С. Гаспарян
Профессор и Душа
ГЛАВА 4. ПАСХА
Светлый праздник Пасхи.
Апрельский погожий день. Долгожданный, желанный, полный любви и веры, естественного благоволения, воскрешения и обретения вечности Иисусом.
Воистину, природа откликнулась на святой праздник. Истосковавшиеся души прихожан радовались благостному дню, слышали веселое щебетание птиц, любовалась игрой солнечных лучей в ветках деревьев, зеленеющей травкой – все давало им жизненную силу и надежду, вселяло радость бытия. Звон колоколов пробуждал их души, осветляя их христианской верой и любовью. Сердца людей преисполнились трепетным, светлым чувством ожидания будущего.
Женщины со светлыми лицами, нарядно одетые, с покрытой головой, с корзинами, накрытыми вышитыми полотенцами, спешили в церковь. Рядом резвились дети, следом степенно шли мужчины. Возле церкви толпился народ, ждали выхода батюшки. Приехали господа на роскошных машинах, разодетые, пахнущие дорогой парфюмерией, недоступные, далекие от мирской жизни.
За церковной оградой выстроились бомжи и калеки. Им давали денег или завернутые в салфетку куски пирога, пару яиц, а кто и бутылку вина.
– Христос воскресе!
– Воистину воскресе!
– …Воскресе!
– …Воскресе!
– …Воскресе! – эхом отражалось в колокольном звоне, плыло в воздухе, умиротворяющей улыбкой светились лица прихожан.
Во дворе церкви стояли в ряд столы. Они плотно заставлены корзинами, накрытые полотенцами. В них куличи, расписанные яйца, бутылки красного вина и выпечка. Налетел жужжащий рой пчел, на удивление, настроенный миролюбиво.
Женщины с волнением ожидали торжественного момента, когда батюшка осветит пасхальный кулич, крашеные яйца и яства. У девочек косички спрятаны под цветными платками, и это делало их похожими на разукрашенных живых матрешек. Они кротко стояли у столов, подперев щечки ладонями, взирали на происходящее. Мальчики озорничали, бегали окрест. Все шумели, смеялись, искали знакомых и радовались встрече.
Из открытых дверей церкви шел запах ладана и потухших свечей. Прихожане толпились за дверью: вежливые, дружелюбные, ждали очереди. Они крестились, заходили в церковь, ставили свечки. После службы вышел к ним батюшка в праздничной одежде и с ликующим лицом. Ночная служба не утомила его. Все в радостном порыве двинулись к нему, окружили. Батюшка успевал поздороваться, перекрестить, одарить добрыми словами. Он прошел вдоль столов, окропляя святой водой выставленные яства. Брызги падали на счастливых прихожан, они целовали крест в руках батюшки и крестились.
Зазвонили колокола в храме Живоначальной Троицы в усадьбе Свиблово.
Профессор накрывал стол. Обстоятельно, долго. Вспоминал, как это делала мама. Она любила этот праздник, хотя в церковь ходила редко и пост не соблюдала. Профессор, отмечая Пасху, ощущал маму живой.
Он расстелил украшенную узором скатерть, поставил два прибора, хотя никого не ждал, разложил красивые салфетки. В центре стола, на тарелке лежал кулич с сахарной глазурью. Рядом в тарелке лежали крашеные яйца. Профессор красил по инструкции. Пара яиц треснула, ниточки белка выступили на скорлупе. На большом блюде разложил ассорти: сырокопченую колбасу, сыр, фрукты. Критически осмотрел стол. Мама была бы довольна.
Раздался звонок. Профессор, шлепая тапочками, пошел открывать дверь.
На площадке стоял нарядно одетый Хачатур с лучезарной улыбкой. В одной руке держал бутылку, а в другой – блюдо, накрытое салфеткой.
– Христос воскресе! – восторженно объявил Хачатур.
– Воистину воскресе! – ответил Профессор.
Хачатур распахнул объятия, троекратно поцеловался с Профессором, зацепив колоритным носом. Оба смутились, рассмеялись.
– Христос учит: раздели с ближним своим пасхальный стол и возблагодари Бога за радостный день, – торжественно сказал Хачатур.
– Конечно-конечно, заходи! – обрадовался Профессор.
Хачатур вошел. Сразу сделалось хорошо: появилась живая душа.
Хачатур поставил блюдо на стол. Убрал бумажную салфетку: крашеные яйца, нарезка бастурмы, куски сладкого пирога, стопка нарезанного лаваша, пучок зелени – тархуна, кусок брынзы. Хачатур любовался дарами родины, напевая что-то веселое, Профессор сервировал стол еще на одну персону.
– Вот, из дома прислали. Дары Армении! – похвастался Хачатур.
– Прекрасные дары!
– Предлагаю выпить вина. Как вы на это смотрите, уважаемый Профессор?
– Полностью разделяю ваше желание.
– Друг прислал, на Пасху. Сказал: выпей с хорошим человеком.
– Значит, я хороший человек? – рассмеялся Профессор.
– До кончиков пальцев! – улыбнулся Хачатур.
Он накрыл горлышко бутылки салфеткой, сломал сургуч, вытащил пробку. Налил вино в бокалы. Красный напиток заиграл на свету. Поднялся со стула Профессор с бокалом, встал и Хачатур.
– С праздником! – сказал Профессор, и они чокнулись.
Вино было терпкое, вязало язык, но хорошо пилось. Оно пахло виноградом, сухой землей, жарким солнцем. В желудке стало тепло.
– Хачатур, отличный у тебя друг! – сказал Профессор.
Почистили яйца. Подражая Хачатуру, Профессор тоже завернул яйцо и тархун в лаваш. Было вкусно.
– Профессор, после Пасхи люди несут в себе любовь и веру, – говорил Хачатур. – Бог дал человеку душу, чтобы тот любил себе подобных! И если человек живет в согласии с душой, не поддается искушению и порокам, противится злу, корысти и зависти, он обретает земное счастье.
Хачатуру хотелось говорить о Боге и вечном. В принципе, он был прав: если не сегодня, то когда же?
– Профессор, можно? – Хачатур налил вина и поднял бокал. Профессор кивнул. – Давайте выпьем за светлые души наших близких, покинувших нас.
Хачатур поднял глаза к потолку, почтительно кивнул и улыбнулся, точно увидел души, за которые хотел выпить, потянул руку с бокалом к Профессору.
– За мертвых не чокаются, – отстранил бокал Профессор.
– Почему? – изумился Хачатур.
– Их нет. Чокаются за живых. Так принято.
– Я хочу выпить за их светлые души! Кто сказал, что их нет? Души бессмертны! Если души живы, значит, и они живы. Профессор, вы же не будете отрицать, что человек имеет душу?
Профессор в этот день спорить не хотел, да и рассуждения Хачатура пришлись весьма по душе и к месту.
– Ну, не знаю! Есть какая-то духовная субстанция. Подтверждений бытия души нет, ее влияние на сознание человека, возможно, косвенное.
– Профессор, верьте, душа у человека есть, и это большое счастье! Она существует, живет в нас! – с жаром сказал Хачатур. – Может, души наших близких, которых мы потеряли, на небесах, а может с нами, отмечают светлую Пасху: слушают нас, радуются, что мы помним их!
Хачатур весь светился, радостное озарение наполнило черные глаза, и Профессор в них буквально утонул.
Профессор вытер лицо салфеткой, отпил из бокала, прищурился.
– Кто «они»? Кого мы помним? – тихо спросил он.
– Души! Души наших близких, покинувших нас. Вы не верите или не хотите в это верить?
Профессор с любопытством смотрел на Хачатура. Поразительно: простой человек, толковал ему о вещах, которые раньше казались ему непонятыми и чуждыми, а теперь он принял их и обрадовался. Стало легко.
– Я хочу в это верить! – выдохнул профессор и словно в благодарность за сказанное, ощутил жар на лбу, куда его обычно целовала мама.
– Не дело смертных вникать в замысел Божий. Еще неизвестно, как бы жил, создавал и творил человек, если бы знал о бессмертии души. Я думаю, стал бы другим. Лучше! Они нас видят. Помогают в трудную минуту. Профессор, лучше в это верить!
Профессор тряхнул головой. Внутренне хотелось поверить, но сознание убеждало, что ученый не имеет права верить и принять то, чего нельзя увидеть или проверить опытом.
– А вы, уважаемый Профессор, хотите поверить, но сомневаетесь? – Хачатур пристально посмотрел на него.
– Блажен, кто верует. – Профессор отвел взгляд.
– Верить надо. Как же без веры? Без души?… Надо верить в Бога! Он возродит душу! Тогда легче жить, переносить трудности и невзгоды.
Профессор искренне позавидовал Хачатуру, в его словах была твердая убежденность, что захотелось быть сопричастным. Перед Профессором возник бокал: разубедить Хачатура было невозможно. Наперекор примете, они чокнулись. Выпили. Стало легко – то ли от вина, то ли от мысли, что души бессмертны. Может, и правда, души, покинувшие тело, невидимо присутствуют за столом и отмечают светлый праздник.
Что ж, мысль жизнетворная и трогательная в своей сути.
– И что, души возвращаются? – после раздумья спросил Профессор.
– Обязательно! Представляете, сколько их на небесах!
– Не представляю.
– Я тоже! Души, прожившие грешную жизнь, отправляются в ад. А праведные души возвращаются в тело. Человек, Божье создание, часть природы. А что нетленно? Дух! Тело умирает, душа очищается и возвращается в новое тело. Душа человека бессмертна, а если так, то и человек бессмертен!
– Это вы славно придумали, Хачатур! – похвалил Профессор. Он хотел прекратить дискуссию, но внутри что-то воспротивилось, закололо сердце.
– Это заложено в нас с рождения, а со временем снисходит как озарение. Переселение души в новое тело называется реинкарнацей.
Познаниями в этой области Профессор не обладал и потому не спорил. В одном Хачатур прав: ничто не мешает Профессору поверить в бессмертие души, и неспроста он поставил на стол прибор, и может, душа мамы празднует с ними Пасху. Внутри возликовало. То, о чем говорил Хачатур, всегда было в его сознании, подспудно мучило, и достаточно было уверенности соседа, чтобы он поверил в бессмертие души.
– Правильно. Пусть души возвращаются. Мы их любим! Мы скучаем по ним! Ох, как скучаем! – Вино все сильнее действовало на Профессора.
– Мы помним и любим их. Парк кез аствац! Слава тебе, Господи!
Душа Хачатура страдала, искала понимающую, чувственную душу и она отозвалась в Профессоре. Хачатур посмотрел на мертвый цветок.
– Засохла… – посочувствовал Хачатур – Роза чувствовала любовь.
– Я часто думаю о жизни… – Профессор уставился на глазурь кулича, искал ответ в ее белизне. – Как славно ты говорил о бессмертии души. Мне даже завидно стало. Такая в тебе вера… В суете забываем Бога, обманываем наши души, а ради чего? В чем искать силы, как обрести душевный покой? Вот ты, Хачатур, веришь, в бессмертие души, что она переселяется в новое тело?
– Верю! Всей душой верю! – с горячностью подтвердил Хачатур.
Хачатур вытер платком вспотевшее лицо. Он побледнел, закашлял в кулак, опустил страдальческое лицо, глухим голосом поведал Профессору:
– Мой мальчик остался под руинами школы, ему было восемь… Армения вопила в горе: «За что, Господи?!» В скорби слезились скалы, плакала природа, рыдало небо. Слезы текли днем и ночью. Истерзанные души жаждали покоя. Я искал утешение в смерти. Но она особа капризная. Я запил, сжигал себя. Мечтал умереть, чтобы моя душа свиделась с душой моего мальчика…
Хачатур оглянулся, словно боялся, что кто-то его услышит.
– Мне не дано было умереть. Я узнал великую тайну! – тихо сказал он.
Он горестно вздохнул, слезы струились по щекам и, натыкаясь на плотину белых усов, искрились росой.
– Меня спас мой мальчик… – Черные глаза сверкали безумным блеском. Профессор смотрел с сочувствием. – Верьте мне! Это было в сороковины моего мальчика. Сердце пронзила невыносимая боль. Я обрадовался: скоро встречусь с сыном и канул в темноту. Бригада кардиологов из России спасла меня. Жена спросила, кто их вызвал, как оказались здесь. Врач сказал, их остановил мальчик, в слезах умолял спасти отца. Пока сообщали центру, мальчик исчез.
Тело Хачатура обмякло, лицо утонуло в грубых руках. Профессор не выдержал, положил руку ему на плечо. Хачатур поблагодарил кивком и его прорвало. Клокочущий плач шел из оголенной души и трепетавшего от боли сердца. Он выдохнул душераздирающую боль, поднял голову, улыбнулся.
– В Пасху мы шутливо били яйца. Он всегда побеждал. Смеялся, сверкая глазками, и все счастье мира было в моем сердце… Ради такой минуты, я жизнь готов отдать!… – тихо проговорил. – Его душа спасла меня… Я верю, его душа жива. Профессор, знаете, что мне помогает жить? – шептал он.
– Что? – выдохнул Профессор, сознавая, что обрел друга, желающего поделиться сокровенной тайной.
– Вера, что его душа вернется. Обретет новое тело, начнет жить. Он не познал прелести жизни. Да, жизнь тяжела. Но ради красоты мира, ради любви к женщине, ради своего продолжения в детях, ради всего, что дано Богом, стоит жить. Да, жизнь прекрасна! – Он чудаковато улыбнулся. – Я ищу его душу в мальчиках и девочках. В каждом из них может быть его душа. Я всех их люблю.
Профессор, стиснув зубы, играл желваками, сдерживался, но в конце рассказа сломался, слезы потекли у него по щекам и наружу вырвался застрявший в горле стон.
Он плакал, и к нему пришло долгожданное спокойствие.