Просящий стук в дверь также означал, что супруга Петровича, такая же перманентная ударница по стакану Варвара Сергеевна, не должна узнать о жгучем желании мужа опохмелиться в счет будущей арендной платы журналиста.
Это только кажется, что москвичи, даже потомственные, все сплошь благородные люди без известных слабостей. Хозяин московской квартиры всегда безработный Петрович вместе с супругой и двумя сыновьями-подростками жили в одной комнате, а две других сдавали гостям столицы.
В комнате Петровича сосуществовали с настоящими москвичами две дворняжки, конечно, Белка и Стрелка. Когда Петрович был навеселе, а пьян он был каждый день, до обеда дворняжки скулили радостно, а к вечеру выли протяжно, изрядно угостившись от пьяного в муку хозяина пинками под зад. Находясь в особом подпитии, Петрович пытался как-то запустить дворняжек в космос прямо с балкона лоджии, но вернувшийся с работы Ивагин спас собак от полета.
Но особое душевное паскудство Петровича было в его пьяном хвастовстве. Приняв на грудь и встретив Ивагина, он непременно кичился своим привилегированным положением.
– Ну что, лимитчик, опять к полуночи приперся с работы, – скалился Петрович. – Ну работай-работай, это нам, москвичам, работать не надобно, наши предки за нас отработали.
Антон давно хотел съехать от Петровича, но смирился. Арендная плата за комнату была невысокой, до станции метро Отрадное – рукой подать, ну и большую часть суток Ивагин проводил на работе. К тому же частые командировки минимизировали его общение с хозяином квартиры.
…Вытерпев две минуты просящего стука, Ивагин поднялся с дивана и открыл дверь.
– Слушай, журналист, займи две тыщи рублей до «аренды», – попросил Петрович и умоляюще, как его вечно голодные дворняжки, взглянул в глаза квартиросъемщика.
Антон молча порылся в карманах синих джинсов, и две смятые бумажки перекочевали в трясущуюся ладонь Петровича, смутно напоминавшему Ивагину пьяного лакея из кошмарного сна. По мнению Ивагина, для полного сходства с лакеем Петровичу не хватало только баков Кузьмича.
Антон закрыл дверь, присел на диван, вспомнил о вчерашнем поражении «Спартака» в Греции и начал подсчитывать убытки после неудачной ставки. До этого чертового дня московская жизнь Ивагина была вполне сносной.
Зарплаты, которую Антон получал в редакции Вечерней Москвы, вполне хватало и на хлеб с маслом, и даже на посещение столичных театров – имени Пушкина, имени Вахтангова и МХТ имени Чехова. На дорогие подарки Кате денег не хватало. Хотя девушка, казалось, была бесконечно рада и дешевой китайской заколке от любимого Антона.
Глава пятая
Первая ставка
Свою самую первую ставку Ивагин сделал в вонючей от пота и табачного дыма букмекерской конторе в Димитровграде в конце 20 века, когда на каникулах приехал домой из Москвы.
Злачное место располагалось в ДК «Строитель». Вход с торца.
Зачем пожаловал туда Антон? Просто захотел проверить: сложнее ли футбольные ставки, чем популярная в 90-е годы игра в наперстки.
К радости Ивагина ставка на любимый родной «Спартак» (коэффициент 1,50) сыграла. Красно-белые под руководством тренера Олега Романцева тогда громили в России всех. Поставив половину своей месячной «спартаковской» стипендии, Антон хорошо наварился. В ближайшей аптеке он купил маме новые очки, чтобы руки не были коротки во время чтения мудрых книг, а потом обзвонил друзей. Для них Ивагин закатил пир горой на берегу Большого Черемшана.
– Ну и везучий ты, Антоха, – в один голос удивлялись удачливости его товарищи по футбольному детству Димка Анисим (Анисимов), Саня Хром (Хромов), Серега Попяра (Попов). – Да ты всегда был везунчиком, что в чуньку-трясучку в школе, что в карты.
– Особенно с девками на раздевание, – многозначительно хихикнул Хром.
Серега Попяра, конечно, вспомнил, как однажды на автовокзале в Димитровграде Антоха Фарт (так звали Ивагина друзья) отыграл у наперсточников пару ручных электронных часов, проигранных пацанами: «Помнишь, Фарт, игру с шулерами: кручу-верчу, обмануть хочу, играть не заставляю, пистолет не наставляю? Колись уже, как тебе удалось часы наши отыграть?».
– Как с вами забудешь, – усмехнулся Антон, но колоться снова не стал. – Не играйте с шулерами, господа, останетесь при своих.
Ивагин хорошо помнил тот случай на вокзале, когда ему и его товарищам по команде было по 14 лет. Фокус подзабытой ныне в России шулерской игры в наперстки был в том, чтобы отгадать, под каким из трех наперстков окажется маленький шарик из черного поролона. Угадал – выиграл, нет – не взыщи. Наперсточник оценил часы ребят по 25 рублей за штуку, и через пару минут они перекочевали в карман его спортивных штанов.
Мошенник, естественно, нагло мухлевал, во время переката шарика между наперстками, незаметно для многих зрителей и участников игры прижимая маленький кругляш пальцем к своей ладони.
Попяра и Хром попались на обман и лишились своих котлов. Вернуть же часы ребятам помогли интуиция Антошки и тренеры юных футболистов.
Ивагин под прикрытием взрослых наставников дважды поднял именно те наперстки, под которыми прятался шарик. Конечно, шулер наверняка бы передернул шарик под другой наперсток, но тренеры пресекли эту попытку: «А ну, жлобяра, осади, пацан пусть сам отгадает фокус».
Антоха угадал дважды подряд. Часы вернулись незадачливым владельцам, а Ивагин после такого успеха лишился в детской команде прозвища Марадона, приобретя взамен громкое погоняло Фарт…
Надувшись до отвала «Жигулевским» и слупив по два шашлыка на брата в честь первой победы Антохи на ставках, друзья детства бесшабашно прыгали через костер, купались в Черемшане, утопили старую гитару, а по домам разошлись за полночь. Да хоть бы и под утро, уже ведь не пацаны, а вполне себе совершеннолетние парни.
В тот день Антоха не раскрыл секрета с наперстками своим друзьям, но поклялся маме никогда больше не связываться с азартными играми.
Как она узнала, что ее сын незаконно обогатился?
Догадаться несложно, если из кармана грязных джинсов Антона, вернувшегося домой за полночь, падают на пол футляр с новыми очками и смятые купюры. Их сумма превышала месячную зарплату библиотекаря в Димитровграде.
– Откуда у тебя такие деньги, сынок?
– Да это ж в футбольной академии игрокам премиальные выдали за победы нашей команды на первенстве России, – попытался увильнуть Антон.
Мама мгновенно уловила фальшь в его голосе.
– Ох, не ври мне, Антон, никогда мне не ври, иначе ты льешь воду на мельницу Сатаны.
Несмотря на атеистическое школьное воспитание Антон Ивагин благодаря маме верил в Бога, а стало быть и в существование его антипода.
– Мама, я больше не буду, – потупил глаза юный футболист и ушел спать в свою комнату.
Спать в родительской квартире можно было спокойно. Антон уже перерос отца, и угощать здоровенного сына ремнем, утяжеленным увесистой железной пряжкой, охранник Ивагин не рискнул бы, даже выпив цистерну коньяку.
Великие классики мировой литературы могли не страшиться Ивагина-старшего. Детские кошмары не беспокоили Антона, и даже пожелтевшие книги великих литераторов могли спокойно отдыхать на полках его комнаты. 20 век подходил к концу. Кому нужны были бумажные книги в эпоху наступающего по всем фронтам Интернета.
Глава шестая
Монмартр и коллекторы
Клятву, данную матери в Димитровграде, Антон не нарушал лет семь.
Всё изменил ее уход.
Отец умер раньше нее – инсульт хватил охранника Ивагина на берегу Большого Черемшана, куда он отправился на рыбалку вместе с коллегами. Смерть была мгновенной.
Ивагин-старший распластал руки, ойкнул, словно пронзенный шпагой, и рухнул навзничь у самой кромки песчаного берега. Из горла его хлынула густая кровь. «Прям как фонтан портвейна «Три семерки», – вспоминали на поминках финальную рыбалку охранника его коллеги-собутыльники.
А что еще было вспомнить об охраннике Ивагине? Ловил несунов, любил рыбалку, напивался по пятницам после работы… О его педагогических методах Антон никому не рассказывал, даже Кате. Хотя он и в принципе не любил рассказывать о себе.
Мама пережила отца всего на полгода. Инфаркт застал ее на рабочем месте в родной школьной библиотеке. Прилегла головой на настольные книги – роман «Игрок», повесть «Пиковая дама», лермонтовский «Маскарад», и уснула навсегда.
О таком наборе любимых книг на столе библиотекаря Татьяны Николаевны Ивагиной поведала Антону директор школы. Могла и не рассказывать, эти книги и дома были у мамы всегда под рукой. А еще, конечно, «Герой нашего времени». В детстве, прочитав название этой книги, Антон огорошил маму: «Я тоже буду героем своего времени».
– Конечно, будешь, сынок, – легко согласилась мама и тихо добавила. – Времена не выбирают, в них живут и умирают. Какое время, такие и герои…
– А я буду жить вечно, – настаивал 10-летний мальчишка.
– Лишь бы с любовью к людям, – ответила тогда мама.
После двух потерь самых близких людей Антон пошел вразнос. Пил изрядно. Продав родительскую квартиру, ему было на что разгуляться. Возвращаться из Москвы в родной город и тупо спиваться вместе с бывшими однокашниками он, конечно, не планировал. Да и пустая квартира в провинциальном Димитровграде его пугала.
– Если выиграть, так миллион, если жить, так на Монмартре, – считал Антон в то время, когда подавал футбольные надежды в академии столичного «Спартака». Не просто в Париже, где-нибудь в Латинском квартале у Сорбонны, а именно на Монмартре.
Об этой парижской обители художников и писателей Антон прочитал еще в детстве в маминой библиотеке. Базилик Сакре-Кёр, запах цветущих платанов, лиловые негры, жареные каштаны, квартал красных фонарей на Плас Пигаль, проститутки разных национальностей манили к себе юного футболиста Ивагина.
– Молодая стройная мулатка, вступившая на путь порока, чтобы вырваться из железного капкана нищеты, торговала своим телом, пока не встретила известного русского футболиста, который бросил к ее ногам целый мир, окутал своей любовью и вырвал из лап дьявола, – примерно такими были первые литературные записи Антона Ивагина, конечно, будущего великого писателя и неотразимого сердцееда из Димитровграда, каким он себя в то время представлял.
Тогда Антон еще не знал, что многие юные леди торгуют своим телом исключительно из большой любви к соитию. Когда он убедился в этом лично, побывав в Париже в командировке, то сжег свой наивный дневник, предварительно, правда, перечитав юношескую белиберду собственного сочинения.
– Да, не Пушкин в Царскосельском лицее, – произнес тогда Антон и поднес спичку к потрепанной тетрадке.
Но мечта Ивагина о Монмартре от огня сгоревшего дневника совершенно не пострадала…
Продав родительскую квартиру в Димитровграде в День дурака – 1 апреля 2006 года, он сделал вторую ставку у букмекеров. И снова на победу «Спартака», зарядив все свои деньги.
Победи в том матче красно-белые ЦСКА, то чистый выигрыш по ставке («выхлоп») принес бы Ивагину большой куш.
Но эта бразильская бестия, форвард футбольного ЦСКА Вагнер Лав, все испортил, забив гол в ворота спартаковцев. После финального свистка матча в Москве, Ивагин ощутил на губах ядовито-дерьмовый вкус поражения. Продув родительское наследство за пару часов, Антон почувствовал, как этот яд проникает в него, остужает печенку и сердце, сжимает тисками мошонку.
Но не мозги. Мозги кипят: найди деньги, Ивагин, отыграйся, ведь ты же не конченый лузер, ты – Антоха Фарт.
Чтобы отыграться по-быстрому, он оформил потребительский кредит в банке на миллион рублей и по новой зарядил на победу «Спартака» в гостевом матче с «Рубином» (16 апреля 2006 года). И снова луз! Полный трындец, по-русски говоря.
Возвращать долг банку у Антохи денег не было. От слова вообще.
Вот тогда-то Ивагин впервые познакомился с коллекторами. Слово «коллектор» только звучит красиво. Говоришь – коллектор, а на ум приходит коллежский асессор (гражданский чин в Российской империи). Однако на тот момент уже дипломированный журналист Ивагин на собственной шкуре почувствовал разницу значений близких по звучанию слов.
Кто еще, слава Богу, не знает, коллектор – это посредник между должником и банком.
Его задача – убедить должника вернуть деньги. За свои старания коллектор получает комиссионные за возвращенный долг. Вся сучность работы коллектора в том, каким образом проявляют они эти старания. Методам работы российских коллекторов позавидовали бы отмороженные рэкетиры 90-х.
Коллекторы ежечасно звонили Ивагину на сотовый, а также его начальству в московскую редакцию. Более того, тройка здоровенных коллекторов вышибал в течение месяца неотступно следовала за ним по Димитровграду, угрожая отмудохать так, что родная мать не узнает. Если бы мама Антона была жива, они и ей бы устроили веселую жизнь».
Однажды вечером в глухой подворотне Димитровграда коллекторы так отметелили бывшего футболиста, что три дня подряд он мочился кровью.
– Хоть камень на шею и в Большой Черемшан, – паниковал Антоха. – Был бы жив батя, да он бы этих коллекторов лично перестрелял из пистолета.
В течение того опасного для здоровья месяца должник Ивагин, чтобы следы замести, ночевал где придется – на вокзале, в сквере, на берегу Большого Черемшана. За месяц такой собачьей жизни Антон вымотался до предела: исхудал, осунулся и стал похожим на скелет. Только рост прежний – 180 см, а вес – как у комара. Ветер дунет – вылетишь из собственных штанов.
– Хорошая палка кал мешать, – гораздо грубее сказал бы его детский футбольный тренер, если бы встретил тогда в Димитровграде своего самого талантливого ученика. Однако Ивагин не дал своему наставнику такого шанса. Он прятался ото всех, боясь даже собственной тени.
Возвращаться на работу в Москву в газету «Советский спорт» он не видел смысла – «и там коллекторы достанут», поэтому заявление об уходе по собственному желанию он отправил в столичную редакцию по почте. Из-за веры в свою исключительную удачливость и желания срубить бабки по-лёгкому он остался без родительской квартиры, работы и денег.
До греха Антохе оставался шажок.
Вконец устав бегать и прятаться от коллекторов, Ивагин дал слабину.
Поздно вечером, выкурив пачку сигарет у подъезда родительского дома (проспект Димитрова, 17а), он поднялся на четвертый этаж. В его родной когда-то квартире теперь спокойно спали чужие ему люди.
Чтобы не тянуть резину («не можешь срать, не морщи жопу, а лучше сразу заменись» – так говорил его детский тренер в раздевалке в перерывах футбольных матчей) Антоха распахнул окно в подъезде на четвертом этаже. Запрыгнул на подоконник. Для верности посмотрел вниз и подумал: достаточно ли высоко, чтобы наверняка и не мучиться? Счел, что в самый раз и уже занес левую ногу вперед, чтобы сделать шаг в пропасть.
И тут, буквально за долю секунд до смертельного номера, дверь родительской квартиры отворилась, и Антон четко услышал мужской голос, обращенный к ребенку: «Ну что же ты натворил, сукин сын, что мы теперь скажем маме…».
Всего лишь одна фраза прозвучала в подъезде, дверь в квартиру быстро захлопнулась, а Антоха притормозил.
– И что я скажу маме на том свете? – спросил себя Антон, оседая на подоконник. – Здравствуй, мама, твой любимый герой своего времени жидко обделался при первой серьезной проблеме, которую сам себе создал. Нет, так не пойдет.
Антон выбежал из подъезда родного дома и больше туда никогда не возвращался.
Спастись от коллекторов Ивагину помог друг детства, уже авторитетный в Димитровграде бизнесмен по импортным тачкам Саня Хром. Он занял Антону миллион рублей на новую ставку.
– Ты же фартовый Антоха. Выиграешь – с тебя 25 процентов, просадишь бабки – не взыщи, я потеряю друга, – Хром отдал деньги Ивагину и послал его к чёрту.
Вышло, что Хром помянул черта на удачу. «Спартак» в Перми победил «Амкар» (29 июля 2006 года) – 3:1. На этот раз Ивагин сделал верную ставку, после чего рассчитался с банком, отдал деньги Хрому с процентами и уехал в Москву искать новую работу.
Перед отъездом из Димитровграда у могилы матери он снова дал ей клятву никогда не играть на ставках.
Глава седьмая
Герои нашего времени
В столице Ивагин устроился репортером в газету «Вечерняя Москва». Почему в Вечерку? Во-первых, потому что логотип газеты был красно-белым, как и цвета любимого им футбольного «Спартака». Впервые разглядывая свежий номер «ВМ» в вагоне метро, Антон первым делом обратил внимание на знакомое и до боли родное цветовое сочетание. Во-вторых, а, может быть, и в главных, его самолюбию льстило, что когда-то в этой газете печатались известные писатели и поэты, ставшие классиками отечественной литературы: Владимир Гиляровский, Владимир Маяковский, Эдуард Багрицкий, Михаил Зощенко, Илья Ильф и Евгений Петров. Герои своего времени.
Обвыкнувшись в новой редакции, Ивагин со временем пошел на повышение. Но к 40 годам, даже имея стабильную работу, героем своего времени Антон себя не чувствовал. У этих символов нового поколения он часто брал интервью.
Большинство героев-современников казались Ивагину пустыми, липовыми и карикатурными. Тем не менее, Антон, как мало кто из его коллег, умел сотворить из каждого героя интервью невероятно интересного собеседника, словами рисуя их парадные портреты. Однако это не мешало журналисту в душе насмехаться над натурщиками.
– Ну вот в чем героизм и талант Ольги Тузовой? – рассуждал Ивагин, и сам же себе отвечал. – Ведь дура – дурой, песни – отстой, ни слуха, ни голоса, а гляди-ка, второй по популярности в инстаграм человек России, во МХАТе имени Горького дали дуре роль. Откуда такая народная любовь? Так ведь десять лет подряд крутили по телеку на федеральном канале ее медовые страдания в проекте «Хата-2», где она любилась, оправлялась на унитазе, чистила зубы…
– Ну а кто первый в рейтинге популярности в России? – продолжал полемику с самим собой Ивагин. – Правильно, боец без правил горец Наиб Магомедов, который тем и славен, что в своей весовой категории ловит на болевой прием пробитых на голову соперников. И эти бойцы без правил герои современной России! А где же новые Пушкины, Достоевские?
– Ну а что ты, малыш, сделал для того, чтобы выйти в герои своего поколения? – и на этот вопрос Ивагин имел ответ. – Просто не повезло.
К 40 годам он четко осознал, что социальный лифт, ведущий на этаж «Звёзды спорта и эстрады – потенциальные депутаты Госдумы» для него захлопнулся, когда титановые шипы защитника разорвали колено Ивагина на мокром футбольном поле. А вход в еще более грузоподъемный соцлифт, ведущий в пентхаус «Питерская команда, олигархи-миллиардеры», был наглухо забит крест-накрест досками для начальника отдела городской газеты.
Некоторые бывшие партнеры Ивагина по детско-юношеской академии «Спартака» в первый лифт заскочить сумели, после чего отдалились от товарища настолько, насколько Москва далека от Димитровграда – не меньше чем на тыщу километров по прямой.
Впрочем, Антон успел убедиться и в том, что у популярности есть обратная сторона.
Один товарищ из его футбольного детства, тоже воспитанник академии «Спартака», в первый лифт запрыгнул, и, казалось, поднялся до самого верха, став кумиром миллионов россиян… Но решил, как в детстве, «погонять артемку», да еще и заснял весь процесс на видеокамеру. Кадры интимного видео попали в соцсети, превратив идола в посмешище.
Смешной славы Ивагину не хотелось. Да и хотелось ли стать популярным человеком?
– Зачем мне слава? – часто думал Антон. – Чтобы доказать свое настоящее геройство покойной маме? Тем не менее, Антон Ивагин пробовал писать стихи и романы, но, как и в случае с детским дневником, возвращаясь к своим литературным творениям, материл себя за графоманство и спешно искал спички.
– Какой там Пушкин в Болдино, – чертыхался Ивагин. – Балда ты из Мелекесса.
Мелекесс – прежнее название Димитровграда, и свою футбольную ватагу друзей он окрестил «Бесы Мелекесса». Вот за эту придумку ему не было стыдно, а за стихи с прозой – весьма и весьма.
В свободное от работы в редакции время выпускник МГУ Антон Ивагин подвизался читать лекции по литературе (спецкурс) для студентов, но быстро понял, что занимается не наукой, а лишь переводом мыслей выдающихся литературоведов на современный язык или сленг. Например, пушкиниста Юрия Лотмана.
Пример переводной лекции Антона Ивагина для студентов: «Капитанская дочка» Пушкина – одно из самых крутых вещей мегапоэта и чумового писателя. Литературной силы в повести – на триста киловатт, да это даже не повесть, а железобетонный памятник русской словесности, сложнейший секретный код национальной могучей идеи. Разгадаешь его – ты в пирогах, нет – лузер-недоучка.
Как ни странно, такие лекции были популярны в студенческой среде и приносили онлайн-лектору Ивагину стабильный дополнительный доход. Главное в этом деле было читать лекции с умным видом усталого человека, сгрызшего весь гранит науки, приправив его солью с перцем народной мудрости. Однако сам Ивагин понимал цену такому переводу работ пушкиниста Лотмана и неистового Виссариона Белинского на современный язык молодежи 21 века.
Зато в редакции «Вечерней Москвы» начитанность Ивагина и умение ясно выражать, пусть и банальные мысли, весьма ценилась. К тому же чужие тексты он правил все же много лучше, чем писал их сам.
Должность редактора отдела обозревателей и корреспондентов была как будто создана для Ивагина, а возможность публиковать свои авторские колонки хоть и не принесла ему популярность у читателей, зато среди коллег создала репутацию человека, разбирающегося в различных сферах жизни. Во всех – кроме спорта.
Несостоявшийся футболист Ивагин стыдился делиться с коллегами в редакции своими обширными познаниями в такой несерьёзной области. Конечно, чтобы скрыть свою страсть к футбольным ставкам. Афишировать гусарство и мотовство на работе во все века – не лучший способ для карьерного роста.