Руслан Николаевич Карманов
Игроман-С
«Дьявола нельзя победить»
Журналиста «Вечерней Москвы» Пушкин принял по-доброму.
– Здравствуйте, Александр Сергеевич! – оторопел Ивагин при виде поэта.
– Чем могу быть вам полезен, милостивый государь?
– Позвольте представиться.
– К чему условности, я помню, мы встречались в Аглицком клубе на Тверской.
– Но я ведь не успел даже слова тогда сказать.
– Князь Темный в тот кошмарный вечер на Тверской отрекомендовал вас. Вы…
– Антон Иванович Ивагин, с вашего позволения…
– Сегодня – да. А в сущности вы – Вечный Игрок. Василий Никифорович Темный узнал вас в особняке на Тверской. Ведь именно вы тот патриций, кто единственный во всем Древнем Риме сделал верную ставку на победу гладиатора Спартака?
– Вы шутите, Александр Сергеевич? В 74 году до нашей эры даже моего родного Димитровграда не было на картах. Какой к чёрту Древний Рим, не может этого быть. Вы нормально себя чувствуете?
Печальный вид поэта, казалось бы, не позволял усомниться в правдивости его слов.
– Как же давно я играю с Провидением?! – схватился за голову Ивагин.
– Не убивайтесь так сильно, голубчик, это всегда можно прекратить, достаточно жениться по любви и перестать играть в азартные игры, – очень тихо произнес Пушкин и правой рукой указал гостю на огромный кожаный диван: «Присаживайтесь, в ногах правды нет».
Левая кисть поэта была в крови. Он прикрывал ей правый бок своего черного суконного жилета, который, вероятно, прострелил Дантес.
– Вам все же плохо? – двинулся к нему Антон. – Как же я сразу не заметил, что вы ранены.
– Нет-нет. Не обращайте внимания. Кровь для меня дешевле чернил. Я бы сказал, что с каждым годом мне, наоборот, все лучше и лучше. Потому что в самой Большой Игре выиграл я, черт возьми, а не этот французик Жорж, и уж тем более не Помазанник Божий – Незабвенный государь Николай.
– Как же вы выиграли, Александр Сергеевич, если вы, пардон, были почти убиты на дуэли Дантесом почти что двести лет назад? – удивился репортер. – И что же было на кону в той самой Большой Игре?
– Билет в Вечность, господин репортер, – усмехнулся Пушкин. – Мои книги нужны потомкам. Вы не согласны? Иначе бы их не переиздавали. А как часто вы вспоминаете извращенца Дантеса и императора Николая I? То-то же. Так что о моем самочувствии не беспокойтесь, Антон Иванович. Давайте лучше поговорим о вашем.
– После каждого проигранного пари мне все хуже и хуже, – густо покраснел Ивагин. – Теперь вот Катя моя пропала, когда я проиграл ее деньги.
– Может, не стоит лить слёз о бросившей вас даме?
– Да я жить без нее не могу, – пролепетал Антон.
– Вся ваша жизнь – Игра, Антон Иванович. Если вы еще не поняли – вы живете, пока играете. Вы знали мало женщин? Стоят ли они того, чтобы терять жизнь, тем более бессмертную?
– Катька стоит того. Колдунья, а не женщина, – закатил глаза в потолок Антон. – Но бога ради, объясните, почему сам князь Темный, он же олигарх Черняев, не раскрыл мне правду о моем прошлом и направил именно к вам?
– У Василия Никифоровича всегда есть свой особый расчет и, похоже, вечные планы на вас, – с грустью в голосе ответил Пушкин. – Впрочем, как и на всех нас.
– А от вас-то что он хочет, Александр Сергеевич?
– Предположить несложно. Если я с помощью старой графини открыл Германну секрет трех карт, то стало быть, мне известна тайна беспроигрышных ставок. Князь дорого бы заплатил за нее. Ему ведь нужен полный, тотальный контроль за Игрой.
– Вот дьявол, – чертыхнулся журналист. – А вы поможете мне, Александр Сергеевич, спасти Катерину?
– А вы женитесь на ней, господин Ивагин?
– Как только вырву ее из лап Темного! – горячо ответил Антон. – Ведь чтоб вы мне не говорили, я люблю Катю больше жизни.
– Вы уверены, что подарите девушке счастье, которое принесет успокоение ее душеньке? – поэт явно что-то недоговаривал.
– Я буду стараться изо всех сил, – живо ответил репортер. – Моя судьба в ваших руках, Александр Сергеевич.
– Увы, мой друг, ваша судьба в руках автора книги вашей жизни.
– Подождите-подождите, Александр Сергеевич, – Ивагина прошиб холодный пот. – Вы хотите сказать, что я Антон Иванович Ивагин – не настоящий, а только лишь литературный персонаж? И я лишь раб своего автора, как инженер Германн – ваш вечный крепостной?
– Ну нельзя же все бесконечно упрощать, как ваши лекции студентам по «Капитанской дочке», мой далеко не юный друг, – нахмурился поэт. – Вот вам пример для размышления. Скажите, существует ли придуманное мною Лукоморье? То-то же. И вы, Антон Иванович Ивагин, будете жить в сознании людей бесконечно, если ваш образ накрепко будет впечатан в народную память. Быть настоящим человеком для этого необязательно. Онегин ведь для многих поколений живее всех живых.
– Поясните, Александр Сергеевич. Я совсем запутался, – жалобно попросил Ивагин.
– Хорошо. Вот вы сожгли свой детский дневник и погубили душу мулатки, торговавшей своим прекрасным телом на Монмартре.
– Но ведь и вы, если я не ошибаюсь, спалили последние главы «Евгения Онегина», и ничего, жив в веках носитель боливара.
– А вы верно желали бы, чтобы я радостно встречал свободу у входа в Нерчинские рудники? – прищурился Пушкин.
– Ах да, я помню вашего зайца, который в декабре 1825-го перебежал дорогу из Михайловского в Санкт-Петербург, – Невероятно кстати, надо заметить, перебежал, а то, конечно же, и вы б примкнули к декабристам.
– Если б не тот заяц, Антон Иванович, месье Онегин мог умереть весьма скоропостижно, – спокойно ответил поэт. – А как у вас там с цензурой, позвольте поинтересоваться, милый Антон Иванович? Верно и слыхом о ней не слыхивали россияне 21 века?
– Ну что вы, Александр Сергеевич. Цензура – бессмертна. Но все ж таки утолите и мое любопытство. Каким это образом я погубил мулатку на Монмартре, жившую лишь в моем дневнике?
– Пускай красавица жила лишь на бумаге, но все-таки жила. Причем, одною лишь надеждой на встречу с вами, месье Ивагин, – укоризненно покачал головой Пушкин. – Поверьте мне, я знаю, о чем говорю. Будьте осторожнее, господа, со своими с рукописями. Уничтожая их, вы рушите великие сюжеты, добрые помыслы, убиваете возможность стать лучше в читателях будущих книг. Будем надеяться, ваш автор будет к вам более милостив, чем вы к сожжённой мулатке. Если, конечно, вы этого заслуживаете.
– Зачем же жалеть литературного героя, ведь он не настоящий человек? – Антон Ивагин в кабинете Пушкина готов был расплакаться как мальчишка от обиды, узнав, что он лишь плод сознания неизвестного ему автора. Хотя за время разговора с поэтом Ивагин раз десять ущипнул себя за причинное место через карман джинсов и всякий раз ему было невероятно больно.
– А что важней для человечества, Антон Иванович, судьбы реальных людей или придуманных книжных образов, ставших классикой мировой литературы? Ведь эти образы вдохновляют живущих быть лучше, дарят людям надежду, – продолжал Пушкин.
– А еще эти «образы» убивают, насилуют, бывают падкими до денег и, случается, всю жизнь невероятно азартны, – грустно произнес Ивагин.
– Человечество должно знать свои пороки, чтобы бороться с ними, – тяжело вздохнул поэт.
– И какие чувства испытывает творец живучих литературных героев?
– Он чувствует себя, конечно, божеством. Ведь великий литературный герой меняет мировоззрение миллионов живущих, а стало быть, оказывает влияние на ход реального времени. Есть, правда, тут невероятная проблема для творца литературных героев. Творя героев книжных, он может заиграться и начать режиссировать собственную жизнь, включая ее финал. Слишком эффектный жизненный финал, как это пошло, мой дорогой Антон Иванович. Вы уж мне поверьте…
– Выходит, это не вздор Германна в Аглицком клубе? Вы действительно спланировали свой уход из жизни через дуэль с Дантесом, чтобы не попасть в долговую яму? Чтобы император из чувства вины оплатил все ваши карточные долги? – журналист дерзнул задать Пушкину вопрос, так мучающий не только инженера Германна.
– Сударь, вы забываетесь. Мы не на допросе! – нахмурился поэт. – Ведь не за ответом на этот вопрос вы пожаловали ко мне.
– Да, вы правы, Александр Сергеевич. Я словно помешался. Просто помогите мне дать верный ответ князю Темному, – с болью в голосе взмолился Ивагин, как будто это он, а не Пушкин истекал сейчас кровью.
– Хорошо, я дам вам один совет, – прищурилось Солнце русской поэзии. – Дьявола нельзя победить, но во все времена с ним должно бороться, и не только литературным героям.
…Ивагин очнулся ото сна уже за Тверью.
Надобность ехать в Питер отпала, но отчего бы не прокатиться до культурной столицы России да не собраться с мыслями в комфортабельном вагоне Сапсана. Подумать есть над чем. Не каждый день ведь с вами Пушкин беседует.
Глава пятнадцатая
Ставка сыграла
Назад из Санкт-Петербурга в Москву Ивагин в своем рюкзаке вез повесть «Пиковая дама».
Издание современное, но с настоящим автографом Солнца русской поэзии: «Дьявола нельзя победить, но во все времена с ним должно бороться, и не только литературным героям. Всегда ваш Александръ Пушкинъ».
– Пожалуй, даже главред не поверит рассказу о моей встрече с Пушкиным, – улыбнулся Ивагин и нежно погладил обложку книги.
От нереальной встречи с Пушкиным Ивагина распирала гордость. В то же время слова поэта о том, что он – Антон Ивагин – лишь литературный герой, журналиста здорово озадачили. Но вскоре об этом он и думать забыл. Мало ли что во сне привидится.
Над шарадой Пушкина: «Дьявола нельзя победить, но во все времена с ним должно бороться» Антон ежечасно ломал голову почти месяц. Репортер судорожно искал подсказку и в «Пиковой даме», и в «Капитанской дочке». Или в «Демоне»:
Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня.
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал…
До решающего «матча жизни» Антона Ивагина оставалось все меньше времени. Почти месяц он безрезультатно бился над кодом слов Пушкина, и только в день поединка в Санкт-Петербурге «Спартака» с «Зенитом» на репортера снизошло озарение.
– Если дьявола нельзя победить, то борясь с ним, можно и не проиграть. Ведь если бы Добро уступило Злу в одни ворота, то тьма поглотила бы мир, однако баланс пока еще сохраняется, раз ночь сменяет белый день и наоборот, – вслух рассуждал Ивагин и вдруг вскрикнул. – Конечно, сегодня в Питере может быть только ничья!
За час до начала игры в Санкт-Петербурге Антон отправил короткую смс-ку на телефон владельца московского клуба Черняева: «0:0».
В тот вечер футболистам обеих команд так и не удалось открыть счет в игре. Как не старался форвард «Зенита» Артем Дзюба огорчить свой бывший клуб, но так и не сумел поразить ворота «Спартака». 20-летний голкипер красно-белых Александр Максименко на последнем рубеже обороны действовал выше всяких похвал.
– Ай да Пушкин, – захлопал в ладоши Ивагин, когда судья поединка двух непримиримых соперников в Санкт-Петербурге дал финальный свисток.
За ходом встречи Антон следил у телевизора в комнате, которую снимал у Петровича. Крик счастья репортера разбудил хозяина квартиры.
– Ты гляди-ка, журналист наш дом качает словно лодку и без бабы, – услышал Ивагин через стенку возглас хозяина квартиры…
Антон был уверен, что теперь после верно указанного исхода матча, несмотря на все свое темное прошлое Темный – Черняев сдержит слово и освободит Катьку.
На радостях от победы, Ивагин, впервые за годы жизни у Петровича не отказался от предложения хозяина квартиры принять на грудь. Более того, сам сгонял за второй бутылкой в магазин Пятерочка.
– Вот ты скажи, журналист, два год почитай живешь со мной под одной крышей, а от приглашений познакомиться поближе завсегда отказывался, нос вороти, – высказал Петрович Ивагину, когда они приканчивали вторую пол-литровку «Столичной». – А сегодня с какой вдруг радости решил до меня снизойти: в лотерею выиграл, или праздник какой?
– Считай, Петрович, что оба твоих варианта совпали, – широко улыбнулся Ивагин. – Наверное, женюсь я скоро и съеду от тебя.
– Далёко собрался? – спросил хозяин квартиры.
– Еще не решил…
– Ну, дай Бог, чтоб не пожалеть. Женитьба это дело такое – как в картах. Выпадет козырная дама – повезло. Но, помни, что на нее всегда найдется туз козырный али король. Смотри, чтоб даму твою козырную иной король не покрыл, как вороной жеребец гнедую кобылу, – заржал Петрович и махнул очередную стопку. – А уехать-то можно куда хочешь, только от себя не сбежать.
Ивагин с Петровичем набрались к полуночи так, что оба не вязали лыка.
– Скажи, Петрович, а это не ты ли в Аглицком клубе работаешь лакеем?
– Это я-то лакей? Да иди ты к черту, журналюга.
– Нет, нет, ты повтори, коренная московская бестия: «Вход рубль, выход – без штанов в преисподнюю!» – орал в самое ухо Петровичу Ивагин.
Пьяный Петрович мог с огромным трудом повторить только самую последнюю часть этой фразы: «исподнюю», но икал при этом точь-в-точь, как тот лакей с бакенбардами в Аглицком клубе.
– Я литр ставлю, что это ты лакей, Петрович, – гоготал пьяный Антон.
Ивагин вызвал такси, усадил Петровича на заднее сидение машины, и оба поехали в Аглицкий клуб на Тверскую, чтобы раз и навсегда принципиально решить, кто из них врет.
Водитель такси, как две капли похожий на пушкиниста Юрия Лотмана, доставил изрядно поддатых клиентов к Музею современной истории России. Однако, вот незадача, ночные охранники в старинное здание с колоннами припозднившихся посетителей не пустили.
– Эй, господа литераторы, хватит банк метать, выходи на два слова, – орал пьяный Ивагин прямо с Тверской улицы через решетчатый забор. – Стоять, бояться, чтоб вам, суки, исписаться, а я Пушкину хочу сказать свое спасибо, ведь я ему теперь обязан… Айда Пушкин к нам!
– Да вы проспитесь, для начала, а утром милости просим в музей. А не угомонитесь, вызову полицию, – как можно спокойнее сказал охранник музея нетрезвым ночным гостям.
На том же такси оба ночных путешественника вернулись в Отрадное. Совсем обессилевшего Петровича Ивагин занес в квартиру на руках, и сам мгновенно отключился на своем диване. Бутылка водки сдружит лимитчика даже с самым коренным москвичом. Третья на двоих – породнит.
… Катя появилась в редакции «Вечерней Москвы» на следующий день после матча «Спартака» с «Зенитом» в Санкт-Петербурге и как ни в чем не бывало. Тихо подкралась сзади к креслу страдающего с похмелья Антона, резким движением повернула к себе, на глазах коллег обвила шею редактора и крепко поцеловала.
Поцелуй Катьки был встречен громом аплодисментов коллег.
– Ну, что, когда же свадьба, молодежь? – живо поинтересовался у влюбленных главред.
– Мы обязательно сообщим, – расхохоталась счастливая пара и, взявшись руки, Катя с Антоном устремились к лифту. Только их в редакции и видели.
– Нет, какая все-таки красивая бестия эта Катька, – покачала головой пожилая кадровичка «Вечерки», провожая взглядом молодых. – Только ведь погубит парня рыжеволосая ведьма.
Как и всякой опытной кадровичке предпенсионного возраста, Анастасии Петровне казалось, что она хорошо разбирается в людях.
Глава шестнадцатая
Ломка
Олигарх Черняев, не только сдержал слово, отпустив Катю жить как она вздумает, но и подарил молодым на свадьбу пять миллионов рублей.
Но что такое пять миллионов рублей, когда ты грезишь о покупке футбольного клуба «Манчестер Юнайтед». Ощутив безудержную радость победы на ставках, Ивагина натуральным образом стало ломать. Ему хотелось утроить выигрыш, удесятерить, черт возьми.
– Пока масть идет, надо заряжать новую ставку. С кем там следующий матч «Спартака»? – мозги Ивагина буквально кипели. В Москве приняв на грудь вместе с Петровичем после ничьей в Санкт-Петербурге, Антон лишь ненадолго снял нервное напряжение. Его «ломка» в разы усилилась, когда они с Катей получили деньги от Черняева.
Если бы Ивагин открыл медицинский справочник, то был бы удивлен тому, что симптомы его боли – ломавшей тело и выворачивающей душу наизнанку, как две капли воды была похожи на проявления наркотической ломки.
Нервное напряжение. Тремор. Повышенная агрессивность. Тахикардия. Высокая температура. Судороги. Потливость. Ломота в суставах и мышцах. Отсутствие чувства голода. Глубокая депрессия. Бессонница. Падение работоспособности и концентрации. Вдобавок Ивагина колотил озноб. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей об Игре, журналист начал читать утренний выпуск Вечерней Москвы.
На глаза ему попалась заметку о жутком убийстве: «Четыре тела – Фируза Берова, его супруги Алии и их дочерей 12 и 18 лет – обнаружили вечером в одной из многоэтажек в подмосковном Щелково. Накануне родственники Беровых обратились в полицию – их насторожило, что те месяц не выходили на связь. Криминалисты сразу предположили: первыми от многочисленных ран погибли женщина и дети. Тут же лежал нож – орудие убийства. Смерть у всех наступила около месяца назад. Тело главы семейства находилось в соседней комнате рядом с пустой бутылкой из-под уксуса. Следователи возбудили уголовное дело по статье «Убийство двух и более человек».
По показаниям одного из родственников, отношения в семье испортились из-за увлечения Фируза азартными играми – с некоторых пор он регулярно делал ставки на спорт и много проигрывал».
Заметка заканчивалась убийственным выводом:
«Игромания – очень опасный вид зависимости, быстро превращающий вполне адекватного и успешного человека в «наркомана», указывают специалисты. Заведующий кафедрой нейро- и патопсихологии МГУ имени М. В. Ломоносова, доктор психологических наук, профессор Александр Тхостов поясняет, что сначала человеку просто интересно, потом он перестает себя контролировать – не замечает, сколько потратил времени и денег. Без игр начинается ломка. Зависимые люди обычно долго не признают проблему. Их близкие оплачивают долги под клятвенное обещание больше не играть. Но после периода воздержания все повторяется».
Дочитав заметку до конца, Антон судорожно скомкал газету, словно она горела в его руках, и быстро засунул сверток под «диван страсти». Катя еще не вернулась из салона свадебных платьев.
– Трагедию в Щелково написала сама Жизнь, куда там Пушкину и Достоевскому…, – такой была первая мысль Ивагина после прочтения заметки. Вторая, еще более ясная мысль, как пуля 410 калибра, чуть не разорвала его голову в клочья: «Господи, если я не остановлюсь в Игре, то рано или поздно погублю Катю».
Антон отчетливо понял, что, имея теперь возможность играть по-крупному, он не может рвануть стоп-кран. А чтобы спасти любимую женщину от последствий своей пагубной страсти к Игре, он непременно должен расстаться с Катей.
Ивагин обхватил голову руками, уткнулся в подушку и зарыдал – впервые за долгие годы. В последний раз он так горько плакал в Димитровграде, после похорон мамы. Терять Катьку, ставшую родным для него человеком, Ивагин не хотел, но гораздо сильнее не желал причинить боль любимой.
Как объяснить это Кате, Ивагин не знал.
…Все произошло так, как, наверное, и должно было произойти, если кто-то один из пары влюбленных имеет твердое решение расстаться.
Радостная Катюха, в последние дни совершенно поглощенная свадебными хлопотами, еще более похорошевшая в своем счастливом ожидании предстоящего радостного события, кошкой юркнула в щелку неприкрытой двери комнаты Ивагина. Грациозность ее была тем удивительна, что в руках она гордо несла два увесистых пакета. Белые ленты и кружева, торчащие из правого пакета, вернее верного указывали на то, что Катька купила свадебное платье.
– Ну, что, Антоха-картоха, покупаем квартиру на берегу Большого Черемшана? – игриво спросила Катя жениха.
– Это дело хорошее, – хмуро ответил Ивагин. – А может быть, нам хватит на жилье в Лобне?
– Почему же в Лобне, а не в Москве? – удивилась рыжеволосая красавица и с улыбкой съязвила. – Потому что Лобня – город стюардесс, которые облачены «Аэрофлотом» в твои любимые красно-белые цвета?
– Ну причем тут стюардессы, Катя. Просто аэропорт Шереметьево – почти что в Лобне, а «Шарик» – это главная воздушная гавань страны, – пояснил жених. – Да еще и носит имя Пушкина. Это ж фарт на всю жизнь обеспечен!
– И что из подъезда нашего лома в Лобне прямо к трапу самолета, и дальше в путь куда глаза глядят? – заинтерес овалась Катя.
– Ага, как ведьмы в ступе или на метле, – в глазах Антона загорелся бешеный огонек. – И здравствуй, Монте-Карло, Лас-Вегас, Париж, Висбаден. Все дороги нам теперь открыты…
– Что ты сказал? Куда мы полетим? – переспросила Катя, после чего затопала от ярости ногами и превратилась в Бабу-Ягу… Так часто бывает, когда женщины в своей Игре с любимым теряют последние иллюзии. И тут уж туши свет…
Катька влепила Антону такую звонкую пощечину, что тот едва устоял на ногах.
– Та знаешь, Ивагин, через какие унижения я прошла, чтобы найти деньги на твою Игру? Я бежала от Черняева, бежала от своего прошлого, надеясь встретить хорошего человека, чтобы стать ему опорой, я ждала настоящую Любовь, чтобы не за деньги, чтобы по велению сердца, а встретила тебя, – взвилась Катя. – Да ты, да ты даже хуже Черняева, потому что он лишь контролирует Игру, а ставку делаешь ты сам, Ивагин. Ты готов поставить на кон не только свою жизнь, но жизнь твоих близких, мою любовь к тебе…
С криком «ну какой же ты подлец», девушка со слезами на глазах выбежала из комнаты.
– Постой, а как же деньги Черняева? – попытался остановить девушку Антон.
– Да подавись ты этими деньгами, – донеслось уже из коридора квартиры Петровича.
На этом самом месте, возле «дивана страсти» в комнатке квартиры Петровича, пути влюбленных разошлись, как в море корабли.
На следующий день Антон сел на самолет в Париж. Уткнувшись затылком в подголовник своего кресла, измотанный переживаниями репортер уснул еще до взлета белоснежного «Боинга».
