Руслан Альфридович Самигуллин
Дочь
– В него ли стреляли? Попали? – промелькнула ужасная мысль, но боль так и не пришла.
Спустя пару секунд над головой вспыхнули грозди салюта. В их свете он увидел нескольких подростков, громко хохочущих и поджигающих новый фейерверк. Почти в каждом окне горел свет. Во дворе было безлюдно, не считая тех ребят. Мир замер в ожидании заветной полночи и начала нового года.
Добравшись до своего подъезда, он увидел два чёрных автомобиля, стоявших прямиком у входа. На первом этаже сидела перепуганная вахтёрша. По её белому лицу всё стало понятно без слов.
– Вы звонили в полицию? – удивительно спокойно спросил Григорий.
– Да, но все линии перегружены, – как будто оправдываясь, заикаясь, произнесла вахтёрша.
– Сколько их?
– Трое, и, кажется, у них в руках оружие. Я попыталась остановить, но не смогла. Они искали Вас.
– Я знаю, продолжайте звонить, а я пойду домой.
– Григорий Иванович, там же, – хотела уже возразить женщина, но, встретившись с ледяным взглядом, осеклась.
Она никогда прежде не видела ничего подобного. С тех пор, когда Ангелина Петровна устроилась на подработку в их дом, они с Григорием почти каждое утро весело перекидывались парой слов. Та заботливо взъерошивала волоски на голове его дочери и угощала её заранее припасённым лакомством в виде домашней выпечки.
– Всё в порядке, всё скоро кончится, – с этими словами он нажал кнопку лифта.
Металлическая коробка медленно ползла вверх по шахте, стуча роликами и противно поскрипывая. Оплавленная зажигалкой, но продолжавшая работать цифра шестнадцатого этажа была вдавлена большим пальцем, отчего тот побелел. По лбу скатывались капельки пота. Было ли это признаком резкого перепада температуры или достигшим предела внутренним напряжением?
Двери распахнулись.
– Гришка, Гришка, милый друг, – тут же раздался до боли знакомый голос.
Он доносился из открытой настежь двери его квартиры и принадлежал бывшему начальнику.
Григорий осторожно вошёл в квартиру. Всё было перевёрнуто вверх дном. На полу лежали какие-то вещи и куча разбросанных бумажек, которые он по привычке постоянно носил с работы домой, а потом забывал выкидывать в помойку.
– Проходи, проходи, не стесняйся. Будь как дома, – голос исходил из зала.
Но не успел он пройти по коридору, как в затылок упёрся ствол пистолета. Кто стоял за спиной, видно не было. Григорий замер, боясь пошевелиться. Грубый толчок в спину всё же заставил двинуться вперёд.
Если вы когда-нибудь смотрели типичные фильмы о бандитах 90-х годов, то множество раз видели подобную картину. В самом центре комнаты стоял стул, а на нём сидела его супруга с кляпом из домашнего полотенца во рту. Прямо над ней стоял и улыбался Виктор Сергеевич Краснов.
– А вот и ты, дружище. Ну и заставил ты меня побегать, поволноваться, – он нежно провёл рукой по лицу связанной супруги, отчего та попыталась отмахнуться, но тут же получила пощёчину.
– Не тронь её! – не своим голосом прошипел Григорий, но почувствовал, как ствол пистолета ещё сильнее упёрся в затылок, больно содрав кожу.
– Ты защищаешь её после всего, что она с тобой сделала? – усмехнулся Краснов. – А ты знаешь, как твоя жёнушка хороша в постели? Нет? Ну что же ты? Нельзя быть таким холодным с такой пылкой женщиной. А как она стонет! Наверное, все соседи нам завидовали.
– Что ты такое несёшь?
– Ой, да ладно тебе. Можно подумать, не знал? Думаешь, она сама смогла найти себе нормальную работу? А кто ей давал деньги на шмотки и косметику последнее время? Сам-то ты давно приносил хоть что-нибудь домой? Ведь так? Подтверди, дорогая, – он вытащил кляп изо рта.
– Это правда? – не веря своим ушам, произнёс Григорий, чувствуя как ноги становятся ватными, а мир покрывается пеленой ярости.
Перепуганная супруга пыталась что-то ответить, но из-за сбивчивой речи, значения слов распадались на совершенно несвязанные наборы звуков.
– Ах, какова семейная драма? – уродливо улыбнулся Краснов. – О вас хоть книгу пиши. Будет называться «Сорокалетний неудачник и его неверная потаскушка».
– Ах, ты сволочь! – выдавила из себя заплаканная Марина. – Я думала, что ты не такой. Верила тебе, а ты оказался мраз…
Договорить она не успела. Кляп вновь оказался во рту, и слова тут же превратились в мычание.
– Но, но, давай сейчас не будем устраивать сцены. Твой муженёк, уверен, случайно забрал кое-какие документы. А они мне очень нужны. Скажем так – это мой подарок к новому году. Где они? – спросил Краснов, обращаясь к Григорию.
– Где моя дочь? – твёрдо переспросил он.
– Блин, вот вы семейка идиотов, – в голосе Краснова отчётливо слышалось раздражение. – Я до сих пор поражаюсь, как такой никчёмный человечишка может так относиться к простой дворовой шавке?
– Она не шавка! – прошипел Григорий, сжимая кулаки.
– Неужели ты любишь собаку сильнее своей жены? – с этими словами Краснов кивнул в сторону балкона и оттуда почти сразу раздался жалобный скулёж.
Незнакомый мужик довольно плотного телосложения грубо держал за шкирку небольшую рыжую собачку породы «Кокер-спаниель». Та, увидев Григория, заскулила ещё жалобнее, но мучителя это не остановило. Он поднёс её к краю балкона. Григорий похолодел от ужаса.
– Нет, подождите! Документы у меня…
Он медленно расстегнул молнию на куртке и достал перемазанную грязью пластиковую папку. Мужчина с пистолетом чихнул и в свойственной себе манере ругнулся, проклиная только ему известные бациллы. Сомневаться в том, кто именно стоит за спиной не приходилось.
Краснов победно выхватил папку из трясущихся рук Григория.
– Ну, вот и всё, хорошее завершение хорошего вечера. А пока твои соседи или эта дура-вахтёрша не дозвонились в полицию, я, пожалуй, откланяюсь. Ах, да, забыл самое главное, – Краснов вновь хитро улыбнулся, – ответь мне на один вопрос: как можно любить собаку, больше людей, да ещё мнить её своей дочерью? Это, случайно, не граничит с психозом? Хотя нет, лучше не отвечай. Может, так даже лучше. Судебная медицинская экспертиза с большой охотой подтвердит, что поехавший муж на почве ревности застрелил свою неверную супругу и выбросился из окна. По-моему идеально, не так ли? А твою шавку я продам знакомому корейцу. Он делает прекрасные борщи. Можешь поверить на слово. Давайте, парни, затем сразу разбегаетесь. Остальное завтра.
Краснов грубо перехватил у незнакомца собаку, ещё раз поцеловал в щёку упирающуюся жену Григория. Громка гремя, кабина лифта покатилась вниз.
– Нужно было ещё тогда от меня избавиться, а не выставлять на посмешище, – процедил Горемыка и вновь громко чихнул.
Если верить фильмам, то в последнюю секунду перед смертью вся жизнь проносится одним сплошным потоком воспоминаний. Самые яркие моменты вспыхивают в воспалённом сознании и, будто, прощаются, навсегда растворяясь в небытие. Мгновение тянулось бесконечно долго. Григорий закрыл глаза. Раздался звонкий металлический удар. Позади послышалось мычание ошарашенного киллера, сваленного с ног тяжёлым ударом снеговой лопаты. Ангелина Петровна довольно улыбнулась.
Второй киллер не стал медлить и набросился на Григория. Всего двух ударов хватило, чтобы сбить с ног щуплого сорокалетнего мужчину. Из рассечённого лба полилась кровь. Ручища нападающего сомкнулись на шее и принялись душить. Ангелина Петровна хотела повторить приём, но ловкий удар ногой выбил лопату из рук и повалил на пол престарелую вахтёршу. Григорий сопротивлялся, но силы были неравны. Каково же было удивление, когда незнакомец взвизгнул от боли и разжал хватку. Тонкая ножка табуретки, к которой была привязана Марина, со всего размаха впилась тому в ногу. Женщина зло хмыкнула, ещё больше смещая собственный вес в угол стула. К сожалению, эффект неожиданности длился недолго. Одним махом здоровенной ручищи мужчина опрокинул Марину вместе со стулом, к которому та была привязана.
– Ах вы, твари! Пожалуй, хватит с вами игр… – договорить он не успел, громыхнул выстрел.
Руки Григория ходили ходуном, а дыхание всё ещё не восстановилось. Из ствола пистолета потянулась тонкая струйка дыма, а едкий запах пороха ударил в нос. Нападавший повалился на пол.
– Господи, Григорий Иванович, Вы же его это, – с ужасом произнесла вахтёрша.
Будто услышав её слова, мужчина замычал и попытался перевернуться на бок.
– Жить будет, – заметил Григорий, невозмутимо вытаскивая связку ключей на брелоке из кармана штанов, лежащего без сознания Горемыки, и принялся развязывать Марину.
– Послушай, милый, я могу всё объяснить, для меня он просто… – начала супруга, как только из её рта вытащили кляп.
– Хватит, сейчас не время для оправданий, – грубо перебил Григорий. – Свяжите этого, – он указал на корчащегося от боли бандита, – затем вызовите скорую. Надеюсь, она приедет раньше полиции.
– А ты куда? – спросила Марина скорее автоматически, нежели и вправду не видела ответ в пылающем взгляде Григория.
***
Чёрный мерседес мчался по проспекту. Кроме жёлтых автомобилей с шашечками на дороге никого не было. Стрелка часов на приборной панели неумолимо приближалась к самой верхней точке своего пути. Грязная папка с документами лежала на пассажирском сидении, пачкая дорогую кожаную обивку.
Из багажника продолжал доноситься жалобный вой, который с трудом перебивала громкая музыка.
– Заткнись, грязная шавка! – рявкнул Краснов. – Для тебя тоже всё скоро кончится. А твой идиот-папаша уже наверняка лежит под окном в луже собственной крови.
Мощнейший удар сотряс дорогой автомобиль. Мерседес снесло с дороги и тот, сбив несколько дорожных знаков, едва не врезался в угол здания.
– Что за чёрт?! – не своим голосом завопил Краснов, отчаянно вертя рулём и пытаясь сохранить управление.
Не прошло и пары секунд, как раздался очередной удар, сопровождаемый громким скрежетом.
Только сейчас Краснов увидел в зеркале заднего вида чёрный внедорожник. Яркие пучки света фар не позволили разглядеть водителя, но сомнений быть не могло. Конечно же, за рулём сидел Григорий Кривоступко. Его пылающий взгляд выжигал даже сквозь искорёженный металл. В багажнике раздался оглушительный вой.
– Да заткнись ты! – рявкнул себе под нос Краснов, вдавливая педаль акселератора.
Мощный двигатель автомобиля издавал пронзительный рёв, словно дикий зверь, загнанный в угол и отчаянно пытающийся избежать своей участи. Гул клаксонов и ругань таксистов, едва увернувшихся от столкновения, не проникали в сознание мчавшихся на бешеной скорости водителей. Внезапно позади раздался вой полицейской сирены. Всполохи красных и синих маячков осветили и без того залитый новогодней иллюминацией проспект.
– Чёрт, чёрт, чёрт, – повторял Краснов, видя, как из-за поворота показался ещё один экипаж.
Удар, за ним ещё один. Отвратительный скрежет металла и звук лопающегося пластика. Кавалькада автомобилей продолжала нестись прямиком к мосту, раскинувшимся над Невой и ведущему на стрелку Васильевского острова. Краснов и не заметил, как до крови впился ногтями в руль.
– Да чтоб тебя! – выкрикнул он после очередного удара.
Очередной перекрёсток замаячил прямо по курсу, но среагировать на изменившийся сигнал светофора Краснов уже не успел. Светофор переключился на красный, и поперечные машины тронулись с места. Краснов резко нажал на тормоз, но все его усилия оказались тщетными. Машина, потеряв управление, начала рыскать из стороны в сторону в непредсказуемом танце. Каким-то чудом ей удалось избежать столкновения с другими автомобилями и двумя нетрезвыми пешеходами, пересекавшими перекрёсток. В конце концов мерседес с грохотом пробил ограждение Дворцовой набережной.
Толстый металл ограждений не позволили тяжёлому автомобилю провалиться в ледяную пропасть. Кузов повис на изогнутых прутьях, задирая вверх багажник. Остановив свою машину, Григорий бросился к мерседесу Краснова. Страх мощной волной сменился на столь желанное облегчение. Открыв багажник, он увидел перепуганные глаза своей дочери. Её хвостик метался из стороны в сторону, и та буквально выпрыгнула в объятия Григория.
– Милая Бланочка, слава богу, ты жива! – не сдерживая слез, шептал Гриша, обнимая самое дорогое, что осталось в его жизни.
В этот момент из передней двери прямо на бетонную набережную вывалился перепачканный кровью Краснов. Его ноздри вздымались в такт тяжёлому дыханию.
