Руслан Георгиевич Илаев
Хмурый Ленинград
Первый факультет
Когда строилась Кронштадтская Военно- Морская база на острове Котлин, одновременно, по приказу Петра Великого, были воздвигнуты колоссальные фортификационные сооружения – форты, искусственно созданные насыпные острова из бетона и гранита, имевшие на вооружении орудия больших калибров. Расположены форты линейно, поперек Финского залива от Лисьего Носа до Ораниенбаума (Ломоносов). Форты прикрывали с запада Кронштадт и Петербург от вражеских флотов. В самом же Кронштадте размещались штабы и флотские экипажи, подземные хранилища боеприпасов и хранилища любого другого вооружения, необходимого для прикрытия северной столицы.
Штаб Кронштадтского гарнизона располагался традиционно во дворце, построенном фаворитом царя – князем Меньшиковым. Затем, им же, втридорога проданном Военно- Морскому ведомству Российской империи. На период описываемых мной событий, двухэтажное здание дворца занимал штаб дивизии кораблей и подводных лодок охраны водного района Ленинградской Военно- Морской базы. Штаб двадцать шестой бригады подводных лодок, где служил легендарный Маринеско, находился справа в двухстах метрах по набережной, там же на пирсе «единицы» – подводные лодки. Наш штаб, сто четвертой бригады надводных кораблей ОВРа, занимал левое крыло дворца и имел отдельный вход.
Один из огромных кабинетов на втором этаже дворца выделили нам –четырем штабным офицерам, флагманским специалистам бригады ОВРа- мне, майору медицинской службы, и трем капитанам третьего ранга – Саше Сапогову, Васе Баранову и Володе Трофимову. В кабинете стоят четыре дореволюционных письменных стола, у каждой из стен четыре шкафа для верхней одежды и рядом со шкафами расположились сейфы, тоже четыре. На каждом столе флагманских специалистов – стационарный телефонный аппарат с тумблером. Отношение между нами ровные и спокойные. На флоте офицеры одного подразделения обращаются друг к другу или по имени отчеству (если разница в возрасте) или по имени (если сверстники), но не по званию. Просто не принято по званию обращаться на флоте.
После утреннего построения мы употребляли растворимый кофе, закусывали медовыми пряниками и ждали прихода начальника штаба бригады с оперативного совещания в дивизии. За глаза начальника штаба в бригаде называли лошадиной кличкой «Жеребец». На его смуглом лице располагался небольшой по размерам нос с огромными ноздрями по бокам, и когда он сердился или нервничал, ноздри раздувались и громко сопели. Скорее всего, это и послужило причиной присвоения ему парнокопытного прозвища. И вот мы сидим, и обреченно ждем его обязательного появления. И тут на моем столе раздается глухой зуммер телефона. Звонил дежурный по штабу дивизии, он же офицер нашей бригады:
– Руслан, тебя вызывает флагманский врач дивизии к себе в кабинет, немедленно.
Радостно срываюсь с места, на ходу застегивая тужурку. Уже у двери слышу за спиной, как Сапогов негромко завистливо проронил:
– Надо же, как ему повезло, а нам полтора часа Банщукова слушать на совещании…
Стремительно вбегаю в штаб дивизии и показываю пропуск дежурному, он утвердительно машет рукой, дает разрешение на дальнейшее движение. Меня останавливает начальник медицинской службы Ленинградской Военно- Морской базы Ласкавый Виталий Сергеевич. Он направляется на выход, рядом флагманский врач дивизии. Я мгновенно среагировал. Поворот направо и руку к виску, в ожидании распоряжений, пока мои начальники прощались в коридоре.
Ласкавый проходит мимо меня, и не оборачиваясь, роняет в мой адрес:
– Сопроводи меня до пристани.
Из Кронштадта в Ленинград можно проехать через дамбу на «Лисий нос», но также и на пароме через Ломоносов. Идем через Петровский парк в направлении стоянки паромов. Поравнялись с магазином. Виталий Сергеевич, повернувшись ко мне произносит:
– Возьми сигареты и билеты на переезд машины. Проедешь со мной на ту сторону, – кивнул Ласкавый в сторону Ломоносова, – разговор есть к тебе по одному вопросу.
Немедленно приступил к выполнению, а уже через десять минут паром начал движение в сторону Ломоносова. Я присел, с предварительного разрешения, за столик напротив Виталия Сергеевича, а он, затянувшись сигаретой, вдруг неожиданно для меня, начал разговор о моей дальнейшей службе.
– Ты что, Руслан, собираешься служить флагманом до увольнения в запас? спросил Ласкавый. Лично у меня на тебя определены несколько другие планы. Тебе расти надо. Мне нужен надежный помощник. Сейчас март месяц. В июле ты запланирован поступать на первый факультет руководящего медицинского состава при Военно- Медицинской академии им. С.М. Кирова. Проучишься два года, и затем я назначу тебя своим заместителем. Ну, что скажешь на это?
– Виталий Сергеевич, – начал я взволновано, – откровенно говоря, я ведь «ни в зуб ногой» в организации здравоохранения медицинской службы подразделений, соединений и медицинских учреждений Военно- Морского флота. Опыта и знаний мне явно не хватает. Сомневаюсь, справлюсь ли?
– Не волнуйся, я отлично знаю и вижу твои возможности. Потому и приехал в Кронштадт, что сегодня уже договорился с флагманским врачом дивизии об отправке тебя на три месяца на первичную специализацию по циклу «Медицинское обеспечение флота» на кафедру ОТМС ВМФ с курсом ТБСФ при Военно- Медицинской академии. С понедельника идешь на учебу, – засмеялся Виталий Сергеевич, – ты что, дар речи потерял? Где благодарность? Не вижу радости в глазах!? И ещё, руководить медицинской службой за тебя остается Хитров- на период твоей учебы, но не это главное. Слушай Руслан, когда ты появишься на кафедре, доложишься лично заведующему кафедры- генерал- майору медицинской службы Донченко Георгию Платоновичу. Я с ним по тебе говорил, он будет твоим куратором. Слушайся и выполняй все его указания, он будет учить тебя основам организации и тактике медицинской службы флота. Это пригодится тебе при поступлении на первый факультет руководящего медицинского состава. По окончанию первого факультета ты имеешь право возглавить любое учреждение здравоохранения в Военно- Морском флоте. У нас, военных медиков, это приравнивается к академии генерального штаба. Выше ведь учиться негде. Всё, потолок. Ну что, уразумел?
Ласкавый понимал, что, ошарашенный от предложенной им широкой перспективы, я ещё не скоро приду в себя, и был весьма доволен произведенным эффектом. Между тем паром подошел к Ломоносовской пристани, мы сошли по аппарели на берег. Я поблагодарил Виталия Сергеевича за его предложение, пообещал, что не подведу его ожидания. Виталий Сергеевич вдруг высказал мне следующее, которое осталось в моей памяти навсегда:
– Знаешь, Руслан, умнее тебя, может быть, и найдутся офицеры, но исполнительней тебя офицера я ещё не встречал. Послушай, а что, все осетины такие дисциплинированные и исполнительные?
– Виталий Сергеевич, – наверное, не все, но многие, – отвечал я, – мы умеем быть преданными до конца, и, как говорится, коней на переправе не меняем.
Мы попрощались, и он уехал на служебной «Волге» в Ленинград, я же поспешил на обратный паром в Кронштадт.
Далее все развивалось по сценарию, начертанному Виталием Сергеевичем. В понедельник подал командировочное предписание в учебную часть Военно- медицинской академии. Затем нашел кафедру организации и тактики медицинской службы ВМФ с курсом тактики и боевых средств флота (– ОТМС ВМФ с курсом
ТБСФ) на четвертом этаже нового девятиэтажного корпуса, расположившегося рядом с Финляндским вокзалом. Первым делом доложился заведующему кафедрой – генерал- майору медицинской службы Донченко, как наказывал Виталий Сергеевич. Внешне Георгий Платонович выделялся в кафедральном коллективе высоким ростом, презентабельной внешностью и своей профессиональной образованностью. Никогда не слышал, чтобы он повысил голос на подчиненного. Говорил тихо, но доходчиво и лаконично.
При нашем разговоре с заведующим кафедрой присутствовал его заместитель, полковник медицинской службы Коноплин Александр Семенович. Среднего роста, худощавый, смуглое лицо – практически без эмоций. Но очень много курил. И очень много знал о своем предмете. Генерал поручил мою индивидуальную подготовку под его личный контроль, о чем объявил присутствующим в кабинете. Вот так и началось мое трехмесячное обучение. Каждую неделю Коноплин заряжал новые курсивы по изучению организации здравоохранения, определял мне литературу, прикрепил ко мне преподавателя кафедры Топоркова. Звали его Михаил Тимофеевич, но очень скоро мы подружились и перешли наты.
Разве не прав был Сталин, когда утверждал, что кадры решают все. Донченко подбирал на кафедру молодых и энергичных преподавателей, талантливых и хорошо подготовленных профессионалов. Все они имели за плечами службу на надводных кораблях и подводных лодках, т.е. прошли хорошую флотскую практику. Был на кафедре еще один преподаватель, который несмотря на свою занятость, старался уделить мне время для объяснения непонятных вопросов. Звали его Олег Львович Евланов. Он очень помог мне разобраться в вопросах методики планирования, управления медицинской службой в повседневной деятельности и в ходе боевых действий, совершенствования комплекта сил и средств медицинской службы флота, взаимодействия на оперативном уровне с медицинской службой видов Вооруженных Сил. Эти вопросы проходили по теме его кандидатской диссертации, и он великолепно во всем разбирался.
На кафедре одновременно со мной проходил индивидуальное обучение Елоев Магомед, мой земляк. Он уже окончил первый факультет, а сейчас, как внешний соискатель, собирал материал на кафедре к своей диссертации. Магомед руководил Первой поликлиникой г. Москвы, обслуживающей академию Генерального штаба. Елоев бывший «моряк», но, когда перевелся в Москву, форму пришлось поменять на зеленную. Это он так мне объяснил. Общаясь со мной, дал мне много полезных и дельных советов по подготовке и поступлению на первый факультет. Однажды он обратил моё внимание на следующий факт:
– На первый факультет принимают слушателей не каждый год, а через год. Принимают не больше шести старших офицеров из сотен, проходящих службу на одном из четырех флотов. До меня первый факультет окончили Тхостов и Демуров, затем я. В настоящее время на первом факультете заканчивает обучение Эльбрус Черчесов, я тебя с ним познакомлю, он все время проводит на кафедре. Теперь ты будешь поступать. Я вижу, как ты старателен и настойчив в изучении медицинского обеспечения флота. А теперь ответь, Руслан, только честно? Трех месяцев тебе на подготовку достаточно или необходимо ещё месяц добавить? – засмеялся Магомед.
– Нет, недостаточно, – ответил я, – еще на один месяц хотел бы здесь задержаться, кажется, что можно было бы еще лучше подготовиться.
– Когда я готовился к поступлению на первый факультет, мне тоже не хватало одного месяца. Не тушуйся. Готовишься ты неплохо. Думаю, все будет нормально.
Еще в 1971 году кафедрой был выпущен в свет первый в истории учебник по ОТМС для руководящего состава медицинской службы ВМФ, в котором был изложен полный комплекс современных вопросов организации медицинского обеспечения флота. Учебник я выучил наизусть, а это более трехсот страниц. Оставалось две недели до окончания моего обучения, когда вдруг на кафедру позвонил дежурный по медицинской службе Ленинградской ВМБ и попросил меня срочно прибыть к полковнику медицинской службы Ласкавому. Что немедленно было сделано. Виталий Сергеевич встретил меня, по обыкновению, с должным вниманием, предложил присесть, а затем высказал следующее:
– Руслан, появились сложности! Сын одного высокопоставленного медицинского руководителя, ранее отказавшегося от учебы на первом факультете, передумал и сейчас решил поступать на первый факультет. В связи с этим твое поступление переносится на 1987 год. Вот такая ситуация сложилась нежданно. Что скажешь на это?
– А что тут скажешь, – ответил я, – придется перенести поступление на 1987 год. Другого выхода не вижу.
Таким образом моя учеба на первом факультете сдвинулась на два года. В феврале 1987 года я вновь был направлен на трехмесячные академические курсы, а еще через три месяца сдавал экзамены на факультет руководящего медицинского состава в летних лагерях в Красном Селе. На кафедру нас попало шесть слушателей, как и планировалось свыше. Я ничем не выделялся среди них, да особо и желания не было блистать своими способностями.
Перспектива, нарисованная начальником медицинской службы Ленинградской Военно- Морской базы мне еще на пароме, неумолимо осуществлялась. По окончании факультета руководящего медицинского состава я сразу становился его заместителем, а затем все происходило бы по велению Виталия Сергеевича, которому я безгранично доверял. Однако, как говорится, человек предполагает, а обстоятельства влияют на ход событий в жизни человека фатально. Удар под дых я получил в начале 1988 года, когда узнал о внезапном увольнении Виталия Сергеевича Ласкавого в запас. Решение об увольнении принимал адмирал Самойлов Владимир Александрович – командир Краснознаменной Ленинградской Военно- Морской базы, его первейший друг. Превратности судьбы! До меня дошло, что далее придется принимать решения самостоятельно, увы, без привычной поддержки Ласкавого.
Только слепой не видел, как горбачевская перестройка начала разваливать страну, выполняя заказ империалистов. Рушились устоявшиеся принципы, а дружба становилась разменной монетой. Выход в сложившейся ситуации был один- окончить первый факультет с золотой медалью, чтобы получить право выбора по дальнейшему распределению. Отныне все мои усилия были направлены к этой цели. И я добился этого. К концу обучения у меня не было ни одной хорошей оценки- только отличные. При хорошей режиссуре финальный акт заканчивается словами «Зал ахнул. Аплодисменты»! Однако, опять вмешался злой рок.
Меня вызвали в отдел кадров академии, где умнейший начальник отдела кадров- полковник медицинской службы Шамарин Игорь Александрович в течении часа уговаривал меня отречься от золотой медали. Ибо медалей четыре, а претендентов на медаль- восемь. Игорь Александрович предложил мне сделку, с условиями которой я в конечном итоге согласился:
– Руслан, ты получаешь диплом с отличием и право выбора на распределение по окончании первого факультета. То есть, ты распределяешься туда, куда, именно, пожелаешь. Второе, как отличника, академия включает тебя делегатом на слет отличников- Стран Варшавского Договора, который будет проходить в Георгиевском зале Кремля. На встрече будет присутствовать министр обороны СССР- маршал Советского Союза Язов Дмитрий Тимофеевич. Ну что, согласен?
Я искренне рассмеялся. Умен был Игорь Александрович! Умел прочесть мысль, когда этого требовали интересы дела. Я побывал в Кремле. Распределился в Ленинградскую Военно- Морскую базу. Десять лет возглавлял 102 поликлинику Лен.ВМБ в Кронштадте. В сорок шесть лет уволился в запас, в звании подполковника и вернулся домой в Северную Осетию –Аланию. Жить можно везде, но потом, чтобы умереть среди своих.
Коллаборационист
Коллаборационизм- осознанное, добровольное и умышленное сотрудничество с врагом, в его интересах и в ущерб своему государству. В уголовном законодательстве подавляющего большинства государств мира факт коллаборационизма квалифицируется как преступление против своего государства, обычно трактуется как государственная измена. В некоторых государствах коллаборационизм также приравнен к разновидности экстремизма. В российском законодательстве понятие «коллаборационизм» в настоящее время не используется ни в одном нормативном законодательном акте. Фактически, в рамках действующей редакции Уголовного кодекса России ответственность за коллаборационистскую деятельность может быть применена в рамках статей 275 (государственная измена) и 282.1 УК РФ (организация экстремистского сообщества).
В 1988 году на кафедре ОТМС ВМФ у меня произошла первая встреча с человеком, который через много лет станет именно таким коллаборационистом сознательно, с целью извлечения выгоды из ситуации, добровольно начнет сотрудничать с врагом в его интересах и в ущерб своему государству. Ко мне на кафедре подошел майор медицинской службы в форме военно- морского флота, славянской внешности, носивший густую бороду и усы, чем–то похожий одновременно на Маркса и Энгельса. Борода и усы – энгельсовские, а вот большой выпуклый лоб – марксовский. Впечатление при первом общении он производил приятное. Мы разговорились, звали его Борис Александрович Толканов. Он учился на первом факультете по специальности «хирургия», выпускался через два месяца, а мне еще надо было учиться год с лишним. Борису Александровичу было предложено два варианта при распределении, один из них был в Кронштадтский военно- морской госпиталь хирургом- ординатором хирургического отделения.
Второй вариант предполагал работу в той же должности где- то в Североморском военно- морском госпитале на Северном флоте. В течение тридцати минут подробно объяснял Борису Александровичу, где расположен госпиталь, какие имеет отделения в составе, сколько коек в хирургическом отделении, кто руководит в настоящее время хирургическим отделением. Кто руководит госпиталем, его заместители, рассказал, что представляет собой Кронштадт в целом. В общем, я общался с ним, как учил пролетарский писатель в своих произведениях Алексей Максимович Горький: «Не знаешь человека, думай о нем вначале хорошо». Я, наверное, ему все так живописно разрисовал, что он решил остаться в тени моего рассказа.
Борис не задал мне ни одного вопроса за весь период общения. Только ухмылялся в усы и тихо покашливал в бороду, курил он много. От него всегда пахло табаком, причем не было никакой разницы, стоял он поодаль или рядом. Впоследствии мне стало известно, что Толканов все же выбрал Кронштадтский 35 Военно- морской госпиталь. В 1989 году, по окончании факультета руководящего медицинского состава, я был назначен на должность флагманского врача тридцать девятой бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей Ленинградской военно- морской базы. И лишь в 1991- м году сменил Володю Дудченко в 102 Поликлинике Кронштадтского гарнизона, которому при очередной посадке на паром отрезало ногу аппарелью по колено.
В поликлинике я пробыл в начальниках десять лет и уволился в запас в 2000 году в звании подполковника медицинской службы в возрасте сорока шести лет. За последние десять лет моей службы произошло очень много негативных событий, неприятных по содержанию. Страна, в незыблемость которой верил весь мир, была ликвидирована по вине двух частных лиц- некими Михаилом Горбачевым и Борисом Ельциным. Начались гражданские войны практически во всех бывших союзных пятнадцати республиках. В самой России в Северо – Кавказских республиках настали времена смуты. Решили отделиться от России и построить Халифат в чеченском варианте. В начале 1992 года произошел осетинско- ингушский конфликт, на Северном Кавказе пролилась первая кровь.
Начался передел территорий между союзными республиками, последовала череда расправ коренного населения над национальными меньшинствами в Средней Азии, Азербайджане и республиках Прибалтики. В 1994 году была развязана первая чеченская война, которая закончилась хрупким перемирием в 1996 году.
Затем началась вторая чеченская кампания с 1999 по 2010 год. Если в первую чеченскую войну кровь текла ручьями, то во второй чеченской войне бурными реками. Какие- то горе стратеги решили, что в Чечне достаточно одной дивизии для восстановления конституционного порядка. В результате «репрессированные народы» Северного Кавказа нанесли существенный урон федеральным войскам.
Счет пошел на тысячи, пока, наконец, не стали применять тяжелую артиллерию, танковые соединения и авиацию, вплоть до фронтовой. Россия очнулась и железной рукой раздавила ваххабитскую погань и ее приспешников. Бои из затяжных перешли в скоротечные. Поменялась и тактика ваххабитов: участились захваты заложников, удары по мирному населению, взрывы поездов и гражданских самолетов. Естественно, боевики- ваххабиты несли весьма ощутимые потери. А где их лечить? Границы стали плотно закрывать, зарубежная медицинская помощь сведена на нет. Помогли деньги зарубежных спонсоров, и многие медики в России стали участвовать в нелегальном лечении боевиков за деньги, в том числе и из числа военных врачей.
…В соответствии с графиком ночных проверок дежурной службы 35 Военно- Морского госпиталя я проверял работу отделений, как вдруг заметил, что в операционной поликлиники горит свет. В поликлинике центральный вход выходит во двор госпиталя, а дверь я лично опечатал в восемнадцать часов. Обошел все кабинеты- проверил их на взрыво – и пожаробезопасность, проверил наличие освещения во всех кабинетах и помещениях, и только лишь потом опечатал двери.
Ритуал мне знакомый и я соблюдаю его ежедневно в конце рабочего дня. Второй выход ведет в госпиталь, его я тоже лично опечатал. Так в чем же дело? Решаю открыть центральный вход. За дверью во всех коридорах горит свет. Решил пройти через арку в центральный коридор. Только шагнул в него, как навстречу выскочил мой заместитель Сусеев, с вытаращенными глазами и испуганным лицом. Тут пришла моя очередь встревожиться. Спрашиваю у Алексея Сергеевича по ситуации в поликлинике. Тот просит меня не входить в большой коридор, настаивает на разговоре в моем кабинете. А это значит, что надо вернуться обратно в малый коридор, где находится мой кабинет. Внутренний голос подсказывает: «если хочешь разобраться, послушай Сусеева». То, что мне поведал затем Алексей Сергеевич, повергло меня в ужас:
– Руслан Георгиевич, там Толканов раненных чеченских боевиков оперирует!
Машинально задаю вопрос:
– А почему в поликлинике, разве операционная госпиталя не больше для этого подходит? Постой, постой! Настоящих чеченских боевиков, что ли? Да вы что, одурели?! Кто разрешил?! Кто двери открыл?! Да ты хоть понимаешь, что ты натворил, идиот?! Ты работаешь на врага?! Почему мне не позвонил?! – задохнулся я от приступа ярости, – почему ключ ему дал?!
– Я не давал ключа, двери открыл я сам, – бормочет Сусеев, – я его и чеченцев испугался.
– Ладно, – успокоил я Алексея Сергеевича, – ступай к ним и скажи, что начальник поликлиники торопился куда- то, забрал что- то из кабинета и быстро ушел. И еще один вопрос. Когда он начал оперировать чеченских боевиков в поликлинике?
Ответ Сусеева меня изумил и удивил. Оказывается, уже в течении месяца бандитов принимают нелегально в Кронштадтском госпитале, оперируют и лечат под чужими фамилиями и ложными диагнозами, а я ничего не слышал и не видел. Вышел из поликлиники удрученный и подавленный. Было около двадцати трех часов. Остановил проезжавшее мимо такси и попросил подвезти к штабу дивизии.
Слева от чугунных кованных ворот –входа в штаб дивизии, находился особый отдел Кронштадтского гарнизона. Вот туда я и завернул. Тяжелую дореволюционную дверь на мой звонок открыл заспанный матрос – «срочник». Попросил его вызвать дежурного мичмана и стал ждать снаружи. Вышедшему дежурному объяснил, что мне срочно надо связаться с начальником особого отдела капитаном первого ранга Векшиным. Дело не ждет отлагательств до утра. Вопрос надо решать немедленно.
Дежурный знал меня в лицо, поэтому спорить не стал. Пригласил в приемную, а сам через дежурный коммутатор начал связываться со своим начальником. Векшин появился минут через десять. Остров Котлин, на котором находится город Кронштадт, имеет протяженность в длину двенадцать километров, а ширина его составляет всего пять. В кабинете у Алексея Николаевича изложил суть моего ночного визита, подробно пересказал переданную мне информацию моим заместителем подполковником медицинской службы Сусеевым.
– Информацию, что подполковник Толканов оперирует боевиков, мы уже имеем. Заведующий хирургическим отделением полковник Костин нам доложил, что он запретил Толканову оперировать в отделении чеченских боевиков. И вот еще что, Руслан Георгиевич, – Векшин предложил мне сигарету, я прикурил, и он продолжил, – плохо то, что Толканов оперировал не только чеченцев, но и двух арабов. А они даже русского языка не понимают. На выезде из Ленинграда их сотрудники милиции задержали и передали нам. Но что Толканов начал их оперировать у тебя в поликлинике, для нас новость.
– Алексей Николаевич, надо Вам с Сусеевым переговорить. Он с Толкановым давно дружит и ключ от поликлиники передал ему скорее всего от страха, а не по дружбе. И еще у меня просьба, – обратился я к Векшину, – хочу встретиться с Борисом Толкановым в непринужденной обстановке, выяснить, что его толкнуло на это, может быть он где- то заблудился и еще можно что- то исправить.
Векшин разрешение дал, но попросил сообщить о результате разговора. На следующий день я встретился с ним вечером в ординаторской, там же находился его непосредственный начальник Александр Костин, они пили водку и о чем- то беседовали.
Громко и весело поздоровался с ними, присел за стол, и пьянка продолжилась. Не желая при мне развивать далее тему своего разговора с Толкановым, Александр Васильевич вдруг как- то суетливо засобирался и очень быстро ушел. Обратил внимание, что Костин уходил с каким- то облегчением, будто не особо желая сидеть с Борис Александровичем за одним столом. Мы остались вдвоем, и продолжили начатое. Я и ранее слышал, что Толканов более года плотно сидит «на стакане», но сейчас в этом окончательно убедился- Борис Александрович выпил со мной бутылку водки и сразу открыл вторую. На мой вопрос, не много ли нам на сегодня, Толканов ответил вопросом, почему я его не боюсь.
– А зачем мне тебя бояться, Борис Александрович, ты разве бандит какой, или убивец? Борис, давай мы с тобой на сегодня закончим это чаепитие, и дома тебя ждут жена и дети. Пойдем, я тебя на такси отправлю. Да и мне пора…
На этой фразе я встал из- за стола, предложив ему последовать моему примеру. Однако хирург даже не пошевелился, налил себе пол стакана водки и выпил не закусывая. Затем изобразил на лице что- то мрачное и угрожающее и снова спросил меня строго:
– Ты почему меня не боишься?! Вот скажу чеченцам, и они тебя порвут на куски. Посмотри, что они мне подарили.
На его груди, на тяжелой золотой цепочке висел круглый медальон с изображением полумесяца, на двух пальцах надеты массивные золотые перстни, также с изображением полумесяца- чеченцы щедро заплатили ему за проделанные операции.
– Борис, а где же ты их оперируешь? Я ведь из поликлиники тебя выставил, а Костин в хирургическом отделении оперировать боевиков тебе не даёт. Где- то, наверное, приспособился, – спросил напрямик Толканова, – давай раскалывайся, никому не скажу.
– На съемных квартирах, – отвечал пьяный хирург, но вдруг встрепенулся, наверное, понял, что сказал лишнее, – ты что у меня выпытываешь, а ну пошел отсюда, – и бросил в меня стакан.
Поняв, что более мне здесь делать нечего, одел шинель и вышел из ординаторской. К выходу из отделения надо было пройти более сорока шагов, но вдруг почувствовал, что за мной на цыпочках бесшумно бежит Толканов. Это уже было интересно. Наверняка, что- то будет. Делаю вид, что не вижу его. Прохожу мимо дверей столовой. И вот оно. С разбегу Борис Александрович вталкивает меня в полутемную пустую столовую, захлопывает дверь и сделав ужасно страшное лицо, хватает меня за воротник шинели и рычит:
– Ты почему не боишься меня?! Ты знаешь сука, что я сейчас с тобой сделаю?
Спрашиваю его весело:
– И что ты мне сделаешь, Борис Александрович?
Внезапно Толканов отпускает мой воротник и ладонями бьет меня по ушным раковинам сбоку. Нн- да приехали значит. Вдруг начинаю понимать, что Борис Александрович никогда не участвовал в уличных потасовках. Но отпустить его я уже не мог. По сути, он мне пощечину дал, а за это надо отвечать, независимо от того трезв он или пьян. Довольный предполагаемым результатом и произведенным эффектом, Борис Александрович, опьяненный победой, с чувством выполненного долга направляется к выходу. Останавливаю его дальнейшее движение:
– Борис, когда ты меня ударил меня ладонями по ушам, я, наверное, должен был упасть и корчиться от боли, ты же этот эпизод наверняка из кинофильма позаимствовал. На самом деле ты просто нанес мне пощечину. Неважно, одной рукой или двумя. Там, откуда я родом–это оскорбление. Поэтому ты сейчас увидишь то, что я никогда не хотел бы показать тебе, но вынужден это сделать, чтобы смыть оскорбление.
Сказав это, нанес ему два прямых удара левой и правой в район перехода лба в переносицу. Толканов рухнул без сознания на пол лицом вниз. Не теряя времени, раздвинул ему ноги и раз пять ударил его носком ботинка в пах. Вот как занятия боксом пригодились. Вдруг справа в углу послышались какие- то органические шумы. Присмотревшись, вижу двух матросов, притаившихся в углу полумрака. Зову их к себе:
– Вы что здесь делаете?! Из выздоравливающих, что ли? Рабочие по кухне? Как ваши фамилии?
Матросы согласны со всеми моими расспросами. Но когда они, по очереди, назвали свои фамилии, мне вновь становится смешно. …Матрос Шавлохов, матрос Смирнов.
Ну везде осетины! Это надо же, как повезло! Перехожу на осетинский:
– Ты откуда и как тебя зовут?
– Из Ногира, Сослан.
– Вы оба, все видели и слышали?
– Да.
– Сейчас вы быстро уберете здесь, расставите столы и стулья, но вначале выгляни в коридор там на посту две медсестры. По лицам проверь, они что- нибудь слышали или нет. Иди, Сослан, в разведку.
Шавлохов вышел из столовой, вернулся через пол минуты:
– Руслан, они обеспокоены и шушукаются, наверное, шум слышали.
– Слушай меня внимательно. Вы оба ничего не слышали, вы как раз подсобку убирали. Я сейчас уйду. Работаю начальником поликлиники. Завтра через двери на первом этаже пройдешь в поликлинику ко мне и расскажешь, чем все закончилось. Этого трогать не нужно, он сам очухается и тихо уйдёт. Ему шуметь нельзя, он выпивший. Попрощавшись с бойцами, спустился к себе в кабинет и через пять минут на поликлиническом УАЗике подъехал к штабу дивизии.
…Встретившись с Алексеем Николаевичем, доложил в подробностях о ситуации в госпитале. Об угрозах Толканова своему начальнику хирургического отделения Костину Александру Васильевичу, о его поведении со мной и другими врачами госпиталя и поликлиники. Об инциденте, произошедшем в столовой, и о том, как пострадал Борис Александрович от моего необузданного гнева. Затем передал Векшину информацию, услышанную от подполковника Сусеева, моего заместителя:
