Руслан Георгиевич Илаев
Хмурый Ленинград
– Из рассказанного мне Сусеевым выходит, что Толканов оперирует двух- трех боевиков за ночь, доставляют их одни и те же лица чеченской национальности два раза в неделю. Привозят их из Новгорода Великого и Пскова на легковых машинах. Борис Александрович получает от своих новых спонсоров щедрые чаевые- в долларах и рублях. Они же гарантируют ему защиту от кого –либо, и как результат- его агрессивная вседозволенность и угрозы окружающим. Дома он более не ночует, вечером приходит в ресторан напротив Гостиного Двора на проспекте Ленина, где и зависает до утра. Возомнил себя доном Корлеоне, обещается решать проблемы сомнительных людей, вмешиваясь в работу городских властей и силовых структур.
В настоящее время оперирует боевиков по адресу…, квартира съемная. Сусеев был там по моей просьбе и с целью реабилитироваться в ваших глазах. Весь хирургический инструментарий украден Борисом Александровичем из хирургического отделения. Ассистирует ему на операциях медицинская сестра- анестезистка Лозовая Марина из хирургического отделения, Она же проводит премедикацию и внутривенный наркоз, используя для этого тиопентал –натрий или гексенал. В ресторане Борис Александрович садится за один и тот же столик, там же сидя спит, а, просыпаясь, вновь пьет водку и завтракает. Затем из ресторана отправляется на работу в госпиталь. Вечером алгоритм его действий повторяется, прерываясь лишь новой партией поступивших раненых боевиков.
Хирург он великолепный, но законченный алкаш и деградант. За деньги пойдет на любое преступление.
Со слов Сусеева, чеченцы предлагали ему выехать в Ичкерию и работать там по специальности хирургом, обещая большие деньги. Думаю, может дезертировать с военной службы и выехать в Чечню. Такая угроза весьма реальная.
Алексей Николаевич, внимательно слушал меня, делая какие- то пометки в записной книжке. Затем, откинувшись на кресле грустно заключил:
– Вот тебе, Руслан Георгиевич, типичный случай судьбы слабого интеллигента, а сколько их было, коллаборационистов во время Отечественной войны. Жизненные неурядицы, к сожалению, ломают таких вот, как Толканов. По сути, он уже предал Родину и работает на врага, за деньги врага. Сегодня он делает операции боевикам, а ведь завтра может пронести взрывчатку, одевшись в форму морского офицера. И ведь пронесет и деньги возьмет от своих нанимателей, вот что печальнее всего. И он думает, что государство слабое и не может его защитить, а потому и обратился к чеченским боевикам, что потерял веру в силу российского оружия. Какое заблуждение. У России были времена похуже и тяжелее, но ведь она всегда выстаивала и давала отпор агрессорам. Вот «смутное время» – проблемы с поляками длились с 1558 по 1613год, но ведь выстояли? А французы и немцы? И девяностые переживем, пока живы будем. Что скажешь, Руслан Георгиевич?
– А что говорить, Алексей Николаевич, Вы на страже стоите и Вам виднее, что делать, а уж мы будем всеми силами помогать. Делаем одно дело и по одной дороге идем с Вами, в одном направлении. В целом согласен, что Толканов зависит от пьяных инстинктов и низменных желаний. Его уже не исправить, он законченный алкаш и полностью деградировавшая личность, к тому же представляющий опасность для общества своей пьяной непредсказуемостью. Думаю, что с такой жизненной позицией он плохо закончит – пьет много, сердце может не выдержать таких нагрузок! Жаль парня, хороший хирург был…
С этого времени с Толкановым я более не общался. По работе он мне нигде не нужен был, вроде и раньше как- то без него справлялся. Дружить с ним я не дружил, у нас были совершенно разные интересы. Даже общих знакомых не было, о чем я и сейчас не жалею.
А еще через две недели, сидя за своим любимым столиком в ресторане, он благополучно ушел в мир иной. Скорее всего, сердце не выдержало такого обилия алкоголя и безразличного совершенно отношения к себе и своей семье. На его похороны я не пошел. Боевиков там тоже не видели, видимо, они были в поиске очередного хирурга для своих раненных. Да и война в Чечне вскоре закончилась. Вахабиты проиграли и были большей частью уничтожены. Сейчас я в Северной Осетии пишу очередной рассказ. А могила Бориса Толканова осталась в Кронштадте на девятнадцатом квартале.
«Новый Петербург»
В Зеленогорском военном Доме отдыха Ленинградской военно- морской базы ночью, сгорает столовая- странным образом, только по периметру вдоль стен. Шесть картин из запасников эрмитажных, висевших в столовой, таким же странным образом исчезают, «сгорев» в странном пожаре. Не удивлюсь, если они сейчас в распоряжении частных коллекционеров, где- ни будь в Англии. Никакой реакции со стороны командования Ленинградской военно- морской базы, в ведении которой находился Дом отдыха, не наблюдалось, хотя о странном пожаре и пропаже картин в газете «Новый Петербург» были опубликованы две мои статьи. Прошел месяц после выхода последней, третьей, статьи в газете «Новый Петербург». Тишина, никто- ничего, гробовое молчание. Даже подумал, что всем безразлична судьба шести шедевров Эрмитажа. Но я ошибался, мои статьи тихо прошлись по Петербургу. Позвонили из медицинской службы Ленинградской ВМБ, Михаил Иванович с Алексеевым, ветераны военной медицины, поздравили с выходом моих статей, и предупредили, что начальник Ленинградской военно- морской базы Шурга Тимофей Ярославович очень недоволен моими статьями.
Дом отдыха готовят к банкротству, а территорию к продаже каким- то зарубежным олигархам. Они и подсказали, что Шурга вывез из Дома отдыха «сгоревшие» люстры, ковры и другое имущество и хранит их на складе НЗ у майора медицинской службы Пивня (по- русский Петухов). Другую часть Тимофей Ярославович передал на хранение в Кронштадтский госпиталь Рябчуку. В ту же ночь позвонил Пивень, и, смеясь, доложил, что Шурга, только что на двух «Камазах» вывез из его склада спрятанные у него вещи в неизвестном направлении, ругаясь нецензурно в мой адрес. А утром следующего дня разлетелась новость: ночью сгорел деревянный склад в Кронштадтском госпитале, где хранилась часть вещей, вывезенных из Зеленогорского Дома Отдыха. Начали следы заметать.
Поздно вечером позвонил адвокат Саша Окунев, мой хороший приятель, и предупредил, что статьи произвели фурор в Петербурге, и что грядут прокурорские проверки по всем фактам, описанным в моих статьях, и что я сорвал банкротство Дома отдыха, чем очень разозлил влиятельных людей в высших эшелонах власти. Затем вдруг спросил меня, могу ли я говорить свободно, и не слышит ли наш разговор кто- нибудь еще. Я несколько удивился его вопросу, но ответил, что можно говорить не таясь, ибо я нахожусь дома. Привожу разговор Окунева дословно:
– Руслан, твои статьи многих напрягли. Ты явно нажил врагов. Над тобой готовится расправа. Завтра к тебе в поликлинику в половине девятого заявятся прокурор Лесичко Николай Патрикеевичи и его помощник Алексей Погорелко. Они зачитают постановление об отстранении тебя от должности и представят подписку о невыезде. Затем предъявят постановление о переводе в больницу тюрьмы «Кресты» для психического освидетельствования. Что надо сделать! Слушай меня внимательно! Ты повредил спину вчера, когда нес гроб с телом Раисы Талалаевой. Ты ведь действительно оступился, когда гроб нес и упал на ограду. Это многие видели и подтвердят. Завтра в восемь утра подойдешь к Вальке Семенову, он уже в курсе всех дел. История болезни на тебя будет заведена Петей Аносовым. Ты ляжешь в неврологию с повреждением позвоночника, а Петя Аносов сразу же поставит тебе капельницу с барбитуратами. Когда они начнут зачитывать тебе постановление о переводе в «Кресты», глаза держи закрытыми и стони громко (типа, плохо себя чувствую и ничего не понимаю). Попадешь в «Кресты», хохлы тебя ликвидируют. А пока ты будешь лежать у Аносова, мы начнем подключать защитные механизмы!
От услышанного от Окунева я не мог заснуть до утра, больше всего пережевал за своего восьмилетнего сына и престарелую мать. Как они одни будут справляться без меня? Однако по разговору было понятно- дело серьезное, но мне уже помогают, я не остался в одиночестве. Но, как говорится, дорога ложка к обеду. Тем не менее, выполняя его инструкции, в семь часов пятьдесят минут утра я был в кабинете у начальника медицинской службы госпиталя Валентина Семенова. Поздоровавшись, мы сразу же направились в отделение неврологии к Петру Аносову. Петя немедленно госпитализировал меня и сразу же перешел к лечению, поставил капельницу с барбитуратами (успокаивающими). Вот теперь я понял смысл пословицы, когда надо иметь сто друзей. А через десять минут в палату ворвались наши «друзья» –прокуроры …
И вот лежу я у Пети Аносова пятые сутки и думу думаю, как бы процесс своего освобождения ускорить. Вдруг заходит Аносов в нашу четырехместную палату для утреннего осмотра. Молча протянул мне какой- то журнал в синей обложке и показывает мне на чей–то портрет на странице. Ну и ну! Да это же Исса Магометович Костоев, бывший заместитель Генерального прокурора Российской Федерации. Получил всемирную известность после раскрытия и задержания в ноябре 1990 года его следственной бригадой маньяка Андрея Чикатило. Но он же четыре года назад был освобожден от должности первого заместителя. И опять в Москве, в прокуратуре России!
Оказывается, в 1996 году Исса Магометович был назначен начальником международно- правового управления Генеральной прокуратуры России, но об этом до сегодняшнего дня я ничего не знал. В 1965- 1974 годах Костоев работал следователем, старшим следователем и прокурор- криминалистом прокуратуры Северо- Осетинской АССР и хорошо знал моего отца- старшего следователя Пригородного района. Сборник, что подарил мне Петя Аносов назывался «Синие страницы» и располагал полной информацией о членах правительства, депутатах российского парламента, силовых структурах, в том числе генеральной прокуратуры. На одной из страниц, под портретом Костоева, были указаны номера нескольких телефонов для связи с ним. Чем черт не шутит! Запираюсь в кабинете у Аносова и набираю первый из телефонов, гудок пошел и телефон ожил. Ответил женский голос:
– Приемная заместителя генерального прокурора, слушаю Вас.
Поздоровавшись с секретарем приемной, представляюсь и называю место откуда произведен звонок, после чего начинается наш диалог:
– Скажите, пожалуйста, могу ли я поговорить с Иссой Магометовичем?!
– Не кладите трубку, соединяю.
Мужской голос с явным ингушским акцентом на другом конце телефона подтверждает, что я общаюсь именно с Костоевым.
Вновь, называю свои данные и добавляю к ним свою должность и звание. Затем называю имя и отчество своего отца, и место его последней работы. Наступила пауза, в ходе которой Исса Магометович обратился к памяти о прошлом, затем он, вздохнув спросил:
– Ты младший или старший сын Георгия Дадоковича? Впрочем, если ты моряк, значит младший и зовут тебя Руслан, а старшего Тимур. Можешь не докладывать, знаю, отец умер в 1997 году. Ничто не вечно…, – Костоев, опять ненадолго замолк, – ладно, Руслан, давай теперь по делу, скажи, чем я могу тебе помочь. Но одно условие: говорить мне только правду. А то мне недавно родственник позвонил, тоже попросил помощи, а затем вылезло такое, что и вспоминать о нем у меня даже желания сейчас нет. Тебе пятнадцати минут хватит на изложение?
– Исса Магометович, хватит и десяти минут.
Подробно, но коротко рассказываю о сложившейся ситуации, называю фамилии и должности всех персонажей, свой анализ восприятия произошедшего.
– Слушай меня, Руслан, внимательно. То, что ты мне сейчас поведал, столь дико, что я сегодня же доложу генеральному прокурору России. Сам я выехать к тебе не могу, не мой уровень. Но группу пошлю, приблизительно через неделю она будет в Кронштадте. Почему через неделю? Мне надо информацию собрать о Лесичко у наших ленинградских друзей, имею в виду своих коллег, но это тебе совсем не нужно знать. Руслан, о нашем разговоре никому ни слова. Продолжаешь пребывать в госпитале до приезда комиссии. Они тебе объяснят ситуацию и что будет далее. Возглавит прокурорскую комиссию Мамиашвили. Думаю, все будет хорошо. Жди. До свидания.
Вечером ко мне пришли Валентин Семенов и Петр Аносов, кратко рассказал им о телефонном разговоре с заместителем генерального прокурора России. Объяснил, что на днях приезжает прокурорская группа с проверкой нашего общего знакомого. Попросил пока об этом никому не говорить. Сердечно поблагодарил их за помощь и поддержку. Рассказал им о Костоеве преднамеренно, чтобы поддержать в них уверенность и веру в победу. Я предполагал угрозы в их адрес от Лесичко и его заместителей и помощников. Впервые они подвергались такому мощному прессингу со стороны неправедных силовых структур. Так что моя информация о разговоре с заместителем генерального прокурора была очень даже весьма кстати.
…Через неделю поутру, к нам в палату вошел мужчина моего возраста, оглядевшись, сразу же направился ко мне, присел у моего изголовья на стул и тихо представился:
– Я Мамиашвили Илларион Бесоевич, моя группа только что приехала. Как Вы себя чувствуйте, Руслан Георгиевич?
– Спасибо. В целом нормально. Мне можно выписываться?
– Пока продолжаете лежать. Мы сейчас направляемся к Лесичко Николаю Патрикеевичу. Как только с ним закончим, я лично навещу Вас и сразу решим, что дальше делать и когда выписываться. Потерпите еще несколько часов.
После чего он вышел из палаты. После ухода Мамиашвили, я поспешил к Аносову. На его вопросительный взгляд, ответил коротко:
– Началось!! Группа прокурорская приехала, сейчас они поехали Лесичко с должности снимать. Мне приказано находиться в положении лежа в палате. Начальник группы сам ко мне приедет, приказано ждать дальнейших указаний.
Я прилег на госпитальную койку и задумался. Хорошо, когда столько друзей тебя окружает. Вот Окунев предупредил об утреннем визите прокурора и его помощника. Семенов с Аносовым, не задавая лишних вопросов, оперативно положили в неврологию. Костоев прислал прокурорскую проверку. А журналисты газеты какую помощь оказали!
О газете «Новый Петербург» отдельный разговор. В течение десяти дней я в отчаянии бродил по Петербургу, обходя редакции газет одну за другой: «Невское время», «Новости Петербурга», «Санкт- Петербургские ведомости», «Смена», «Коммерсант», «Общая газета» и везде получил отказ в публикации моих статей, пока не набрел на газету «Новый Петербург». О существовании этой газеты я знал, даже помнил эмблему этого печатного издания. Графический рисунок кентавра в левом верхнем углу на первой странице, рядом с названием газеты. Тираж газеты был весьма приличный, и приобрести ее можно было во многих газетных киосках. Однако услугами газеты я и не предполагал пользоваться, просто в этом ранее необходимости не было.
Все же периодически ее почитывал, интересных материалов на злободневные темы было в ней много, статьи были порой дерзкие и нагловатые. Иногда, прочтя их такую вот «опасную» статейку, я усмехался: «Ну вот, теперь их точно прикроют. Однако газета, как ни странно, выходила с установленной периодичностью вновь. Уже в первое пятилетие своего существования она стала позиционировать себя как правозащитное издание. Объектами ее защиты стали коллективы государственных предприятий, которые хотели спасти свои производства от рейдеров, горожане, попадающие в сети религиозных сект, жертвы насилия и беспредела, пенсионеры, ставшие объектами внимания черных риелторов, да вообще все, кто нуждался в защите в неспокойные 90- е годы. При газете была создана бесплатная юридическая консультация, когда звонивший просил юридической помощи, ему давали телефон редакции «Нового Петербурга»
Даже справочная служба Смольного рекомендовала по многим злободневным проблемам обращаться в «Новый Петербург». Когда в город приезжали журналисты из других стран и спрашивали: «А есть у вас «зубастые» газеты?», многие рекомендовали «Новый Петербург». Все, что сказано лестного об этой газете- чистая правда, подтверждаю лично, ибо, столкнувшись с беспределом и откровенной уголовщиной в управлении Ленинградской военно- морской медицины и некоторых представителей силовых структур, я не только получил безвозмездную помощь, но и был обучен моими наставниками азам беллетристики, чем в конце концов и воспользовался, решившись, наконец, издать свой первый сборник рассказов- «Я служил на флоте».
Благо учителями были высокие профессионалы- Николай Андрущенко, Алевтина Агеева, Алексей Андреев, Денис Усов, Михаил Шмаков – вся редакционная коллегия газеты «Новый Петербург». Однажды случайно попав к ним в редакцию, стал постоянным гостем и другом этого сплоченного и умного коллектива. Как- то раз, во время очередного посещения редакции, журналисты пригласили пообедать с ними, ели они на обед докторскую колбасу (в неограниченном количестве) с чаем и свежим хрустящим хлебом. И еще я заметил, что Алевтина Агеева в редакции носила военные «берцы», гораздо большего размера, чем ее размер ног. Меня это просто умиляло. Так вот, эти «акулы пера» за полгода так натаскали меня, что я стал приносить им две- три статьи в месяц, не забывая и о докторской колбасе. Навещал их довольно часто, вплоть до отъезда домой в Северную Осетию. Вот тогда- то Алевтина с Николаем Андрущенко, впервые предложили мне попробовать себя в прозе. Но это будет потом, а сейчас я лежал на госпитальной койке и ждал, когда же, наконец, появиться товарищ Мамиашвили. И он появился в дверях палаты, как всегда неожиданно:
– Ну что, Руслан Георгиевич, мы свою задачу выполнили, Лесичко низвергнут, Погорелко переведен на новое место службы. Иссе Магометовичу результаты доложены. Вы свободно можете покинуть данное лечебное учреждение. Приказ о Вашем отстранении от работы и подписка о невыезде аннулированы. Какие будут Ваши пожелания и предложения?
– Илларион Бесоевич, а сколько человек в Вашей группе?
– Нас всего пятеро, со мной.
– Могу ли я пригласить вас в полном составе в китайский ресторан, устал, видите ли, безмерно от столь длительного лежания и воздержания.
– В нашей группе все мужчины, язвенников и трезвенников не наблюдалось, уверен все согласятся и одобрят Ваше предложение.
– В таком случае, Илларион Бесоевич, я сейчас проеду домой, приведу себя в порядок, затем в девятнадцать часов встречаемся у памятника Петру Первому в парке на набережной, это рядом с гостиницей, где вы остановились. Китайцы открыли неплохой ресторан в Кронштадте и место выбрали удачное, недалеко от парка и центра города.
– Руслан Георгиевич, я на служебной машине. Давайте- ка подброшу Вас к дому и как раз время сократим для Ваших личных бытовых услуг.
Предложение мною с радостью было принято, и через пятнадцать минут я оказался в окружении своих родных- мамы и сына. Убедившись, что они здоровы, вкратце изложил им события последних трех недель. Объяснил, что сегодня буду отмечать победу с друзьями из Москвы, приду поздно. После чего принял ванну и побрился.
…В ресторане пили долго и шумно. Перезнакомился со всей группой Мамиашвили, а через полчаса от их сдержанности не осталось и следа. Улучшив момент, попросил китайцев поставить мой диск с песней "Осетинка" в исполнении Феликса Царикати, станцевал для гостей под его музыку. Затем гости танцевали для меня, смешно повторяя мои движения. Присоединились к нам еще девушки из зала, они тоже танцевали вместе с нами. Было очень весело и свободно. На следующий день я проводил моих новых друзей на Московский вокзал, а сам пошел на работу в 102 поликлинику Кронштадтского гарнизона.
…В 2017 году, просматривая новости, обнаружил в интернете короткую заметку. «Журналист и соучредитель газеты «Новый Петербург» Николай Андрущенко умер в больнице через месяц после избиения неизвестными. Журналист был избит неизвестными 9 марта. Скорая помощь доставила его в Мариинскую больницу Петербурга в состоянии комы. Известно лишь то, что Андрущенко направлялся на деловую встречу, отмечает «Фонтанка» . Смерть журналиста подтвердила директор издания «Нового Петербурга» Алевтина Агеева».
Хмурый Ленинград
В сентябре 1998 года мне позвонил Владимир Яковлевич Дзоциев, предупредил, что находится в Кронштадте по своим служебным делам и что скоро будет в поликлинике. Минут через тридцать он действительно влетел ко мне в кабинет. Это была его коронная манера – делать все стремительно: говорить громко, тыркая при этом собеседника в грудь или плечо; хохотать, не стесняясь, над своими и чужими шутками; демонстративно ухаживать за совершенно незнакомыми женщинами, дарить им внезапно цветы, а затем попросить у них номера телефонов. И ведь давали ему номера, но что дальше происходило, мне неведомо. Дзоциев родился в Грозном, отец его приехал из Северной Осетии, когда чеченцев выслали в Казахстан. Женился на местной еврейке, и на свет появился Володя.
Помню, он мне как- то рассказывал, что окончил факультет журналистики заочно при Ленинградском государственном университете. Молодой Вольдемар сразу же был принят на радио, диктором Выборгского района Ленинграда. Через десять лет вступил в брак с ленинградской финкой, у него две дочери. Старшая проживает в Австрии вот уже лет пять. Младшая дочь Владимира Яковлевича живет с родителями, но они года два, как в разводе, хотя и живут в одной квартире. Владимир Яковлевич работает в должности начальника отдела администрации Выборгского района по радиовещанию более тридцати лет. В его районе проживает полтора миллиона ленинградцев. Администрация расположена рядом с Финляндским вокзалом, недалеко – корпуса Военно- медицинской академии, где я учился на факультете руководящего медицинского состава.
После занятий я частенько захаживал к Владимиру Яковлевичу, у них на первом этаже здания администрации сытная и довольно дешевая столовая для своих служащих. Там- то я и рассказал Дзоциеву о своей встрече на юбилее с Таймуразом Казгиреевичем Бокоевым, а также о разговоре с ним по избранию в Законодательное собрание Санкт- Петербурга в нынешнем году. Известил Владимира Яковлевича и о том, что Бокоев обещался поддержать мои выборы финансами. Изумился Дзоциев моей дерзости, что я решился баллотироваться на столь высокий уровень, но пообещал мне в самое ближайшее время прозондировать почву в центральной избирательной комиссии Законодательного Собрания и определить мои шансы на победу.
И вот прошло десять дней, а он уже в Кронштадте, и, наверняка с новостями по выборам. Зная слабость Владимира Яковлевича и его занятость, я быстро переоделся, мы немедля направились в ресторан Дома офицеров. Заказали салат, мясные блюда и водку. Выпили по одной.
– Ты, когда- нибудь слышал о Мезиной, что работает в Центральной избирательной комиссии Законодательного собрания, – начал Дзоциев, глядя на меня еще трезвыми глазами, и не дожидаясь ответа, продолжил, – так вот, она родом из Орджоникидзе, родилась там и росла. Затем окончила юридический факультет Ленинградского государственного университета. Вышла здесь замуж за работника прокуратуры и осталась на постоянное место жительства. Она ждет нас завтра в ЦИКе на Исаакиевской площади дом 6. Возьми удостоверение личности офицера и все свои дипломы и госнаграды.
– Послушай, Владимир Яковлевич, а зачем тебе сегодня уезжать в Ленинград. Оставайся у меня ночевать, а завтра отсюда и двинем вместе в ЦИК к Мезиной. Как ее там по имени, отчеству? – спросил я у Дзоциева.
– Екатерина Борисовна, – повеселел Владимир Яковлевич, – в таком случае смело продолжим начатое …
Утром я позвонил своей секретарше Раисе Ивановне, которой безгранично доверял и предупредил что буду к обеду:
– Ключи и печать передайте Алексею Николаевичу, он за меня остается- они в ящике стола.
На флоте взаимозаменяемость и доверие особо ценятся. Мой заместитель Сергеев, подполковник медицинской службы, обладал этими качествами в полной мере.
Мезина оказалась красивой, стройной женщиной, лет тридцати пяти. Лицо смуглое и продолговатое. Внешние данные говорили о маме осетинке. Что, впрочем, впоследствии подтвердилось.
Екатерина Борисовна внимательно рассмотрела представленные мной документы. Затем протянула мне сложенную вдвое анкету и предложила ее сразу же заполнить. Я ее внимательно прочел и принялся заполнять. Недвижимости и личного автомобиля у меня не было, кроме выданной военным ведомством трехкомнатной квартиры. Надо было указать ее метраж, что я и сделал. Заполнив анкету, передал ее Мезиной. Екатерина Борисовна объявила, что мои документы в принципе безупречны, но еще нужна характеристика от руководства медицинской службы Ленинградской Военно- Морской базы и справки из военной прокуратуры и ОВД Кронштадта, что я под судом и следствием не состоял и к уголовной ответственности не привлекался.
– Весь перечень документов необходимо представить мне до первого октября, у Вас еще уйма времени, тем не менее поторопитесь, Руслан Георгиевич! Ваши документы будут рассматриваться членами центральной избирательной комиссии в течении десяти дней, при положительном решении вам выдадут удостоверение кандидата в депутаты Законодательного Собрания Санкт- Петербурга по курортной зоне – города Сестрорецк, Зеленогорск и Кронштадт с общей численностью населения сто двадцать тысяч жителей. Все, уважаемые, Владимир Яковлевич и Руслан Георгиевич, чем могу помогу. Жду Ваши документы и фаендарашт – до свидания значит по- осетински.
Из ЗакСобрания вышли в уверенном состоянии. Дзоциев предложил отметить успех в Доме журналистов, что на Невском Проспекте 70. Пускали туда не всех, только работников средств массовой информации и морских офицеров, директор Дома Журналистов сам бывший морской офицер. Быстро пообедав, обсудили на ходу некоторые детали по выборам. Поблагодарив его, я поехал в Кронштадт, ну, а Владимир Яковлевич- на свое радио, на том пока и расстались.
В течение недели я собрал недостающую документацию по предоставленной мне Мезиной переписи. А девятнадцатого октября Председатель ЦИК лично вручил мне удостоверение за номером восемь и пожелал удачи на выборах по двадцать восьмому избирательному округу.
Затем мы с Владимиром Яковлевичем пригласили Екатерину Борисовну отужинать с нами в том же Доме журналистов, где она ознакомила меня со всеми премудростями выборной компании, а также подробно объяснила, что категорически не следует делать на выборах. События стремительно развивались. Мезина и Дзицоев объяснили мне, что на выборах можно баллотироваться одномандатником, но лучше вступить в один из девятнадцати существующих на сегодня блоков. Предложили мне блок «Патриоты Петербурга», возглавляемый Новоселовым Виктором Семеновичем, как наиболее значимый на предстоящих выборах. Чем он был значим, я тогда не поинтересовался, и зря.
Позже, когда я ближе познакомился с «новоселовской компанией», мне пришлось об этом горько пожалеть. Но в тот момент я находился в состоянии эйфории и многого не понимал, или не хотел понимать. Через день Владимир Яковлевич сопроводил меня в один из многочисленных кабинетов Законодательного собрания, где познакомил меня с Володей – помощником Новоселова. Володя- «борода» был, где- то, моим сверстником, но с большим количеством странностей. Например, любил метать ножи в двери собственного кабинета или же стрелять в нее из травматического пистолета, на ношение которого у него было официальное разрешение. «Бородой» его прозвали за аккуратную шведскую бороду и усы, которые он носил.
Судя по всему, он был хорошо знаком с Дзоциевым, и как я заметил, они общались друг с другом весьма доверительно. Вот этот «Борода» и должен был представить меня Виктору Семеновичу, это мне Владимир Яковлевич объяснил в присутствии хозяина кабинета. Прошло около десяти минут, когда, наконец, обе створки двери кабинета распахнулись, и двое молодых юношей вкатили на инвалидной коляске ожидаемое лицо. Виктор Семенович, бывший председатель райсовета Московского района бывшего Ленинграда. А ныне вице- спикер Законодательного Собрания первого созыва, председатель партийного блока «Патриоты Петербурга». В ноябре 1993 года двое киллеров расстреляли начальника управления Федеральной миграционной службы по Санкт- Петербургу, на его же квартире, выпустив в него три пули. Новоселов выжил, однако потерял способность самостоятельно передвигаться и пересел в инвалидную коляску.
Виктор Семенович был предупрежден о моем приходе, я понял это по тому, что он не был удивлен нашей встрече. Дзоциев рассказывал, что его частенько навещали важные гости из Москвы: Березовский, Зюганов, Жириновский и многие другие, с мнением его считались. В тот момент он для меня был недосягаемым авторитетом, госслужащим пострадавшим от бандитского беспредела. Но очень скоро я прозрел, и произошло это следующим образом.
Наш разговор с Виктором Семеновичем длился не более пятнадцати минут. Я был принят в его блок и должен был беспрекословно слушаться и подчиняться только ему. Меня заверили, что в депутаты я пройду непременно, если приму их условия. Все дальнейшие инструкции будут мне передаваться через его помощника Володю.
Не могу вспомнить его фамилию, а может и не хочу, в силу его никчёмности и ненужности. Сколько их там было таких- странных Володей, слепо выполняющих чужую злую волю!.. Что мне сразу не понравилось в нашем недолгом общении. Я обратил внимание вот на что, когда Новосёлов здоровался с людьми «недостойными» его высокого ранга, ладонь он подавал, как дон Карлеоне из «Крестного отца», как бы для поцелуя. С людьми же высокого ранга ладонь подавалась как положено «лодочкой». Ну, не мог же он подать руку Жириновскому или Березовскому именно таким манером, они бы, мягко говоря, его просто не поняли и не простили.
Когда ты кандидат в депутаты законодательного органа, не имеет значения, какого- районного, городского, или как в моем случае, Законодательного собрания, ты имеешь право, да и обязан написать заявление на отпуск на период проведения своих выборных мероприятий. Моя предвыборная деятельность заканчивалась двадцать третьего декабря 1998 года. Так было отмечено на моем кандидатском удостоверении. То есть, на выборы мне отводилось два месяца и пять дней. В блоке Новоселова «Патриоты Петербурга» работали профессионалы из Смольного. Нас, кандидатов- приверженцев блока Виктора Семеновича, было около тридцати человек.
Три раза в неделю мы переступали порог двухэтажного особняка по улице Галерная, 71, затем металлическая калитка запиралась на ключ. Кандидаты в депутаты поднимались на второй этаж графского особняка, рассаживались по кругу огромного зала, где пол был покрыт великолепным дубовым паркетом. За эти три дня с нами проводили семинарские занятия и лекции по внутренней и внешней политике, специалисты- профессорэ вбивали нам статистику по всем отраслям экономики Петербурга и его социальным проблемам. Прошел месяц кропотливых занятий. Наша кандидатская братия, нежданно- негаданно, увеличилась еще на двадцать человек. Я увидел вдруг знакомое лицо среди вновь прибывших. Это была уроженка Кронштадта- лидер движения ЛДПР по Санкт- Петербургу Елена Бабич. Мы прекрасно знали друг друга, были хорошими друзьями. В перерыве мы с ней пообщались. Она рассказала, что зарегистрировалась по двадцать восьмому избирательному округу. В ходе нашего недолгого разговора она вдруг выдала:
