Роман Воронов
Фантом
Я усмехнулся, для дураков, что ли? Вот право, вот лево, и развел, немного картинно, вдруг кто-то наблюдает в специальный глазок, руками, повернувшись вокруг себя. Бац, я во все глаза смотрел на Зерцало, Его Величество во всю плоскость – на меня, при этом двери за моей спиной поменялись местами. Черт, зазывала оказался не так прост. В зависимости от того, где находиться, на последней ступени или возле дверей, эти дубовые стражи легко обменивали «право» на «лево» и входящий либо получал все, либо ничего. Откровенно признаться, я запаниковал. Страх нищеты, голода, лишений, вечного стояния в рваных одеждах под холодным дождем и разглядывания озаренных светом и наполненных музыкой окон ресторанов, где галантные мужчины, пахнущие дорогими сигарами, ведут в танце восхитительных дам, едва касаясь их холеных, обнаженных плеч и улыбаясь во весь рот блеску их бриллиантовых колье, а столы уставлены яствами и винами, искрящимися в сиянии хрустальных люстр и счастливых, опьяненных жизнью глаз, обуял меня. Я категорически не желал открывать вход в мир дырявых крыш, пустых мисок и болезненных жен, прижимающих к тощим персям таких же болезненных детей.
Если сомнения в собственных умственных способностях не вывели меня из равновесия, то возможность прикоснуться к голодной действительности быстро начала с покалываний внизу живота, а затем надавила, и серьезно, на печень. Моя кисть металась от ручки к ручке, справа налево, и казалось, этому маятниковому движению не будет конца.
– Прочти еще раз, – прозвучало, как гром среди ясного неба, за спиной.
Ужас, животный, всепоглощающий, не дав мне и секунды на размышления, просто вдавил в правую дверь, которую я тут же захлопнул и припер всем телом. Ей-богу, так страшно в этом доме еще не было. Некоторое время я прислушивался к звукам в коридоре (они отсутствовали напрочь) и не обращал внимания на помещение, в котором очутился. Наконец, убедившись в том, что за дверью ничего вредного не происходит и испугавший меня сотрудник аттракциона неслышно удалился, я, облегченно выдохнув, огляделся. Небольшого размера комната выглядела как… кухня в жилище нищего: простой деревенский стол, косоногий стул, кусок хлеба и глиняная кружка с водой, все убранство – пустые стены, покосившееся окно, забитое досками, и еще одна дверь напротив меня. Интересно, задумался я, это обещанная сытая еда или нищета, припомнив надпись в коридоре. Впрочем, какое мне дело, я не нахожу ключа, но вижу следующую дверь, ничто, по крайней мере пока, мне не мешает двигаться дальше, за искомой целью. Свет пробивался через щели в досках в достаточном количестве, и я смело направился к столу, но тихий скрип за спиной снова заставил меня окаменеть, под сердцем заныло, а ладони покрылись испариной. Гнев, конечно же, порок, но о чудо, что ты есть у меня, закипая от злости, я развернулся и, не помня себя от заполнившего мое сознания чувства, рванулся к двери в надежде поймать надоевшего до смерти статиста. Вылетев, как разгневанный дракон из гнезда, у которого мелкий воришка украл яйца, я успел заметить тень, юркнувшую в соседнюю дверь, и с победоносным воплем: «Попался» – выполнил великолепный прыжок, успев зацепиться за ручку закрывающейся створки.
У статиста не было ни малейшего шанса уйти от меня, но… он ушел. Ворвавшись в комнату, я обомлел, это была точная копия соседней, со столом, стулом, хлебом и кружкой, но, увы, без работника этого загадочного заведения. Добраться до второй двери он не мог, если, конечно, это не был сам Дьявол, спрятаться негде, и тем не менее в кухне было пусто.
Мое искреннее удивление, вперемешку с возмущением, прервала неожиданная мысль: если комнаты одинаковы, то в чем различие, по мнению автора надписи, между нищетой и голодом. Судя по всему, после некоторых раздумий, решил я, он различий не делал, видимо имея ввиду, что страх нищеты ничем не отличается от самой нищеты (как состояния), даже при наличии достатка, конечно же, с точки зрения сознания.
Возможно, зазывала, а в том, что все это безумство его рук дело, я не сомневался, был прав. Что ж, вот дверь, три шага, а за ней ключ, чего же я жду? Успокоившись окончательно, я подошел к последнему рубежу и потянулся к ручке – на двери висела табличка, не заметная в полумраке издали.
«Ни один волос не падет с головы твоей без ведома Его» – гласила надпись на ней, и я, полностью согласившись с текстом, вошел внутрь. По цилиндрической форме стен стало ясно, что я нахожусь внутри эркера: каменный пол, каменные стены, сводчатый, купольный потолок и единственное узкое окно, более походившее на бойницу, встретили меня суровым молчанием, не скрывая от глаз своего сокровища, – ключ, обычная латунная болванка, лежал на самом видном месте, на подоконнике. «И все?» – только успел подумать я, как входная дверь хлопнула, отвесив мне вместо воздушного поцелуя воздушную оплеуху, и замок щелкнул трижды.
– Гад, – вырвалось у меня в адрес подкараулившего зазывалы, уже понимая, что я в западне. Ваш покорный слуга еще с минуту отчаянно дергал дверную ручку, колотил кулаками и ногами по бездушному дубовому полотну и напоследок, выбившись из сил, смачно плюнул в замочную скважину.
Страх лишения свободы, вот чего добивался организатор злой шутки, думал я, глядя через ущербное, обрамленное решеткой из стальных прутьев оконце вниз, на пребывающую в дневном свете безмятежную землю.
А что если все так задумано и дни мои закончатся здесь, в этих стенах, не в качестве кары за несовершенное преступление, не как судебная ошибка, а как воля насмешника, поймавшего в расставленные сети несчастную рыбу и бросившего ее на песок не с целью пропитания, а просто понаблюдать за муками.
Мысль эта показалась мне глупой от отчаяния, но иного в голову не приходило, и я метался по эркеру, словно выспавшийся щегол по клетке, чтобы измучившись от бесплодных попыток избавления снова (и в который раз) упасть без сил. Меряя шагами скромное расстояние от бойницы до двери, я, как заклинание, бубнил под нос: «Страх лишения свободы, страх лишения свободы», пока неожиданно для себя не закончил фразу: «Блокирует саму свободу». Иной раз всего три слова производят эффект взорвавшейся звезды и приводят к истине моментально. Лежащий в моей ладони ключ я вставил в замок своей тюрьмы и, провернув его трижды, преспокойно отворил ее. Если бы в этот миг передо мной предстал статист в маске вампира и с острыми лезвиями вместо ногтей, прицепленных на перчатки, то не заставил бы меня даже ойкнуть. Обратный путь через кухню, мимо Его Величества Зерцала, вниз по лестнице, сквозь знакомые комнаты и коридор до входной двери занял минуту, не более. Я проследовал через ставший почти родным Дом страхов моих беспечным, размеренным шагом, насвистывая любимую мелодию и скалясь во весь рот (вот удивлялись те, кто подсматривал за мной, если таковые были вообще).
Выйдя на улицу, я захлопнул дверь и повернул ключ.
– Понравилось? – прозвучал знакомый голос.
Я обернулся к зазывале в котелке:
– Все свои страхи оставляю вам, – и протянул ключ.
Незнакомец улыбнулся:
– В обмен на твою записку.
Я развернул бумажку, на которой писал «Я боюсь всего», новая надпись, что удивительно, выполненная моим почерком, гласила «Я не боюсь ничего».
– Сомневаюсь, – начал я, но зазывала молча указал пальцем мне за спину.
Я обернулся, Дома не было, вместо него расстилалось, сколько хватало глаз, чистое, изумрудное поле, заботливо накрытое невероятной синевой бесконечного неба.
P.S. Дорогой читатель, как истинный джентльмен и честный человек хочу предостеречь тебя от возможно возникшего, после прочитанного, желания прогуляться по парку подсознания, где на известной скамейке обязательно поджидает зазывала, настоящее имя коего Душа, с одной единственной целью, ибо она есть его идефикс, уговорить вас посетить Матрицу, величаемую им Домом страхов твоих, и побродить там, так, как он будет уверять, просто для общего развития, но обойти все комнаты, а это двенадцать мест, в поисках ключа, то есть истины.
Подобные развлечения вредят желудку и портят нервные окончания. Кресло-качалка, плед и добрая сигара, возможно, лучшее времяпрепровождение.
Охота на ктенизида, или Печать дуальности на нем
Собираясь познакомиться с древнейшим членистоногим, пращуры коего рыли свои норы прямо под ногами гордых атлантов, не стоит набивать походную сумку всяческой ерундой вроде фляжки для воды с вашими инициалами, оптического прицела на старенький дедушкин карабин, запаса патронов в количестве, с лихвой перекрывающем норму для отстрела стада буйволов, особых спичек, не гаснущих в горном потоке, и охотничьего ножа, купленного по случаю у знакомого кузнеца. Достаточно прихватить с собой обычное терпение, оно станет и вашим самым точным оружием, и вашей самой сильной добродетелью.
…Я отыскал «волосатый люк», украшенный причудливым узором (отличная тема для наколки, например, на левом плече), довольно быстро, но вот чтобы заставить хозяина показать свой лик (фу, какая гадость) и открыть замысловатую крышку, пришлось подождать. Нет сомнения, обитатель норы был прекрасно осведомлен о моем присутствии, но в качестве жертвы нечто огромное, придавившее нежный слой почвы, совершенно не рассматривал, справедливо полагая, что затихший гигант несет в себе, скорее, опасность. Я же не отрываясь смотрел на удивительно четкие линии восхитительного орнамента, коим природа украсила паучью спину, отчего через некоторое время общая картина мира поплыла перед глазами, а солнце, припекающее в этих местах тактично, но весьма эффективно, незаметно завершило мое погружение в…
– Ты собираешься выходить? – обратился я еле ворочающимся во рту языком к пауку.
– Я открываюсь только еде, а ты не еда, – ответил он недовольным тоном. – И да, не являясь едой, ты отгоняешь ее от меня, уходи.
Перед взором (уже внутренним) медленно вращался рисунок на спине, чем-то напоминающий ацтекские иероглифы, и я, завороженный, начал повторять:
– Печать дуальности на нем, печать дуальности на нем…
– Печать дуальности не на мне, – насмешливо прервал мое бормотание паук. – А на мире, и рисунок на нем иной.
– Какой? – услышал я глухой и слегка ватный, словно прошедший сквозь туманное облако, собственный голос.
– Я, как самый древний обитатель Земли, видевший и сотворение самого мира, конечно, могу рассказать тебе обо всем, но при одном условии, – паук подергал лапками в тесной норе.
– Каком? – как-то глупо, совсем по-детски улыбаясь, спросил я, ощущая телом небывалую расслабленность и безразличие ко всему происходящему во вне.
– Ты сразу же уйдешь, я голоден, – ктенизид цокнул челюстями, а я передернулся и согласно закивал головой, ставшей до невозможности тяжелой и одновременно пустой.
– Тогда слушай и не перебивай, ибо голод мой будет гнать речь мою все быстрее, – паук встрепенулся. – Только успевай воспринимать. Создатель начал сотворение мира с «высадки» Цветка Монады. Сама Монада, частица Бога, которую Он, возжелав познать Себя, выделил из тела Своего, имеет форму додекаэдра, и, последовав Замыслу, частично и своему, она выделила из себя двенадцать Высших Я (отпочковав по одной на каждой грани), а каждое Высшее Я, повторяя принцип и замысел, аналогичным образом выделило двенадцать Индивидуальных Я. Вот так и расцвел Цветок Монады.
«А членистоногий-то поэт», – подумал я, на что потомок мохнатых атлантов болезненно отреагировал:
– Прошу не перебивать (заметьте, вслух я ничего не произносил). Дальше, у Высшего Я одна грань, та самая, «коренная», и есть частица Бога, остальные одиннадцать – индивидуальные качества Высшего Я, из коих «вырастают» Индивидуальные Я со своими одиннадцатью индивидуальными качествами, то есть душами. Свет от Бога доходит до них через соответствующие «корни».
– Не простая мозаика, – не удержался я от комментариев.
Паук не обиделся:
– Дробление Божественной Монады – это фрагментация Абсолюта, начало процесса Познания. Дальнейшая фрагментация до «размеров» души есть развитие процесса, этап его подготовки, само же Познание осуществляется на всех уровнях, но именно душой как основным инструментом.
– Как же бестелесная, эфемерная, «вечно мечущаяся над водами» субстанция духа оказалась заключенной в рамки, да еще такие строгие и определенные, как додекаэдр, а не «растеклась» по миру? – я пытался представить рассказ паука в понятных мне образах. Не получалось.
Мудрый ктенизид не зря вел свою родословную от начала времен:
– Матрица по форме повторяет границы качеств всех Я.
«Голову припекло», – начало доходить до меня, иначе объяснить мою беседу подобного толка с пауком невозможно.
– Ты пришел ко мне. Не я ждал аудиенции у порога твоего жилища битый час, – съязвил оппонент. – Кстати, можешь удалиться в тенек хоть сейчас, мне меньше хлопот с объяснениями, да и обед прибудет скорее.
– Ладно, зануда, – огрызнулся я, окончательно запутавшись в окружающей меня реальности. – Валяй дальше.
Паук хмыкнул:
– Физический план – иллюзия для души, но реальность для плотного тела. Матрица – капсула, позволяющая «существовать» душе в иллюзии, действительности одного мира касаться действительности другого, соединяться (пересекаться) двум иллюзиям (с точки зрения каждого мира по отношению к другому). Эй, друг, – неожиданно перешел, по моему мнению, на фамильярность ктенизид, – посмотри там, слева от меня, не сколопендра?
Я мутным взором повел туда, куда было сказано: в нескольких сантиметрах от норы, закупоренной паучьим «перстнем», действительно находилось насекомое.
– Она, – подтвердил я пауку.
– Жирная? – причмокнул страшными челюстями проголодавшийся лектор.
– Вроде как, – неуверенно сообщил я, не особо понимая гастрономические пристрастия собеседника.
– Сиди, не шевелись, – приказным тоном заявил членистоногий охотник. – Будем заканчивать. Расслоение Абсолюта (Монады) на индивидуальные качества Высшего Я, а затем и дальше, на качества души есть процедура погружения со сверхтонких планов (Мир Огненный) в более плотные тонкие слои, туда, где действуют души. Этот процесс «погружения» (или деления) тянет за собой лучистую энергию, как зонтик для защиты своей сути. Огрубление лучистой энергии в ходе «погружения» создает суть, которую принято называть Эго, как функцию несовершенства. Она-то и формирует тело «кокона», Матрицу. Она еще здесь? – паук снова прервал повествование, облизнувшись в темноте своей норы.
– Пока да, – успокоил я его, стараясь не шевелиться и не дышать.
– Хорошо, – удовлетворенно выдохнули из засады. – Так ловец жемчуга привязывает к себе груз, дабы поскорее опуститься на глубину и забрать вожделенное сокровище, жемчужину, а груз оставить на дне. В конечном итоге, если и корректно так говорить о Бесконечности Замысла, Создателю нужна Истина Самопознания (жемчужина), а все оболочки, включая и Матрицу, Он оставит плотному плану.
Я представил свое тело, подпадающее под определение «оболочка», валяющимся за ненадобностью подобно использованной ветоши где-то на задворках бытия и от захлестнувшего возмущения громко чихнул. Сколопендра, мирно дремавшая до того, неожиданно исчезла, я вздрогнул, что скажет мой строгий лектор. Только успел я подумать об этом, как паук весьма дружелюбно успокоил меня:
– Не переживай, вы, человеки, видите мир изнутри «матричного пузыря». Не будь его, реальность «ослепила» бы человеческое сознание, приспособленное к плотному плану.
Голос членистоногого показался мне уж больно довольным, а причмокивание ужасающими челюстями подтвердило самые скверные догадки – бедная сколопендра не проскользнула мимо, одного моего чиха хватило хищнику, чтобы открыть свой люк и схватить жертву.
Насытившийся ктенизид тем временем продолжил:
– Душа, обретая на эволюционном пути особые, индивидуальные качества, «видит и понимает» мир, то есть Бога, со своей точки восприятия, параллельно трансформируя соответствующую грань Матрицы. Мир изменяется не перед человеком, а вослед за ним, подобно волне, которую гонит перед собой лодка усилиями находящегося в ней напористого гребца по спокойному, неподвижному зеркалу озера. С опытом и желанием, человек на веслах становится сильнее, и лодка движется, естественно, быстрее, нежели в начале пути, а волна поднимается выше. Эволюция человеческой души – это заполнение граней додекаэдра новым содержанием.
Паук излагал с удивительной осведомленностью и уверенностью, на сытый желудок, судя по всему, словесное творчество давалось ему без труда.
– Искажение реальности Матрицей, – воодушевленно «лупил» пучеглазый, – и определяет дуальность физического плана. Абсолют, Творец, Создатель, Чистая Любовь пребывает (для души) в «одеждах» Матрицы, посему истинная Суть Всего неоднозначна для восприятия душой. «Белое», за пределами Матрицы, не обязательно становится «черным» внутри нее. Степень искажения реального мира зависит от уровня духовного развития индивидуума, поелику узреть «белое» изнутри Матрицы «белым» же снаружи сложно, но можно осознать, что то «черное», доступное взору сознания внутри, не обязательно «черное» в реальности.
Я крякнул, возможно, мозг паука и много меньше моего по размеру, но в данный момент времени сей факт точно был неоднозначным.
– И все же, – я взвешивал каждое слово, формулируя свой вопрос, – печать дуальности на нем – для чего она Богу?
Не удивлюсь, если при этом членистоногий лектор постучал себя одной из своих лап по голове, выражая искреннее недовольство столь настырным, но ужасно бестолковым студентом.
– Дуальность создает Выбор. Если Творец мира сего покажет себя таковым, каков Он есть, без преломления через «окна» Матрицы, Он не познает Себя, Своей Сути, а ты, двуногое существо, впрочем, как и я, просто сгоришь. Только возможность Выбора, позволяющего «расклеивать» себя на части, дает познание изнутри.
– Значит, между Реальностью и Иллюзией располагается Выбор? – изумился я «собственной» мысли.
Паук вздохнул, подвигал челюстями, видимо, собираясь отпустить какую-нибудь колкость в мой адрес, но, передумав, прошипел:
– Возможность ошибаться – великое благо.
«Глубокая мысль, особенно для насекомого», – решил я, пытаясь понять ее смысл. Ктенизид, если и уловил что-то, то не обиделся:
– Атланты достигли таких высот, что и не снились человеку нынешнему исключительно потому, что их вели, не давая Свободы Выбора.
– Что не спасло великих ученых и инженеров от утопления, – съязвил я намеренно, обидевшись за человечество.
Колкость не задела паука:
– Им открыли эти «врата» на середине их эволюции, потоп атланты устроили сами. Эксперимент дал свой результат, – мне показалось, ктенизид печально вздохнул. – Поэтому вы, идущие за ними, получили Выбор сразу.
– Я и не догадывался, что дуальность – причина выбора, – мне вспомнилась несчастная сколопендра, шевельни я ногой чуть раньше, и жизнь ее была бы спасена, наверное.
Паук «усмехнулся»:
– А еще ты не догадывался, что дуальность «дала» тебе пару рук, пару ног, пару ушей и пару глаз.
– Почему же у тебя восемь ног и множество глаз? – наконец-то мне представился шанс поставить на место членистоногого зануду.
– А вот и задумайся, каково преломление мира в моем сознании и насколько отличаются наши иллюзии при наличии столь серьезных различий во внешности.
Я живо представил Аполлона Микеланджело рядом с… отвратительной восьмилапой самкой моего собеседника и поморщился, на что ктенизид, с поразительной точностью истолковав мою мимику, снисходительно заметил:
– С такой компоновкой оболочки, как у тебя, в моих глазах, да сквозь мою Матрицу, ты выглядишь отвратительным, впрочем, не сомневаюсь, как и я в твоих. В этом заключается дуальность. Мы, обитатели плотного плана, воспринимаем его по-разному, оттого-то и хотим раздавить и сожрать друг друга, а надо бы принять и возлюбить.
– Ты прямо как Христос, – воскликнул я и тут же осекся, испугавшись собственного, такого кощунственного сравнения.
– Догма, в которую ты сейчас погружен, – авторитетно заметил паук, – есть атрибут Матрицы, пока не покинешь ее пределов, не поймешь упомянутого тобой Христа и его учения. Возможно, ему, Сыну Божьему, удобно было побеседовать с человеком, находясь в теле мерзкого членистоногого.
У меня глаза полезли на лоб, рот раскрылся от удивления, а сердце неистово заколотилось, все, что я смог выдавить из себя, оказалось глупее некуда:
– А как же сколопендра?
Паук снова причмокнул, вспомнив угощение:
– Ты пришел за ктенизидом, Христос за твоим сознанием. При схождении Его в тело паука Он отдал Земле некое количество энергии (своей Любви), а она (Земля) вернула ее, исполнив Закон Сохранения, мне едой. Сколопендра принесла себя в жертву ради твоего знания, ты остался должен ей.
Сердце забилось сильнее, слезы выступили у меня на глазах:
– Как вернуть долг?
Люк с «ацтекским рисунком» приоткрылся и на меня уставилась пара черных, пронзительных глаз:
– Просветлиться, наполниться любовью, равной по весу тельцу бедняжки.
После чего люк захлопнулся обратно.
Собираясь на охоту, стоит озадачиться многими вещами, самой важной из которых будет понимание того, что, отнимая чью-то жизнь, необходимо вернуть миру эквивалент, а какой, всякий охотник решает для себя сам, в противном случае Матрица «объявит» свою охоту – на тебя, дорогой друг.
