С. Денисов
Бых. Первая часть
Андрей на миг испытал беспокойство, но затем в облегчении вспомнил:
– Да, на заре кинологии использовали именно собак. Но затем сложились кошководческие школы, вывели породы и методы тренировок, которые позволили более успешно применять кошек. Название сохранилось, потому что эта наука тогда занималась в основном выведением служебных пород. И когда эти функции перешли к кошкам, было унаследовано и название.
– Ага-ага, – без интереса поддакнул собеседник, почему-то снова сделавшись раздраженным. – И чего, в Москве тоже занимаешься кошками?
– Нет, – погрустнел Андрей. – Я перевелся в службу по борьбе с оборотом запрещенных веществ.
Он видел, что неизвестный смотрит на него, разделяя некую скорбь, глубин которой сам Андрей не мог выразить. Он замер – всеми мыслями замер, ожидая, что скажет этот человек.
– Вот был ты, занимающийся кошками. А вот ты занялся наркотиками. Ты доволен тем, как все сложилось? Может, хочешь что-то поменять?
– Я бы хотел, чтобы ничего этого не случилось, – тихо, едва слыша себя произнес Андрей. Он что-то имел в виду, но никак не мог уловить смысл.
– Это случилось, Андрей, – слова неизвестного потяжелели, как капли ненастья. – Но ты можешь принять это таким, какое оно есть.
– А какое оно? – прошептал Андрей.
– Я же сказал – есть. – Неизвестный прикончил кружку одним большим глотком, вместо которого у другого ушло бы три, и поднялся. – Не расплачивайся. Я угощаю.
Он будто случайно скользнул взглядом по оставленной салфетке и приглашающе постучал по ней пальцем.
Только когда дверь за неизвестным закрылась, Андрей понял, что всю беседу испытывал безотчетный страх. А ведь жуткий человек не оставил денег… Сэм стеклянным взором смотрел в телевизор. Бар опустел. Гора скорлупок и чешуи обозначала за одним из столов забытое таинство. Андрей жадно допил свою кружку и дернулся, чтобы уйти, но зацепился глазами за салфетку. И теперь не мог сбежать, как бы настойчиво ни твердил себе о необходимости этого. Он нервно сглотнул и протянул дрожащую руку, чтобы отбросить белое покрывало салфетки. Под ней лежала гроздь «кипариса», перетянутая алой лентой. Схватив ее, Андрей выбежал из бара.
Добравшись до квартиры и захлопнув дверь, он заметался, ища место, где спрятать «кипарис». В ночных глубинах комнаты мистически блеснули глаза Пуфа. И точно от этого, а не проехавшей под окнами машины осветились стены, и Андрей увидел вновь появившееся пятно, отвратительно настойчивое, жизнетворное. Он вскричал и бросился оттирать плесень, хотя уже знал: он бессилен с ней справиться.
Всегда что-то бывает упущено
Артем поправил планшет, выровняв его по краю стола. Взглядом он коснулся каждого предмета, занимающего положенное место, и немного сдвинул ручку, добиваясь неизвестного, но существующего где-то порядка. Роман внимательно и доверчиво, как ребенок, наблюдал за манипуляциями, ожидая, когда же сложится снимающий тревогу консонанс. Артем заметил взгляд коллеги и засмеялся. Его смех, как обычно, прозвучал с необъяснимым облегчением.
Очнувшись, Роман по-собачьи мотнул головой. Его нижняя губа была выпячена, словно в некоей претензии – но это была его постоянная гримаса. Веко над одним из карих, жарких глаз висело ослабшим, напоминая сломанную раму и делая выражение лица подозрительным. Его нос, да и вся физиономия с несколькими оспинами на ней, выглядели измятыми, напоминая огромную картофелину. Вроде бы аккуратно причесанные волосы лежали готовой лопнуть кучей. Однако исходившая от Романа нахальная энергичность делала его даже привлекательным. Тщательно подобранный костюм смотрелся на нем на размер больше, а цвет пиджака – всегда нестандартный, бордовый, фиолетовый или оливковый – Артем находил безвкусным. Коллега выглядел так, словно вот-вот попытается продать фальшивые часы. Эта неряшливая вульгарность непостижимо сочеталась с шикарным механизмом, красовавшимся на запястье самого Романа.
– Так что там с «ТрансСеверПутями»?
Артему было по душе присутствие Романа. Именно эта небрежная, противоречащая всем усилиям деталь, казалось, и приводила тщательно выписанное полотно в гармонию.
– Да, в принципе, можно и закончить! – Роман, по контрасту с вкрадчивым голосом Артема, будто хотел выкрикнуть свои реплики, но одергивал себя в последний момент. – По-хорошему, надо добиваться оплаты неучтенных налогов и впаять штраф юрлицу. Но если сажать директора, – палец Романа поднялся и совершил крутое пике, видимо, в качестве описываемой катастрофы, – то там всех соучастниками можно вписать: бухгалтера, замов – да хоть секретаря! Уже ОПГ. А это исполнитель госконтракта по федеральному проекту!
– Другие к нам не попадают.
– А то, – довольным голосом подтвердил Роман. – Вот такая статистика понравится руководству. Наверняка еще и из министерства кто-то руки грел на его делах. Этих арестуем и до них докопаемся.
Роман опустил локти на широко раздвинутые колени, сразу став похожим на животное, пытающееся выглядеть крупнее, чем есть. Одна нога его нервно затряслась.
– Ну зачем же секретаря обижать? Есть дух закона, вон в какие высоты он тебя манит.
– От этого твоего «духа», Артем, разит фармазонством. Я тут пытаюсь зашить бюджетный мешок, а ты намереваешься меня третировать за то, что я кого-то лишний раз ткну иголкой.
– Но что-то тебе в этом деле не нравится, – отметил Артем, листая документы на своем планшете.
Нога Романа замерла; он сменил позу, сделавшись неуверенным.
– Да ему конца-края не видно! Я смотрю документы, я же вижу, какие средства там просачиваются! И этот поток не от этих фраеров течет и не на них заканчивается. Несколько лет назад, – Роман дернулся, словно вспугнутый, и подался вперед, – «ТрансСеверПути» участвовали в проекте «Фарес». Когда я начал копать, выяснилось, что там все тендеры попадали под государственную тайну.
– Что за «Фарес»? – насторожился Артем. Сталкиваясь с чем-то неизвестным, он испытывал не любопытство, а напряжение, как перед опасностью.
– Понятия не имею. Глубоко лезть я в это не стал, благо, материал и без того набрался. Но по верхам – общие фамилии, упоминания в документах – прослеживается связь с научно-технологическим институтом «Сияние». При этом у меня не возникло впечатления, что эту связь кто-то пытался скрыть, – просто сам проект не публичный. Как и все в этом институте, сам наверняка знаешь: продвинутая биоинженерия, сконструированные организмы, клонирование…
Артем мысленно пробежался по закладкам когда-либо полученных сведений, составивших его знание о НТИ «Сияние». Основательницей была Мария Соколова, сумевшая получить широкое государственное финансирование главным образом в силу державной родственной связи, а не академических степеней. Истинный талант она проявила как организатор, а не как ученый. Вскоре Соколову окрестили матерью российской генетической программы, сравниваемой с космическим проектом середины прошлого века. Память подсказала эмблему института – алая лента, скрученная вдоль оси спиралью. Артем вспомнил пресс-релизы, напоминающие свидетельства о чуде – о прижизненной модификации генома человека, создании искусственных эндокринных фабрик, программируемых живых веществах, репаративной регенерации…
– Вроде бы в последнее время о «Сиянии» не слышно.
– Да попадались новостюшки, пока я этой темой занимался. «Сияние» функционирует, но, я так понимаю, когда прежний лидер нации и его поколение ушли, финансирование резко подрезали: какому царю нужен отпрыск угасшего рода? Да еще вот какая мутная история. По этим контрактам «ТрансСеверПути» несколько лет назад получали огромные для региональной логистической компании деньги. Контракт исполнен, таких же тучных у них с тех пор не было. Но я же вижу: о реальных доходах бумаги молчат, как золотая медалистка о выпускном вечере. Оборот проворачивают через левые фирмы. Афера вот эта с налогами. Тут еще надо поковыряться, я тебе говорю.
– Так ковыряйся, – пожал плечами Артем. – Смотри, какое увлекательное дело!
Нога Романа отбила нервный ритм.
– Секретаря посажу. На что еще мы годимся, псы режима? Отрывать лампасы тем, кто не может гаркнуть в ответ! – осклабился он было, но тут же отбросил ухмылку. – Да нет, прокуратура только директора будет заваривать. Особо не разгуляешься: Минэконом и Минфин опять поставят на вид за препятствование бизнесу. Но мы еще посмотрим, может, и у них кто-то имел свою рыбку в этих потоках. Да, и вот что… – Роман мрачно покосился на Артема. – Смотрел я старые контракты «ТрансСеверПутей». Похоже, с этой компанией в очень теплых отношениях состоит один большой любитель косовороток.
Артем внес эти сведения в мысленную картотеку.
– За кого проголосуешь? – Он скрыл свое внимание к любопытной информации за праздным вопросом.
– Уж за Седова! Наш человек, а я еще не устал сыто и спокойно жить. Ты-то – как всегда?
– Как всегда, не пойду. Этот процесс мне не интересен.
– Говно ты, а не государев человек, Артем, – обиделся почему-то Роман. – Перед таким ни один флагшток не встанет. А еще говорят, будущий шеф.
– Кто говорит? – Артем, не ломая воображаемых линий, сдвинул планшет и внимательно посмотрел на Романа. Тот поджался и отвел взгляд. Помолчав, буркнул:
– Да не делай вид, что не в курсе! Любит тебя наш старик.
– За что же он меня любит? Не я один хорошо работаю.
– Дело не в работе! Кто же за дело любит? В тебе есть своеобразное обаяние… как у мертвецов на старинных фотографиях. Ты не прячешь кукиш в кармане, как остальные. С тобой можно сверяться, как с камертоном. По сравнению с тобой каждый – сволочь. На тебя смотрят, как на удивительный пример. Доска почета нашего террариума. Место старикова зама, почитай, твое. Он уже устал, все видят. Промаринуешься там немного, а как шеф уедет на вечную рыбалку, возглавишь контору. Быть тебе большим боссом, если сам не облажаешься.
– Я не облажаюсь.
От спокойной уверенности в голосе коллеги Роману хотелось запахнуться, точно от сквозняка.
– Чего там у тебя? – кивнул он на планшет, который Артем не выпускал из рук. – Весь разговор туда пялишься, на человека посмотреть не хочешь!
Артем улыбнулся, мягко извиняясь.
– То дело с тринадцатью трупами. – Ему потребовалась секунда, чтобы убрать задержавшуюся улыбку. – С учетом политических событий оно ожидаемо поступило нам на контроль. Отдельные силы могут преподнести этот эпизод в контексте разгула криминала в целом и этнической преступности в частности.
– Ага, ага, – поддакнул Роман, слегка раздраженный обтекаемыми формулировками.
– Забавно то, что никакого разгула криминала на самом деле нет: в столице исторический минимум выявленных преступлений, и это вовсе не игры со статистикой. Произошедшее на улице Грекова – из ряда вон выходящее событие. Но современные медиа доставляют трупы прямо в наши дома. И мы воображаем, что тип с ножом и не нашей внешностью уже стоит на пороге. Испуганный человек пойдет за любым, кто пообещает ему прогнать этого страшного и непредсказуемого чужака.
Роман таращился на коллегу, произнесшего это машинально-задумчиво, и его выпяченная губа обескураженно повисла. Артем, заметив это, вновь засмеялся. Роман проворчал:
– Ну и чего там с этим делом, пришли младшие братья к чему-нибудь?
– Пока нет. Хотя в целом действовали грамотно, почти все зацепки отработали как следует. Однако всегда что-то оказывается упущенным. Одна из версий – деятельность неустановленной секты. Выяснили, что двое из убитых регулярно посещали местную церковь. Но, проведя положенные мероприятия, версию посчитали отработанной. В числе прочего поговорили с протодиаконом и одним из иереев, которых застали в церкви, и на этом удовлетворились. Между тем есть и второй иерей. Что если убитые прихожане больше доверяли именно ему? И именно ему сообщили о попытках завлечь их в секту?
– О, – неопределенно оценил версию Роман. – Думаешь, рабочий вариант?
– Сильно сомневаюсь. Но я не люблю, когда остается что-то неизвестное.
– Ну да. Нацелишь ребят?
– Сам поеду. – Артем посмотрел на свои часы, не уступавшие в шике тем, что носил коллега. – Как раз к концу вечерни доберусь.
Роман сразу же поднялся, но замер, не соображая, почему вдруг очутился на ногах.
– Директор ФСБ Артем… как там тебя по батюшке? – Артем не ответил, и Роман сконфузился. – Хм… Как он?
– Хуже. – Артем помолчал. – Я собираюсь уходить. А тебе нужно дописать отчет.
Под невидящим взглядом товарища Роман неловко кивнул, дернулся, как бы ища повод задержаться, но в конце концов вышел.
Артем сразу же вернулся к отложенному делу: правке налоговой декларации. Он промотал полученные значки: «Три ваших рубля пошли на мост через Берингов пролив!», «Один ваш рубль пошел на марсианский зонд!», «Три ваших копейки пошли на государственные приюты для домашних животных!» Все это не тронуло Артема. Он уменьшил отчисления на медицину, приложив копию договора с частной клиникой и справку о регулярном посещении спортзала. Бегло изучил, как распределились его взносы в бюджет. Самые большие области диаграммы занимали правоохранительные органы, армия (эти две позиции впервые за много лет поменялись местами) и социальные расходы. Не то чтобы Артему это было важно; но и неважное должно быть упорядочено.
Он стал собираться. Глазам не приходилось искать выложенные ранее предметы, имевшие днем положенное место на столе, а теперь – в портфеле, сделанном по заказу из натуральной кожи (Артем не следовал жестокой моде – лишь заверениям мастера о качестве). Рабочее место было оставлено в том же порядке, который Артем установил с тех пор, как стал хозяином этого кабинета.
Он коротко, но свято соблюдая все предписанные званиями ритуалы попрощался с коллегами. Выйдя на улицу, Артем направился к машине – продукции баварского автопрома. Было принято покупать послевоенные выпуски, гордо указывая на такие модели – «наша!». Но это веянье Артем проигнорировал, полагая, что известный уровень качества пока восстановить не удалось.
Он выбрался на проспект и, не имея мыслей, которые стоило обдумать, включил радио.
– С чего началось возрождение России? – вопрошал отец Иглист. Ближе к выборам Аквентий Романов дистанцировался от этого взбалмошного священнослужителя, несколько лет назад лишенного сана. Однако тот по-прежнему воспринимался как рупор кандидата, обращенный к наиболее консервативным избирателям. – С чего начинается каждое возрождение России? С восстановления этого угодного Богу триединства – святого союза великороссов, малороссов и белороссов. Три мощных начала, слившиеся и укрепившие друг друга, как сплав.
– Как Отец, Сын и Святой Дух, – подсказал Несмотров, едкий и острый ведущий.
– Верно, верно…
– То есть сербов и болгар мы из святости вычеркиваем, проклятых отщепенцев, – уточнил Несмотров с характерной ему издевательской интонацией, которую он умудрялся выразить так, что она была очевидна всем, кроме собеседника.
– Не забывай, что вокруг Господнего Престола стоит ангельское воинство.
– Три равные ипостаси. Никакого верховодства русского народа.
– Это один народ, единый в трех лицах.
– Совместная сущность, из которой исходит благодать. Ступаем на зыбкую почву, дорогой Иглист Иваницкий. Уж не принимаем ли мы это гнилое, небогоугодное, латинянское филиокве? – с блестяще отыгранным омерзением спросил Несмотров.
– Нет, нет…
– И кто же тут Отец, а кто Сын? Кого мы извергаем в качестве Святого Духа – украинцев или белорусов? – подначивал Несмотров. – Кто эта экстатическая эманация, оставшаяся на простыне бытия?
– Ты, как всегда, пытаешься облечь провидение в понятную тебе пошлую форму, – перехватил диалог Иглист. – Бог-отец – это единственное вселенское начало. Рожденное слово – русское слово, славянское слово – исходит из этого источника. А Святой Дух – это та вселенская миссия, которая возложена на нас, но которая вновь может быть отсрочена, ибо дьявол не дремлет и строит козни. Мы приняли в себя чуждый элемент.
– «Великодушного соседа». Использую формулировку наследников тех, при ком святой союз состоялся.
– Мы приняли в себя чуждый элемент, – настоял Иглист, – который может погубить все усилия.
– Турки.
– Не только.
– Разве русская цивилизация не принимает в себя чуждый элемент века эдак с тринадцатого?
– Но вера всегда помогала нашему народу выстоять и сохранить свою исконную душу! Тысячу лет кряду чужеродцы пытаются разорвать наше тело. Сколько их было, собранных в орды восточные и в орды папские! Русь всегда имела заступничество Богородицы. А теперь у нас собственные заветы; теперь мы все знаем лучше, чем наши отцы. В русского человека верил мрачный гений Достоевского, верили непревзойденный полководец Суворов и святой адмирал Ушаков, верили православные новомученики, верили мальчишки, которые погибали за отечество с крестом на груди. А мы не верим в русского человека, мы просим его посторониться! Посмотри, кого ты видишь из окна своего «бентли»? Москва впитала отраву со всего мира, как щитовидная железа.
– Эти проклятые приезжие из Тамбова и Калуги.
Но Иглист уже сверкал и бушевал, сдувая любые возражения. Артем представил презрительную скуку, с которой Несмотров взирает на собеседника.
– Восемьдесят процентов преступлений совершают не москвичи! Кто-то полагает, что чудовищная расправа на улице Грекова – это случайность? России назначено сиять над миром, быть Римом, возведенным над Вавилоном, – но Москва сегодня не растет к небесам, а поднимает на поверхность развалины проклятого Богом града. Посмотри вокруг! К блуднице, а не к Богородице обращены люди. Бог привел нас к решающему моменту. Бог вручил нам силу, чтобы помочь миру обратиться к свету. Ненавидящие, не знающие его любви по-прежнему рыщут вокруг. Они смотрят на нас в страхе. Разве ты не видишь? Одно слово – «Россия» – и стая шакалов шипит и вьется, истекая ядовитой слюной, пытаясь отодрать полы ее границ. Все, что составляет и полнит наше могущество, должно быть запрещено, растоптано, оплевано – только им позволено могущество.
– Так в чем состоит миссия?
– Одолеть ненависть.
Артем свернул на улочку, потемневшую у сырого парка, и припарковался. За отяжелевшими от дождя кронами виднелась колокольня; луковица ярко поблескивала от какого-то непонятного света на фоне вечерней тучи. Выйдя из машины, он поднял воротник и плотнее запахнул плащ.
У входа беседовала группа священников и мирян. Артем трижды перекрестился и поклонился перед храмом, после чего негромко, чтобы не перебить говорящего, попросил:
– Благословите, честные отцы.
Отойдя к скамье, он смахнул с нее капли и присел. Дерево, конечно, все равно осталось мокрым, но Артему это было безразлично. Несколько раз он намеренно поймал взгляд нужного ему батюшки, и, когда беседа подошла к концу, тот подошел. Артем поспешил подняться.
– Верно ли я понял, что вы хотите со мной поговорить?
Священник спрашивал с улыбкой, очерченной слабо, дрожаще, и оттого кажущейся некрасивой, но доброй. У него были ласковые глаза, мешки под которыми повисли, как оплавившийся воск, вытянутое лицо, высокий лоб с напряженными морщинами. Жидкая борода и выбивающиеся из-под камилавки седеющие пряди еще не так давно были темными, и седина в них напоминала склеившую их дешевую серебряную краску. С опустившимися узкими плечами, низкий, с костистыми руками, священник производил бы без своего одеяния болезненное впечатление. Его приязненный голос имел неожиданную хрипотцу и доносился как бы не напрямую изо рта, а откуда-то ниже (так бывает у курильщиков, отравившихся паршивым табаком).
– Да, отец Осерий. – Артем назвал свое имя, но службу не назвал: МВД посчитало бы его действия бестактными, а собственное руководство – неуместными. – Мои коллеги уже были здесь по поводу ужасного происшествия на улице Грекова. Однако, листая сегодня отчет, я обнаружил, что они не поговорили с вами. Я здесь, чтобы исправить досадное упущение. Неформально. Если вы не обладаете информацией, способной повлиять на ход расследования, то я не хотел бы проводить оплошность коллег через бумаги.
Голова священника шевельнулась настороженно, однако выражение лица не утратило приветливости.
– И что же именно вас интересует?
– Те же вопросы, которые задавали вашим братьям. Главный – не считаете ли вы, что убитые члены вашего прихода могли попасть под влияние секты?
– Тот же ответ: нет. У меня нет никаких оснований считать, что эти несчастные имели отношение к какой-либо секте.
– Может быть, их поведение чем-то отличалось от обычного в последнее время?
– Ни в малейшей степени.
– Не сообщали ли они вам о каких-то недавних несчастьях, депрессивном состоянии, трудной жизненной ситуации?
– Самое серьезное – об открывшейся язве одного из родителей.
Под внимательным, слегка настойчивым взглядом отца Осерия у Артема возникло странное ощущение: что не он, а у него собирают информацию.
– Может быть…
– Вы не из полиции. – Кроткой улыбкой отец Осерий стер нарождавшееся возражение. – Я видел вас выходящим из машины, слишком дорогой для местных сотрудников. К тому же они были бы куда более прямолинейны и не пытались бы скрыть, что на них нет нательного креста. Это, скорее, привычка другой службы.
Артем невольно взялся за воротник, потрясенный более, чем сам мог ожидать. Он кашлянул, не без усилия вернув самообладание.
– Тем не менее я действительно официально занимаюсь этим делом.
– Возможно, ваша интуиция повела вас в верном направлении. Я перебил вас, простите. О чем вы хотели спросить?
Артему потребовалось несколько секунд, чтобы не вспомнить, но создать вновь свой вопрос.
– Может быть, недавно в церкви появились новые лица, которые показались вам подозрительными?
– Действительно, такой человек появился. – Казалось, отец Осерий заранее знал, о чем его спросят. – У следствия, как я понял, не возникло особого интереса к версии секты или фанатика-одиночки, и я решил, что у них есть основания вести работу в ином направлении. В конце концов, здесь речь идет не более чем о моих ощущениях. Этот человек появился на пороге храма… странно, даже не могу сказать когда. Может, неделю назад, а может, прошел уже месяц. Он загадочным образом привлекал внимание – ни голосом, ни взглядом, а как будто самим фактом своего появления. Словно весь мир в этот миг должен быть обращен к нему. Довольно высокий, крупный. Волосы густые, так посмотришь – темные, а так – рыжие. Длинные, зачесаны назад, а внизу растрепаны – вроде как ему не хватает терпения. Неухоженная широкая борода, наподобие свернутой проволоки. Он был улыбчив, даже весел. Подошел к иконостасу и долго – то ли восторженно, то ли насмешливо – смотрел на лики. Затем обратился ко мне. Голосом не громким и не тихим, но доносившимся как бы со всех сторон, он весело спросил: «А что же, отец, для каждого есть прощение Господа?» «Бог милует раскаявшихся», – сказал я. Он живо отреагировал: «А если не хватило времени найти искупление?» – «Так не медли с тем, чтобы обратиться с покаянием». Это вызвало его раздражение. Я решил, что он затаил на кого-то обиду, и процитировал Библию: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный». И он надолго замолчал.
Прервался и рассказ отца Осерия, который в задумчивости посмотрел на стылые, сдерживающие озноб деревья неподалеку. Артем изумленно огляделся: оказывается, они довольно далеко отошли от церкви, в какой-то упущенный им момент начав прогулку по скверу.
– Глаза… – вновь заговорил священник. – Они точно плавали передо мной в течение всего разговора, вовсе не относясь к этому лицу. Цвет вспомнить не получается. Наша беседа возобновилась. С чего и как – не знаю теперь. Но этот человек задавал интересные вопросы. Спрашивал: а если девиантное поведение наступило вследствие травмы мозга, то кого будет судить Бог? Того, кто совершал поступки, пользуясь данным ему умом, или того, чьи поступки отныне определяет несчастный случай?
– Я могу догадаться, что ответил бы демагог вроде Иглиста, – заговорил Артем. – Что сам этот несчастный случай – результат поступков человека, а значит, и все последствия, все грехи принадлежат человеку безо всякого оправдания. Так Бог выходит из этой дилеммы невиновным.
– Верно, – благожелательно, но с явным внутренним спором отозвался отец Осерий.
– Но вы сами не считаете этот ответ справедливым.
– Удар молнии, говорил он. Случайность? Какой изощренный план: сквозь жизнь привести грешника в нужный час и минуту в то место, где свершилось божественное возмездие – удар молнии. Но почему одному человеку дается время заслужить прощение, а другому нет?
Артем продолжил, как если бы сам был свидетелем того диалога:
– Потому что воля грешника была направлена не к поиску искупления, а только ко злу. В Священном Писании легко найти ответ на любой вопрос о том, почему под небесами случилось то, что представляется несправедливым. Когда-то я работал по сектам. – Артем удивился, что добавил это. Первейшее правило: без необходимости не сообщать о себе даже малейшей информации. Однако он закончил: – Поэтому дискуссии такого рода хорошо мне знакомы.
– Неужели есть те, для кого даже Бог не находит прощения? Неужели есть те, кого и Он не в силах обратить к свету?
– Иначе мы бы не вели речь о свободе воли.
– Значит, в какой-то момент, неожиданный даже для Него, наступает это понимание – нет, этого простить нельзя? Абсурд… Но если участь человека была предрешена, то к чему было позволять злые деяния, а не явить свой гнев ранее?
Артем уже не вполне понимал, где говорит отец Осерий, где звучат слова зловещего посетителя, а где – его собственные.
– Видимо, Он использовал его, как инструмент своей воли.
– И так мы пришли к тому, что оба пути, и к святости, и к падению, оказываются пригодны для целей Бога. И что человек, принявший себя как недостойного прощения, может не затрудняться выбором совести.
Артем пораженно уставился на отца Осерия, а священник продолжил идти к церкви, увлекая его за собой.
– Вы, Артем, не желаете однажды прийти и поговорить о том, что у вас на душе? Не обязательно в храме. Хоть на этой же скамеечке.
– Сходите в отдел, не откладывая. – Артем, как автомат, переключился на тему своего приезда. – Разумеется, я не прошу умолчать о моем визите, но, возможно, это не потребует упоминания.
Они дошли до храма; все еще не было сказано что-то важное, застрявшее между ними, как спазм. Артем бесстрастно пережидал его. Рот отца Осерия взволнованно приоткрылся, демонстрируя мелкие зубы.
– Такой человек не приехал бы, не узнав прежде мою биографию, – наконец, не выдержав, произнес священник.
Артем точно зачитал из личного дела:
– Тяжкие телесные повреждения, нанесенные в ходе пьяного застолья. Следствие пыталось доказать покушение на убийство. Вышел по УДО. Принял монашеский постриг. Увидев искреннее раскаянье, владыка рукоположил в иереи. Пару лет назад переведен в этот приход.
– Я хорошо разбираюсь в людях. И сразу вижу, если в них селится зло, ибо прекрасно изучил его в самом себе. В том человеке было зло. И он его уже не различает.
Однако это Артему было безразлично. Воплощает ли преступник зло или представляет собой заблудшую, но не потерянную душу, это ничего не прибавляло делу. Не попрощавшись, Артем направился к машине. Но вдруг остановился и полуобернулся, не показывая лица.
– Что вы увидели во мне, отец Осерий?
Священник взглянул с сожалением.
– Ничего.
