Роман Воронов
Ответы
– Это Любовь Бога, – произнес Светлый, – впрочем, тебе не понять.
Юное создание поднялось с колен, возблагодарила Бога за помощь ее возлюбленному и, перепрыгивая через торчащие петли дубовых корней, направилась обратно, но на повороте остановилась и, обернувшись, сказала, глядя на Крест:
– Вообще-то я видела вас обоих.
После чего скрылась в захохотавшем зеленой листвой дубровнике.
– Вот это фокус, – воскликнул Падший, – а ты еще разрыдался.
– Вспомни свои кульбиты с насекомыми, – парировал Светлый и добавил: – Праведница.
– Поглядим, – возразил ему Падший.
Едва сухая ветка, тронутая ее плечом, закончила свое нервное трепыхание, как за спинами крылатой парочки вспорхнула с куста сойка. Оба антагониста повернулись на звук. Опираясь на обломок копья, убеленный сединами и обремененный горбом прожитого, еле волоча подгибающиеся ноги, к Кресту вышел Рыцарь.
– С возвращением, герой, – съязвил Падший, – неважнецкий вид.
Рыцарь, не обращая внимания (понятное дело) на сарказм, обогнул Крест и, заняв правильное положение перед святыней, буквально рухнул (не без облегчения) на колени.
– Господи, я задолжал тебе любви во Имя твое, наполнив сердце ненавистью от Имени твоего.
– О, а артиллерист-то поумнел, – прокомментировал Падший, – недаром Хозяин говорит – Война – дело благое.
– Скорее, он просветлел, – возразил Светлый.
– Ты насчет седины, – не прекращал веселиться Падший.
– Я насчет мудрости.
Дочитав молитву, Рыцарь захрипел, схватился за сердце и мешком повалился на землю бездыханным.
– О, преставился, забирайте праведника, – толкнул Падший крылом в бок Светлого.
– Нет, не возьмем, – отозвался тот, – праведности через такое количество убиенных душ не бывает.
– Он же раскаялся, – удивился Падший, – неужто раскаявшийся не пройдет к вам? Не этому ли учит Церковь?
– Раскаявшийся должен отработать содеянное, для этого нужно время, а у него его не было. Следующее воплощение покажет глубину его раскаяния. Покаяние не снимает груза, оно останавливает падение.
– Нам он тоже не нужен, ренегат, покрошил неверных числом… – Падший свесился с креста, уткнулся взглядом в землю и зашевелил губами. – Да он герой, три с половиной десятка, у нас мог получить звание капрала подземного воинства, и вот тебе на, раскаялся. Нет, не возьмем.
– Не вам решать, – прокатился громовым раскатом по небу Голос, сверкнув для острастки молнией.
Ангелы одновременно охнули:
– А кому?
– Ей! – снова громыхнуло сверху, и на дороге появилась пожилая женщина.
Медленно перебирая ногами, с трудом перешагивая через корни, на мизансцене возникла старая знакомая. Время превратило нежно пахнущий цветок в гербарий, забрав влагу из кожи и цвет из глаз, но в том, что это именно она, сомнений не было. Женщина подошла к лежащему на земле, присела возле него и сказала, не глядя, но явно обращаясь к ангелам:
– Жизнь прошла, а вы все сидите, решаете.
«Пернатые» судьи переглянулись.
– Ведьма точно видит нас, – прошептал Падший, – но слышит ли? Эй, старуха.
– Ну какая женщина отзовется на такое, – нравоучительно перебил его Светлый. – Красавица, поговори с нами, если Всевышний даровал тебе знание ангельского языка.
Женщина оторвалась от умершего и взглянула на Крест:
– О чем толковать с бездельниками, рассматривающими чужие деяния.
– У каждого своя работа, – заметил обиженно Падший.
– Мы ждем Праведника, – примирительно начал Светлый.
– Разве Господь не отдал этот «крест» мне? – проворчала женщина.
– Она и Его слышит, – изумился Падший.
– Каждый день той чужой жизни, которую Он даровал мне, о которой не просила, но получила, я разговариваю с Ним, – устало произнесла она.
– Я же говорил, выпросила, – заулыбался Падший, – не свои годы, а того, о ком рыдала, но на свою голову.
– Да, я судила другого, пусть и своею любовью, но осудила себя, хоть и любовью Господа.
– Не судите, да не судимы будете, – миролюбиво продекламировал Светлый.
Женщина посмотрела на ангела.
– Кабы знать, что проживать непременно надобно только себя, судить, осуждать, разглядывать и оценивать только себя, ибо всякий «взгляд» в сторону другого ложится на собственные плечи, иной раз котомкой неподъемной. Я чашу своего непонимания выпила до дна, – она кивнула на лежащего у ее ног человека, – с ним моя «чужая жизнь» закончилась, осталась только МОЯ, всего несколько дней. Пойду-ка, проживу их, авось что-нибудь и получится.
Сгорбленная до сего момента пожилая женщина вдруг расправила спину, седину «смыло» с волос дуновением ветра, и восхищенным взорам ангелов открылось молодое, прекрасное лицо юной девы, истинный возраст которой выдавала лишь глубокая печаль в глазах. Она бодро помахала рукой каменному Кресту и исчезла за колышущимся занавесом дубровника.
Падший повернулся к Светлому:
– Так и кто Праведник, ты что-нибудь понял?
– По-моему, она все сказала, – улыбаясь, расправил крылья Светлый.
– А чего она сказала? – возмутился Падший.
– Подумай! – крикнул Светлый и взмыл в Небеса.
– Нам думать нельзя, Хозяин не велит, – плюнул вослед Светлому Падший и с шумом вонзился в землю, отправившись домой. На этом месте возле Креста образовалась лунка, которую первый же дождь наполнил водой до краев, и если тебе, читатель, доведется оказаться здесь, преклони колено и загляни в маленькое озерцо –там, в отражении, сможешь разглядеть двух ангелов, оседлавших каменные плечи Креста.
Ключи от Царствия
– На титуле одно имя, но авторов всегда двое, – поигрывая лукавой улыбкой на непроницаемой, вечно бледной физиономии, авторитетным тоном заявил Критик, переворачивая последнюю страницу рукописи.
– Это почему же? – обиженно, но не слишком активно возразил ему Писатель, он же автор, нервно заламывая пальцы.
– Потому что подле пишущего, прямо за спиной, шепчет либо Бог, либо Лукавый, и в зависимости от этого обстоятельства мы имеем или почти гениальную, или абсолютно бездарную литературу. – Критик звонко цокнул языком.
– К какой же вы причислите мой скромный труд? – заискивающе и не без кокетства пролепетал Писатель.
– Хм, спросите у Читателя, – посоветовал Критик, сворачивая рукопись в трубочку и, постучав себя по ноге этим импровизированным молотком как заправский психиатр, добавил: – Читатель никогда не врет.
– А вы, стало быть, можете, – у Писателя затряслась нижняя губа.
– Да речь не обо мне, – не обращая внимания на происходящее, спокойно ответил Критик, – взять хотя бы вот это. – Он перестал долбить по коленке, развернул рукопись и, перебирая тонкими, как паучьи лапки, пальцами, быстро отыскал нужный листок. – Вы пишете – ключи от Царствия Небесного имеются у каждого, но не дарованы они по праву рождения (сотворения) от Божественной Сути, а вручены Спасителем, принесшим Жертву, а именно отдавшим свои ключи, разделив их на всех. Но позвольте, Читатель тут же возразит вам…
– Да нет никакого Читателя! – раздраженно воскликнул Писатель и выхватил рукопись из рук Критика. – Книга еще не издана и вряд ли увидит свет вообще, если вы, со своим критическим настроем, прежде пообщаетесь с Издателем.
– И тем не менее, – невозмутимо продолжил Критик, поправив цветастый платок на шее, – хотелось бы подробнее обсудить ваши высказывания, тем более изложенные на бумаге, что написано пером, сами знаете. Насколько я помню, Христос вручил ключи от Царствия Небесного апостолу Петру, причем только ему одному.
Критик вопросительно уставился на Писателя, любовно разглаживающего смятые листы своего произведения, и добавил с ухмылкой:
– Кстати, один Читатель у вас уже есть, это я.
Писатель прервал «бумажные» ласки:
– Не вижу никаких противоречий, что дано одному, доступно будет всем, конечно, в том случае, когда речь идет о благах духовных.
– Стало быть, вы настаиваете на всеобщей доступности Райских кущ, отнимая монополию на пропуск исключительно праведников у Святого Петра.
Критик удивленно и не без уважения покачал головой:
– Да вы смелый человек, Писатель. Не боитесь навлечь на себя праведные стрелы сторонников классического прочтения Евангелий?
Писатель вздрогнул, воображение нарисовало ужасающую картину предания его анафеме, позорного изгнания из всевозможных обществ и союзов, с последующим побиванием камнями. В данном контексте событий о распятии мечтать не приходилось.
– Попробую объясниться, – начал он…
– Да уж пожалуйста, – угрожающе прошипел Критик, – пока еще не поздно.
Писатель вздрогнул снова:
– А может, ее сжечь, – он кивнул на рукопись, – без объяснений?
– Так неинтересно, – ответил Критик, немного расстроившись, – да и поздно, рукописи, как известно, не горят.
– Что ж, – вздохнул бледный, как лист бумаги, «испорченный» его собственным мнением, Писатель, – тогда пробую.
Он уперся ладонями в лоб, словно все, произнесенное далее, могло «вывалиться» наружу, расщепив при этом черепные кости:
– Ключ от Царствия – это поведенческий код, активирующий Искру Божью, сокрытую в душе.
Писатель с надеждой взглянул на Критика, закинувшего ногу на ногу и скрестившего руки на груди, вдобавок к сотворенной позе, присовокупившему гримасу судьи, непримиримого и строгого.
– Далее, – коротко сказал Критик.
– Ну, – замялся Писатель, подбирая слова, – это проявление «второго» уровня по отношению к «первому» для начала движения, в самом общем смысле, Частицы Божьей к Божественной Абсолютности.
– Ты о разности потенциалов в электричестве? – с радостью ухватился за объяснения Критик, который неплохо знал школьную программу.
– Как частном случае, да, – выдохнул Писатель и полез в карман за платком, вытереть испарину на лбу.
Критик помолчал, обдумывая услышанное, возможно, вспоминая курс физики, а более того, хорошенькую соседку по парте, затем его белые впалые щеки неожиданно порозовели, и он, несколько смущаясь, сказал:
– Знаете, во мне все меньше остается Критика и все больше становится Читателя.
– Я очень рад, – кивнул головой Писатель, – продолжим?
– Прошу, – совсем благожелательно отозвался Читатель.
– Сожалею, что не раскрыл в рукописи смысла так сильно поразившей тебя, Читатель, фразы, – начал Писатель, на что его слушатель, в котором снова обнажился Критик, среагировал недовольно:
– Ах оставьте ваши реверансы, к делу, дорогой друг, к делу.
Писатель сник, но, взяв себя в руки, продолжил:
– Ключ, отпирающий дверь, должен подходить к замку в этой двери.
Критик, а это опять был он, поморщился от подобной банальности, но промолчал.
– Дверь в Царствие Небесное, то есть в Рай, это ваше (Писатель почему-то пристально посмотрел на Критика-Читателя) индивидуальное несоответствие Раю.
Критик удивленно вскинул брови.
– Вибрационный порог, – не останавливался вошедший в раж Писатель, – разночастотность, Царствию соответствует Божья Частица, сокрытая в физическом мире за телесными порывами и «подложенными, подсунутыми» желаниями.
Критик-Читатель начал с усилием потирать виски.
– Эго стоит на страже «Божественного внутри», Эго есть дверь, которую надобно открыть раньше той, что приведет в Царствие Небесное, – закончил Писатель.
Не находись Читатель в положении сидя, наверное, рухнул бы на пол:
– Так значит, на связке два ключа?
– Три, – «добил» его улыбающийся во весь рот Писатель. – Ключ от Царствия состоит из трех ключей. Тот, что отпирает Рай, тот, что открывает себя истинного в себе (взламывает Эго), и тот, что лишает тебя завесы самости, снимает шоры с глаз и отпирает дверцу, скрывающую наличие Эго.
Читатель вытаращил глаза:
– Триада.
– Точно, – Писатель торжествовал. – Ключ-Отец от Райских дверей, Ключ-Сын от двери к самому себе и Ключ-Дух Святой – доступ к Эго через осознание его присутствия и его власти над тобой.
Писатель, не стесняясь, ткнул пальцем в грудь Читателя, словно ставя точку в затянувшемся повествовании. Опомнившись, Читатель «перевернулся» в Критика:
– В рукописи ничего подобного не было.
– Это потому, что вы, дорогой Читатель, не удосужились посмотреть меж строк, – благосклонно проворковал Писатель, собирая разбросанные в ходе дискуссии листки.
– И вот, кстати, – глаза его остановились на одной из страниц, – взгляните-ка. Он протянул лист Критику, и тот, по обыкновению, «заскользил» взглядом по строчкам.
– Нет, нет, – Писатель заметил профессиональный подход Критика, – так не годится, вы прочтите спокойно.
«Иисус молчал, молчали и ученики, недосказанность чего-то важного «висела» в трапезной комнате вполне ощутимым туманом, наполненным отдельными, приглушенными звуками вздохов, коротких слов, хруста разламываемого хлеба и поскрипывания деревянных скамеек. Учитель сегодня был, как никогда, немногословен и тих, точнее, даже печален. Его обычное состояние внутреннего созерцания в этот раз усиливалось опущенным взором и вялыми движениями рук, он так и не прикоснулся к еде. Придавленные такой тревожной тишиной, ученики удивленно переглядывались, стараясь не нарушать покой настоящего момента, смиренно ожидая каких-нибудь слов Учителя.
Капля пота, потратившая весь вечер на скатывание по лбу Петра от «леса» его вьющихся, цыганских волос до густых, жгуче-черных бровей, наконец, решила оторваться от хозяина и полетела на стол. Петр наблюдал действие силы притяжения через призму бесконечности, остановившей течение Времени и дыхание бескрайней Вселенной. Возможно, в ее глубинах, в самых дальних пределах, успело произойти слияние двух галактик, с расстановкой новых солнц, раскручиванием поясов астероидов и зарождением жизни на одной из тысяч, вращающихся в образовавшемся «колесе» планет, за то врем, пока капелька соленой воды долетала до столешницы из обычного земного кедра, но ее «приземление» вернуло Спасителя в мир людей.
Иисус поднялся с места, подошел к Петру и, обняв его, тихо сказал:
– Дам тебе ключи от Царствия Небесного, хотя трижды откажешься от меня еще до первых петухов, дабы знали все, кои деяния ведут к потере Рая.
Петр подскочил, будто огнем адовым дыхнул на него сам Сатана:
– Невозможно это, Учитель, да я за тебя…
– Трижды ты сделаешь это, – улыбаясь, спокойно повторил Иисус, – ибо это твоя жертва, а моя ждет меня».
Читатель остановился:
– Я помню этот отрывок, он сложен для восприятия, а проще говоря, слова Иисуса непонятны.
Писатель забрал листок и аккуратно вставил его в рукопись:
– Он дарует Ключи Петру в назидание всем остальным – поступая, как Петр, никогда не войдешь в Царствие Небесное, через Предательство теряются Ключи. Дарование Ключей тому, кто предал, – жертва Иисуса, акт его всепрощения. Ты не задумывался, мой внимательный Читатель, почему Петр трижды отрекся от Христа?
– Нет, – пожал плечами Читатель.
– Ключ к Царствию – это триада. Сперва Петр (как и каждый из нас) отказался от Ученика Иисуса, от «Ученика в себе». Через страх слабого (простого человека) перед сильным (Власть Рима) он предал Духа Святого, чья суть – Вера в Бога, а именно, вера в защищающего (любящего) сильного более слабого (человека). Ни один волос не упадет с головы твоей без ведома Его. Помнишь?
– Да, – согласно кивнул Читатель.
– Помнишь, а все одно не веришь. Второй раз Петр отрекается от Иисуса Учителя, от «Учителя в себе», это предательство себя в себе, института Сына Божьего, низложение принципа Божественного начала души, торжество Эго – существует только мое мнение, иных быть не может. Здесь работает страх ответственности, прежде всего за себя.
Третий раз Петр отрекся от Иисуса – Мессии, Царя Иудеев, то есть от «Бога в себе». Он предал Искру Божью через страх ответственности за других.
Так человек выбрасывает на свалку собственной самости, глупости и страхов все три ключа от Рая.
– А не дописать ли все это между строк? – возбужденно воскликнул Критик.
Писатель, поморщившись, твердо ответил:
– Нет. И вообще, рукопись надо сжечь.
Критик хотел было возразить, но, поразмыслив, согласился:
– Только дай мне еще раз прочесть, с начала и до конца.
Крест на плечах
В песне своей, протяжной нотой уводящей в давнее путешествие, Ветер поведает, как когда-то, на пути от италийских равнин к палестинам прихватил с собой три семени, перенес их через теплые воды срединного моря и бросил в неблагодатные, каменистые земли, кои полвека спустя нарекутся Святыми, отчего, видимо, семена и дали ростки, найдя за что уцепиться даже в скалистых, безжизненных трещинах.
А Крестьянин, еле ворочая языком от усталости на закате тяжелого дня, почти заснув, расскажет о трех ростках, забравших у него последние клочки плодородной почвы, но благоразумно оставленных им для защиты (в будущем) путников от палящего солнца и поливаемых им ежедневно, что дало-таки свои плоды, и сам Мессия однажды под сенью его древ проповедовал ученикам Слово Божье.
Плотник же, угоразди вас заглянуть в его мастерскую у северного склона Елеонской горы, заваленную стружкой, инструментом и дивными историями, не без гордости поделится одной из них, как он, ничтожнейший из ничтожных, удостоился собрать крест для самого Спасителя из трех дерев, что вполне может считаться инкрустацией. Конечно, старик умолчит при этом о нехватке материала и страхе перед римскими солдатами, ожидавшими срочного заказа.
И вот уже Ветра не найти в небесных просторах, давным-давно перемешался он с муссонами, ураганами, раскаленным песком пустынь и цветной слюдой северного сияния. И Крестьянин с тех пор успел примерить горностаевый мех правителя и потаскать железо каторжника, побывав и женой и мужем. Да и Плотник, сменив не одну профессию и религию, может запросто оказаться в рядах нынешних слушателей, но, увы, уже не рассказчиком, а посему, возьму на себя необычную роль обобщившего все три источника для понимания, что же такое – Крест, да еще и водруженный на плечи.
Начнем, не пугаясь, с последнего, ведь не случайно «и последние станут первыми», кстати, и так же не случайно количество «участников» – помните, любая триада имеет соответствие Троице.
Итак, Плотник – это изготовитель Креста (Созидающий Отец), на тонком плане – создатель «кармичности», которая проявляется из «плодов» Истины, трех древ в физическом мире, что сохранил и взрастил Крестьянин (Сын Божий, несущий Слово Отца) из семян (Истины), посеянных Ветром (Духом Святым, несущим Идею Бога).
Отчего же возникает кармичность, если семя ее – Истина? – спросите вы.
Семя, падшее на «каменистую», неподготовленную почву человеческого сознания, дает плоды, отличные от Идеи, разница в форме, цвете и вкусе – суть самопознания. Опустив тонкости процесса этой метаморфозы, в связи с невозможностью описания ее земным языком, вернемся к Плотнику.
Он сделал Крест (ввиду отсутствия нужного количества материала на физическом плане) трехсоставным по «требованию» тонких энергий. Столб был выструган из кипариса и соответствовал Отцу Небесному, как стержню Всего, Оси Мира. Недаром древесина у этого древа желтого, почти «золотого» цвета.
На перекладину Плотник, повинуясь Высшему Смыслу, отобрал певгу с волокнами белого цвета, как крылья ангела. Она явилась «слепком» Духа Святого. Закрепив перекладину, Плотник вырезал на ней с тыльной стороны едва различимую надпись – «Ты понесешь его на спине своей, а он расправит руки твои, как крылья, чтобы мог нести весь Мир».
Небольшой кусок кедровой доски мастер установил на столб в качестве подножия, не ведая в том «тонкого соответствия» Сыну Божьему, что опирается на силу Отца верой своей. Розовая древесина кедра отражала цвет кожи человеков, каждому из которых предстоит Путь Сына Божьего. Здесь отпускаем Плотника восвояси, орудие Распятия готово, причем на всех планах.
А гвозди? – спросит язвительно читатель.
Да, еще гвозди. Обратите внимание, распятие классическим образом производилось четырьмя нагелями, но Иисусу досталось только три (благодаря Цыгану). «Тонко-плановая» расстановка Акцентов Сил и в этом случае сохранила необходимую структурность.
И чему же соответствуют гвозди? – ничего не оставит без подковырки читатель.
Гвозди из антимира, они – отражение «перевернутой Троицы», не-Святой, если угодно.
Теперь поговорим о Кресте в его сакральном смысле, вернувшись на мгновение к его творцу, Плотнику. Работая над подножием, мастер оставил надпись и на нем – «Крест – зеркало того, чего ты страстно не желаешь». Это прямая отсылка к тому, чьи стопы станут на подножие, кто выберет Путь Христа.
Житие Христа, по сути, это инструкция, тонко-материальный План Возвращения к Отцу, проявленный в физическом мире.
Первое: Вера в Бога, в Его существование, через проповедование Слова Божьего, причем более для самого себя, трансформируя Эго, что соответствует созданию «столба» Креста.
Второе: Доверие (полное) Воле, Справедливости и Любви Бога – сотворение себя как Сына Божьего, создание «подножия» на Кресте, без которого на нем не удержаться.
И третье: Обретение душой связи с Духом Святым через осознание бренности, периодичности материального, его вторичности перед духовным – сотворение «перекладины» Креста для обретения крыл духовности, кои позволяют выполнить Вознесение, акт возвращения Домой, в лоно Отца Небесного.
Что есть земная жизнь? Это постоянное «увиливание» от Контракта, избегание дорог Христовых, схождение с них, что, в свою очередь меняет «точку прибытия» и приводит к перенапряжению определенных сил на тонких планах. Вас ждут, в соответствии с Контрактом, «здесь», а вы появляетесь, согласно прожитой жизни, «там». Происходит энерго-корректировка всего плана, меняющая картину мира.
Человек, несущий Крест на плечах, погоняемый плетьми страха, вынужденный проходить через толпу инакомыслящих (за счет разности эго-программ), пытается сбросить тяжелый груз (карму). Попробуй Иисус по пути на Голгофу оставить Крест Распятия, стражники, взбешенные таким решением, заставили бы поднять его через издевательства и избиения. Так же действует Кармический Совет, правда лишенный плетей и ругательств, когда душа хочет «облегчить» свой путь, затерев пункты Контракта.
«Облегчение после смерти» это парадигма Эго-программы, которая направлена на оправдание деяний (частенько нарушающих Заповеди) совершенных на плотном плане. Крест, водруженный на плечи, сбрасывается только Вознесением, но не переходами между планами или измерениями. Улитка не расстанется с «домиком» опускаясь по стеблю осоки, торчащей над поверхностью водоема, в прохладную его глубину.
Что же держит скорлупу? Чем же закреплен Крест на плечах? Правильно, мой дорогой читатель, гвоздями.
Первый, «Не-верие в себя», торчит из правой ладони, второй, «Не-верие в Бога» – в левой, а ноги «стянул» третий, Страх. Любой твой страх – противовес Богу (Любви), «Не-верие в Бога» – антитеза Духу Святому (бездуховность сознания), Не-верие в Себя – противовес Сыну Божьему (отрицание пребывания Частицы Божьей в душе).
Но выдернув гвозди, просто рухнешь с Креста, – возразит осторожный читатель.
Это мышление третьего измерения, без гвоздей состоится Вознесение.
Мышление третьего измерения? – задумается читатель.
Вот, кстати, вопрос на сообразительность – Святая Троица это «атрибут» нашего измерения, а что Есмь в четвертом?
Святая Четверка! – воскликнет догадливый читатель и, подумав, добавит: – Мушкетеров.
Смешно, правда смешно, но Сын Божий (человек) входит в четвертое измерение со-творцом, богочеловеком и имеет возможность учительствовать, то есть иметь Сына (ученика).
Сын Сына – внук, – подскажет читатель, – значит, четверка – это Отец, Сын, Внук и Дух Святой.
Мне так хочется обнять тебя, читатель, на сегодняшний момент (нахождения в третьем измерении) пусть будет так.
