобнял меня за талию и направил к бару. Шампанское играло у меня в голове, и я не сопротивлялась, находясь в легком тумане.
Час спустя мы все еще сидели в баре с этим несносным шотландцем, и я щедро делилась с ним своей жизненной мудростью, все больше накачиваясь спиртным. Я прекрасно понимала, где нахожусь, но все мои иголки и броня постепенно растворились в выпитом алкоголе. В какой-то момент я поняла, что больше не ненавижу Калеба. Мы просто разные люди, а если ты не соглашаешься с кем-то по всем вопросам, то это еще не значит, что он плохой человек. Калеб сел ко мне за столик, чтобы оградить от приставания тех парней, и это было мило.
– Это было мило, Калеб, – сказала я вслух.
Он улыбнулся мне поверх своего третьего стакана виски, и у меня в животе запорхали уже знакомые бабочки. Господи, какой же он красивый!
– Что именно, детка?
Да и «детка» звучит из его уст совсем не так плохо. Харпер тоже иногда называет меня «детка», и мне это нравится. Правда, у него это звучит как-то по-другому.
– То, что ты сел со мной. Защитил от тех ужасных мужчин. Это было мило. Ты сказал, что сделал это, потому что был мне должен, но все равно это мило.
– Ты говорила, что тебя не нужно было спасать.
– Да, так и есть. Но это не значит, что я не оценила твоих стараний.
Его губы снова дрогнули в улыбке:
– Принято к сведению.
– Я имею в виду, у меня была такая жуткая неделя, что я просто… В общем, те парни были последней каплей. Если женщина красиво одевается, – я обвела себя рукой, – это вовсе не значит, что она делает это, чтобы привлечь мужское внимание.
– Да, ты права. Но наивно не понимать, что некоторые мужчины все-таки будут думать именно так.
– Да я это понимаю! Но не собираюсь позволять мужскому шовинизму, сексизму и разным сексуально озабоченным придуркам диктовать мне, во что одеваться, как краситься и какую прическу носить.
– Так все это, – Калеб нарисовал в воздухе круг указательным пальцем, – исключительно ради себя?
Я мрачно посмотрела на него, моментально забыв, что больше не ненавижу его.
– Да! Это значит «пошел ты, Ник!», «Пошли вы все!». Красивая не значит пустая!
Калеб приподнял бровь:
– Кто такой Ник?
Я горько засмеялась:
– Да уж, вопрос на миллион долларов. Ник, Ник, Ник. Ник Кейн. Сейчас он меня не очень любит. Раньше любил. А потом… женился на моей лучшей подруге Джемме, – слезы выступили у меня на глазах. – Она умерла. В родах. Они очень хотели ребенка, Джемма с трудом забеременела, а потом… Боже… ей надо было делать кесарево сечение, но что-то пошло не так… И она, и ребенок погибли, – я смахнула слезы. – Я поехала в Аризону на похороны, и знаешь… мне там не были рады. Поганое ощущение. Я и не ожидала ничего хорошего – ты понимаешь, похороны бывшей лучшей подруги, – но эти люди сумели сделать все еще ужаснее. Вот такая, мой друг, история, – закончила я, наклоняясь к нему.
Либо я уже сильно напилась, либо выражение его лица смягчилось:
– Мне очень жаль, Эва.
– Ты первый раз назвал меня Эвой, а не деткой. Ты только притворяешься плохим, а на самом деле хороший.
Он сразу же нахмурился:
– Я не хороший.
– Как скажешь, – я отклонилась от него и допила шампанское. – Пусть ты нехороший, но я благодарна тебе за сегодняшний вечер – за последнюю неделю я первый раз смогла расслабиться. И это здорово.
– Эва?
– М-м-м?
– Эва, посмотри на меня.
Я посмотрела.
Боже, до чего он хорош. Я вдруг представила, как его щетина касается моей кожи на внутренней стороне бедра… Ох…
Как будто прочитав мои мысли, он наклонился близко-близко. Возбуждающий аромат его одеколона взбудоражил все мои чувства.
– Ты очень пьяна?
– А ты?
– Я не пьян, я просто нетрезв.
– И я тоже, – кивнула я.
– Значит, если я предложу тебе подняться ко мне в номер, это не будет считаться, что я воспользовался обстоятельствами?
У меня перехватило дыхание. Я пыталась напомнить себе, что еще пару часов назад считала этого парня крайне неприятным. Однако в это трудно было поверить теперь, когда он был так близко, такой соблазнительный, с таким сексуальным акцентом. В общем, я пришла к выводу, что, скорее, это я была раньше слишком напряжена и зажата. А теперь расслабилась.
И у меня уже очень давно не было секса.
Если точнее, очень-очень-очень давно.
И тут вдруг высоченный викинг с сексуальным голосом предлагает мне подняться к нему в номер, и я не была уверена, что смогу отказать ему.
Разгорающийся между ног пожар и затвердевшие соски тоже недвусмысленно намекали, что отказываться не стоит.
– Но я даже не нравлюсь тебе. Ты сказал, что хотел, чтобы я тебя невзлюбила, чтобы не захотела спать с тобой.
Он усмехнулся уголком рта:
– Ты не обязательно должна мне нравиться, чтобы я хотел заняться с тобой сексом, – он наклонился ко мне еще ближе, почти касаясь. – Я пытался не обращать на это внимания, но ты все время возникаешь у меня на пути. Я тебе тоже не нравлюсь, детка, но это не значит, что ты не хочешь лечь со мной в постель.
В этот момент я подумала, что он ошибается. Не в том, что я хочу лечь с ним в постель, а в том, что он мне не нравится. Не такой уж он плохой. И я его хотела. Это само по себе было так необычно, что я решилась:
– Пойдем к тебе.
– Только секс, Эва.
– О да, я не завожу отношения, – заверила я его, как загипнотизированная рассматривая его красиво очерченный рот. – Они разрывают тебя на части, выедают все внутренности, а потом бросают остатки на съедение другим зверям. Если ты достаточно умен, ты собираешь последние силы и убираешься из этого леса, и потом очень внимательно следишь за тем, чтобы больше ни один хищник не подобрался к тебе близко. Но я действительно хочу заняться с тобой диким животным сексом, – я протянула руку, погладила покалывающую густую щетину на его небритой щеке и прошептала: – Она будет щекотать, когда ты будешь целовать мои бедра?
Его глаза загорелись, и, клянусь, я услышала, как он зарычал, а потом резко швырнул несколько крупных банкнот (явно больше, чем надо) на стойку бара и вскочил с табуретки. Подал мне руку, помогая встать, и, не отпуская, а, наоборот, крепко сжимая мои пальцы своей огромной рукой, потащил через бар и холл к лифту.
О боже! Я что, правда это делаю? Я не могла списать все на алкоголь, так как мыслила вполне связно, пол подо мной не прыгал, стены не качались, а главное, я отлично понимала, что делаю.
И не сомневалась.
Я медленно осмотрела Калеба, мой взгляд просканировал его снизу вверх. Высокие черные кожаные ботинки, черные джинсы, строгая белая рубашка, которой все же не удалось придать ему сколько-нибудь цивилизованный вид. Наконец, мои глаза остановились на его мужественном профиле. Гордый прямой нос. Жесткая линия челюсти, которую не скрывала светлая щетина. Нижняя полная губа такая чувственная, что я с трудом сдерживала желание куснуть ее.
Почувствовав мой напряженный взгляд, он посмотрел на меня, и я утонула в его глазах. Никогда я таких глаз не встречала. Глаза волка, который хочет сожрать меня целиком. У меня перехватило дыхание.
Я не помню, когда в последний раз мужчина смотрел на меня с такой откровенной сексуальной алчностью, и мне это нравилось. Более того. Я мечтала побыстрее оказаться с ним в спальне, чтобы в его объятиях забыть годы воздержания, испытывая оргазм за оргазмом.
– Ты в постели так же хорош, как выглядишь?
Вместо ответа он убийственно самоуверенно усмехнулся и не очень деликатно втащил меня в лифт. Когда двери лифта закрылись, он прижал меня к стенке своим мощным мускулистым телом:
– Не переживай, детка. Мало тебе не покажется.
Лифт звякнул и остановился. Он рванул меня за руку и потащил по коридору. Я успела только заметить, что мы остановились на одном этаже, но номер Калеба был в противоположной стороне от моего.
Первое, что он сделал, войдя в номер, – взял пульт и опустил жалюзи на окнах, выходящих на взлетную полосу. Потом обернулся и пристально посмотрел на меня:
– Все еще не пьяная?
Я сглотнула, чувствуя, что, наоборот, стремительно трезвею.
– Нет.
– Все еще хочешь этого?
Какой-то голосок в моей голове (наверное, тот, что стремительно трезвел) слабо возразил, что пора кончать это безобразие. Но кровь во мне кипела, и внутренние запреты рухнули. Я хотела секса. И точка. Я кивнула.
– А ты?
Его ответ был, как всегда, предельно ясным. Одним шагом преодолев расстояние между нами, он запустил руки в мои волосы и за голову притянул меня к себе. Его рот накрыл мой в невыразимо жадном, страстном, неутолимом поцелуе.
Я завела руки ему за спину и засунула пальцы за пояс джинсов. Его язык с силой скользил по моему, и я застонала, потому что вожделение пронзило меня стрелой, до боли стиснув грудь и живот. Тихонько подталкивая меня к постели, он высвободил руки из волос и нежно провел ими по моей груди, подушечками пальцев приласкав соски, отчего они затвердели и стали торчком в бюстгальтере. Потом его руки опустились к моему животу, и он обнял меня за талию, ни на секунду не прерывая жадного, горячего, влажного поцелуя.
Внезапно он резко развернул меня спиной и откинул волосы на плечо, чтобы расстегнуть молнию на платье.
– У тебя роскошные волосы, – хрипло сказал он.
– Спасибо, – прошептала я, и дрожь прошла по моему телу, потому что он расстегнул молнию.
Он спустил платье с плеч, и я слегка откинулась голой спиной на его живот, чтобы высвободить руки из коротких рукавов. Платье упало на пол, и я переступила через него, слегка покачнувшись на каблуках.