Робин Каэри
Шкатулка королевы
Глава 5. Утро ясное
Март 1661 г. Трактир «Под знаком солнца» в Кале
После качки на шхуне, которая с риском уйти на дно ныряла в каждую встречную волну, а затем после вояжа в тряской карете, колёса которой то проваливались в глубокие рытвины, то наскакивали на камни, у Леона не проходило ощущение, что земля уходит у него из-под ног. Несмотря на долгий и крепкий сон, в голове не стихал шум волн, разбивающихся о борт корабля, и грохот колёс несущейся с адской скоростью кареты.
Ранним утром неизвестного ему дня недели нетвёрдой походкой Данжюс обнаружил себя бредущим по тёмному узкому коридору. Для надёжности он опирался рукой о стену, и то и дело, вместо грубо отёсанных досок, его пальцы касались железных дверных ручек.
Скользкие от постоянной сырости и отдающие прохладцей, они напоминали о том, что, хотя, согласно календарю, была уже вторая неделя марта, весеннее солнце ещё не успело прогреть захваченные плесенью стены старого трактира с претенциозным названием «Под знаком солнца». Выцветшая от старости вывеска с громким скрипом раскачивалась при малейшем дуновении ветра, обещая путникам уютное тепло и свет. На деле же на всех трёх этажах этого ветхого строения царил холод, и сквозняки задували сквозь щели в стенах, вот уже сотню лет не знавших штукатурки, а всюду в углах и на потолках привольно разрасталась плесень.
Прислушиваясь к звукам, которые доносились из-за наглухо закрытых дверей, Леон тщетно пытался определить комнату, в которой поселились де Руже и Лауделл.
Герцог выбрал для себя и виконта, временно исполняющего обязанности его секретаря, воистину королевские хоромы в сравнении с остальными комнатами, которые сдавались в наём. Кроме двух настоящих кроватей, там был широкий стол и пара крепких на вид стульев, а в дополнение к ним несколько табуретов для ожидаемых гостей.
Данжюсу и д’Эстену пришлось довольствоваться комнатой с куда более скромной обстановкой, состоящей из одной кровати и высокого сундука, который служил ему и ящиком для багажа, и постелью. Вся роскошь их комнаты состояла в просторном угловом окне с видом на площадь перед собором и на одну из главных улиц Кале, ведущую от набережной до дворца губернатора. Д'Эстен специально выбрал эту комнату из-за окна, так как намеревался вести наблюдение за улицей, по которой должен будет проехать почётный кортеж принцессы Генриетты. Леон догадался об этом с его же слов, когда виконт отдавал распоряжения явившемуся на рассвете первого дня офицеру охраны порта. Полагая, что Данжюс крепко спит, д’Эстен и не подумал о том, чтобы говорить потише. Впрочем, лишние знания не слишком обременяли привыкшего проявлять беспечность во всём Данжюса, да и к тому же после двухдневного сна его больше всего интересовал завтрак и ознакомительная прогулка по городу.
Наскоро умывшись и надев единственную свежую перемену белья из того, что нашлось в саквояже, наспех собранном перед побегом из Лондона, Данжюс облачился в изрядно запылённый и потёртый дорожный костюм. Отправляясь на поиски герцога де Руже, он хотел предложить немедленно заняться совместными поисками решения проблемы утоления голода. А уж после, на сытый желудок можно подумать и о других насущных вопросах: об обновлении гардероба, коль скоро им придётся провести в Кале целых две недели, и об отправке поручительного письма в парижскую контору мэтра Дангре – адвоката, который вёл все финансовые дела семейства де Салюст Данжюсов и родного дяди Леона, маркиза де Сент-Амана. Пополнение кошелька, изрядно оскудевшего за время путешествия в Лондон, было особенно важным делом в свете прибытия в Кале придворной молодёжи – настоящих повес и щёголей, в компании которых спартанский образ жизни, который вёл генерал де Руже, был не в почёте. А для того, чтобы Леон мог убедительно сыграть порученную ему роль бездельника и бонвивана, даже в провинциальном Кале достаток звонкой монеты был необходимым условием. Кроме того юному графу требовалось подыскать для себя и для герцога толкового слугу до той поры, пока из Англии не вернутся их камердинеры, которые остались там вместе со всем их багажом на попечении мажордома герцога де Креки. Словом, Данжюса ждали важные и неотложные дела!
– Эй, смотри, куда прёшь!
Грубый оклик и тычок в плечо нисколько и не оскорбили его, но и не обрадовали. Это убедило Данжюса в том, что небрежно наброшенный на плечи дорожный камзол выглядел настолько поношенным, что со спины никто не признал бы в нём дворянина, который не обязан уступать дорогу никому, кроме самого короля и принцев крови.
Обернувшись, Данжюс безо всякой злобы посмотрел в лицо невежды, который упал бы, если бы не успел прислониться к дверному косяку, и сонно взирал на мир из-под полуприкрытых век. Он уже задремал в ожидании, когда случайно оказавшийся у него на пути человек пропустит его, и, судя по размеренному дыханию, самостоятельно разойтись в узком коридоре с шедшим ему навстречу Данжюсом он был не в состоянии. Да и вообще, стоило лишь повнимательнее присмотреться к тому, как этот молодец едва держался на ногах, то вывод напрашивался сам собой: он был мертвецки пьян!
– Сударь, – одного вежливого слова было достаточно, и Леон благоразумно отступил, уступая дорогу, чтобы не начинать утро со ссоры с незнакомцем, к тому же изрядно выпившим.
Однако же, тот не спешил продолжить свой путь.
– Провалиться мне на месте! – воскликнул он, подавшись вперёд и выдохнув на Леона облачко крепкого амбре, и сделал неуклюжую попытку выпрямиться.
Неплотно запертая дверь, на которую он опирался, поддалась напору. Жалобный скрип ржавых петель не предвещал ничего хорошего. Страх оконфузиться в компании с пьяным невеждой заставил Леона окончательно стряхнуть с себя сон. Он действовал с молниеносной быстротой: схватил утреннего бузотёра за плечо и притянул к себе. Свободной рукой он хотел закрыть наполовину открытую дверь, когда в свете утреннего солнца успел разглядеть лицо незнакомца.
– Эффиа? Что вы здесь делаете?
Встреча с другом обрадовала Леона, но всё же ему пришлось отвернуться, чтобы вдохнуть свежего воздуха, чистого от винных паров.
– Данжюс! Вы-то какими судьбами здесь оказались? Только не говорите, что король Карл отказался выдать свою сестру замуж за нашего герцога! Ведь посольство герцога де Креки не вернулось с пустыми руками?! – приступ икоты помешал маркизу озвучить вертевшуюся у него на языке неприличную шутку о почтенном дипломате.
Леон поспешно отодвинул его подальше от двери, за которой уже были слышны шаркающие шаги и недовольная брань.
– Где ваша комната, Антуан? – шёпотом спросил он, торопясь увести разомлевшего д’Эффиа подальше от двери разбуженного их вознёй постояльца.
– Если бы я мог… – протянул маркиз, икнул и уткнулся лицом в воротник рубашки Данжюса. – Если бы…
– Господин маркиз! Это вы? Ну наконец-то! – послышался взволнованный голос из комнаты, в которую д’Эффиа едва не ввалился.
В следующий миг в дверном проёме показалась мужская голова со всклоченной шевелюрой на макушке:
– Сюда! Входите в комнату, милостивый сударь, пока вы не переполошили весь трактир.
Леон провёл, а точнее, подтащил маркиза к двери и втолкнул его вовнутрь, после чего и сам вошёл в небольшую, но довольно светлую комнату, всё свободное пространство которой занимали сундуки, ящики и дорожные кофры.
– Куда вы меня привели? Это же мой гардероб! – возмутился д’Эффиа, и тут же умолк, с удивлением глядя на молодую особу, которая второпях собирала в пучок волосы, прежде чем спрятать их под широким белым чепцом.
– А вот тебя я помню, – проговорил Антуан и, повернувшись к Данжюсу, хихикнул, снова дохнув ему в лицо винными парами, – а я-то никак не мог вспомнить, где же я оставил её.
– Да здесь же и оставили, сударь, – холодно ответила молодая особа, без посторонней помощи ловко управляясь со шнуровкой на корсаже платья, – вы сказали, что вам не хватило вина, и ушли.
– Хм, значит, и правда, не хватило, – как будто соглашаясь с ней, кивнул д’Эффиа. – А я заплатил тебе?
– Вы отдали ей пару серебряных монет ещё внизу, прежде чем привести сюда, ваше сиятельство, – строгим тоном напомнил ему камердинер и надменным жестом красноречиво указал ночной гостье на дверь, – а вот отчего это вашей милости вздумалось пожаловать сюда, вместо того, чтобы вернуться к себе в комнату – этого я знать не могу.
– М-да, – ещё раз кивнул Эффиа. – И я не могу. Ладно. Проводи красотку вниз и заплати ей ещё столько же. И чтобы никому… – он помахал руками по сторонам, стремясь пояснить свой приказ.
Неприличная для человека из высшего света пьяная речь и икота не смутили ночную гостью, но и не обрадовали. Она резко подняла с пола шерстяную накидку, набросила её на плечи и, горделиво вздёрнув остренький подбородок, с достоинством светской куртизанки прошла к двери. Камердинер и не собирался останавливать её, но д’Эффиа строго посмотрел на него и указал на стол, на краю которого сиротливо лежал тощий кошелёк.
– Заплати! – коротко приказал он слуге, а сам пошатываясь протиснулся между сундуками к приоткрытой двери и вышел в смежную комнату.
Остановившись на пороге, Данжюс с улыбкой посмотрел на то, как Антуан с протяжным вздохом свалился на постель и тут же уткнулся лицом в смятую подушку.
Когда дверь гардеробной захлопнулась за спиной у ночной гостьи, д’Эффиа приподнялся на локте и крикнул камердинеру:
– Принеси нам поесть, что ли! И бутылочку вина захвати!
– Куда вам ещё вина! – недовольно проворчал тот.
– А это дело! Несите-ка сразу и вино, и завтрак, любезный! – подсказал ему Данжюс и вошёл в комнату д’Эффиа.
Осмотревшись, он сел на табурет, стоящий у окна, сквозь мутное стекло которого пробивались лучи утреннего солнца.
– Я чертовски голоден! Аж нутро жжёт, – заговорил д’Эффиа. – А ещё меня напоили каким-то дурным пойлом, от которого голова кружится, а в ушах такой звон, точно ударили в набат со всех колоколен.
– Я вас очень понимаю, дружище! – с сочувствием кивнул Данжюс, которого не перестало мутить после перенесённой им морской качки.
В дверь нерешительно поскреблись.
Д«Эффиа оторвался от подушки, поднял голову и выкрикнул:
– Войдите!
На пороге возник камердинер, и не один. Позади него стоял трактирный слуга, в руках у которого была огромная корзина с несколькими бутылками вина, большой головой сыра, ветчиной и булочками, которые источали аромат корицы и топлёного масла. Быстро расчистив стол в центре комнаты, камердинер повесил на спинку стула плащ и шляпу, задвинул под кровать нуждающиеся в чистке сапоги с потускневшей позолотой на пряжках и шпорах.
– Через полчаса загляни ещё раз, милейший! – скомандовал он слуге. – Принесёшь тех мочёных яблок, которыми так хвалится хозяйка трактира, и груши в меду. Может быть, господа соизволят пожелать ещё чего-нибудь к завтраку – окорока или жаркого?
Не привыкший к столь обильным заказам в столь ранний час, слуга с сомнением посмотрел на молодых людей, один из которых занимал табурет возле окна, а второй – разворошённую постель. Оба выглядели неважно, как после изрядной попойки, но были одеты гораздо приличнее и дороже, нежели обычные постояльцы этого скромного заведения. И всё же намётанный глаз кухонного слуги не разглядел в сухощавых юнцах, далеко не богатырского сложения ничего такого, что подтвердило бы наличие столь непомерного аппетита.
Выпроводив удивлённо пялящегося на молодых господ слугу за дверь, камердинер сам расставил принесённую снедь на столе, пока д’Эффиа старательно протирал сонные глаза, пытаясь прийти в себя.
– Ну и ну, да тут завтрак подают! А я хотел в город податься на поиски съестного! – потирая руки, громко обрадовался Данжюс.
– Приступайте один, дорогой Леон! Я ограничусь стаканчиком вина, – заявил д’Эффиа и нетерпеливо махнул рукой камердинеру, чтобы тот запер за собой дверь в гардеробную. – Никак не могу вспомнить, где я должен был провести эту ночь. Явно не среди этого барахла! – он оттолкнул ногой стоявший у него на пути сундук. – Для доброго утра мне не хватает хотя бы часа или двух крепкого сна и горячей ванны. И свежая рубаха не помешала бы, – сморщив нос, добавил он, – да как вы только выдержали это амбре и не сбежали от меня, Леон? Это же мерзко!
– Вам бы побродить с моё по улицам Лондона, друг мой, – ответил граф, ничем не выдав своей неприязни к запаху перегара, которым разило от маркиза. – У пристани на Темзе швартуются не только прогулочные баржи и плоскодонки паромщиков, уж поверьте! От рыбацких яликов воняет тухлой рыбой, да так, что в первые дни с непривычки я не мог и шагу ступить на улице, не прикрыв лицо платком.
– Ха! Надо же! – удивился д’Эффиа и, отколов о край стола горлышко бутылки, разлил вино в неказистые глиняные кружки.
– Если пожелаете, ваша милость, так я велю принести кадку и нагреть воды для мытья, – предложил камердинер, с сомнением посмотрев на несвежую рубаху, выпростанную из-под короткой курточки весьма дорогого и щегольского на вид костюма.
– Валяй! – согласился д’Эффиа, и, заметив голодный взгляд Данжюса, пожал плечами. – Нам спешить некуда! Начнём с еды! Голод не тётка, так что нечего тут церемониться.
Выпроводив камердинера с дюжиной поручений, друзья принялись поглощать принесённую им снедь с аппетитом изголодавшихся львов. По количеству блюд этот спонтанный завтрак и без дополнительного заказа оказался столь обильным, что его хватило бы в качестве обеда на четыре персоны.
– Скажите, Леон, а как случилось, что вы оказались в Кале, да ещё и в таком захолустье? И это за неделю с лишним до прибытия кортежа принцессы! Вы что же, вернулись из Лондона один?
– Да как сказать, – отправив в рот солидный кусок ветчины, Леон отпил немного вина, которое предварительно разбавил на три четверти водой, и покосился на дверь, – я, в общем-то, и не здесь вовсе. Понимаете?
– Нет, – во взгляде Антуана д’Эффиа сквозило недоумение.
– Я всё ещё в Лондоне. Стерегу хандрящего после недавней простуды генерала, – пояснил Данжюс и сделал ещё один глоток вина.
– Хандрящий генерал? Простуда? И это вы о герцоге де Руже говорите? – с недоверием переспросил д’Эффиа.
– Ни при каком другом генерале я не состою, – ответил Леон, нанизывая на вилку несколько кусочков ветчины, и отправил их в рот вдогонку за уже проглоченным куском свежей булочки.
– Простуда? – скептично хмыкнул маркиз и скосил взгляд серых глаз на шпагу, которая висела в ножнах на дверном крюке.
– Ну! Или вроде того, – уклончиво ответил на этот намёк Леон, напустив на себя страшно таинственный вид.
– Ага! Так и что же? Его светлость решил развеять эту самую хандру, благополучно переплыв Ла-Манш? Неужели всё обошлось настолько скверно? – приглушив голос, спросил д’Эффиа.
– Ну, скажем так, ему, да и мне тоже, было рекомендовано не появляться при английском дворе какое-то время. И вообще не показываться в обществе.
– Надо же! – протянул д’Эффиа, впечатлённый услышанным, – я от кого угодно мог ожидать таких подвигов, но де Руже… И что же? – он сделал большой глоток из своей кружки и поморщился.
Привычка Данжюса разбавлять вино на три четверти водой была ему не по нраву, а посему маркиз взял непочатую бутылку, отбил у неё горлышко и налил для себя неразбавленного вина.
– А вторая сторона? Противник, стало быть, – д’Эффиа провёл ребром ладони по своему горлу, – не выжил?
– Да нет. Вроде бы выжил, – уклончиво ответил Данжюс, но на д’Эффиа всё услышанное и сделанные им же скоропалительные выводы произвели такое сильное впечатление, что ответ, каким бы он ни был, не переубедил бы его.
– Значит, о том, что вы здесь, пока никому не известно?
– Вот именно! – Данжюс с готовностью подтвердил этот вывод, рассудив, что на некоторое время репутация герцога не пострадает от излишней удали якобы выказанной им в Лондоне.
– Я нем как могила! – хлопнув ладонью по столу, пообещал маркиз и жадно впился зубами в румяную булочку, и золотистая струйка топлёного масла протекла ему на руку.
– Ну, в том, что я здесь, и нет никакой тайны, – сказал Леон, густо намазывая маслом очередную булочку, – ведь я должен был приехать заранее, чтобы разослать письма, заказать нам комнаты. Не здесь, а в особняке или хотя бы в заведении получше, чем эта дыра. Послать в Париж нарочного за гардеробом…
– Комнаты? Особняк? – д’Эффиа громко рассмеялся и покачал головой. – Мой дорогой Леон! А как вы думаете, отчего я прозябаю в этом крысятнике?
– Ну… Не знаю, – признался Леон, и в самом деле не понимая причин, отчего приближённому герцога Орлеанского и одному из офицеров почётного эскорта принцессы Генриетты вздумалось остановиться в третьесортном трактире, всё удобство которого состояло в его близком соседстве с губернаторским дворцом?
– А вот то-то и оно, что нынче вы не найдёте свободных комнат нигде во всём городе! За исключением только тех комнат, которые уже зарезервированы для англичан из свиты принцессы и королевы Генриетты-Марии. А особняки… О, боги! Это анекдот!
– Да что вы говорите?!
Расстроено глядя на друга, Леон перестал жевать. Чувствуя застрявший в горле сухой ком, он поспешно отхлебнул несколько глотков вина и долил ещё из второй бутылки.
– Ага! Маркизу де Варду удалось экспроприировать целую корчму. Прямо в порту. Он назвал это местом расквартирования своих гвардейцев. Но и им пришлось заселяться по трое и даже по четверо в одной комнате. Маникан с де Бевроном поселились там же. А мне, де Шатийону и господам из канцелярии повезло больше – мы нашли отдельные комнаты, хоть и в этой дыре. И это ещё не так скверно! Большая часть дворян почётного кортежа Её высочества в итоге поселились на окраинах. Поговаривают, что там разбили лагерь, как во время военной кампании. А некоторым и вовсе пришлось ехать в Амьен. Здесь, в Кале, яблоку некуда упасть из-за понаехавших провинциалов. Их тут со всей Франции собралось больше, чем на коронацию Людовика в Реймсе. Сколько лет назад это было? Вы же помните, какое столпотворение было?
– Помню. Ещё бы! – озадаченно потёр затылок Данжюс.
– Ну вот! То-то же! – маркиз с назидательным видом поднял указательный палец. – А что вы сказали о гардеробе? Уж не вздумали ли вы послать за ним в Париж?
– Ну да! Время-то ещё есть, – неопределённо кивнул Данжюс.
– Забудьте! Наёмные кареты сейчас едут только сюда, а не обратно. Добраться до Парижа невозможно. Ну, почти что, если только вы не министерский курьер. Заказать новый костюм гораздо проще здесь, в Кале.
– В Кале? – Данжюс сделал вид, что впервые услышал об этом. – Да кто же будет шить придворные костюмы в этой глухомани? Даже если здесь и находится торговый порт, я сомневаюсь, что во всём Кале можно отыскать приличную ткань. И откуда возьмутся все эти драгоценности и ленты для отделки? Кружева опять же… Ведь лучшую галантерею можно раздобыть только в Париже. Не иначе!
– А вот тут-то вы и ошибаетесь, мой дорогой!
Повеселевший от выпитого вина и съеденного завтрака, д’Эффиа, насвистывая кабацкую песенку, с помощью кинжала заточил зубочистку из деревянной палочки, запас которых он носил с собой в пристёгнутой к поясу серебряной коробочке.
– Все парижские портные съехались сюда ещё неделю назад, – пояснил он, – сразу, как только Париж облетел слух о готовящейся свадьбе. Вслед за портными приехали и галантерейщики. Они под свои лавки и захватили половину всех сдаваемых внаём домов. Да практически весь Кале!
– Да вы что говорите! – вполне искренне удивился Данжюс.
– Ну да! Прибытие невесты герцога Орлеанского – это ж целое событие! Провинциалы, не будь дураками, тоже хотят блеснуть на приёмах и балах, которые будут устраиваться в честь церемонии передачи невесты. Сейчас Кале – это центр моды, мой дорогой! И не только Франции. Я встречал и англичан, и парочку испанцев. Даже немцы сюда пожаловали. Да я и голландцев видел на днях. И это, несмотря на близящуюся войну с ними!
– И голландцы? – это особенно зацепило внимание Данжюса, чей слух после лондонских приключений был особенно чутким к даже незначительному упоминанию о Соединённых провинциях.
– А что с ними не так? – заподозрив неладное, тут же спросил д’Эффиа, – это ведь не с кем-то из голландцев повздорил генерал?
– Почти, – глухо произнёс Данжюс и занялся остатками сыра.
– Вот оно что! – протянул маркиз, по-своему истолковав этот лаконичный ответ, и замолчал, предоставив другу самому решать, посвящать ли его в подробности дела.
В дверь снова постучали, и д’Эффиа, забыв о таинственном голландце, резво выскочил из-за стола, чтобы открыть.
На этот раз камердинер привёл с собой четверых слуг. Двое из них волокли кадку для купания, а ещё двое принесли вёдра с горячей водой, от которой поднимался густой пар.
– Ну что ж, я приму ванную и начну утро как полагается! – объявил д’Эффиа. – Вы останетесь или займётесь решением ваших дел, дружище?
– Я, пожалуй, встречусь ещё кое с кем, – уклонился от прямого ответа Леон, на что маркиз понимающе усмехнулся и протянул на прощание руку:
– Если вам понадобится обновить свой гардероб, вы можете воспользоваться услугами мэтра Савари, – с особенным намёком в голосе посоветовал он, и как ни в чём не бывало, не дожидаясь ухода друга, избавился от нижнего белья и полез в кадку с водой.
– Да, но посылать гонца в Париж – это так долго, – Леон сделал вид, будто не понял его, и остановился на пороге.
– Он здесь. Приехал в числе первых и занял целый особняк. На Каштановой улице – это недалеко отсюда. Такой импозантный домина в три этажа. Он превратил особняк в мастерскую, и всех подмастерьев расселил там же. Вы легко отыщете тот особняк: на всех его окнах голубые ставни, и у него такое высокое крыльцо с колоннами. Этот дом невозможно спутать ни с одним другим во всём городе! А если у вас есть кредит у мэтра Гатто, то, не мешкая, посылайте за галантереей к нему. Пока ещё не поздно!
– О, вы меня выручили, маркиз! Я ваш должник! – радуясь хорошим новостям, Данжюс захотел обнять друга и кинулся было к нему, но маркиз деликатно отстранился.
– Что вы! Это пустяки. Но если вы хотите оказать любезность, то не оставляйте меня одного, дружище! Тут же скука смертная! Вы видели, какую пташку я привёл вчера вечером из голубятни, что находится внизу? Это за неимением достойных развлечений!
– Всё понятно! – рассмеялся Данжюс. – Я вернусь, чтобы спасти вас от скуки, как только смогу решить кое-какие вопросы. Мне необходимо отправить письмо к моему поверенному.
– По поводу кредита? – глаза д’Эффиа блеснули. – Я был бы тоже не прочь поправить мои денежные дела. Из-за скуки я успел изрядно поиздержаться за карточным столом.
– Вам просто не везёт, старина! – серьёзно пожурил его Леон. – Обещайте мне, что больше не сядете за карточный стол без меня. Мы поправим ваши дела. А теперь я отправляюсь решать вопросы пополнения своего кошелька и обновления моего гардероба!
