Робин Хобб
Странствия Шута
Я молчал, и Кетриккен добавила:
– Нам обоим кажется, что вы прекрасно поладите.
Я набрал было побольше воздуха для решительного ответа, но передумал. Я вдруг понял, почему Уэб не взял птицу с собой. И почему леди Кетриккен не смогла бы ходить по замку с вороной на плече. Вороны – падальщики, они кружат над полями брани; увидеть ворону считается дурной приметой. Это не та птица, что подойдет матери короля. Надо будет найти другого спутника для осиротевшей души.
Но вместо того, чтобы решительно отказаться от этой затеи, я сказал:
– Хорошо, я подумаю.
– Подумай, – одобрительно отозвался Уэб. – Даже простая дружба с птицей – уже радость. А вороны живут подолгу, некоторые даже доживают до тридцати лет. И, познакомившись с этой птицей, я сразу подумал, что вы с ней очень схожи характерами.
Вспомнив мнение Уэба относительно моего характера, я еще больше уверился, что не хочу иметь дела с этой птицей. Я найду ей спутника. Может, Толлермен Орясина будет не против, чтобы в его конюшне Ивового Леса поселилась ворона. И я молча кивнул.
Кетриккен и Уэб решили, что я сдался, и бывшая королева налила нам по чашке чая. Еще час мы говорили о старых временах. Уэб, возможно, чересчур увлекся, рассказывая про Соара, но мы с Кетриккен поняли и простили его слабость. А от этих историй разговор самым естественным образом перешел на Древнюю Кровь, на то, почему Дар Кетриккен так слаб и что это может означать. Что означал Дар для нее самой прежде, она за чаем рассказала нам более подробно, – когда-то Кетриккен потянулась при помощи магии к моему волку, и он услышал ее слабый зов. Его дружба поддерживала ее в те дни куда больше, чем я думал.
Потом, столь же естественно, как о чем-то обыденном, Кетриккен спросила, наделена ли Би Даром или Силой. Мне стало неуютно от ее вопроса, сам не знаю почему. Вообще-то, от Кетриккен и Уэба у меня почти не было секретов, однако Би почему-то сама по себе казалась секретом, которым я не хотел ни с кем делиться. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить честно: насколько я знаю, моя дочь не обладает талантом ни к той, ни к другой магии; возможно, она способна, самое большее, улавливать мою Силу и Силу Неттл, однако в самой Би я Силы не ощущаю. И добавил, что в ее возрасте еще трудно сказать наверняка.
Уэб недоверчиво поднял бровь:
– Обычно Дар довольно рано проявляется в детях. Ты не замечал за ней попыток связать себя узами с каким-либо животным? Или что она особым образом понимает их?
Я покачал головой:
– Хотя, признаться честно, я постарался оградить ее от таких опасностей. Я-то знаю, что бывает, если свяжешь себя Даром в слишком юном возрасте, не имея наставника.
Уэб нахмурился:
– Неужели она никогда не сталкивалась с животными?
Я заколебался, пытаясь угадать, какой ответ ему хотелось бы услышать, но заставил себя сказать правду:
– Она учится ездить верхом на лошади. Когда-то, когда она была совсем крохой, я уже пытался учить ее, но тогда сама мысль об этом, похоже, напугала Би. Однако недавно она снова стала учиться, и дела у нее идут хорошо. Не то чтобы она избегала животных. Кошек она любит. И овчарке нашего пастуха Би нравится.
Уэб слушал меня и медленно кивал. А потом сказал, глядя на Кетриккен:
– Когда девочка приедет, я бы хотел поговорить с ней. Если она унаследовала от отца Древнюю Кровь, то чем раньше мы начнем учить ее обращению с этой магией, тем лучше.
Кетриккен с серьезным видом кивнула, словно в ее власти было принимать такие решения. У меня возникло дурное предчувствие, но я решил до поры до времени промолчать. Только отметил про себя, что Уэбу известно о желании Кетриккен привезти Би в Олений замок. Интересно, с кем еще она это обсуждала? Надо будет потихоньку разузнать, кто подбросил ей эту идею…
Я непочтительно сменил тему беседы:
– А как обстоят дела с магией у принцев? Проявились ли у Проспера или Интегрити Дар или Сила?
Гладкий лоб Кетриккен пересекли морщины. Она глубоко вздохнула и заговорила, тщательно подбирая слова:
– Мы считаем, что у обоих принцев есть Сила, наследная магия Видящих. Однако талант к ней, судя по всему, у обоих невелик. – Она посмотрела на меня и каким-то странным образом – не подмигиванием, но едва заметным движением глаз – дала понять, что не хочет обсуждать эту тему в присутствии мастера Дара. Как видно, моя бывшая королева научилась быть осмотрительной и хранить свои тайны. Возможно, Олений замок заставил ее измениться не меньше, чем она сама изменила его.
Она перевела разговор на другое, и я не стал настаивать. Уэб, как всегда, говорил много, но и слушал внимательно. Я старался придерживаться безопасных тем, болтая о наших овцах, оранжереях и ремонте в доме, но он наверняка узнал из моих рассказов куда больше, чем я хотел сказать. Мы давно прикончили все закуски и остатки чая остыли в наших чашках, когда Кетриккен с улыбкой напомнила, что за дверью ожидают другие желающие поговорить с ней.
– Передай лорду Голдену, что я зайду к нему сегодня вечером. Боюсь, даже скорее ночью, потому что сегодня празднование поворота на весну продолжится. Но я приду, как только смогу, и надеюсь, он не очень расстроится, если я разбужу его. Если же он против, оставь мне записку, что лорд Голден хочет побыть один.
– Ему ужасно скучно лежать без сил. Думаю, он обрадуется вашему обществу.
Я решил, что Шуту будет полезно поговорить с Кетриккен.
Тут вмешался Уэб:
– Фитц, а когда ты сможешь заглянуть ко мне? Я хотел бы представить тебя птице. Не то чтобы меня тяготило ее общество, но Соар не очень доволен таким соседством…
– Понимаю. Я приду завтра утром, если только лорд Чейд не даст мне новых поручений. Возможно, мне придется провести весь день в Баккипе.
Я мысленно отругал себя за то, с какой неохотой согласился помочь Уэбу. Я приду к нему. И ворона наверняка сочтет меня неподходящим спутником.
Уэб улыбнулся в ответ:
– Великолепно! Я ей много о тебе рассказывал и делился мысленными образами при помощи Дара. Через пару дней мне пора будет в обратный путь – хорошо бы, чтобы вы с ней определились до этого. Ей уже не терпится с тобой познакомиться.
– Мне тоже, – вежливо ответил я.
На этом я раскланялся и покинул покои леди Кетриккен, гадая, задумывался ли когда-нибудь Риддл над тем, чтобы завести ручную птицу.
Глава 7. Тайна и ворона
Красные у берегов наших стоят корабли,
А Шрюд, наш славный король, телом и разумом слаб.
Юный бастард не зевал – предал он короля.
Злой силой и колдовством отнял он у людей
Владыку, в ком так нуждались они.
И Регала-принца лишил он отца, наставника, мудрой опоры.
Дорого же обошлась принцу его доброта.
И смеялся бастард. Убийца торжествовал,
Кровью покрытым мечом крепость он осквернил,
Что приютила его, жалкую жизнь сохранив.
Не было дела ему до великих сердец,
Что взрастили, вскормили и защищали его.
Лишь кровопролитие любо ему, но неведома верность —
Ни королю, ни стране.
В сердце сыновняя скорбь, бремя военных забот на плечах,
Принц, ныне король, всходит на отчий престол.
Братья погибли в бою или бежали;
Лег на чело Регала тяжкий венец.
И горевать, и защищать равно досталось ему.
Шрюда последний сын, верный и храбрый,
Стал королем разоренной врагами страны.
«Прежде отмщенье!» – усталый воскликнул король.
Герцоги и бароны под кровом его собрались
И дружно взмолились: «В темницу бастарда!»
И Регал
Честно исполнил свой долг.
В оковах коварный бастард, Хитроумный, Цареубийца.
Приняли холод и тьма ледяное сердце его.
«Узнайте, в чем сила его», – верным король повелел. И они расстарались.
Словом и делом, дубьем и железом, тьмою и хладом сломили предателя дух.
Ни благородства души, ни ума не явил он,
Лишь кровожадность и жалость собачью к себе.
И погиб он, Предатель, носитель Нечистого Дара,
Жизнью своей никому радости не принеся.
Смерть же его избавила нас от позора ходить с ним одною землей.
Келсу Искусные Пальцы, менестрель из Фарроу, «Тяжкий жребий короля Регала»[3]
Я ковылял в свою комнату, тихо проклиная неудобные туфли, от которых ноги так и болели. Сейчас проведаю Шута, думал я, и придется снова надеть маску лорда Фелдспара. Сегодня вечером опять будет пир с музыкой и танцами. Тут я ощутил укол совести, вспомнив о Би. В попытке утешиться я напомнил себе: «Ревел непременно позаботится, чтобы Зимний праздник в Ивовом Лесу состоялся как полагается. И Шун уж точно не допустит, чтобы обошлось без пиршественного стола и гуляний». Вот только не забудут ли они позвать на праздник мою дочь? Я снова задумался о том, сколько еще ей придется обходиться без меня. Может, Кетриккен права и лучше послать за Би, чтобы ее привезли сюда?
Размышляя об этом, я прикусил губу. Лестница как раз привела меня на нужный этаж, я свернул в коридор и увидел, что возле моей двери стоит Риддл. Сердце мое радостно забилось при виде старого друга. Но когда я подошел ближе, оно упало: лицо Риддла было серьезным, а глаза – непроницаемы, словно он старательно скрывал свои чувства.
– Лорд Фелдспар, – с мрачным видом приветствовал он меня.
Я поклонился ему в ответ, постаравшись, чтобы поклон походил скорее на небрежный кивок – чуть дальше по коридору двое слуг добавляли масла в светильники.
– Что привело вас ко мне, любезный? – спросил я, подпустив в голос приличествующие моей роли нотки презрения к посыльному.
– Я принес вам приглашение. Позвольте зайти в ваши покои, чтобы зачитать его?
– Разумеется. Минуту.
Похлопав по карманам, я нашел ключ, отпер дверь и первым вошел в комнату. Риддл плотно закрыл за нами дверь. С облегчением сняв шапку и парик, я повернулся к нему, думая увидеть перед собой друга, сбросившего маску. Но он так и стоял у двери, словно и правда был всего лишь посыльным, и на лице его застыло мрачное выражение.
Я заставил себя сказать то, что должен был сказать, как бы неприятно это ни было:
– Прости, Риддл. Я понятия не имел, что делаю. Я думал, что делюсь с Шутом собственным здоровьем, и не собирался отнимать силы у тебя. Ты уже поправился? Как ты себя чувствуешь?
– Я здесь не из-за этого, – без выражения сказал он.
Сердце мое упало пуще прежнего.
– Тогда что случилось? Садись же! Хочешь, позову слугу, чтобы нам принесли поесть или выпить? – предложил я.
Я старался говорить с ним дружески, но видел по лицу, что Риддл запретил себе откликаться на мои любезности. Его трудно было винить.
Он пошевелил губами, потом набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.
– Прежде всего, – начал он, и в голосе его, невзирая на дрожь, звучала решимость, – я должен сказать, что это не имеет к тебе никакого отношения. Ты имеешь право считать себя оскорбленным. Возможно, ты захочешь убить меня – что ж, можешь попытаться. Но ни ты, ни твое самолюбие, ни твое место при дворе, ни то, кто такая Неттл, ни мое низкое происхождение тут ни при чем.
По мере того как он говорил, маска бесстрастия таяла, голос его звучал все более пылко, лицо наливалось румянцем. Гнев и боль проступили в его глазах.
– Риддл, я…
– Помолчи! И послушай. – Он снова глубоко вздохнул. – Неттл беременна. Я не допущу, чтобы пострадала ее честь. Я не допущу, чтобы наш ребенок родился в бесчестье. Говори, что хочешь, делай, что хочешь, но Неттл – моя жена, и я не позволю, чтобы политика и тайны отравили нашу радость.
Тут я не выдержал и сел. Хорошо, что кровать была прямо у меня за спиной. Если бы Риддл со всей силы врезал кулаком мне под дых, и то было бы легче. Эхо его слов перекатывалось у меня в голове.
Беременна. Бесчестье. Жена. Отравили. Тайны.
Ребенок.
Наконец дар речи вернулся ко мне.
– Я стану…
Риддл скрестил руки на груди и с вызовом заявил, раздувая ноздри:
– Мне все равно, что ты станешь делать. Заруби это себе на носу. Делай, что хочешь, это ничего не изменит!
– …дедушкой, – хихикнул я.
Риддл уставился на меня с недоверием. Я помедлил, стараясь привести мысли в порядок, и заговорил не слишком гладко:
– Деньги у меня отложены. Можете взять их все. Отправляйтесь как можно скорее, потом Неттл будет трудно путешествовать. Думаю, вам надо вовсе уехать из Шести Герцогств. Неттл – мастер Силы, ее слишком хорошо знают, чтоб вы могли…
– Мы никуда не поедем! – Его лицо окаменело от гнева. – Мы отказываемся уезжать! Мы поженились по закону…
Быть того не может…
– Но король же запретил!
– Король может запрещать все, что ему вздумается, но если мужчина и женщина поклялись друг другу в верности у Камней-Свидетелей в присутствии по меньшей мере двоих…
– Один из свидетелей должен быть менестрелем. И свидетели должны знать обоих супругов.
– Уж королева-то Шести Герцогств неплохо нас знает, – тихо сказал Риддл.
– Кетриккен? Я думал, Кетриккен – одна из тех, кто стоял за запретом вашего брака…
– Кетриккен – не королева Шести Герцогств. Королева – Эллиана. И там, где она выросла, женщина может стать супругой того, кого пожелает.
– Но вторым свидетелем должен быть менестрель… – Тут я осекся. Потому что вдруг понял, кто это был.
– Нед Счастливое Сердце, – негромко подтвердил мою догадку Риддл. От ухмылки его прямо перекосило. – Слыхал о таком?
Мой пасынок. Он всегда был счастлив звать Неттл сестрой… Я поймал себя на том, что сижу, зажимая рот обеими руками. Я пытался думать. Итак. Они поженились. Законно и в то же время тайно. Да, это вполне в духе Эллианы. Возможно, она сама не понимает, что, нарушив указ мужа, сделала нечто большее, чем просто утвердила свою веру в право женщины самой решать, за кого ей выходить. Или с кем ей спать, не заключая брака.
Я заставил себя оторвать руки от лица. Риддл стоял, подобравшись, будто ждал, что я вот-вот наброшусь на него с кулаками. Я заглянул себе в душу – хочется ли мне этого. Нет. Я не хотел поколотить его. Вообще не чувствовал гнева. Один лишь ужас.
– Король никогда не признает этого. И Кетриккен с Чейдом тоже. Ох, Риддл… О чем вы только думали? – В моем голосе горечь мешалась с радостью.
Ребенок… Ребенок, о котором так мечтала Неттл. Ребенок, который навсегда изменит их жизнь. Мой внук. И внук Молли.
– Дети случаются. Много лет мы были осторожны. И наверное, нам просто везло. А потом вдруг и осторожность, и удача оставили нас. И когда Неттл поняла, что беременна, она сказала мне, что твердо решила быть счастливой матерью. Любой ценой. – Риддл вдруг заговорил совсем другим тоном, и я наконец услышал голос своего старого друга. – Фитц… Мы с ней оба уже не молоды. Должно быть, это наша последняя возможность.
Любой ценой. Я очень живо представил, как Неттл произносит эти слова. Глубоко вздохнув, я попытался переосмыслить новости. Итак… Все уже решено. Они поженились и ждут ребенка. Что толку теперь говорить, что рожать безрассудно, что безрассудно идти наперекор королю. Будем исходить из того, что есть.
А есть у нас двое своенравных глупцов, которым грозит страшная опасность.
– Что Неттл намерена делать? Пойти к королю и заявить ему, что она замужем и беременна?
Поймав взгляд Риддла, я прочитал в его темных глазах нечто вроде сожаления.
– Она рассказала только королеве Эллиане. Только мы четверо теперь знаем, что Неттл ждет ребенка. И лишь пять человек во всем белом свете знают, что мы с ней законные муж и жена. Неттл не поделилась новостью ни с кем, даже с братьями. Но королеве Эллиане она открылась. Королева вне себя от радости. У нее большие виды на ребенка. Она погадала Неттл, поводила над ее ладонью иглой, подвешенной на нити, и сказала, что будет девочка. В материнском доме Видящих наконец-то появится девочка. Настоящая нарческа.
Повисло долгое молчание.
– Ничего не понимаю, – признался я наконец.
– Еще бы. Я и сам сначала ничего не понял, когда они мне сказали. Прежде всего пойми, насколько близки сделались Неттл и королева Эллиана за эти годы. Они примерно ровесницы. Обе чувствовали себя чужими, когда прибыли в Олений замок – Эллиана приехала с Внешних островов, а Неттл была деревенской девчонкой, в одночасье сделавшейся придворной дамой. Когда Эллиана поняла, что твоя старшая дочь – троюродная сестра ее мужа, то объявила Неттл своей родственницей.
– Троюродная сестра мужа?
Риддл покачал головой:
– Женщина из ее нового материнского дома. – Увидев, что мое недоумение ничуть не рассеялось, он добавил: – Попробуй посмотреть на это глазами Эллианы. На Внешних островах род ведется по женской линии. Для нее было огромной жертвой приехать сюда и стать королевой Шести Герцогств. На родине она была бы нарческой своего материнского дома. Это то же самое, что королева. Но Эллиана отказалась от этой судьбы, чтобы спасти свою мать и младшую сестру и чтобы Внешние острова наконец заключили мир с Шестью Герцогствами. То, что они с Дьютифулом еще и полюбили друг друга, – просто удача. И ты ведь знаешь, как Эллиана горюет из-за того, что родила только двух сыновей. Что не родила дочери, которую могла бы послать на Внешние острова, чтобы та стала нарческой после того, как ее мать больше не сможет править.
– А как же Косси? Разве титул не должен был перейти к младшей сестре Эллианы?
Риддл снова покачал головой:
– Нет. Мы спасли жизнь Косси, однако здоровье ее так и не восстановилось. Она ведь провела почти два года в плену у Бледной Женщины. Два года голода, холода и издевательств. С возрастом она стала хрупкой, ломкой, как сухой прутик. И она явно не любит общество мужчин. У нее никогда не будет детей.
– Кажется, у Эллианы была еще двоюродная сестра…
– Которую и она, и ее мать сильно недолюбливают. Это еще одна причина, почему Эллиана так отчаянно хочет послать наследницу в свой материнский дом.
– Но ребенок Неттл вовсе не родня Эллиане!
– Если Эллиана говорит, что родня, значит так и есть. У них существует поговорка: «Мать сама признает свое истинное дитя». Поэтому на генеалогическом древе, нарисованном Эллианой, ты был бы сыном Пейшенс.
Тут уж я окончательно запутался.
– А это-то тут при чем?
Риддл улыбнулся.
– Вы, Видящие, – та еще порода, – сказал он. – Однако с точки зрения островитян вас можно только пожалеть. Вот уже много поколений в правящей семье не рождались девочки. Поэтому Эллиана задумалась о том, сохранились ли вообще потомки истинного материнского дома Видящих? В отчаянных попытках проследить родство по женской линии она заставляла самых дряхлых менестрелей до хрипоты петь родословные. Ты знаешь, кто такая королева Адаманта Непреклонная?
– Нет.
– Первым Видящим, кто заявил права на утесы Бакка, стал Тейкер Завоеватель. Сам он был с Внешних островов, но его считали там отщепенцем, поскольку он покинул свой материнский дом, чтобы основать новый здесь, на этой земле. Он выбрал себе жену из народа, который завоевал. Ее звали Адаманта. В истории она осталась королевой Адамантой Непреклонной.
– Допустим. – Я по-прежнему не понимал, к чему он ведет.
– По мнению Эллианы, Чивэл и Пейшенс были дальними кузенами. И он, и она вели свой род от королевы Адаманты, про которую в самых древних балладах поется, что у нее были «блестящие, словно медь, волосы и фиалковые глаза». Таким образом, ты по обоим родителям происходишь из материнского дома Видящих. А значит, Неттл можно считать полноправной нарческой Видящих. Дома, ставшего материнским домом Эллиане. То есть они теперь родня. И Неттл может родить наследницу для Эллианы.
Ее очень тревожит, – продолжал он, – что на протяжении многих поколений не рождалось ни одной девочки, чтобы освежить род. И в то же время успокаивает. Эллиана пришла к выводу, что во всем виноваты мужчины-Видящие – они не способны зачинать девочек в утробах своих жен. Много лет она винила себя в том, что смогла родить лишь двух сыновей. Много лет она знала и о том, кто настоящие родители Неттл. И теперь увидела возможность исправить несправедливость, взрастив ее дочь как нарческу. После того как дом Видящих столько лет не мог породить ни одной женщины, наконец-то появилась на свет Неттл – и что же? Вместо того чтобы чествовать, ее заставляют прятаться в тени. Ее не допускают к королевскому двору. Ее происхождение скрывают. Ее вообще привезли в Олений замок лишь тогда, когда в ней возникла нужда.
Я молчал. Возразить мне было нечего. Горько было слышать все это от мужа Неттл и моего друга. Я-то думал, что защищаю ее… Точно так же, как думал, что защищаю Би, не подпуская ее ко двору? От этой мысли мне стало неуютно.
Я попытался оправдать свой выбор:
– Неттл – внебрачная дочь внебрачного сына отрекшегося наследника престола, Риддл.
Он вспыхнул от гнева:
– Здесь – может быть. Но на Внешних островах наша дочь вполне может стать законной наследницей правящей семьи.
– И что же, вы с Неттл готовы пойти на это? Оставить Олений замок, королевский двор и уехать на Внешние острова?
– Чтобы моя дочь не росла бастардом? Да, я готов уехать.
Я поймал себя на том, что согласно киваю:
– А если родится мальчик?
Риддл тяжело вздохнул:
– Тогда и будем думать, что делать. Фитц, мы с тобой стали друзьями задолго до того, как я полюбил твою дочь. Я чувствую себя виноватым, что не пришел к тебе раньше. Что не рассказал о нашей свадьбе.
Я не колебался. За последние несколько дней у меня было достаточно времени, чтобы вспомнить, сколько раз судьба все решала за меня.
– Я не держу на тебя зла, Риддл.
Я встал и протянул руку. Мы схватили друг друга за запястья, и Риддл обнял меня свободной рукой.
Я шепнул ему на ухо:
– Я-то думал, ты пришел, чтобы отругать меня за то, как я вычерпал твою силу по пути сюда через камни.
Он отошел на шаг:
– О, я решил, пусть Неттл сама разбирается. Если она еще не спустила с тебя шкуру одними только словами, то еще спустит. Не знаю, чем все это закончится, Фитц, но хочу сказать: я всегда старался поступать по совести.
– Знаю. Сколько тебя помню, ты был таким, Риддл. И как бы ни повернулось дело, я буду на вашей с Неттл стороне.
Он напряженно кивнул, потом глубоко вздохнул, подошел к стулу, который я предложил ему в самом начале разговора, опустился на него, переплел пальцы и уставился на них.
– Ты хотел поговорить еще о чем-то, и разговор ожидался трудный, – догадался я.
– Би. – Выдавив ее имя, Риддл снова тяжело вздохнул и надолго умолк.
Я снова сел на кровать:
– Я помню, что ты сказал в таверне, Риддл.
Он вдруг резко вскинул на меня глаза:
– И с тех пор ничего не изменилось, Фитц. И выводы все те же. Неттл говорит, это не моя забота, она хочет сама поговорить с тобой. Но это и моя забота. Даже не будь я твоим зятем, я все равно твой друг и как друг должен сказать: Фитц, ты должен перестать держать ее при себе. Ее надо привезти сюда, в Олений замок, где за ней будут как следует присматривать, будут учить ее. Так надо, и ты сам это понимаешь.
Может, он прав? Прикусив язык, чтобы сдержать резкий ответ, я стал перебирать в памяти события прошедшего месяца. Сколько раз я обещал себе, что впредь буду лучшим отцом для Би? И каждый раз у меня ничего не получалось. Сколько раз мне приходилось оставлять Би, чтобы заняться делами, которые грозили обернуться катастрофой? Я заставил свою девятилетнюю дочь вместе со мной прятать тело и скрывать следы убийства – пусть она и не знала, что это я убил посланницу. Впервые я задумался о том, насколько опасно для Би, если преследователи до сих пор разыскивают бледную девушку. А что, если наемные убийцы явятся по душу Шун или Фитца Виджиланта? Чейд доверил мне заботу об этих двоих, считая, что я сумею защитить их. А я без раздумий бросил всех, чтобы отнести Шута в Олений замок. Мне даже в голову не пришло, что, если убийцы проникнут в мой дом, Би окажется в опасности. В прошлый раз Шун пытались отравить – тогда вместо нее погиб поваренок. Неуклюжая попытка. А если следующая будет умнее? В Зимний праздник двери Ивового Леса распахнутся для самого разного люда. Вдруг убийца, чтобы уж наверняка отравить Шун, решит подсыпать яд не в одно блюдо?
Почему я до сих пор не задумывался об этом?
– Я потерял хватку, – тихо сказал я. – Я не могу защитить ее.
Риддл посмотрел на меня удивленно:
– Я говорю о том, каков из тебя отец, Фитц, а не стражник. Не сомневаюсь, что ты способен защитить жизнь Би. Но кто-то должен позаботиться о том, чтобы она вела нормальную жизнь, которую ты так стараешься сохранить. Дать твоей дочери образование и возможности, приличествующие ее положению. Научить ее манерам, научить одеваться, ввести в общество. Она – дочь леди Молли и помещика Баджерлока. Будет совершенно правильно, если она приедет ко двору и некоторое время поживет со своей сестрой.
Он был прав. Но…
– Я не могу отослать ее.
Риддл встал, расправил плечи и заговорил со всей твердостью:
– Так не расставайся с ней. Приезжайте вместе, Фитц. Возьми себе новое имя и возвращайся в Олений замок. Би суждено быть здесь, и тебе тоже. И ты сам это знаешь.
Я молча смотрел в пол. Не дождавшись моего ответа, Риддл заговорил мягче:
– Прости, Фитц. Но ты и сам знаешь, что мы правы.
Он тихо вышел, и, когда за ним закрылась дверь, я задумался о том, чего ему стоило решиться на этот разговор. Мы были знакомы так давно… Сначала Риддл был кем-то вроде шпиона Чейда и телохранителем, когда требовалось прикрыть мне спину. Постепенно он стал верным товарищем, мы через многое прошли вместе. Потом он стал ухаживать за моей дочерью. Скоро он станет отцом моей внучки или внука. Как странно… Я не раз доверял ему собственную жизнь. И теперь у меня нет выбора, мне придется доверить ему не только счастье моей дочери, но и судьбу их будущего ребенка. Я сглотнул. А Би? Ведь я оказался ей плохим отцом.
Если я позволю Неттл и Риддлу заботиться о Би, я смогу отправиться в путь, чтобы отомстить за Шута.
От этой предательской мысли меня чуть не вырвало.
Я вскочил. Не было сил думать об этом сейчас. Я старался как мог, но не хватало времени. Или не хватало меня. Стараться – это одно, а делать – совсем другое. «Ах, Молли…» – произнес я вслух и тут же прикусил язык. Я понимал, что ответ существует, но не мог его найти. Пока не мог.
Пора проведать Шута. Я подошел к окну и выглянул наружу. По моим ощущениям, близился вечер. Какой насыщенный вышел день! Кетриккен оказалась Одаренной. Она проявляет интерес к Би. Уэб хочет, чтобы я взял под свою опеку ворону. Я скоро стану дедушкой, возможно даже, дедушкой нарчески. А Риддл считает, что я плохой отец, и хочет забрать у меня мое дитя.
Когда я уже повернулся к лестнице, то ощутил мысленное присутствие Неттл – она словно потянула меня за рукав.
Риддл мне рассказал, – признался я. Изображать неведение не было смысла – она все равно уже почувствовала течение моих мыслей.
Так я и знала, что расскажет. Лучше бы он предоставил это мне, но у него свои понятия о чести. И что, ты накричал на него? Сказал, что он опозорил твою дочь и тем самым тебя самого?
Конечно нет! – Ее язвительность больно ранила меня. – Или ты забыла, что я сам бастард и на собственной шкуре знаю, что это такое, когда тебя считают свидетельством бесчестья твоего отца?
А-а! Так вот почему ты всегда делал вид, будто я не твоя дочь.
Что?! Ты все неправильно поняла!
Или она права? Неуверенность окрасила мои мысли. Да, в словах Неттл была своя горькая правда.
Я просто пытался защитить тебя, – возразил я. – Времена тогда были суровые. Если бы стало известно, что ты не просто дочь бастарда, но дочь того самого Бастарда-колдуна, что ты могла унаследовать мою «грязную магию»… Тебя могли и убить.
И ты позволил Барричу зваться моим отцом.
С ним ты была в безопасности.
Это правда, – откликнулась она безжалостным тоном. – И ты был в безопасности, позволив всем поверить, что умер. И династия Видящих была в безопасности. Никакие бастарды не путаются под ногами законных наследников. Все в безопасности. Можно подумать, безопасность важнее всего на свете.
Я воздвиг между нами крепкую преграду, чтобы она не прочитала мои мысли. Я мог только догадываться, к чему клонит Неттл, но почему-то не сомневался, что мне это не понравится.
Так вот, моя дочь будет знать, кто ее родители! И кто ее дедушки и бабушки! Я позабочусь об этом, я сделаю это ради нее. И никто никогда у нее этого не отнимет!
Неттл, я…
Но она уже отстранилась, разорвала связь, и я не смог докричаться до нее.
Для старшей дочери я тоже оказался плохим отцом. Я позволил другому человеку вырастить ее и звать себя ее папой. Я позволил, чтобы Молли и Баррич считали меня мертвым. Все эти годы я твердил себе, что делаю это ради безопасности Неттл. А она чувствовала себя брошенной.
Я задумался о своем собственном отце, хотя редко вспоминал его. Мне даже ни разу не довелось посмотреть ему в глаза. Что я чувствовал, когда он бросил меня в Оленьем замке, предоставив заботам главного конюшего? Я уставился в пустоту. Почему я сам много позже обошелся со своей старшей дочерью точно так же?
Би… Еще не поздно стать хорошим отцом хотя бы для нее. Я знаю, где она теперь, и, если воспользоваться камнями Силы, я смогу добраться туда еще до сумерек. Да, это опасно, но ведь, когда я нес Шута, опасность была куда больше. Пройдет еще много дней, прежде чем он поправится достаточно, чтобы можно было снова попробовать исцелить его Силой. А пока я пойду домой, возьму Би и вернусь с ней в Олений замок. Нет, я не передам ее заботам Неттл, и сам я не останусь здесь насовсем. Просто, пока я вынужден торчать тут, заботясь о Шуте, Би должна быть рядом. Да, так правильно. Так я и поступлю.
В комнате наверху было темно, единственный свет исходил от пламени в очаге. Возле очага сидел в кресле Шут. Я чуть не спросил, почему он не зажжет свечи, но вовремя прикусил язык.
Услышав мои шаги, он повернулся ко мне:
– Тебе письмо. Лежит на столе.
– Спасибо.
– Его принес мальчик. Боюсь, когда он вошел, я как раз задремал. Я вскрикнул. Не знаю, кто из нас испугался больше.
– Мне жаль, что так вышло, – сказал я, стараясь обуздать мысли о собственных бедах. Совершенно ни к чему делиться ими с Шутом. Помочь он ничем не сможет, только почувствует себя виноватым, что из-за него мне пришлось оставить свою дочь одну.
Я заставил себя сосредоточиться на его словах, полных тревоги.
– А теперь я боюсь заснуть снова, – говорил Шут. – Раньше я не задумывался, что здесь бывают чужие люди. Они приходят и уходят. Я понимаю, что это необходимо. Но не могу перестать думать о них. Что, если они кому-нибудь расскажут? Станет известно, что я здесь. Это место сделается небезопасным.
– Я зажгу свечи, – сказал я. На самом деле я хотел получше разглядеть его лицо: говорит он всерьез или шутит? Запалив первую свечу, я спросил: – Как ты себя чувствуешь? Лучше, чем вчера?
– Не могу сказать, Фитц. Я не могу сказать, когда было вчера, а когда – сегодняшнее утро. Когда – утро, а когда – ночь. Ты приходишь и уходишь. Я ем, испражняюсь, сплю. И я боюсь. Наверное, это значит, что мне стало лучше. Раньше я мог думать только о том, как сильно болит все тело. Теперь боль немного отступила, освободив место для страха.
