Руслан Георгиевич Илаев
Хмурый Ленинград
– Минут десять назад подъехал вон этот черный «Мерседес», – докладывает Беслан, – из него вышли четверо бородатых дагов и вошли в гостиницу, я уж хотел к вам подняться…
– Двое из бородачей заходили к нам в номер, – прервал его Хамагов, – давай валить отсюда скорее, по дороге обсудим.
До Кронштадта сорок километров- полчаса езды, времени хватало подробно объяснить Сослану, какая печальная участь ждала его в ближайшем будущем. Представил ему присутствующих, объяснил, что завтра едем в офис «Меченого» за его деньгами и деньгами Кусоева.
– А чего же ты не дал мне вещи забрать? – спросил ошарашенно Сослан, – я пальто и шапку оставил в номере и туфли на толстой подошве.
– А потому вещи и оставили, что не хотел «Меченого» раньше времени вспугнуть, завтра к нему ударной группой наведаемся, разговор будет тяжелый… Сейчас домой ко мне завернем, ты с мамой пообщаешься, а я к Салману проеду ненадолго. Во- первых, забрал я вас, не спросив у него разрешения, ну это мы утрясем. Во- вторых, надо по завтрашнему вояжу с ним поговорить, например, сколько нас поедет. Мы сегодня видели четырех бородачей, а сколько всего их у «Меченого» не знаем…
– Семеро охранников у него, – вставил Сослан, – я у него в офисе дважды побывал, они все время при нем, ножи у них кнопочные видел....
Проехали Приморский район, затем выскочили на трассу Сестрорецк – Зеленогорск. У Горской свернули налево от основной трассы и въехали на дамбу, на четырехполосную асфальтированную дорогу. Начинал строительство дамбы Ленинградский архитектор Севернад. После развала Союза Советских она превратилась в долгострой, затем архитектора Севернада освободили от занимаемой должности, достраивал дамбу еврей – банкир Коган, и, наконец, в 2011 году её официально открыли.
…Салман внимательно выслушал мой рассказ о наших сегодняшних злоключениях, у него было звериное чутье на деньги. Судя по всему, сумма с водки его серьёзно заинтересовала.
– Выезжаем завтра в девять, я еду с вами. Нас будет с тобой семь человек. «Сослана с собой возьмешь? – спросил меня пытливо Салман, – пусть покажет, где офис находится». Я согласно кивнул.
К офису «Меченого» подъехали на двух машинах отечественного производства. Сослан указал на двухэтажное здание справа:
– Офис Казбека на первом этаже, надо подняться вон по той широкой лестнице со светлыми перилами, двери у него двойные. В кабинете запасной выход справа от его стола, прикрыт портьерой, там находится просторное помещение, его охрана все время там обитает. «Мне с вами идти?» —спрашивает меня Сослан на осетинском.
Отвечаю ему на русском:
– Нет, находись в машине, и пока мы не выйдем, никуда не отлучайся.
Все семеро направляемся к офису, поднимаемся по широкой лестнице. Первыми в офис прошли Хамагов и Лечи – чеченец ростом с меня, с крепкой развитой мускулатурой и голубыми глазами. Мидаев заходит последним, но успевает Салману на чеченском вполголоса передать, что во дворе три темные иномарки с тонированными стеклами. В глубине кабинета за столом сидит лицо кавказской национальности лет сорока, оно не выражает ни страха, ни удивления. Одет в дорогой темно- синий костюм, на шее- красно–синий полосатый галстук. Интеллигентный осетин, с воспитанными манерами. Директор офиса вышел из- за стола и направился к нам. Стоим полукругом, в центре – я и Салман. «Меченый» с каждым здоровается за руку, и ни одного вопроса, будто заранее знал о нашем визите. Хитер. Проверил руки у гостей – влажные или сухие, т.е. сразу же начал сбор информации, когда здоровался, внимательно всматривался в глаза- искал агрессию, пытался определить национальность.
Директор встал в центр полукруга таким образом, что мог одновременно видеть всех.
Затем внезапно начал:
– Кто вы? Чем обязан? Слушаю вас.
Салман отвечает:
– Мы чеченцы…
«Меченый» внезапно прерывает его и показывает рукой на меня:
– А он?
Салман мгновенно нашелся:
– Ингуш.
Затем без обиняков переходит к цели визита, объясняет, что к ним обратились за помощью осетины Гутугов и Кусоев, что вот уже полтора месяца они не могут получить деньги за сданную ему, директору, водку… Через три минуты разговора предлагает «Меченому» обозначить срок выдачи денег Гутугову и Кусоеву.
Ответ хозяина кабинета поразил всех присутствующих наглостью и цинизмом:
– Что вы о них так печетесь?! Они осетины, христиане по вере, вы же и я- по вере магометане. Еще шесть лет назад они воевали против вас в Чечне и Ингушетии, сколько они положили ингушей и чеченцев знает один аллах. Предложить хочу вам следующее, мой человек убивает их обоих. Вы ничего не теряете, получите от каждой фуры по половине стоимости проданной ими мне водки. Сто пятьдесят миллионов вы получаете на руки! (в августе 1998 года произошел дефолт- обвал денег, стоимость доллара с шести рублей возросла до шестидесяти, вот почему «Меченый» расчеты предлагал в миллионах).
Все присутствующие были в состоянии шока от цинизма осетина, с легкостью готового предать смерти своих соплеменников, и от предлагаемой суммы.
Ближе всех Казбек– «Меченый» стоял ко мне. Откуда мне было знать, какое решение примут чеченцы. Если бы они переметнулись, то вряд ли оставили меня в живых. Свидетель им был не нужен. В доли секунды принимаю самое оптимальное и верное решение, пальцы правой руки, нащупав отверстия в кольцах бронзового кастета, мгновенно проникают в них, сжатый кулак вылетает из кармана кожаного плаща в направлении переносицы «Меченого». Удар пришелся в переносицу и лобную кость директора офиса. Раздался дикий протяжный вопль земляка.
Скорее всего, я сломал ему кости носа и раздробил частично лобную кость. От нестерпимой боли «Меченый» непроизвольно раскачивается, делая наклоны вперед- назад, будто молится еврей –ортодокс. На его вопли из- за шторки вылетели верные бородатые нукеры, увидев, что между стеной и длинным офисным столом узкое пространство, добрая половина нападавших рванула на помощь директору через столы. Схватив «Меченого» за шиворот костюма, резко подсекаю ему ноги, валю на пол, левым коленом придавливаю его руку, другую руку резко заворачиваю и всем телом прижимаю намертво директора к полу. Я не знал, был ли он вооружен, и каковы были намерения этого бандита. Может быть, воспользовавшись общей суматохой, он хотел сбежать или же мог вооружиться огнестрельным оружием.
Директор был непредсказуем в действиях и помыслах, потому я и пролежал на нем до конца разборок. Дрались дагестанцы яростно, но безуспешно, потому что через пять минут с разбитыми лицами и поврежденными конечностями были насильно усажены, в буквальном смысле, за стол переговоров во главе со своим директором.
Разговор невозмутимо продолжил Салман:
– Казбек, ты не назвал сроки возврата денег за водку, когда мы вначале предложили тебе решить самому. Но сложившаяся ситуация не в твою пользу и решаем сейчас мы, когда ты деньги отдашь Кусоеву и Гутугову. И вот тебе наше решение –весь долг перед ребятами ты вернешь сейчас.
«Меченый» сидел напротив Салмана, лицо его распухло до неузнаваемости личности, но говорить внятно он мог.
– Я могу отдать сегодня только половину суммы, – начал тихо «Меченный», – налички у меня больше нет, но послезавтра можете приехать за остальной суммой.
– Пусть будет по- твоему -, великодушно ответил Салман, – приедем послезавтра. Но нам нужны гарантии, поэтому мы забираем ваши три мерседеса, что во дворе стоят, в залог, до послезавтра. Теперь, что касается вас -, Салман махнул в сторону дагестанцев рукой, – вы порезали двух моих ребят, сломали мне нос, Лечи разбили голову. Мы законно требуем компенсацию, поэтому все, что мы изъяли у вас карманах, а также золото и доллары, остаются у нас.
– Часы- подарок моего отца, я могу их выкупить! – заявил вдруг один из них.
– Подарок отца? – Салман кивнул Хамагову Беслану, – верни ему часы.
Домой ехали уже на пяти машинах, я с Салманом в новом «Мерседесе» вдвоем.
– Машину возьмешь? – напрямую спросил он меня.
Я ответил, что нет. Пояснил:
– Вы, чеченцы, такие же бандиты, как те дагестанцы –телохранители «Меченого».
– А ты кто после сегодняшнего? – спросил Салман.
– Я все равно начальником поликлиники остаюсь, но с приставкой «Робин Гуд» осетинский для Сослана и Кусоева, а, может, и других земляков. Ты что думаешь, они последние, кто ко мне по водке обратится? В Ленинград ежедневно фуры с водкой приезжают, как ты думаешь, какую часть из них кидают? – спросил я Салмана, – думаю, обо мне пойдет молва, заказов много будет, но ездить я больше не буду с вами. Мой статус врача не позволяет. Ведь ты и сам неплохо справляешься, сегодня, когда тебе по носу въехали, ты его одним ударом на пол уложил.
– Хорошо, мы сами будем ездить, – согласился Салман, – но ты не Робин Гуд, тебя ребята сегодня за глаза уже прозвали «Хирий Джукти» – , засмеялся Салман, – ты же перевод знаешь?
– Интересно, а почему «Осетинский еврей»? – спросил я удивленно.
– Ты, когда на директора улегся и отдыхал, мы за тебя дубасили дагов. У тебя лицо без синяков и царапин и одежда не порвана, и твой итальянский плащ целый. Нет, раз тебя так назвали, так и быть тебе «Хирий Джукти», – продолжал издеваться Салман.
– Машины ты дагам тоже уже не вернешь, а заберешь именно эту себе – уж я тебя вроде хорошо изучил, – сыронизировал я.….
И пошло- поехало! За два последующих месяца были возвращены деньги семнадцати хозяевам водки из Северной Осетии. В Ленинграде вести о кронштадтском Робин Гуде распространялись быстро. Несколько раз, находясь в «Осетинском обществе» в Ленинграде, я чувствовал любопытные взгляды присутствующих земляков, а некоторые из них открыто выражали свой позитив и одобрение. Однако, не это привлекало меня в первую очередь. Сын своего народа, бывший секретарь партийной организации, я всегда думал о величии и процветании России. Как бывший депутат Кронштадтского городского совета, я видел какой властью обладают выборные законодательные органы и какие задачи они решают. И решил баллотироваться в Законодательное собрание Санкт- Петербурга. За три месяца до этих событий мне позвонил бывший командир Кронштадтского гарнизона, контр- адмирал Гокинаев Виктор Александрович:
– Нас приглашает Бокоев Таймураз Казгиреевич на празднование юбилея, он на пивзаводе «Балтика» в администрации работает, ты его знаешь?
– Нет, я с ним даже не знаком, Виктор Александрович, – удивился я приглашению, – где встречаемся и в какой форме одежды?
Адмирал предложил парадную, но без кортика, назвал ресторан и указал время встречи.
На юбилее присутствовали одни мужчины, и приглашенных гостей было немного, где- то человек тридцать. По–видимому, он таким образом подбирал верных людей для своей дальнейшей работы. Гости- то в основной массе были осетинами. С каждым из присутствующих он лично беседовал, спрашивал о работе, о ближайших перспективах. И еще он предлагал каждому собеседнику свою помощь в каком- то новом начинании, если таковое было. Не знаю, что за желания были у других гостей, я не интересовался. Наш разговор с ним длился не более пяти минут. По возрасту ровесники, поэтому обращались к друг другу доброжелательно и учтиво. Когда дошло до вопроса о моих ближайших планах и чем он мне может помочь, мой ответ, честно говоря, его очень удивил.
А сказал я ему дословно следующее:
– Таймураз Казгиреевич, в истории Ленинграда или Санкт- Петербурга нет ни одного случая, когда бы в Законодательное Собрание избирался осетин, хочу быть первым депутатом –осетином. Но мне нужна серьёзная поддержка на выборах…
Бокоев внимательно выслушал меня:
– Хорошо, Руслан Георгиевич, за месяц до выборов напомни мне о нашем сегодняшнем разговоре. Ты ведь знаешь Цакулова, вот и держи со мной связь
через него.
…Естественно, в начале августа, я напомнил ему о выборах и данном мне обещании. И перевернул новую страницу своей биографии. Но это уже другая история…
Как я был водителем
Каждый мужчина вожделеет иметь собственный автомобиль. Я тоже не был исключением, и когда появилась возможность в его приобретении, не отказался от этого низменного желания. В начале 90- х, когда наше государство развалилось на пятнадцать независимых островов, продолжавших плавать в одном корыте, но уже без четко обозначенных и практически никем не охраняемых границ – наступила эра «челноков». На момент падения и развала страны я занимал должность начальника поликлиники Кронштадтского гарнизона, имел и носил звание подполковника медицинской службы, а еще состоял в депутатах городского совета в комитете по торговле. Вокруг творилось необъяснимое. Люди заразились вирусом обогащения.
Все, кто могли, выезжали за рубеж и привозили оттуда ширпотреб легкой промышленности на продажу в местах своего постоянного проживания, накручивая стоимость привозимого на пятьсот- шестьсот процентов. Откровенная спекуляция стала называться бизнесом, а сами фарцовщики предпринимателями. Страна, вроде как, начала процветать. Слово «дефолт» и в помине еще не было. Он произошел в 1998 году при непосредственном участии и по вине Гайдара и Чубайса. И закончили они как истинные космополиты: первый сбежал в мир иной, второй- в Израиль. В магазинах можно было купить все, что душа пожелает. Челноки северной столицы стали специализироваться кто на продаже изделий легкой промышленности, кто на перегоне и продаже легковых машин, в основном бывших в употреблении, из Германии и Швеции, но с отличными двигателями.
Выбор на приобретение иномарок был весьма широк. Можно было купить «легковушку» на рынке, их столько перегоняли из Германии, что они стройными рядами занимали сотни квадратных метров на рынке подержанных автомобилей и были всех цветов и оттенков. А можно было купить автомобиль по звонку. Это когда «индивидуалы» перегоняли автомобили по накатанным транзитным дорожкам, а затем через знакомых реализовывали покупателям. В год у них получалось перегнать до двадцати машин, и они имели вполне приличный доход. В начале девяностых рэкет и бандитизм только набирали свою темную силу, и многие реализаторы еще даже не были знакомы со страшным словом «крышевать». Так вот, я выбрал второй вариант в приобретении недвижимости на колесах. Кто- то из моих бывших сослуживцев по бригаде дал мне телефон одного из таких перегонщиков. Я связался с ним вечером, оказалось, что он из Ломоносова, бывший мичман, и вот уже как с полгода занимается перегонкой бывших в употреблении легковых автомобилей из Германии.
Договорились встретиться вечером следующего дня у меня дома, машину на показ, обещал пригнать, то есть на ней и собирался приехать ко мне. В машинах я абсолютно не разбирался, но к этому человеку почему- то сразу проникся доверием. Для несведущих, город Ломоносов находится на материке по левую сторону от Кронштадта через залив, и ежедневно паром совершает не менее восьми рейсов туда и обратно. Последний паром отплывал в Ломоносов в двадцать три часа ночи и оставался там до утра. Поэтому гостя я ожидал к семнадцати часам. Я находился дома, когда по стационарному- домашнему телефону (мобильные телефоны появились чуть позже), раздался звонок – это Леонид сообщил о своем приезде. Он оказывается, он уже находился во дворе рядом с моей «девятиэтажкой». Выглянув из лоджии, увидел его рядом с автомобилем ярко- красного цвета. Окликнул его с высоты четвертого этажа, предупредил что спускаюсь. Машина выглядела великолепно, марки BMW- 518 i, весом более полутора тонн, длина автомобиля превышала длину «Волги» сантиметров на двадцать. Леонид показал каталог, где под фотографией этой машины было указано ее прозвище- «Акула».
Огромный салон был не менее великолепен, сидения покрыты кожзаменителем цвета слоновой кости. Торпеда из темной пластмассы, все показатели на монометрах ночью фосфорилируют, а переднее и заднее обзорные стекла голубого цвета. Заднее стекло с электрообогревом. Мы сели в машину и выехали на дамбу, семнадцать километров пролетели на скорости 150 километров в час, однако скорость в движении практически не ощущалась, только на поворотах машину плавно покачивало, масляные амортизаторы фирмы «Бош» напоминали о себе. Обсудили на ходу с Леонидом цену, она оказалась взаимоприемлемой. Еще более он удивил меня, когда предложил автомобиль оставить в Кронштадте на площадке у моего дома. Переоформление документов заняло у Леонида не более четырех дней. Но теперь надо было в кратчайшие сроки научиться водить машину и получить водительские права.
К реализации первой задачи я приступил немедленно. Каждый вечер с двадцати часов до полуночи моим практическим обучением занимался водитель санитарного УАЗика подведомственной мне поликлиники Юра Михайлов. Он только вернулся из армии, отслужив положенный срок в должности водителя БМП какой- то механизированной части под городом Пушкиным, что на отдалении от Кронштадта около трехсот километров. Как бы там не было, Михайлов научил меня ездить за две недели ежедневных тренировок, за что я ему был очень благодарен. Правда кончил Юра весьма плачевно. Ударился в легкие деньги и перешел от меня сутенером в какой- то публичный дом в Ленинграде. А через два года его пристрелили на каких- то разборках…
Затем следовало получить водительские права, для чего надо было пройти обучение в Сестрорецкой автошколе, это в двадцати километрах от Кронштадта. Пройдя обучение в автошколе сдаешь экзамен по теории и практике вождения. Затем в ГИБДД надо сдать тест на знание правил дорожного движения, то есть заучиваешь наизусть правила из учебника. Опять сдаешь экзамен по знанию правил дорожного движения. После сдачи теории предстоит допуск к сдаче вождения на автодроме, куда входит маневрирование между конусами, парковка, развороты и повороты на ограниченном пространстве и еще многое другое. Не сдал практику вождения на автодроме –пересдача. А еще вождение в городе!! Понял я, что никогда не сдам вождение, а теорию было не реально выучить без неврастении. Но тут меня осенило. В Ленинграде на такси работал один мой земляк, очень внешне на меня похожий. Мы были с ним одного возраста. Правда, он был ниже ростом сантиметров на 5- 7, но это в данной ситуации особой роли не играло.
Нашел я Валерика Таболова в таксопарке, объяснил ему, что самостоятельно вождение и теорию никогда не сдам. Попросил его пройти обучение в автошколе вместо меня, а также сдать теорию и практическое вождение в ГИБДД в Сестрорецке. Таболов сразу заявил, что на занятия ходить не сможет, объяснил, что может лишиться работы таксиста. Затем, подумав, сказал, что в автошколе работает его приятель, и, если ему заплатить, занятия можно не посещать. Я гарантировал ему все его затраты, что, по сути, мной и было сделано, и через два месяца он привез мои права и техталон. Моя благодарность не имела границ, уехать от меня в тот день он не смог бы при всем желании, его состояние ему не позволяло. Утром следующего дня мы продолжили возлияние, благо была суббота, но к обеду он попросил меня отпустить его, жена закатила ему скандал. Я отправил его домой на такси, а сам стал рассматривать права и техталон. На правах было вроде бы мое лицо и сколько мои документы потом не проверяли, замечаний по ним не было никогда.
…Четыре года я не выпускал руль из рук, катался вначале по Кронштадту, затем со знакомыми водителями стал совершать рейды в Ленинград, внимательно слушая и запоминая их замечания по дорожным знакам. Они же вбивали мне методично в голову истины: кто уступает при помехе справа и слева, кто имеет право первого въезда и выезда с круга и многое другое. Учили меня столь хорошо, что однажды я рискнул поехать домой. И ведь доехал за тридцать шесть часов от Ленинграда до Владикавказа. Но обратно не рискнул. Упросил своего одноклассника Руслана Гецаева отвезти меня с семьей обратно в Ленинград, и сразу по приезду взял ему билет на самолет. Через двадцать лет Руслан разобьется насмерть на трассе Астрахань – МинВоды. За рулем будет его невестка, она не справится с управлением, выедет на встречную полосу, Руслан как раз сидел рядом и спал. Погиб он мгновенно, погибла и невестка, а дочь получила тяжелейшие травмы и стала инвалидом первой группы. Я иногда встречаю ее на улице, но кажется она меня не узнает и не помнит.
…В конце 1996 года Салман Ватаев привез из Серноводска своего пятнадцатилетнего племянника, красивого мальчика, с выраженной худобой и бледностью. На родине Салмана шла вторая Чеченская война, и многие из врачей поуезжали из зоны боевых действий, а попросту сбежали. Вот он его и привез на обследование в Кронштадт и сразу же скинул его мне, потому что отлично знал, что «нет» я ему никогда не скажу, ибо не было ни одного случая, чтобы он мне когда- либо отказал. Парня я сразу положил в госпиталь к Саше Лапину на обследование. Дня через два Саша позвонил мне и предложил отвезти его к профессору Рухляде, тот нас ждал на завтра с очищенным кишечником для проведения колоноскопии нисходящего отдела толстого кишечника. Я поблагодарил его, и на следующий день ближе к двум часам на моей машине выехал с чеченцем и его историей болезни к профессору Рухляде. Профессор лично провел колоноскопию и «обрадовал» меня диагнозом- «Болезнь Крона»:
– Руслан, я удивлен наличием этого заболевания у юноши. Болезнь Крона поражает обычно к сорока годам, но здесь атипичный случай в возрасте пятнадцати лет. Я встречаюсь с этим впервые, почему пригласил профессоров- своих коллег Свительского и Старикова, для демонстрации больного. Они приедут через два часа, случай несомненно уникальный, но прогноз, увы, нерадостный. Ты ведь знаешь, жить ему осталось в пределах двух- трех лет, постоянная интоксикация организма, кишечные кровотечения, обезвоживание и, возможно, как утяжеление – сепсис или перитонит… Если родственники его в Кронштадте, объясни им сложившуюся ситуацию и бесполезность любого лечения. В истории медицины нет ни одного случая выздоровления. И еще, у меня сегодня юбилей, исполнилось семьдесят лет. Когда мы с коллегами повторно осмотрим Рашида Музаева, приглашаю Вас к застолью! Всех присутствующих ты знаешь в лицо, как и они тебя, неудобно тебе не будет. Ну, а больной подождет в палате под присмотром медицинских сестер, кстати, его там и накормят.
Все так и произошло, но с той лишь разницей, что закончился банкет в полночь, и я был пьян в дрободан. А ведь настойчиво уверял присутствующих, что за рулем. Ничего не помогло! В течение часа я поглощал кофе в неимоверных количествах, когда, наконец, убедил себя, что трезв и могу ехать домой. И еще, у меня была слабая надежда, что в час ночи подразделения ГИБДД, возможно, тоже уже спят. Однако я ошибался, они не спали, и через двадцать минут на Васильевском Острове меня остановил, а затем и задержал инспектор спецбатальона ГАИ. Сопротивляться было бесполезно, у меня изъяли водительские права, а чтобы окончательно добить, вызвали передвижку с фельдшером для взятия крови из вены на наличие алкоголя.
Итак, права изъяли, взяли кровь на алкоголь, сзади на сидении находится больной Музаев, и что же мне делать дальше. С ближайшего автомата звоню в Кронштадт Беслану Амагову, сухо излагаю сложившуюся ситуацию и предлагаю ему приехать и отогнать мою машину с больным ко мне домой. Слышу на том конце телефона дикое ржание и затем заверения, что они втроем выезжают на помощь. Довожу результаты переговоров инспектору, и мы вместе ждем товарищей из Кронштадта. Вскоре они подъехали и вступили в короткие переговоры с представителями власти. Результаты переговоров оказались следующие: машину отдают, но права- нет. С пьяной печалью ехал я пассажиром на собственной машине в сопровождении трех ржавших всю дорогу идиотов и бедного подростка с историей болезни в руках.
Единственное, что меня успокаивало и радовало, так это то, что машину не отогнали на штрафстоянку, иначе пришлось бы платить за каждые сутки простоя, и неизвестно, сколько бы они ее там продержали. Думал я и о Рашиде Музаеве, о том, как неудачно сложилась судьба этого подростка, ведь завтра я все равно обязан буду озвучить родственникам мальчика его смертельный диагноз. Домой приехали далеко за полночь. Машину Беслан поставил на стоянку за домом, а сам я с Рашидом поднялся на лифте на четвертый этаж…
Утром отвез подростка в госпиталь, а сам поехал к Салману, где честно рассказал о состоянии здоровья Рашида и вынесенном профессором Рухлядой вердикте по его дальнейшей перспективе. Салман очень расстроился и немедленно стал звонить в Серноводск его родителям, попросил меня подробно изложить все сказанное Рухлядой его близким и ответить на их вопросы. Затем он, перебросившись по телефону с матерью Рашида несколькими фразами, передал мне трубку, и мне пришлось подробно рассказать ей всю правду о состоянии здоровья ее сына. Говорил честно и откровенно о колоноскопическом обследовании кишечника, о поставленном Рухлядой и подтвержденном профессорами Свительским и Стариковым роковом диагнозе – «Болезни Крона», не подлежащей лечению. Мать Рашида звали Айшет, она попросила меня подробно рассказать ей о об этой болезни.
Пришлось напрячь память, чтобы изложить ей все, что я мог вспомнить из прочитанных мной в институте источников и информации полученной от Рухляды.
Выслушав меня внимательно, Айшет вдруг отрешенно спокойно и коротко резюмировала:
– Руслан, получается, что мой сын обречен? И сколько ему осталось жить, говори как есть, правду.
– Айшет, со слов профессора Рухляды- в пределах двух – трех лет.
Телефон отключился, и я положил его на аппарат, затем повернулся к Салману, сидевшему в кресле с потемневшим лицом:
– Послушай, мне пришлось говорить ей правду, она мать, ее не обманешь, и это не тот случай, когда ложь приносит облегчение.
– Нет, Руслан, ты все сделал правильно, я не говорил тебе, но Рашид сын моей
родной сестры, я ведь его с сызмальства знаю, на руках его носил не раз…
Через неделю Салман отвезет племянника домой к родителям. Рашид скончается через два года и будет похоронен в возрасте семнадцати лет на Серноводском кладбище.
…Мысли о происшедшем не дают покоя. Вторые сутки обдумываю план по изъятию своих водительских прав у инспекторов спецбатальона ГАИ, но ничего путного в голову не приходит. Что же получается, нет решения по возвращению моих документов? А нет водительских прав, машина будет стоять на приколе возле дома, куда загнал ее Беслан. А кому подчиняется этот спецбатальон ГАИ и кто его возглавляет? Но кто бы его не возглавлял, он территориально подчиняется УМВД России по Выборгскому району. А там уголовный розыск возглавляет Толик Козловский, мой старый приятель. Надо ехать к нему, чёрт его знает, может, выгорит, и Толик мои права заберет. Было бы не плохо!
Воспрянув духом, вызвал такси к воротам госпиталя. Козловского нашел на втором этаже в кабинете, рассказал честно, ничего не утаивая, о случившемся ночью пятого дня, как инспектор- татарин Дулмухаметов Миядзин изъял мои водительские права. Спросил Толика, может ли он вернуть права. Козловский глубоко вздохнул и стал набирать по телефону номер своего знакомого из батальона. Я не ошибся, спецбатальон ГАИ находился с УМВД Выборгского района в одном здании. Через минуту в кабинет вошел тот, кому Козловский звонил по телефону, и мы втроем стали обсуждать мою проблему. Затем эти двое решили встретиться с Дулмухаметовым и вышли из кабинета. Отсутствовали они минут двадцать. Но когда вернулись, Козловский с порога начал ругаться:
– Короче, Руслан, ничего с твоими правами не получается! Этот «бабай» накатал на тебя рапорт на имя начальника, так он по крайней мере нам доложил. А это означает, что он переложил ответственность на плечи своего начальника, идите, сами, мол, и разбирайтесь с ним. А разбираться с начальником спецбатальона ГАИ подполковником Семашкиным бесполезно, права водительские он отдаст тебе только через суд. Извини, Руслан, чем могли, помогли. Я попрощался с Козловским и начал спускаться на первый этаж здания милиции на выход, однако поневоле обратил внимание на шум голосов, доносившихся из распахнутых дверей конференц- зала слева от окошка дежурного по милиции. Непроизвольно поинтересовался у дежурного, что происходит в зале, такое в милиции, честно говоря, нечасто увидишь. Дежурный охотно ответил, что выбирают начальника управления МВД России по Выборгскому району по городу Санкт- Петербургу. Уже направляясь к выходу, все же поинтересовался у словоохотливого дежурного, кого все же избрали начальником? Ответ поразил меня электрическим током – «Казбека Фарниева»!
– А какой он из себя? – спросил я дежурного, удивительно безразличным голосом.
– Да вон он идет на выход с папкой в руке, – отвечал доброжелательный дежурный.
Я увидел, как к распахнутым дверям направлялся среднего роста, худощавый в полковничьих погонах мужчина лет сорока пяти, осетинской наружности. Я вспомнил вдруг наш хороший древний обычай, кто первый поздравляет победителя, его желание им должно быть выполнено. Я замер у двери конференц- зала, как тигр, готовящийся к прыжку, как пантера, застывшая в засаде. Представьте себе мужчину в погонах подполковника, одетого в форму военно- морского флота и ростом под метр девяносто, хватающего за руку ни о чем не подозревающего новоиспеченного начальника милиции с громким криком:
– Казбек, я первый тебя поздравил.
Начальник милиции от неожиданности хотел было руку свою выдернуть, но передумал, когда до него дошло, что с ним говорят на родном языке. Затем на том же родном языке воскликнул:
– Как вы все узнаете, меня лишь только назначили?!– затем обреченно добавил, – пойдем наверх, ко мне.
Видимо, закон «первого поздравляющего» ему также был знаком. Пообщались минут двадцать, выяснили, каких мы фамилий, установили, что не родственники и, наконец, прониклись уважением друг к другу. Казбек налил полные стаканы коньяка мне и себе, выпили за назначение и лишь после этого подобревшим голосом коротко предложил:
– Излагай!
Я подробно рассказал суть проблемы и причины, вызвавшую ее, а также мой последний бесполезный вояж к теперь уже подчиненному Казбека Фарниева, начальнику уголовного розыска Козловскому. Казбек внимательно выслушал меня и вновь наполнил оба стакана и снова короткий тост:
– За знакомство, – хозяин кабинета поднялся, поправил форменную фуражку у зеркала, и снова лаконично, – жди!
Сам вышел за дверь. Вернулся минут через десять, положил передо мной мои права и снова стаканы наполнены до краев:
– Руслан, если тебе интересно, у тебя в крови было полторы промели алкоголя!
