С. Денисов
Бых. Первая часть
Кипарис
Квартира досталась Лере от родителей, переехавших за город, и быстро сделалась неухоженной и захламленной. Таковой она оставалась, пока запущенность не заметила соседка Марина. В соответствии с каноном современного гостеприимства, которое можно выразить фразой: «Когда же вы наконец уйдете?», их с Лерой общение тогда случалось нерегулярно. Но именно человеку, однажды замеченному в форме, Марина доверяла поливать цветы в своей квартире, когда уезжала. Она настойчиво порекомендовала Лере обратиться в дизайнерское бюро своего мужа. Приехавший специалист долго возмущался наступившей модой на турецкие мотивы, и хозяйка согласилась на первый же предложенный вариант – что-то скандинавское.
Переступив порог после ремонта, Лера в изумлении обошла свои владения. Неожиданно возникший простор привел ее в восторг. С тех пор она заботливо следила за сохранением антуража. Особенно после того, как мама предрекла, что вскоре под управлением Леры от скандинавского стиля ничего не останется.
Минималистично обставленная комната легко выполняла функции тренажерного зала. Раз, два… двенадцать. Раз, два… двенадцать. Чертов будильник… Играл постпанк, заставлявший Леру испытывать ностальгию по чему-то неслучившемуся. Раз, два… двенадцать. Неизменный набор упражнений, нарушаемый в случае растяжений, ушибов, однажды – перелома (ночное дежурство, вызов по сигналу женщины, боящейся, что ее зарежет муж, и пьяный боров со всей силой захлопывает дверь – по Лериной щиколотке. Глупо…).
Кофемашина по таймеру, душ. В этот раз не забыла полить растения. Когда комнатные цветы в очередной раз засыпали пол высохшими листьями, Лера выкидывала их вместе с горшками, но затем предпринимала новую попытку позаботиться о ком-то. Расписание завтраков, составленное на неделю, пункт третий – омлет по-гречески. Лера расставила на столе ингредиенты и позвонила маме.
Раньше та была высокопоставленным столичным чиновником, а отец руководил фирмой, участвующей в госзакупках и зависящей именно от маминой чиновничьей благосклонности. После выхода мамы на пенсию дела у отцовской компании пошли туже, но бизнес удалось выгодно продать. Жили они безбедно, и финансовые горести не омрачали их отношений с дочерью. Одно время родители настойчиво пытались выдать Лере деньги на ту или иную покупку, но она не нуждалась ни в чем, чего не могла приобрести на свою зарплату.
Как всегда с момента ремонта в квартире, мамины губы улеглись в недовольную складку.
– Ты сегодня без опозданий, Валерия, – протянула она, приняв в кресле властную позу – точно заслушивая доклад подчиненного. – Неужели раскрыли это ваше отвратительное дело?
– Нет, мама, оно теперь надолго затянется. Им занимается следственно-оперативная бригада главка.
– То есть медаль тебе по итогам не вручат? – засмеялась мама, посчитав сарказм удачным.
Щелк – шестой черри разрезан. Сковородка разогрелась.
– Как у папы давление?
– Ох! – закатила глаза мама. – И тебя он заставил волноваться… Ну что ты крутишься?
– Я готовлю, мама.
Взбитые яйца зашипели, перебив недовольную реплику из трубки. Таймер.
– Что готовишь? – заинтересовалась мама.
– Омлет по-гречески.
– Не знаю такого. Я думаю с твоим отцом поехать этим летом в Грецию. Но никак не можем определиться – куда.
– В Ионию? – наугад предложила Лера.
– Что? Почему?
– Как думаешь, положить пять или шесть оливок?
– Клади пять.
Поколебавшись, Лера украдкой положила шесть. Как легко обманывать постаревших родителей.
– Смотрела вчера восхитительный документальный фильм о греческом ренессансе…
Слушая рассказ (мама, как обычно, не нуждалась в собеседнике), Лера закончила готовку и села завтракать. Вечером бы зайти в магазин, фрукты кончаются. Съел Андрей те апельсины? Хм… Все-таки какой нетипичный труп в том гараже. Прав был прокурор, не виноват муж, а она и не поверила сперва… Надо купить ту блузку, а вдруг – ха-ха! – удастся погулять в ближайшее время?
Лера не сразу заметила, что теперь звук издает только ее стучащая вилка, и посмотрела на экран. Мама подставила лицо свету, омывающему ее через окно веранды, сощурила глаза, отчего тонкие веки уязвимо подрагивали, и улыбалась теплу, убаюканная, как младенец, разговором с дочерью. Лере хотелось потянуться, коснуться, сберечь маму такой.
– Мам, – как-то беспомощно позвала она.
– А? Ох, что-то разомлела. Давай-ка расходиться, начинается этот глупый сериал…
Простившись с матерью, Лера проверила новости. «Полиция рассчитывает на скорый прорыв в деле о массовом убийстве на улице Грекова». Ерунда. «Кремль выступает за мирное решение анатолийского вопроса». «Москва и Анкара договорились о месте пребывания Конституционного суда Евразийской державы». «Константин Седов заверил, что Россия поможет Баварской республике в послевоенном восстановлении Мюнхена». Директивная реклама греческих курортов. Лера почувствовала раздражение. Казалось, вселенная пытается обыграть ее в шарады.
Посудомоечная машина, взгляд на циферблат. Сообщение от Эдуарда, скинул какой-то адрес: «Зайди, вместе до отдела дойдем». Было почти по дороге. «Ок».
Чистка зубов по таймеру. Сборы по неизменному маршруту от гардеробной к прихожей. Лера повертела в руках кеды. Розовые разводы от крови так просто не оттереть. Но кеды слишком удобные и привычные, чтобы выбрасывать их из-за этого.
У лифта Лера столкнулась с Мариной, ведущей десятилетнюю дочь в школу. Треугольная мордашка соседки была скорректирована ассиметричным каре, несоблазнительные губы исправлены помадой, остальное не нуждалось в больших усилиях, тем не менее приложенных. Марина была мила, но становилась восхитительной, превращая в эстетический праздник даже поход до мусорки. Лера выглядела рядом с ней, как вытащенная за ногу из берлоги. Марина, по обыкновению, чуть откинула голову, глядя на Леру, как на картину, которую собиралась раскритиковать. При этом ее глаза оставались доброжелательными и беззлобными – как у той бедно одетой девчонки, которой несколько лет назад Лера придержала подъездную дверь, помогая занести ей и смущенному мужчине тяжелые сумки из магазина.
Взгляд Марины остановился на обуви соседки.
– Светка, закрой уши. Лера, это… – она сдержалась. – Сочетание пальто от Ломберти и этих драных кед оскорбляет в этом городе каждое существо, дошедшее в своей эволюции хотя бы до лаптей.
– Мне в них по городу бегать, Марин. Прикажешь задерживать бандитов на шестисантиметровых каблуках?
– Я задержала будущего мужа на десятисантиметровых каблуках. Так что наши послужные списки могут поспорить! – Марина засмеялась, не пытаясь задеть соседку. Лера ухмыльнулась, показывая, что не обижается.
– Ну что, Ракета? – Лера щелкнула по кепке девочки с нашивкой команды – ракета, мчащаяся с волейбольным мячом. – Уже чемпионка?
– Осталось фашистов победить, – гордо заявила Света. Блондинка – в отца, задорные глаза – от матери. Старается так же запрокидывать голову, как мать, и вытягиваться, но еще не знает, что вложить в эту позу.
Лера как-то подвозила их до соревнований, и знала, что школа соперников расположена рядом с базой «голландцев», правой группировки.
Зима все цеплялась за обмороженные черные ветки. Северный ветер дул между ребер новостроек. Однако по вспухшей земле уже зябко пробиралась мелкая трава, требовавшая: весне быть! Тогда, наверное, окончится это утомительное сонное состояние, в котором Лера чувствовала себя, как насекомое, накрытое стаканом.
Она подняла глаза на билборд, с которого в упор смотрел высокий мужчина со впалыми щеками. Высокий широкий лоб, но лицо сильно сужается к подбородку. Хотя человек не утратил седых волос, его череп казался голым. Изогнутый по-ястребиному нос навевал образ птицы – старой, но не лишившейся инстинктов. Взгляд, устремленный куда-то далеко-далеко, вдруг настигал ее здесь. Рот запечатанный, не желающий говорить. «Уверенно в завтрашний день» – значился сухой лозунг возле имени: Константин Седов. На плакате, как бы распространяя образ лидера до невиданных границ, фоном простиралась карта Державы: от затаенной Чукотки и желтой маньчжурской степи до полабских границ и чудских болот, от ледовитых берегов и бурно растущих североморских портов до анклавов в святых местах и индийских гаваней. «Кандидат президента», – промелькнула в голове Леры часто повторяемая фраза.
Она прошла дальше по улице, которую и не разглядеть на такой карте, и встретилась с еще одним человеком, подлежащим тиражной печати. «За Русскую идею!» – восклицал Аквентий Романов, поданный в черно-желто-белых цветах. Он был улыбчив и расслаблен, но одновременно казался лишь на мгновение пойманным смирно. Пухлые губы, заботливо вылепленные щеки-пирожки, нос, напоминающий выпяченный жир отъевшейся скотины, масляные глаза под крупными, как краюха хлеба, бровями и густые, напоминающие слоеное тесто, пшеничные волосы. Это был образ не карикатурно перекормленного мужа, а запасливого медведя, которому соответствовали мощные, богатырские габариты Романова. Он замер, словно готовый в любой миг сбежать с плаката. В отличие от запакованного в строгий костюм конкурента, Романов носил косоворотку; как-то незаметно она прошла путь от формы увлеченных стариной маргиналов и чудаков до модного аксессуара.
…Воздух в квартире был пропитан запахом недавней стирки, ветхих тканей, давно открытого алкоголя. Измученный пол, облупленные двери, шкафы и полки, с которых вываливались напоминающие перегной вещи.
Лера положила руку на плечо Эдуарда и заглянула из-за него в кухню. У раковины лежал молодой мужчина. В его груди торчал нож с засаленной деревянной ручкой. Дряхлая майка отяжелела вокруг раны и прижалась к коже. Мышцы сохранили последнюю попытку подняться, и человек замер как бы ненадолго. Голова убитого прижалась, остывая от горячки, к помойному ведру. Лицо без выражения напоминало увядшие листы капусты.
На столе – бутылка водки, остатки которой были не толще отражения в донышке, закуска, покрытая слизью, замшелая пепельница.
На старом диване, продавленная яма в котором грозила провалиться до самой земли, сидел ранний от выпитого старик, кое-как сотканный из жил и пропахшей мочой одежды. Старик закрыл лицо ладонями, и его плечи беззвучно сотрясались. Сидящий рядом сотрудник полиции настойчиво и терпеливо повторял свой вопрос.
Отец и сын, бытовой конфликт; учитывая период, вероятно, спор о политике. Сцена, слишком часто виденная, чтобы вызвать сопереживание.
– Какая сука, – вполголоса возмутился Эдуард, – ударил бы сантиметром левее – и дознание бы бумажками занималось.
– Тебе что не нравится? Такое шикарное раскрытие на блюдечке.
– Скучно и гнусно, – буркнул Эдуард. – Пошли?
Коллеги выбрались из подъезда, отделявшего, как шлюз, ненадежные убежища от полной чужаков улицы.
– Кеды бы в химчистку отдала, а то тебя над каждым трупом задерживать можно.
– Андрей сегодня выходит, – вспомнила Лера. – Может, купим ему что-нибудь?
– Например?
– Я видела у него кота.
– И тот у него поломанный. Купи лосьон для бритья и шампунь. Или что там принято дарить, когда торопишься перейти к напиткам?
– Жадный ты, Перс.
Эдуард не позволял как-либо переиначивать свое имя, поэтому товарищи называли его по происхождению. Это ему нравилось.
– Я практичный. У меня старшая дочь истерики закатывает, потому что у нее телефон не той модели, а младшая дуется, потому что теперь ей больше нравится то платье, которое сестре купили. Сдался мне твой Андрей. Ты труп свой из гаража когда обратно закопаешь?
– Да уже закончили.
– Муж?
– Представь себе, нет. Любовница, без пяти минут новая жена раскололась. Она и с мужиком, и с его сыном спала. Подговорила парня убить мать, а взамен пообещала, что отец к ней переедет, переписав на сыночка квартиру.
– И, конечно, обманула наивного идиота.
– Не-а. Уже через месяц вдовец жил у любовницы, оформив хату на сына.
– Какая редкая в наша время честность! А любовнице это все на кой черт?
– Любовь, Перс, – вдохновенно провозгласила Лера и, ища тепло анемичного солнца, посмотрела в небо, покрытое трещинами темных ветвей. – Человек готов поверить в правоту любого воняющего трупами дела во имя любви.
– Какое неженское заявление. – Эдуард потрясенно уставился на коллегу и несколько непоследовательно спросил: – Влюбилась, что ли?
– Да какое там… – пробормотала Лера и тоже несколько непоследовательно добавила: – Весны хочется, пробуждения.
Построенный недавно отдел полиции походил на крепость чародея из мрачной сказки. Черный бетон, выдвигающийся неожиданными эркерами – будто челюсти великана; запутанные и непостоянные, как течение уголовного законодательства, коридоры. Поговаривали, что где-то ремонт еще ведется забытой бригадой рабочих. Даже сами сотрудники до сих пор терялись в лабиринтах здания, и уже ходили легенды о Темном дознавателе, поджидающем припозднившегося коллегу в отдаленном закутке.
– Андрею ничего не купили, – спохватилась Лера.
– И хрен с ним.
Сунулись сперва не в тот кабинет. После ремонта заказанные для отдела номера на двери уехали в другой город. Там их быстро приспособили, и теперь для разрешения ситуации запрос должен был пройти бюрократические этажи до самого департамента. А пока сотрудники вешали распечатанные номера, ориентировались по витиеватым описаниям, отмечали свои кабинеты наклейками и значками.
У начальника отдела уже сидел Хайруллин; он поднялся, чтобы поздороваться. Михаил Потапович, скупо качнув головой, кивнул на свободные стулья.
Если на Хайруллине форма смотрелась чужеродно, то шеф отдела сам представлялся неподходящим ей: уже пожилой, не пытающийся скрыть свою усталость, с рассохшимся, как у трухлявого дерева, лицом, глухо-строгое выражение которого готово было вот-вот осыпаться. Форма хранила все правильные линии, оставшиеся во владении начальника, и являлась геометрическим продолжением прямых этого кабинета. Даже осанку, казалось, помогает сохранить ему китель.
Однако засыпающие глаза Михаила Потаповича по-прежнему могли щелкнуть, как волчьи челюсти, а голос, в котором слышалось рычание, еще не сдал командную зычность.
В кабинет последним протиснулся Андрей, ощущавший себя лишним и немного смущенный. Михаил Потапович сухо поздравил подчиненного с возвращением на службу. Хайруллин приветствовал вошедшего внешне безразлично, но с благожелательными интонациями. Севший было Эдуард шагнул навстречу, пожал руку, хлопнул по плечу. Лера с улыбкой кивнула.
– Совещание и так откладывалось из-за известных событий, так что приступим, – обозначил Михаил Потапович, когда все заняли места. Он посмотрел в монитор и процитировал с экрана: – «Главное геополитическое событие века – Birliği – стало поворотным моментом для истории континента и открыло новую эпоху межнационального сотрудничества. Насколько успешным оно будет, зависит не только от политиков, но и от каждого, кто имеет честь защищать интересы граждан в крупнейшем городе Европы и всей Державы – Москве».
– Что называется, почувствуйте исторический момент, – хмыкнул Эдуард.
– Бумага из главка, – пояснил Михаил Потапович. – Это преамбула, дальше там больше смысла. Сводится он к тому, что турецкая мафия, считающаяся самым значительным криминальным фактором Европы, пытается осесть в городе, где мы имеем счастье нести службу.
– Культурный обмен, – внес в совещание толику легкомысленности Эдуард. – Достопримечательности Ангоры изучают русские бандиты, а в Moskova к Кремлю присматривается türk mafyası. Вы, кстати, поосторожнее с формулировками, товарищ начальник. Нынче нельзя говорить «турецкая мафия».
Михаил Потапович тяжело, но блекло посмотрел на него.
– А как можно? – удивилась Лера.
– Устойчивое преступное сообщество, созданное по этническому принципу.
– С этими формулировками скоро не поймешь, то ли мы ансамбль «Алтын» обсуждаем, то ли сборище подонков! – взбрыкнул Михаил Потапович. – Короче: турецкие ОПГ – явление для города, к сожалению, не новое. Но раньше они в основном были представлены на строительном рынке. И с тех пор как большинство экономических составов у нас перешло в ведение департамента предпринимательства, они, чуть что, сбегали от нас под юбку его инспекции. – Михаил Потапович покривился. Человек негибкий, помнивший менее либеральные времена, он считал, что последние перемены не к лучшему. – Эта вялотекущая борьба привела к тому, что у турок в Москве появился хороший плацдарм. Те, кого мы считаем эмиссарами преступного мира нашего «великодушного соседа», стали у нас под боком уважаемыми людьми. И теперь эту проблему приходится рассматривать не только в криминальном или экономическом аспекте, но и в политическом. А проблема эта стала и нашей с вами. Турки в больших объемах начали везти в город «кипарис». С этим козырем они претендуют на контроль над столичным наркорынком. В связи с этим у нас на совещание присутствует Андрей как представитель отделения по борьбе с оборотом запрещенных веществ. Предлагаю сперва заслушать его доклад.
Все знали, что сидеть в этом кабинете должен был другой представитель, но начальник отделения слег на больничный, а его заместитель был в командировке. Андрей же, хотя его показатели были слабыми, чаще других имел дело с «кипарисом». Он включил на проекторе презентацию, которую, оглушенный накануне реальностью, усердно готовил допоздна.
Первый слайд. На салфетке лежат три веточки с утолщениями на концах, напоминающих цветочные почки гвоздичного дерева. «Кипарис», он же, конечно, «гвоздика», «гвозди», «пряность», «хафи», «ирис» и т. д.
– Наркотик растительного происхождения, однако сырье в естественных условиях не встречается. Судя по всему, искусственно собранный гибрид. Это на самом деле большая загадка, потому что вмешательство в геном исходных растений на таком уровне явно требовало мощностей специализированного института. Однако «кипарис» – продукт, несомненно, многолетней работы, следы которой должны прослеживаться в научных публикациях, – появился внезапно.
На экране возникла карта Европы в начале Глиняного десятилетия.
– Впервые о новом наркотике десять лет назад заявила берлинская полиция. Ретроспективно выяснилось, что до этого он засветился в Прибалтике, а еще раньше – в Санкт-Петербурге. Сегодня мы знаем его как сорт «кипарис art». Его количество на рынке всегда оставалось довольно незначительным.
Появившаяся следом карта демонстрировала мир накануне Birliği – нарождающийся новый мировой порядок, выраженный не устоявшимися, взаимно не признаваемыми границами между Россией, Евросоюзом и лимитрофами, сложносочиненными оккупационными зонами по берегам Эгейского моря и на Ближнем Востоке, где в разгаре была операция «Расцветающие ирисы».
– Некоторое время спустя в Стамбуле возник новый сорт – «ace». Он стремительно прокатывается по территории нынешней Югославии, появляется в Санкт-Петербурге и далее расходится по всей Европе. С этого момента Интерпол четко ассоциирует данный сегмент наркорынка с турецкой мафией. Исключение составляет северо-запад России, где «кипарис» взяли под контроль старые питерские группировки и поморская ОПГ. Тем не менее география заставляет предположить, что «кипарис» происходит из Передней Азии. Если первая волна разгружалась у нас в портах Балтийского моря, то для второй были найдены сухопутные маршруты. Но в связи с боевыми действиями на Ближнем Востоке полноценное расследование так и не состоялось.
Картинка сменилась. Геополитическая игральная доска была погребена, как под могильными плитами, под столбцами чисел над столицами – выявленные объемы сбываемого наркотика.
– Через некоторое время появляется очередной сорт «кипариса» – «arg». Он выстреливает в Санкт-Петербурге и Москве. Далее – Суоми, Польске, Германия, Тюркие. Числа растут по сей день.
На следующем слайде был нарисован человек, употребивший «кипарис». Его состояние было изображено карикатурно, а облачка вокруг разъясняли эффекты. Андрей заготовил вчера расслабляющую шутку по поводу этого персонажа и заулыбался. Как же там?.. «А вот наш… хм…» – Андрей запнулся и, сконфуженно кашлянув, поспешил продолжить:
– Так… Психологические эффекты! По частоте проявления: расслабленность, дремота, онейроидное состояние. При регулярном употреблении: деперсонализация и дереализация, состояние тревожности, дежавю, апатия. Зафиксированы случаи развития диссоциативного расстройства идентичности.
Последний слайд перечислял статьи законодательства, которые нарушает гражданин, рискнувший принять участие в обороте наркотика.
– Медики утверждают, что потребление бутонов «кипариса arg» не наносит вреда здоровью большего, чем легальные виды наркотиков, в том числе алкоголь. Тем не менее, пока не завершены надежные долгосрочные исследования, использование «кипариса» в рекреационных целях не допускается, и он остается в списке запрещенных. А пока легализация не произошла, на бутончиках наживается криминал. И, как верно отметил Михаил Потапович, «кипарис» может стать для турецких ОПГ, которые, как и раньше, контролируют его основной трафик, пропуском в Москву.
– Козырем, – рефлекторно поправил Михаил Потапович.
– А? – вздрогнул Андрей.
– Козырем стать. Все с вашим докладом?
– Да…
Михаил Потапович повернулся к Хайруллину.
– Рамиль на прошлой неделе был в главке на совещании, посвященном складывающейся ситуации. Он расскажет подробнее о том, что означает для нас усиление активности турецких ОПГ.
Хайруллин кивнул, принимая эстафету, и включил экран планшета, где уже был открыт документ с текстом выступления.
– Массовку наркобизнеса в Москве составляют таджикские и туркменские кланы. На востоке столицы они действуют как часть азербайджанской ОПГ, на юге и юго-западе находятся под контролем северокавказских группировок. На севере и северо-западе они, с одной стороны, были более самостоятельны, но, с другой стороны, полностью зависели от поставок, которые держат ОПГ из Питера и Твери. Теперь эта иерархия распадается. Поток «кипариса» по ленинградскому направлению почти остановился – у турок свои каналы. Больше всех потеряли тверичи, которые сейчас развивают бешеную активность среди славянских группировок, чтобы не дать гостям укрепиться. В нашем районе ситуация особая. После строительства общежитий для беженцев из Восточного Туркестана у нас господствующее положение на наркорынке заняла уйгурская банда «Йәрлик», которая отстояла пусть локальное, но обособленное положение. У них своя сеть распространения, свои поставки. При этом, Михаил Потапович, последняя информация у меня такова: уйгуры с турками договорились. Турки не лезут в их бизнес, а уйгуры покупают «кипарис» только у них.
– По ходу, к нам со всей Москвы, как на курорт, будут просить переводы, – обрадовался Эдуард.
– Это ты обожди еще быть оптимистом, – закряхтел много повидавший Михаил Потапович. – Начнут стрелять – никому спокойно не будет. Славянские ОПГ постараются дать туркам отпор, это ясно.
– В том числе украинский «Агрорынок», – добавил Хайруллин. – Хоть наркотики и не их профиль, они давно искали возможность увеличить свой удельный вес в Москве. Скорее всего, армянская ОПГ тоже выступит на стороне славян. Таджикские и туркменские группировки, естественно, захотят повысить свое влияние и поддержат турок. Пока это тот расклад, который нам известен.
– Что можем ожидать от северокавказских группировок? – спросила Лера.
– У них несколько лет назад относительно наркорынка сложилась система договоренностей, которую никто не нарушал, – ответил Хайруллин. – Старых лидеров сложившийся порядок устраивал, но сейчас напирает молодое поколение, которое хочет оторвать долю побольше.
– Допускаю, что молодым дадут проявить себя, а затем, в зависимости от ситуации, либо подрежут их, либо представят их действия как свою заслугу, – размышлял Михаил Потапович.
– Мы знаем, к чему склоняются азербайджанцы? – уточнила Лера.
– Да наверняка к туркам, – буркнул Эдуард.
– Не факт, – возразил Михаил Потапович. – Турки несколько лет назад устроили весьма агрессивный криминальный передел в Баку, с тех пор некоторые влиятельные фигуры относятся к ним настороженно.
Михаила Потаповича перевели в их отдел с востока Москвы, где ему довелось хорошо узнать азербайджанскую мафию. Настолько хорошо, что это начало ее глубоко беспокоить. На ретивого начальника напали в подъезде собственного дома и нанесли три ножевых ранения, после которых Михаил Потапович едва выжил.
Восстановившись, он не только не присмирел, но взялся за мафию еще круче. И, как поговаривали, в итоге затронул интересы людей, которые с недоумением встретили излишнее внимание полиции. Бескомпромиссный борец с организованным криминалом был переведен в нынешний, более тихий район, где ждал выхода на пенсию.
Михаил Потапович пошевелился так, будто ему сделалось неудобно в кресле.
– Я не просто так начал с политического аспекта. Проблема в том, что в мэрии никак не могут внятно сформулировать свою позицию. Мы должны упереться и в принципе не дать туркам развернуться в Москве – или наша задача просто не позволить переделу выплеснуться на улицы? Потому что корни у этих ОПГ растут из конкретной страны, где у них есть влиятельные покровители. И всерьез браться за это дело – значит неизбежно в конце концов кому-то больно сжать яйца в Анкаре. Нельзя, что называется, проявить политическую близорукость. Прищемить их, конечно, всем хочется, но с какой силой? У нас слышно, что говорят в главке, в главке слышно, что говорят в мэрии, в мэрии слышно, что говорят в Кремле. И все пытаются угадать, правильно ли они расслышали это «шу-шу-шу».
– Патологическая неспособность ответить прямо – симптом воцарившейся лжи, – неожиданно заключил Хайруллин, глядя в потолок. Окружающие не удивились. Он мог изредка выдать нечто подобное, кое-как прилаженное к моменту.
– В общем, в мэрии боятся того, что в Кремле наши излишне активные действия посчитают нежелательными. А в главке не хотят, чтобы к моменту сверстки бюджета кто-нибудь в мэрии был нами недоволен. Так что если не на уровне департамента, то на уровне МВД все, что мы накопаем, может быть закопано обратно.
– Так сейчас-то нам как действовать, товарищ полковник? – вернулся к собранию Хайруллин.
– Основные задачи две. Первая – выйти на цепочки поставок «кипариса». Его у турок много, он качественный, многие хотят покормиться с их рук. Если у турок не будет «кипариса», то влияние их резко ослабнет. Вторая – не допустить всплеска насилия на улицах. Этому, как вы понимаете, сейчас придают государственное значение. Если перед выборами президента этнические группировки устроят в Москве передел… Такое может сыграть на руку националистическим кандидатам.
– То есть отчитывать за ход выборов будут нас, но при этом развязывать руки нам не собираются? – усмехнулся Эдуард и лукаво покосился на начальника. – Косоворотку купили, товарищ полковник?
Тот угрюмо посмотрел на подчиненного, но потом вдруг довольным голосом заявил:
– Кстати, купил. Практичная вещь. На даче в ней хожу.
Эдуард удовлетворенно хмыкнул.
– За кого голосовать будешь, Лер? – колко поинтересовался он.
– За Седова, – коротко ответила она и, не дав вспыхнуть полемике, спросила сама: – А ты?
– За Романова, – гордо сообщил Эдуард и повернулся к Михаилу Потаповичу. – В том числе поэтому: оно мне надо – думать, оценят в Анкаре, не оценят, какого злодея я поймал?
– Вот об этом я и говорю, – назидательно подытожил Михаил Потапович, обводя сидящих невыразительным взглядом. – Вот так все и размышляют. Ты на погромах за своего не сойдешь, Перс. Рожу свою в зеркале видел?
– Я не за русский национализм, а за сильную Россию, – напыщенно заявил Эдуард. – Не знаю, что там будет в Европе, в Турции, но знаю, что моим детям, скорее всего, жить здесь. Так что я хочу, чтобы крепла Москва, а не окраины.
– Пиарщики Романова программу скорректировали, – задумчиво произнес Хайруллин, вновь как бы ни к кому не обращаясь. – А то уж больно радикальные лозунги были.
– А вы за кого, товарищ полковник? – осведомился с вызывающим любопытством Эдуард.
– Я, товарищи, оставлю свои политические предпочтения при себе, – холодно ответил Хайруллин. – Не вижу, как они должны повлиять на мои усилия по делу.
– Есть конкретные вводные бойцам?
Взгляд Хайруллина тут же сделался хватким. Он как бы набросил на коллег незримую паутину, завладев не просто их вниманием, а ими целиком. Осознай они это, им бы стало не по себе, как от власти кукловода.
– В первую очередь поработайте не с уйгурами. Они-то как раз болтать особо не будут, у них все сейчас очень хорошо. Ищите сведения у противников турок. Переговоров с приезжими уже не будет, и те, кто считал себя рулевыми в городе, попытаются показать силу. Наверняка у «голландцев» есть чем поделиться. Они уже не раз становились «мясом» в силовых акциях славянских группировок. Это на тебе, Эдуард. Бери Георгия, если надо снаряды потаскать.
– Внушите каждому, – добавил Михаил Потапович, вдруг сделавшись грозным и будто бы даже более массивным, – сейчас у нас есть выбор, с кем работать мягко, а кого стращать песьими головами и гонять метлой. Если же начнется кровь – выбора мы давать не будем. Так что лучше им предоставлять нам информацию. Мы найдем, как ее реализовать, пусть не переживают. А вы имейте в виду, товарищи: передел состоится. Но насколько он будет жестким, зависит во многом от нас. Я тридцать лет положил, чтобы эта мразь дышать боялась, когда сотрудник полиции рядом проходит. И иного я не потерплю.
Михаил Потапович взирал на своих бойцов из-под густых седых бровей, которые казались намного выразительнее утомленных глаз. Эдуард позерски доложил о готовности. Андрей вытаращился всполошенно. Лера по-птичьи бестолково уставилась на Хайруллина, не уяснив своей роли в текущих событиях. Хайруллин ни на кого не смотрел. На улице рявкали друг на друга два дворовых кота, устраивая свой передел. Масштаб их притязаний был поменьше, чем у людей, но и они отчаянно верили в свое дело.
– Добавлю кое-что, если позволите, товарищ полковник, – сказал Хайруллин, уловив паузу. – Работу по событиям на Грекова с нас никто не снимал. Лер, запросами от бригады департамента занимаешься ты. А то главк нас сожрет, если мы простаивать по этому делу будем.
Лера кивнула и заметно расслабилась.
– Еще что-то? Свободны.
В коридоре Андрей, заметавшись между Лерой и Эдуардом, выскочил перед Хайруллиным.
– Товарищ полковник, вы пока не подписали материалы по уйгурским наркоторговцам? – взволнованно спросил он.
– Пока нет, – сухо ответил тот и прошел мимо.
Лера оглянулась; коллега стоял с растерянным выражением на лице. Ей стало его жаль; несколько раз пересекшись с Андреем в расследованиях, она считала его скорее неудачливым, чем бездарным сотрудником. Но Эдуард, уже набрасывавший план мероприятий, задал какой-то вопрос, и Лера быстро втянулась в разговор.
